скачать книгу бесплатно
КОНВОЙНЫЙ. Ну. Сколько?
ЗЮКИНА. Три.
КОНВОЙНЫЙ. Да у тебя она что – золотая?! Одну!
ЗЮКИНА. За одну на зоне ищи. Две.
КОНВОЙНЫЙ. Когда?
ЗЮКИНА. Сговоримся…
ШКОЛЬНИКОВ. Успокойтесь, Лариса Юрьевна, все будет хорошо. Все будет очень хорошо! Это же замечательно, что вы с нами! Да принесите же, черт возьми, воды!
Зюкина выходит в гримерку, наливает в кружку воду, подает Школьникову.
ШКОЛЬНИКОВ. Пейте, Лариса Юрьевна.
КОНВОЙНЫЙ (Бондарю). Слышь, артист… а эта вот постановка, что вы разучиваете, она про чего?
БОНДАРЬ. Как тебе сказать… Молодой человек обманул девицу благородного происхождения и женился на другой…
КОНВОЙНЫЙ. Такое в жизни бывает.
БОНДАРЬ. И сказал ей, что ее ребенок умер.
КОНВОЙНЫЙ. А он не умер?
БОНДАРЬ. А он не умер.
КОНВОЙНЫЙ. Нагнул, значит? Вот сучий потрох!
БОНДАРЬ. Она стала знаменитой актрисой, через семнадцать лет приехала в родной город и узнала, что сын жив. Они встретились… Вот, собственно, и весь сюжет комедии Островского «Без вины виноватые».
КОНВОЙНЫЙ (подумав). Жалостливая история. Народ это любит.
ШКОЛЬНИКОВ. Ну, успокоились?.. Все в порядке?..
На сцене появляется ЖУК. Он в растерянности вертит перед глазами ключ, изумленно хлопает себя по бокам.
СПИВАК. Что с вами, Николай Тихонович?
ЖУК. Там… это… Костюмы стырили! А замок целый!
СПИВАК. Как – стырили?!. Все?
ЖУК. Все.
Пауза.
БОНДАРЬ (Конвойному). А это вот у нас на театре называется знаешь как?
КОНВОЙНЫЙ. Это и у нас так же называется: амбец!
БОНДАРЬ. Нет, любезный: антракт!..
Действие второе
Картина третья
Перед премьерой
Та же гримерка, но сцены не видно. Сцена и зал лагерного клуба отделены от гримерки тонкой перегородкой. Из-за нее доносятся голоса Зюкиной и Жука, на сцене идет репетиция пролога – объяснение Мурова и Отрадиной.
В глубине – забор с тройным рядом колючки, внутренняя часть лагерной вахты. Там топчется КОНВОЙНЫЙ, с винтовкой на плече, подняв воротник тулупа и постукивая нога о ногу. Со скрипом раскачивается жестяной фонарь. Порывы ветра, срывается снег. Странный, божественно-праздничный свет холодного полярного полдня.
В гримуборную входит БОНДАРЬ. В руках у него – рулон ватмана. Это афиша. На ней значится:
Третья Норильская городская олимпиада искусств 5 апреля 1945 года
Премьера
А.Н.Островский
«БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ»
Комедия
Драмколлектив 2-го лаготделения
Постановщик Спивак
Полюбовавшись афишей, Бондарь прибивает ее к заднику, пристукивая по гвоздикам донцем жестяной кружки. Врывается разъяренный СПИВАК.
СПИВАК. Что за грохот, какого черта?!. Иван Тихонович! Мы же работаем!
БОНДАРЬ. Извините: все, все. Вот – смотрите. На зонах уже повесили. Народ очень интересуется.
СПИВАК. Пятого? Ни черта не успеем! Коринкиной нет, Миловзорова нет, костюмов нет! Фроловой-то почему нет? Как я могу без Аннушки прогонять пролог? Бардак какой-то, а не театр!
БОНДАРЬ. Это не театр, Ефим Григорьевич. Это лагерь.
СПИВАК. Где Лариса Юрьевна?
БОНДАРЬ. Вертухай сказал: вышла с бригадой на ТЭЦ. Они там котлованы кайлят.
СПИВАК. Как – с бригадой?! Ее же освободили от общих! Приказом – Школьников же сказал! Бардак это, а не лагерь! Сам-то он где?
БОНДАРЬ. За ней уехал. Вертухаю навставлял: вам было приказано доставить зэка Фролову, а не узнать, где она. С час, как уехал. Насчет Коринкиной и Миловзорова он договорился. Из третьего лаготделения пригонят, у них театр уже месяца три, как распался. Вы их видели, сказали, что подойдут.
СПИВАК. С ними же нужно начинать все с начала! Когда?! (Прислушался. В сторону сцены.) В чем дело? Почему прекратили? (Исчезает.)
Репетиция возобновляется. На вахте появляются ШКОЛЬНИКОВ и ФРОЛОВА. Сдернув с плеча винтовку, Конвойный ведет Фролову в гримерку по лабиринтам клубного закулисья.
КОНВОЙНЫЙ. Додумалась, а?.. Счас тебе режиссер фитилей навставляет!.. Это надо же, сама вызвалась на котлован!.. (Вводит Фролову в гримуборную. Зычно.) Зэка, стой! Напра-во! Садись, мать твою!
Вбегает СПИВАК. За ним появляются ЗЮКИНА и ЖУК.
СПИВАК. Да что тут сегодня… (Видит Фролову.)
КОНВОЙНЫЙ. Гражданин режиссер, зэка доставлена. Она ж сама, сука…
БОНДАРЬ (резко, по-офицерски). Ат-ставить сук!
КОНВОЙНЫЙ (машинально вытягиваясь). Есть отставить! Тьфу, чтоб тебя! (Спиваку.) То есть, я хотел сказать: она сама вышла с бригадой, никто ее не волок. Сказала бы: есть приказ – всё. А мне втык. А я что? Бегать за ней? (Фроловой.) Дура ты, тетка. Хоть и артистка. На общие – сама! Смеху подобно!
СПИВАК. Это… правда?
ФРОЛОВА. Да.
ЖУК. Фуфайка новая, а уже замызгалась.
СПИВАК. Не отвлекаемся, продолжаем работать! (Зюкину и Жуку.) На сцену. (Бондарю.) Пройдите с ними кусок из третьего акта. Со слов: «Муров, имею честь представиться».
Зюкина, Жук и Бондарь уходят.
КОНВОЙНЫЙ. А мне, это… можно посмотреть?
СПИВАК. Можно.
Конвойный уходит.
Пауза.
СПИВАК. Что же ты с собой делаешь?.. Лариса!.. Зачем?!
ФРОЛОВА. Не нужно, Ефим Григорьевич. Вы сами все знаете.
СПИВАК. Но ведь было же все прекрасно! Три недели ты прекрасно работала, мне хорошо помогала, Аннушка у тебя замечательная. С чего вдруг? На котлованы – сама! Тогда уж сразу нужно было отказываться.
ФРОЛОВА. Слабая я была еще… несло меня.
СПИВАК. Говорил же: не наваливайся на еду!
ФРОЛОВА. Нет, до того еще… С кровью несло… А это – сами знаете.
СПИВАК. О Господи! Знаю. Еще чуть – и конец… Сейчас-то как?
ФРОЛОВА. Нормально сейчас… почти. Спасибо вам, подкормилась тут. Передохнула в придурках. Теперь у меня сил хватит. Если в БУР случайно не угожу… Мне ведь всего четыре месяца и двадцать шесть дней осталось. За это время война кончится. Надежда у меня появилась, Ефим Григорьевич! И мне сейчас нужно держаться от вас подальше.
СПИВАК. Не так уж ты и окрепла. За четыре месяца на земляных можно и без всякого БУРа загнуться.
ФРОЛОВА. Ничего… как-нибудь продержусь.
СПИВАК. Все равно не понимаю. Сейчас-то чего бояться? Тебя все равно узнали. И если будет запрос – найдут. Здесь ли, в бригаде – какая разница?
ФРОЛОВА. Я уже не запроса боюсь. А того, что вы затеяли. На зоне только успели афишу повесить, а все уже: шух-шух. Без вины виноватые: про нас! Даже блатные притихли. С огнем играете, Ефим Григорьевич! Так хоть меня не втягивайте, я и так до костей обгорела.
СПИВАК. Да мы-то при чем? Русская классика. Пьесу предложил Школьников – наш, можно сказать, политрук. Начальство одобрило.
ФРОЛОВА. Это вы потом будете объяснять… долго будете объяснять. И не мне.
СПИВАК. Да ни черта не будет! Ни черта! Будет пустая ремесленная поделка. Бездарная, как мочалка! Работать – с кем? А главное: сам уже, видно, всё – иссяк. Кончился. Сам – вот что главное!
ФРОЛОВА. Перед премьерой у вас всегда это было. Самоедство. В ГИТИСе ребята очень смешно вас показывали. «Бездарь! Боже! Какая бездарь!» И лбом о портал – бум, бум, бум!
СПИВАК. Да? Вот сукины дети.
ФРОЛОВА. Закройте работу, Ефим Григорьевич. Пока не поздно. Лучше момента не будет: артисты не все, костюмы исчезли.
СПИВАК. Нет. (Помолчав.) Я слабый, раздавленный человек. От меня отреклись жена и дочь… и правильно сделали, хоть остались на воле… Я подписал всю чудовищную галиматью, которую нагородил следователь… и лишь на то уповаю, что не принес большой беды людям, на кого у меня требовали показаний… Они и так были обречены.
ФРОЛОВА. На Сундукова… тоже?
СПИВАК. Да… его уже тогда обложили… Но я еще – немножечко человек. И пока я еще хоть немножечко человек, я буду делать то, что обязан делать человек. Помочь, если есть возможность помочь. И сказать свое «фэ», если есть хоть какая-то возможность сказать это в лицо палачам.
ФРОЛОВА. Но хоть пьесу, пьесу смените!
СПИВАК. Да как смеешь ты, моя ученица, как смеешь ты думать, что любой пьесой, даже самой ничтожной, я не смогу сказать то, что хочу! Даже последней мерзопакостью Симонова или Софронова…
ФРОЛОВА. Тихо! Ефим Григорьевич! Дунут же! Симонова! Он все-таки «Жди меня» написал!
СПИВАК. После «Жди меня» ему следовало умереть!.. Даже самую холуйскую мерзопакость я смогу поставить так, что вся эта мразь, считающая себя хозяевами жизни, будет три дня икать – и не знать, от чего! При этом – ни слова не меняя, ни запятой! Потому что я – режиссер! И за мной – Театр! А за ними – лишь жалкая «вохра»!
ФРОЛОВА. Жалкая «вохра». Жалкие танки. Жалкое НКВД. Миллионы вертухаев и стукачей – добровольных, сознательных!
СПИВАК. Да! Да! И все равно их могущество – химера! Все равно – болотный пузырь! И рано или поздно он лопнет! Обязательно лопнет! И зальет весь мир смрадом и трупной гнилью! И я этому помогу. Я! Хоть йотой, згой – чем смогу. Чего бы мне это ни стоило!
Пауза.
ФРОЛОВА. А ведь вы не выйдете отсюда. Никогда.
Пауза.
СПИВАК. Я знаю.
ФРОЛОВА. Милый вы мой… чудный… прекрасный вы мой человек!.. Спасибо вам – за все. Вы сделали для меня больше, чем отец. Когда-то вы открыли во мне актрису. А теперь спасли жизнь… А сейчас… вы отпустите меня. У нас разные дороги. Я не могу рисковать.
СПИВАК. Конечно, отпущу… А жаль. Ну вот, у меня теперь и Аннушки нет.
