скачать книгу бесплатно
– И кому они все дружно понесут награбленное? – спросил ответно Саул, изображая недоумение.
– Тебе, бескорыстному.
– Боюсь, – понижая голос, явно чтоб ушастый Ганикс не зафиксировал где-то в записях, – моих денег может не хватить на приобретение того дерьма, что натаскают.
– Ты без советов знаешь, где взять. Даже без процентов, но потом покажешь, вдруг мне что понравится. Я скажу кому надо.
– Благодарю, мой господин. Безмерно благодарен.
Если он может с первых моих заводов иметь постоянные пять процентов, почему мне не поучаствовать в замечательном бизнесе. Солдаты всегда и во все времена отдают по дешевке трофеи. За выпивку, девок и даже еду. Он с самого начала под моим покровительством работает поставщиком и скупщиком. Причем никакой гнили по определению и завышения цен, когда дело касается снабжения легионов. А половина прибыли уходит Олимпиаде, на ее нужды. Так что могу на короткий срок поделиться из казны. Все равно не было еще случая, чтоб меньше чем троекратно нажился на таких трофеях. А в ближайшие дни чужого добра будет много.
– Без доклада никого не пускать, – говорю охране и захожу в виллу.
Здесь явно побывали в немалом количестве не особо ценящие красоту, поскольку некоторые ниши, где обычно стоят статуи или маски умерших предков, пустовали, но после этого прибрали. Какой смысл ставить так близко от городских стен загородный дом, не вполне ясно, да и не особо волнует. Точно не для надзора за работниками, пашущими землю. Здесь даже нормальной давильни для винограда или оливок нет. Какие-то общие признаки мавретанских горских домов с римским стандартом можно было уловить без особого труда. Но это, скорее всего, просто условия диктуют и климат.
Атрий, центральная часть виллы, прежде был двором, где готовилась еда. Потом над ним сделали крышу, оставив отверстие для света. Здесь объем помещения настолько велик, что пришлось поставить колонны, чтоб держать балки и черепицу. Зато внизу полно места. Именно тут солидный человек и принимает гостей с посетителями, для чего стоят пуфики, на которых возлежат, и столик. Стены украшены фресками с картинками из сельской жизни, под ногами орнаменты из мозаики. Ну как-то так я согласен жить, поскольку строилось с учетом климата и жары. Все продувается, в центре фонтанчик, окруженный зеленью.
Снаружи знакомо бухнуло. Потом еще раз, и пошло грохотать почти без перерыва. Не только мортиры, но и гаубицы. Кажется, драп начался даже раньше ожидаемого. Надеюсь, всех утопят. А вот потом придется пристроить парочку фортов, напичканных серьезными орудиями, чтоб не допустить в будущем повторения, но уже по моим потомкам.
Без особой охоты извлек из тубуса очередную пачку бумаг и углубился в изучение. Наверное, большинство считает, что царем быть замечательно. Водишь войска в походы. С утра до вечера весело проводишь время в окружении красавиц и лишь изредка отрываешься от охоты, подписывая надоедливые бумаги. На то и бюрократия, чтоб все двигалось в правильном направлении. Если бы! Если чиновник толковый – значит, непременно тайно ворует, глупый – тащит открыто. Честных абсолютно не встречал, а чтоб не крал и при этом соображал в порученном деле, и вовсе не припомню. Остается опираться на близких людей, которым вроде незачем тырить. Жена смотрит за заводами, Тодор за западной частью Мавретана. Еще дядьке Клыку могу доверять. Он у меня по части артиллерии, но годы идут, и он не так бодр. Агат еще. Собственно, на этом список людей, которые сделают как мне надо, а не в личных интересах, по-настоящему исчерпывается. Желтое Крыло и вовсе помер не так давно, а Писарь у Марии теперь. За всеми остальными нужен глаз да глаз. А уж доносов пишут! И ведь приходится разбираться, истину сообщил или подсидеть хотел начальника аль старого недруга.
