скачать книгу бесплатно
– Дурочка ты. Жизнь длинная, и прожить ее желательно приятно. Придет срок, встретишь еще правильного мужчину.
– Может быть, – кивнула решительно, – только не собираюсь ждать дома сего счастливого часа. Хочу добиться широкой известности не одними переводами. Такой хватки, как у госпожи Шадриной, у меня нет…
Так и не научилась Акулина Ивановна нормально писать, сначала дочь за нее старалась, затем секретаря держала. Что совершенно не мешало ей управлять немалым хозяйством и контролировать детей. Указания она им рассылала не часто, но на моей памяти никто не посмел не выполнить приказ. В среде купечества пользовалась огромным влиянием, а от дворянского титула сама отказалась. При ее капиталах и с моей поддержкой могла себе и без того многое позволить.
Подчас жестокая, она была тем не менее верующей женщиной, много жертвовала на церкви, а перед смертью сделала удивительную вещь: призвала в зал своего роскошного дворца, построенного Растрелли, крестьян, соседей, семью и при стечении народа повинилась в содеянных грехах. Немалое мужество требуется для подобного. Я бы не посмел. И просила она тогда прощения не у Бога, а у людей. Для многих реально стала примером. Особенно для женщин.
– Зато писать нравится, и я знаю о ком!
– Вечно вы, Гусевы, норовите меня отобразить. Вот пиесы пиши. Не Мольера и Шекспира перевод – свое.
– Нет, у папы не то, – махнула рукой она. – Война, куда пошел батальон и упало ядро. По-моему, он брал пример с Плутарха. Честное слово, «Охотничьи рассказы» много лучше.
– Так он стал старше и мудрее. Потерпи лет десять, и тоже стиль улучшится. Мудрость охотно посещает женщин, когда от них бежит красота.
– Хочу создать нечто более объемное, – не слушая, продолжала она гнуть в прежнем направлении. – Пройдет небольшой срок, и не станет достоверности от первого лица, зато появятся в угоду иным властителям политизированная критика.
Это такой тонкий намек на нынешние обстоятельства.
– Мою биографию Вольтер предлагал написать, да на черта мне сдалось деньги за то французу платить, – хмыкнув, говорю. – Ты хоть понимаешь, чтобы действительно что-то интересное создать, нельзя пользоваться только воспоминаниями. Через годы на многие вещи иначе смотришь, да и подзабылись старые тревоги со сложностями.
Характеристику у вельмож можно получить яркую, да не соответствующую прежним идеям. За минувшие при моей жизни полстолетия Россия очень изменилась. Даже высшее общество заметно переменилось. Для серьезной работы над биографией политического деятеля лучше быть историком, чтобы разбираться в массе научных теорий, полемике и документах.
– А ты допустишь до своего архива? – подавшись вперед, быстро спросила Софья.
– Да с удовольствием! Через три года выползешь оттуда вся в пыли, заскучав. Там бумаг собраны пуды без всякой системы. Кое-что по годам, а большинство навалом. Там тебе не библиотека с карточками и кодами по алфавиту и языкам собранная.
– Это ведь ты систему библиотечную внедрял с целью удобства поиска?!
– Я. Нормальное дело – сапожник всегда без сапог. Что мне важно я и так мог найти. А чего не помню, как хозяйственные ведомости и балансы, то и обойдусь.
А чего я, собственно, упираюсь? Кто и зачем пишет биографии? Ну если отмести благоговение перед объектом исследования или страстное желание обмазать его фекалиями. Главное в подобных книгах всегда Успех. Как его достиг человек, что помогло ему состояться. Вспомнят еще раз. Может, и найдутся берущие пример. Не самый худший вариант из существующих. Все же я много куда руку приложил и пользы России достаточно принес.
– Ладно, – вставая, говорю, – пойдем-ка прогуляемся. У меня моцион для здоровья. Да и тебе полезно воздухом подышать. Пиши что хочешь. И в архиве можешь копаться сколько угодно, и на вопросы честно отвечу. Только условие…
– Я ничего не напечатаю и никому не дам читать без твоего разрешения, – поспешно пообещала она. Как бы с отцом не проконсультировалась предварительно.
– Нет! Я читать не стану, исправлять тоже. Только поклянешься на люди вынести после моей смерти. Не раньше.
– Почему?
– Допустим… да что там, знаю абсолютно точно, в бумагах найдется письмо, где я или мой корреспондент называет человека откровенно ругательными выражениями. Зачем на пустом месте через много лет скандал с ним или его родственниками? А ведь, возможно, иначе не объяснить иных поступков. В глаза улыбались, за спиной хуже дерьма считали. Политика!
– А кто корреспондент, не императрица?
– Так вот, – не отвечая, продолжил я, – урок тебе для начала. Даже если заменишь матерные слова невинными, на любой цитируемый чих, как-то: письма, доклады, интервью со мной или другими людьми – должна иметься либо бумага, либо подпись под записью беседы. Отбирай в отдельную папку важное и нумеруй, чтобы знать в будущем точное место хранения. А то ведь недолго за клевету под суд пойти. Или за оскорбление, – добавил я, подумав. – Мне там, – показал на небо, – будет уже все равно. А тебе неприятности непременно обеспечат. И не важно, что из лучших побуждений старалась. Это я как бывший главный редактор газеты наставление даю. Да и не одних конкретных людей касается. Отечество обычно не столь требовательно к матерным выражениям, но оно редко бывает благодарным. Я много чего делал ему на пользу, но любые реформы всегда бьют по большим группам населения. Мало кому приятно, особенно когда всплывет, что сознательно шел на такое, прекрасно представляя последствия.
Глава 3. Реформы и последствия
Иногда у меня возникает ощущение, что живу в музее. Дворец, ага, в халупах не проживаю, был заложен еще при Екатерине I. Анна Карловна практически открытым текстом потребовала привести его в порядок. Якобы будет навещать. И действительно, в дальнейшем регулярно приезжала летом. Даже когда я отсутствовал. Эдакая неофициальная вторая резиденция. Конечно, милость великая, хотя с точки зрения финансов это достаточно затратно.
Вот и пришлось расширять и обустраивать здание. Четыре года трудились рабочие и самые известные русские и иностранные архитекторы. В немалые капиталы влетело. Вышло нечто вроде еще не существовавшего Зимнего дворца. Точных параметров и вида не помнил, но общие представления имел. Наброски не вызвали отторжения. Сейчас этот стиль именуют русским барокко, и таких зданий, включая через пять лет в очередной раз перестроенный Зимний, довольно много. Мой дворец все же оказался первым.
Правда, в городе такого раздолья не существует. А я мог себе позволить огромные парки: английский пейзажный, французский регулярный и специально сохраненную рощу. Конечно, лес не дикий, за ним ухаживают, но все же без явного вмешательства и геометрических линий с подстриженной травкой и скамейками.
– Красота, – говорю с удовлетворением, осматриваясь и дыша полной грудью. – И денег не жалко, на все это потраченных.
– В слободе упорно шепотком рассказывают, – поведала Софья, – что есть во дворце комната, где пол золотыми монетами выложен. И не плашмя, а на ребро поставленных.
– Мои деньги просто так не лежат, – невольно усмехнулся я, – в обороте.
Ничего удивительного. Знаю, откуда слухи идут. Не столь бросается в глаза, но за хозяйственными постройками имеются два четырехэтажных корпуса. Там мои коллекции представлены. В одном картины и скульптуры русских или хотя бы живших в России мастеров. Книги, старинные карты и многое другое, имеющее отношение к империи. Тут и польские, литовские сибирские вещицы присутствуют в немалом количестве. Я абстракционизмом так и не проникся и уважаю все больше «Богатырей» и вообще батальные сцены. Без разницы, с нашим участием или это некие греки, штурмующие город Трою. Главное – достоверность изображения.
Второй корпус заполнен тоннами всевозможных предметов из древних курганов с юга. Последнее время и с Алтая тащат. Моя давняя случайная находка с Кубани, продемонстрированная на очередном приеме, всколыхнула многих. Где у помещика на земле проступали бугры, туда и лезли моментально с лопатой. Частенько портили и ломали, даже обнаружив, многие оставляли находки себе, но я по-прежнему платил за изделия больше его веса, требуя показать место и зарисовку, как лежали вещи. Даже за черепки, если склеить есть шанс, платил.
Понятное дело, барин, то бишь я, с легкой придурью, но щедрый и не только за золото с серебром монетами разбрасывается. Да и за металлы больше, чем вес, дает. Нет смысла переплавлять. Специально через газету предупредил и честно выплачивал. В результате тащили не только скифское, но и греческое, а порой попадалось древнерусское и норманнское. Я даже умудрился выделить несколько центров распространения скандинавских захоронений. Южное Приладожье (с центром в Старой Ладоге), бассейн реки Волхов (с центром в Рюриковом городище), Верхнее Поволжье (с такими центрами, как Сарское городище, Тимерево, Петровское, Михайловское), Верхнее Приднепровье (Гнездово), Среднее Приднепровье (Киев, Шестовица, Чернигов).
Правда, таких сокровищ, как в скифских курганах, не попадалось. В основном всякая мелочь. Стеша так и не поняла, зачем мне весь этот хлам помимо драгоценностей. Натурально никчемные траты. Так и лежит бессмысленно, включая золото с камнями. Лишь изредка гости полюбуются вещами, выставленными в застекленных витринах. Стану помирать, в завещании непременно передам в царскую сокровищницу при условии сохранения коллекций для показа. Может, хоть тогда не растащат по карманам.
С моей легкой руки увлечение историей и всяческим древностями широко распространилось по России. Куча собирателей и коллекционеров появилась. И не только по русскому искусству ударяют, хотя это стало модно, как и покровительствовать художникам и скульпторам. Покупают в Европе тамошние картины, камеи, всевозможные редкости. Хуже стране от этого точно не стало.
Я в курсе, поколения будущих археологов меня станут проклинать за деяния вроде бессистемных раскопок, не хуже чем Шлимана за разрушение Трои. Он нашел город, но принял за нужный совсем другой слой. А многие не верят в обнаруженные сокровища, говорят, якобы сам и изготовил. Ну и плевать, как было на самом деле. До здешней Трои с Тутанхамоном я пока не добрался, пусть и имелись на этот счет мысли. Мои ценности точно настоящие, и найдено много больше, чем хранилось в известных мне музеях. Все-таки художественная школа дает представление о таких вещах. Ни в каком Эрмитаже столько и таких изумительных произведений искусства скифско-сарматского и греческих периодов Причерноморья даже в запасниках не присутствовало. А ведь курганы копали и в той истории.
Скорее всего, все исчезало в карманах черных кладоискателей и переплавлялось, навсегда пропадая для историков и потомков. Кое-что наверняка угодило под воды плотин. На Днепре огромный район при строительстве ГЭС в двадцатом веке залило. А у меня оттуда масса находок. Для большинства серьезных есть точная привязка к территории. Часть с указанием, где и что лежало. За такие вещи платил дополнительно. Может, кто для дисера получит материал. Не жалко.
– А сколько у тебя есть, деда?
– Ты знаешь, сколько в слободе человек?
Начинался поселок со строительных рабочих, теперь в нем все больше дворцовые служители проживают. Надо ведь кому-то охранять, убирать, садовники, конюхи, да мало ли кто. Отсюда всего полверсты по дороге. Софья в детстве запросто бегала, да остальные мои дети не гнушались посещать. С самого начала приказал не селиться как попало, а согласно общему плану. Территория разбита на квадраты, в центре площадь, церковь, костел, кирха и аптека с полицией. Сегодня уже триста пятьдесят четыре обывательских и казенных строения.
– Нет, – после раздумья отвечает Софья. – Думаю, не меньше трех тысяч.
– Пожалуй, все четыре будет, – без особой уверенности возразил я. – Считая с работающими на полотняной фабрике и мельнице. Людей и то не упомнишь. А ты про количество монет желаешь знать.
– А бабушка наверняка знает! – обвиняющим тоном воскликнула она.
– Так у нее и спрашивай, – очень логично предложил я.
– Но ты же знаешь!
– Даже без шуток очень приблизительно.
– И?
– Урок тебе нужен… Будет тебе первая лекция. Итак, за мной двести сорок две деревни, деревеньки, мызы и села на тридцать семь тысяч крепостных обоего пола. Раскиданы по всей стране. Не специально, так вышло. Что-то за службу получил, чем-то наградили, кое-что у заложивших имущество или, как в молодости, на спор выиграл…
Она кивнула. Старая история с подрывным фитилем и снарядом давно превратилась в семейную легенду, иллюстрирующую мою находчивость и предприимчивость. Иногда в этих рассказах – а не одна такая байка существует – себя не узнаю. