Я пролил твой мохито в школьном туалете

скачать книгу бесплатно

Я пролил твой мохито в школьном туалете
Алексей Летуновский

Сборник коротких рассказов 2012-2014 годов. Сборник о мире в воображении юноши, который назвал себя гением. Содержит нецензурную брань.

Алексей Летуновский

Я пролил твой мохито в школьном туалете

У озера

А в сгоревшей квартире они не решились оставаться до утра и через темный переулок в промозглой атмосфере они выбежали на трамвайные пути.

– Вон, трамвай, – крикнул парень в черных волосах с хохолком, полосатыми штанами и в мятой изумрудно-серой толстовке.

Подождав, пока ржавый в темноте трамвай начнет проезжать мимо, парень схватил за рукав девушку в рубиновой полосатой курточке, рваных джинсах и перемазанной беспорядком прической, ускорился и схватился за пухлый железный зад трамвая, подтянув к себе девушку.

– Держись.

Мимо стали пролетать темные сопливые заборы. – Поехали к озеру! – предложила девушка, пытаясь расслабиться от волнения и проверяя, надежно ли она зацепилась.

Парень кивнул и через заднее запотевшее окно посмотрел в салон трамвая. В нем сидели обыватели. Они курили гнилые папиросы и плакали так, что из множественных щелей трамвая только капали девственные ручейки.

Парень захохотал и откинулся назад, закрыв глаза. Так он стал похож на виляющий хвост ржавой машины. Пару капель слез обывателей попали на кеды девушки и прожгли их насквозь. Она зашипела от слабой боли.

Озеро было огорожено забором, впрочем, как и все вообще здесь. Они стали перелезать и забор проломился под.

Парень выругался, а девушка засмеялась. Он отряхнул ее, взял за рукав и потащил через грязные канавы слизи к берегу. На озере плавала темно-белая пленка свежего льда.

Девушка окинула взглядом пояс озера из множества желтых точек, окруженных светло-голубым ореолом – это горели души обывателей в квартирах.

–Ты видишь звезды? Их так много, – сказала она, посмотрев на дырявое черное полотно неба.

– Я вижу только мутные белые точки.

– Сейчас. Девушка отломила маленький кусочек льда, разделила его на две половинки, протерла песком и поцеловала на прощанье. – Держи. Он надел две пластинки льда на глаза и все вокруг стало четче. – Теперь видишь? – спросила девушка.

–Теперь я вижу простые белые точки.

Она улыбнулась и, расправив руки птицей, глубоко потянулась в пространство вокруг. – Чую запах булок, – заворчал парень. – Там будка стоит, что ли. – Сейчас бы съесть одну!

Парень взял ее за рукав и потащил к будке. В ней сидел толстый угрюмый пекарь и, подложив руку к щеке, мечтал. Щелкнула печка и пекарь взял оттуда свежую булку. Он вдохнул ее пресное тело и начал есть. А затем достал из штанов тесто и на черном подносе смастерил фигуру булки. Сунул ее в печь и стал мечтать.

Они прижались к боковой стенке серой будки, парень провел указательным пальцем по ее губам так, что она не смогла выдавить и слова. Он вытащил из штанов пистолет и, как только печка щелкнула вновь, он предстал перед пекарем с пистолетом. Пекарь держал в руках готовую булку и скучно смотрел на парня. Парень протянул исцарапанную руку и взглядом приказал пекарю. Тот не повиновался, лишь с укором глядел на парня. Тогда парень схватил булку и ринулся бежать. Пекарь остался на месте. Он достал из штанов тесто и продолжил мечтать.

Лед в глазах растаял, и вокруг вновь стало мутно. В лысом залесье они нашли дерево, растущее вдоль земли и, вслушавшись в вакуумную тишину, выдохнули. Девушка съела булку и прилегла на его плечо. Он услышал через миг девушки сопенье, достал пистолет и стал тихо, пытаясь не разбудить ее нутро, стрелять по луне.

Луна поначалу сворачивалась в разные фигуры, а, запыхавшись, и лопнула. Ее огромные осколки ринулись в озеро. Они упали в озеро, и вся озера вода ринулась вверх из озера. Ее вмиг засосали редкие облака.

Парень улыбнулся: завтра будет дождь.

Настроения неба

Знаю я такие коридоры. Только вот эти коридоры не в зданиях, да и не служат коридорами-то, в общем и целом. Эти коридоры вполне можно называть тропинками, или – забористо и пафосно – дорогами. Вот такая дорога пролегала километра на два вглубь в лесную хвойную чащу под проясняющимся небом. Знаю я такое небо. С одного взмаха взглядом кажется, будто бы это небо затянуто серой простыней и потихоньку да помаленьку напоминает о том, что уже ничего не будет как прежде, а то, что происходит сейчас, затянется и втянется в зыбучие пески-снега января, которые потом растают и станут просто песками, а потом чрез них трава вырастет, но все равно они затянут, и об этом напоминает небо с первого взгляда. Но я люблю всматриваться в небо подолгу и поэтому я вижу прояснения. Еле заметные черточки, трещины, щелки и норки, сквозь которые виднеется синева субботнего дня. И очевидно то, что серая пелена еще может сорваться, порваться, скататься скотчем в нерасправляемый рваный ком, который можно кинуть в урну для таких же серых небесных комков из полотен. Я знаю такие урны. По ночам у них светятся таблички, таблички с указанием того, что творится внутри таких урн. А именно там, в этих безнадежно желтых урнах томятся адом серые небесные полотна. Я задерживаю взгляд на урне буквально секундой, а затем устремляюсь взглядом в двухкилометровую даль лесного коридора. Я совсем-совсем не вижу конца и края этого хвойного чудовища. В этом коридоре нет абсолютно никаких срезов, развилок и поворотов. Чистая, прямая заснеженная дорога. Снег плотно прилегает к земле и не проваливается под ногами, а даль – даль скрыта под снежным туманом. То и дело я поглядываю на небо, засекая время на треск свежих щелей и разбуравливанье опытных. Руки ладонями сжимаются в кулаки, а коридора практически не видно, лишь где-то шумит лыжник, орудуя лыжами, да слышатся далекие голоса собак. Я знаю таких собак. Голодные, мерзкие твари с облезлой кожей. Мерзость и страх несут они, тем более в пелене из снега эта вся атмосфера чувствуется мурашками и обильным потом.

И тогда я натыкаюсь на кроткую железную дверку в двухэтажном здании, с крылечком и табличкой «здравпункт». А у дверки дышит собака, почесывая снежной завесой свой длинный облезлый язык. Чувствуется угрюмое рычание вглуби тумана, а лыжник все орудует лыжами, и я уже совсем-совсем не обращаю внимания на небо. Какое оно там? Было ли в думах по мне? Скорей всего, небу просто напросто похуй.

Я совершаю попытку открыть дверь здравпункта и собака с порога кидается на меня, вцепляется в пах и разрывает все к чертовой матери, а из тумана прибегает на зов клыков вся свора и все эти мерзкие облезлые твари вцепляются во все, что можно ухватить заостренными клыками, на которых остались ошметки их завтрака.

Лыжник подбегает, снимает лыжу с левой ноги и пытается отстреливать лыжей собак, одной за другой, но из снежных тюлей выпрыгивают скалоглазые бурые медведи весом под три-четыре тонны и давят лыжника, превращая его лыжи и шапку в его в крошечный след на огромном поле лесной мохнатой чащи.

Я смотрю в небо и понимаю, что не угадал его сегодняшнего настроения.

Фотограф

Однажды утром Фотограф проснулся, и стал смотреть на пустую стену в некрасивых обоях. Он вдруг заскучал с утра и от утренней скуки включил радиостанцию, по которой крутили только одну мелодию – скрип качающихся качелей. Фотограф посмотрел в окно – из окна виднелось недостроенное двухэтажное кирпичное здание, по крыше которого ходили мужики в тулупах. Туда-сюда. Как качели под скрип ходили мужики.

Фотограф совсем расстроился скуке и, почесав свои толстые ляжки, наспех оделся в серую кофту. Забыв помыться и расчесаться, Фотограф с сажей на щеках и лохматый пошел гулять под серым осенним небом.

Когда он шел навстречу чужим взглядам, он опускал голову и считал трещины на свежем асфальте. А когда прошел пару остановок вглубь нового микрорайона, решил купить сигарет. Стоял у одной Роспечати и минут восемьдесят выбирал, какие ему сигареты купить. Выбрал. Пошел ко второй Роспечати, так как впервой его лицо уже запомнила мнимая продавщица. А она, ну, мало ли, подумает что. Купил сигарет и пошел к третьей Роспечати, где взял зажигалку за втридорога, хотя в двух первых Роспечатях зажигалка стоила подешевле.

Таким образом, Фотограф ушел в новый микрорайон еще глубже, и оказался на пустой улице, обрамленной с одной стороны серым железным забором со шляпой, а с другой пустым шоссе, на котором из-под свежего асфальта выбивались сухие сорняки. Оглянувшись и убедившись в том, что никого на пустой улице нет, Фотограф достал пачку сигарет, наспех ее распечатал и сунул сигарету со вкусом свежей газеты себе в зубы. Зажигалкой начал чиркать, еще раз оглянувшись, второпях, но из-за поднявшегося ветра ничего у него не получалось. А еще он заметил, как из многоэтажки выходит женский человек с прической. Испугавшись, Фотограф бросил сигарету и поспешил в ближайший двор, надеясь, что не будет ветра там.

Во дворе Фотограф сел на лавочку, закрылся от ветра и таки зажег еще одну сигарету. Постарался выкурить, но каждый раз невыносимо кашлял. Поэтому выкинул, оглядываясь на двери подъездов и окна дома. Потом он залез рукой в незатянутую рану на боку и достал оттуда свой фотоаппарат. Осторожно, чтобы никто не видел, Фотограф щелкнул фотоаппаратом фотографию и поспешно убежал со двора.

На обратном пути Фотограф купил в магазине халвы. А, придя домой, два часа давился этой сладкой мерзостью. Попытался еще раз закурить, но не получилось, и в итоге выкинул сигареты в окно. На запах которых, кстати, тут же прибежали мужики в тулупах. И всю ночь своими зелеными песнями не давали Фотографу спать.

Утром Фотограф проснулся от храпа мужиков в тулупах за окном. Его замутило и, сбивая толстыми боками будильники с тумбочек, он понесся к унитазу, где его стошнило вчерашней фотографией. Эту фотографию Фотограф повесил на стену. Включил свою любимую радиостанцию с мелодией скрипучей качели, и стал смотреть на фотографию на стене в некрасивых обоях. Фотограф вздохнул и всплакнул: еще никогда в своей жизни он не видел качающихся качелей.

Директор

Солнце разрезало полосами света затемненный кабинет директора продуктового магазина. Одна такая полоса оказалась на уровне глаз сидящего директора, он сморщился, отчего стал похож на буддистскую фигурку, и попытался закрыться рамкой с фотографией своей мамы. Вдруг в кабинет постучались, и после неловкого кашля директора дверь открылась, и тень от двери закрыла полоску света на уровне глаз директора. Тогда он смог увидеть горбатого человека в плаще с поднятым до ушей воротником стоящего в дверях, и как только человек собрался дверь закрыть за собой, директор попросил дверь оставить открытой. В ходе разговора, человек предложил директору продуктового магазина взятку за то, чтобы магазин перестал обслуживать пенсионеров. Директор подумал, но взятку взял на всякий случай затем, чтобы во время дум человек не передумал, а человек сообщил, что при недельном отсутствии пенсионеров в магазине он добавит еще денег сверху. На следующее утро директор стоял у дверей магазина и пытался что есть мочи не пускать жаждущих пенсионеров внутрь, но пенсионеры проскальзывали через невиданные черные входы, а директор их ловил и выгонял, ставя в смех подчиненных продавцов и этим смущаясь и поправляя пиджак, но догоняя одну из проскользнувших пенсионерок. Этой пенсионеркой оказалась мама директора, он схватил ее за плечо, а она обернулась и обрадовалась сыну, а он покраснел и ринулся в свой кабинет, залез под стол и застучал зубами, а затем выпрыгнул в окно, выпрыгнув из-под стола. Второй этаж, полет недолгий, и директор оказался в стекле и царапинах лежа у ног ранее рассерженных и уже смеющихся пенсионеров. Директор закричал от страха и смущения и пожелал пенсионерам входить. А взяточные деньги вынул из кармана брюк и отдал подошедшей маме, попросив сквозь сожалеющие слезы о яблочном пироге на ужин.

Дебил

Проснулся. Так запах неубранного лотка кошки будит. Пнул подальше лоток, размазалось содержимое по всей одинокой однокомнатной квартире. Обои ободрал, поточил кулаки на них. Форточку открыл да старался подышать чем-то свежим. Раннее утро. Обычное раннее утро.

Оделся. Спустил себя с лестницы неосторожностью. Обматерил себя после. Вышел во двор, стал выбирать машину. Ржавые жигули соседа сверху, среднедостаточный форд молодоженов, кои женились по залету ветреной невесты. Нет. В куче содранных белых разбросанных объявлений в кирпичном углу из зеленых деревьев. Дождь еще идет. В куче содранных белых разбросанных объявлений в кирпичном углу из зеленых деревьев -старая коричневая волга. Здорово. Стал разбивать окно локтем, локоть стал болеть. Разбил камнем. Чья это машина? Проводки, как в фильмах во всех. Улица пустая. Воскресенье.