Ну вот, пожалуйста. Обычное вроде б сообщение, а теперь придется послать кого-то с инспекцией. Сотник Аврелий, что крайне неприятно – из самых первых «чистых», убился по пьяни и собственной дурости, сверзившись с лошади. Абсолютно точно не по злому умыслу, иначе б не писали такие вещи. Дело в том, что в его багаже оказалось свыше трех тысяч золотых монет. Неоткуда ему иметь такую сумму, и хуже всего – не нашей чеканки, а иберийской. То ли за шпионаж заплатили, то ли взятки брал, а последняя должность его – наместник в городе на побережье, то ли ограбил кого. Что хуже?
Гиену послать, записываю. В отличие от большинства карателей, принявших Единого и в большинстве своем получивших высокие должности, остался упертым язычником. И плевать. Зато по части следствия специалист и охотно берется за такие вещи при должной оплате. Пусть всех закошмарит, как он обожает, но докопается, откуда деньги. Кстати, пора заводить нормальную полицию. Слишком много народа нынче стало, и мне нужны порученцы с умением находить преступников.
Филарет, сын Грома Небесного, нынче сотник и правоверный, а еще два года назад заложник из рода Топорища, сунулся в атрий.
– Агат вернулся.
– Зови. И еды пусть принесут.
Агат вошел, стуча сапогами, и без надлежащего приветствия плюхнулся на кушетку напротив. Подождал, пока оставят блюда на столе и уйдут, и только затем открыл рот.
– Никто не сможет ответить на вопрос, – сказал он глухо. – Мне не пришлось ничего делать. Дом стоял вплотную к стене, и всех завалило.
После такого там живых остаться не могло.
А если б случилось, можно не сомневаться, Агат лично бы перерезал глотки выжившим. Достаточно часто ему намекать не требуется. Сам все понимает и не колеблется. Это ведь его люди, завербованные много лет назад, когда еще не шла речь о захвате, просто сообщали интересные новости. Но за золото они были готовы и на серьезные дела.
– Надеюсь, это так. Но все равно объяви, на случай, если кто уцелел, что ждем.
– Мы никогда не выясним, что случилось. – Тон был вопросительный.
Если все тамошние погибли, то на свете есть всего двое, знающие, что подкоп готовился давно. И взрывчатку завезли не вчера. Возчики были не в курсе, что за груз, а рыли члены одной семьи. Такими вещами с посторонними не делятся.
– Я приказ не отдавал. Это должно было произойти завтра, – честно сознаюсь. – Когда легионы отдохнули б после марша и пушки были бы установлены.
– Мы имеем свободу воли и готовим мину, – сказал Агат задумчиво. – Но когда взорвать, решает Он.
Прекрасное объяснение. Уж лучше, чем внезапно уроненный нашим шпионом ящик с динамитом как раз под конец молитвы.
– Случилось чудо, – наливая в кружку вино и кивая ему, подвожу итог навсегда, – пусть им и останется.
Глава 2
Планы на будущее
На звук шагов мы обернулись одновременно. Ко мне кто попало без доклада и просто так мимо охраны не приходит. А сейчас и вовсе мало найдется желающих, все мародерствуют. И сразу автоматически вскочили, одновременно поклонившись.
– Пойду, – пробормотал Агат, когда Мария отмахнулась от знаков почтения. – Делом займусь.
Я как-то не понял каким, но удерживать не стал. Дождался, пока Мария сядет, и тоже опустился напротив. Из кармана ее платья моментально выскочил Пицли и требовательно заверещал. Пришлось дать ему кусочек мяса. Он без особого интереса принялся грызть, на голодного отнюдь не смахивает. Зачем тогда просил? А чтоб показать, насколько важен. Попробуй особо не отметить, примется мешать. И ведь не вредная в принципе скотинка, но хочет быть в центре внимания. Мне не жалко почесать.
– Выпивали, – сказала она, глянув на кружки. – Тебе тоже неприятно? – И ткнула пальцем в сторону стены. – Ты ведь знаешь, что сейчас творится в Заритосе.
– Это было неизбежно, – говорю без малейших колебаний. – Они отказались сдаться и убили герольда. Нужен пример для остальных, чтоб и думать о сопротивлении не посмели.
– А наоборот не выйдет?
– Я не Пророк и будущее не предсказываю.
– Зато я Пророчица! – сказала Мария с болью.
Пицли перестал пощипывать угощение и подбежал к ней, ткнувшись головкой в ногу. Все ж нельзя не увидеть, как реагирует на настроение. Она машинально погладила зверька.
– Я несу слово Божье и говорю про любовь. А сегодня это было не его веление. Мое. Я разрешила.
– Он дал знак.
И отныне это не подлежит сомнению. Пусть ее душа останется чистой. За ложь расплачиваться мне на том свете. И я заплачу за сказанное, но не пожалею даже там.
– Но этого ли Он хотел? – спросила Мария с болью.
Пицли уже сидел на плече и терся о ее щеку. Эмоции Спутники ловят моментально. Расстроена не показушно.
– Не знаю. И никто не знает. На то нам и дана свобода воли и действий. Мы сами решаем и выбираем. Я их не толкал стрелять в посла. И скажу со всей ответственностью, за все нужно платить. За кровь в особенности. Раз стрелявших не остановили, а там присутствовало руководство города, то отвечают все.
Глотнул из кружки чуток, только чтоб смочить глотку.
– Если собаку то бить, то гладить, она не поймет, чего от нее ждут, и может покусать без всякой причины. Зато если твой враг твердо знает, что обещания выполняются всегда, ему не требуется лишний раз объяснять последствия. Сдающиеся без боя получают одни условия. Сопротивляющиеся иные. Нужно поступать одинаково, согласно однажды сказанному. Это и есть справедливость. У нас на очереди Картаго[9 - Карфаген от Carthago (лат.).], и может быть, они станут покладистей, узнав, как погиб этот город.
Картаго построили еще румляне возле развалин старого пунического Картадашта, фактически назвав прежним, но исковерканным латынью названием. Он еще тогда стал центром области, уж больно место удачное, а сейчас крупнейший в Пятидесятиградье. А это подразумевает и военную силу.
– Не мучай себя, что сделано, то сделано. Надеюсь, вторично не потребуется. Ну-ка, – наполняя кружку вином, протягиваю, – старый метод. Поверь мне, чтоб вышибить тоску, нужно хорошо надраться.
И переспать с девчонкой ласковой, но это несколько неуместно излагать в нашей ситуации.
– Лучше б, конечно, бренди, чтоб быстрее по мозгам жахнуло, но и так сойдет. Вино хорошее и к баранине прекрасно подходит. Посидим, поговорим. Когда мы так, с глазу на глаз, в последний раз беседовали?
Мария смотрела секунду, потом лихо опрокинула в рот содержимое кружки. В ее откровениях содержалась достаточно скользкая формулировка про осуждение употребления для пустого удовольствия любых веществ, вызывающих привыкание. Лишь на День Мертвых[10 - Праздник поминовения умерших.], раз в году и не доходя до скотского состояния, позволительно. И то, совершивший преступление в таком виде получает двойное наказание.
Табак у нас и так особо распространения не получил, однако были любители подымить. Но хотя конкретный список озвучен не был, подразумевались наркотики любого вида, о чем имелась соответствующая цитата. Для медицины – да, чисто для удовольствия – нет. Вино с бренди под осуждение не попали, пусть и напиться можно до отвратительного состояния. И правильно, как по мне. Средиземноморье слишком привыкло к виноградной лозе и производимому из него напитку. Его употребляли все зачастую вместо воды.
– Давно. Я скучаю по тем временам, – призналась застенчиво.
– Я тоже.
Мы снова выпили, чокнувшись, чтоб плеснуло через край в сосуд собутыльника, и улыбнулись друг другу. По местным понятиям высший знак доверия.
– К тому же не приходилось думать о государственных проблемах. И кто там меня ненавидит и желает подгадить. Раньше были одни родичи Корня, да и то больше для вида. Напасть боялись. А теперь их сотни, и все норовят обмануть, а то чего и похуже.
– О, как я тебя понимаю.
Она, ничуть не чинясь, с ходу принялась накладывать специальным черпачком из горшочка в глубокую тарелку бульон вместе с неким местным аналогом пельменей, в котором он и варился. Ложка, как и у всех, у нее своя и всегда с собой. Только не деревянная, а серебряная. Может себе позволить. Полагаю, она была б самая богатая в Северной Африке за счет постоянно выделяемой доли трофеев, если б не тратила без раздумий на помощь нуждающимся и отсылку кучи денег вестникам-магидам по всей стране. Проповедники, несущие слово божье, не должны нищенствовать, по ее убеждению. А если сумели зацепиться в новых местах, то на содержание молитвенного дома требуется немало. Не уверен, что помнит обо всех тратах. Давно уже есть личный секретарь, эконом – заведующий земельными владениями и поступлениями с них, казначей, отвечающий за расходы и доходы. К счастью, все они из самых первых Чистых, а за казну отвечает бесконечно честный до щепетильности Приблуда, нынче Матафей. Он способен и меня достать требованиями и непременными бумажками. Зато к рукам ничего не прилипает. И это важнее всего прочего. Фактически он свое прежнее состояние растратил на службе, и пришлось пару лет назад Марии намекать, чтоб ему жалованье приличное начали платить, а то б со счастливой рожей из-за благородного поведения загнал в нищету собственную семью.
– Могущество и слава растут, а реальная власть куда-то девается. Люди из самых лучших побуждений прячут нечто важное, да и невозможно справиться со всем. Приходится поручать то или иное верным и знающим, а они сами принимают решения. Иногда задним числом уже и не отменить. Хуже будет. Вкусно, – сказала попробовав.
Никаких запретов на питание она так и не провозгласила, хотя постные дни существовали каждую неделю. Каждый четвертый и шестой день. Мяса не ели, поскольку продавалось оно в эти дни идоложертвенное. Падаль запрещалась в принципе. При этом сознательно оговаривалось, что одно воздержание не полезно для спасения души из-за гордыни. Еще и молитвы в немалом количестве в постный день в полдень помимо дополнительных утром и вечером. Зато седьмой день считался выходным и совпадал с таковым у иудеев и павликиан. Воскресенья-то не было! Павел умер, казненный. Точнее, четвертованный во искупление человеческих грехов. До сих пор спорят, он сознательно сдался или нет и где сейчас.
– У меня есть профессиональный повар из бывших рабов, способный приготовить мясо, чтоб его приняли за рыбу, или в одном куске одна половина будет соленой, а другая сладкой. Некоторые аристократы положительно ненормальные. Не знают уже, чего придумать из тщеславия для посрамления соседей. У меня он такими изысками не балуется.
Если честно, давно достала вечная баранина и даже верблюжатина. Когда есть возможность, выбираю рыбу с парочкой кружек вина. На общем фоне почти трезвенник, предпочитающий квас.
– Некогда ему ерундой маяться. На всю сотню охраны готовит.
– В смысле, это из общего котла?
– Ну не каждый день так едим, в походе некогда, но – да. Отдельно не готовят.
– Как, оказывается, прекрасно живут мои воины, – сказала она с отчетливой иронией, доедая. – Даже с перцем.
– Не надо все ж забывать, моя сотня – это кузница будущих центурионов и викариев[11 - От vicarium – наместник, заместитель (лат.).]. Почти все дети Чистых плюс немного родовитых союзников. Через годик-два видно, можно дать повышение в войска или назначить на серьезную должность. А простые легионеры нормально жрут, если командиры не идиоты. В моих отрядах голодных не бывает. Боец с пустым желудком – плохой. И это не мое убеждение, а факт.
– Между прочим, глиняные горшки и тарелки случайно не намек на аскетизм? А то мне стыдно. Кушаю на серебре и серебряной ложкой.
– Зато тебя нельзя подкупить.
– Говорят, и тебя. – Мария посмотрела прищурившись.
Пицли на ее коленях даже и не подумал открыть глаза, продолжая блаженно щуриться под гладящей рукой.
– Не ври, – хмыкаю, – наверняка жалуются.
– А есть на что?
– Ты в курсе, что твой Спутник слишком явно реагирует на эмоции? Вот сейчас могу с уверенностью сказать, обвиняющий тон исключительно внешний. Ничуть не сердишься и не подозреваешь. А я ведь не один такой. Кто постоянно с тобой общается, может прекрасно знать.
– Он только у тебя еду берет, – сказала Мария со вздохом.
Ели они оба с изрядным аппетитом. Как Публий умудрялся из привычной баранины с картофелем, который не так давно считали годным разве что на корм скоту, приготовить по-настоящему вкусное блюдо, мне не понять. Мое кулинарное искусство так и не ушло дальше поджаренного куска мяса на костре или варки каши. Слава богу, существует жена, воспитанник или настоящий кухарь.
– И никогда не попадается на глаза во время докладов. Причем не учила и не просила. Сам так с самого начала делает. Но просителям это не помогает. Люди пахнут по-разному, но когда волнуются, боятся или врут, я всегда знаю, даже если Пицли находится в другом конце комнаты.
Что-то такое я давно подозревал. Но спрашивать бесполезно. Агат, Синий, Бирюк, Сова, еще парочка хорошо знакомых карателей не ответили, еще и посмотрели нехорошо. Нечего лезть в тайны, пусть давно уже не в почтарях числятся, на моей службе, а Синий без Спутника много лет. Казалось бы, чего скрытничать теперь.
– И нет, я взяток не беру. Подарки не в счет.
– А в чем разница? – заинтересованно спросила Мария.
– Элементарная. Подарок выражает уважение, и отказаться от него – нанести обиду. Причем всегда следует ответный, иногда дороже. А взятка берется за определенные действия в пользу просителя. И нет, я не бескорыстный. Против денег ничего не имею. Особенно больших.
И заводы мои нынче продукцию стабильно поставляют в армию, получая неплохой навар. Причем уже не в двух местах работают, а во многих. Гораздо удобнее перегонкой той же нефти на месте заниматься и везти уже керосин, например. Просто раньше пришлось бы договариваться с тамошними родами и племенами, а теперь это просто мое личное. И пусть кто вякнет.
– Но деньги не главное, хотя важны. Гораздо серьезнее, что могу оставить о себе память. Не знаю, видишь ты или нет, но мы строим государство для всех, а не обычное, когда верхушка держится за счет силы захватчиков. При этом отнюдь не страну, где все могут быть счастливы и довольны. Всегда будут бедные и богатые. Кто-то от рождения умен, а другой глуп, кому-то везет, а иному Бог не послал детей, или он просто лентяй и пьяница. Не только семьи, но и целые роды поднимаются и падают.
Мы в очередной раз выпили.
– Но можно сделать так, чтоб люди не продавали детей, спасая от голода. Чтобы у каждого на обед каждый день была хотя б курица и яичница не по большим праздникам.
Маленькая скотина, нажравшись, вообще легла вверх брюхом, позволяя себя чесать, и счастливо запищала, когда послушно погладил в нужных местах и принялся скрести пальцами животик.
– Можно ли добиться? Богатый всегда отнимет у бедного.
– Твое духовное дело – внушить необходимость помогать несчастным. Мое – обеспечить это по закону.
– Но ты ж делаешь прямо противоположное! Отнимаешь доход у успешных, да и у государства!
– Нет. Я снизил налоги не для того, чтоб кого-то ограбить. Я создаю общество, заинтересованное в нашей власти. Люди получили важнейший стимул увеличивать, насколько это возможно, количество продаваемой продукции. Таможни снимаю между городами, побережьем и горами подчистую. Увидишь, неминуем рост торговли. На руках у простых крестьян появятся деньги. Оборот станет в два раза больше. А с каждой сделки мы получаем свой процент.
«Мы» здесь отнюдь не оговорка. Десятина на нужды веры стабильно идет, а кроме того с каждой военной добычи доля.
– Чем больше оборот, тем выше доход империи.
– Земли все равно начнут рано или поздно перераспределять, – указала Мария четко в цель. – Ты сам сказал, люди разные. Работящие и умелые получат больший урожай. А кто-то обязательно разорится. В итоге через поколение опять будут большие плантации и маленькие участки арендаторов.
– Да, так и будет. И многие забудут прежние размеры налогов и станут ныть, как им плохо. Поэтому так важно принять общие законы.
– Ты ломаешь древнюю традицию.
И вполне сознательно, превращая граждан в подданных. Людей традиционно объединяли не по национальности, а религии. Если в древности в каждом городе существовали местные боги и любые приезжие становились неполноценными жителями, то со временем они все получили гражданство, однако практически всегда существовало несколько отдельных религиозных общин. Глава ее отвечал за законопослушность своих людей. Фактически у них были свои отдельные интересы, и иногда договориться об общих действиях крайне проблематично. А внутри все связаны круговой порукой. Это удобно, когда нужно собирать налоги, и жутко вредно, если часть общины посчитает себя ущемленной. Ведь каждая имела свои правила и привилегии с льготами и цепко смотрела за их выполнением, пусть вопреки городскому доходу.
Даже Пятидесятиградье, состоящее в союзе, не признавало над собой некой верховной власти, сохраняя местные законы и правила. Они жили отдельной жизнью и за столетия так и не слились в некую общую нацию, несмотря на общий язык и даже религию. Зачем, если ничего не связывало помимо корыстного интереса защиты кораблей и купцов?
Мне требовалось сломать мешающие правила раз и навсегда. Если хочешь удержать власть, постарайся не при помощи одного меча. Такая обречена. История страны пишется трудом обычных людей. Потому в основу положен принцип: все подданные, независимо от происхождения, имеют равные права и обязанности – вот главная идея. И с этой целью собрал специалистов: два по римскому праву, парочка местных мавретанских знатоков обычаев, две жрицы, трое авторитетных кочевников из разных племен и даже юриста, специализирующегося на законах зверолюдей. На удивление, они не погрязли в спорах, а в течение шести месяцев выдали итоговый труд – Судебный кодекс, включающий в себя гражданский, торговый и уголовный, обязательные для всех. Кое-что прямо скопировали, как многие положения всем известного родосского морского права и римского имущественного. Главное, они не противоречат основной идее. На практике все категории подданных выводились из-под власти общин и ставились в зависимость от государства.
Чтоб не было неизбежных разночтений, в города назначались шуффеты-судьи, обязанные следовать прописанному в толстенном томе при разборе жалоб и преступлений. Сам Кодекс был напечатан, по нему готовились мои чиновники, да и ознакомиться мог каждый. Естественно, нововведение взбесило очень многих. Вполне предсказуемо. Кое-где пришлось давить военной силой. Но чаще реформы проходили под недовольное бурчание, не больше. И причина проста: имущественные цензы сознательно снижались, численность выборщиков увеличилась сразу вдвое. Новые граждане получали очень много прав и терпеть прежних хозяев не желали.
– Общая система мер, весов и правила, включая снятие любых таможен в стране на общую пользу, – твердо заявляю. – Судей я набирал из предварительно прошедших обучение и имеющих юридический опыт, достойный масихийя.
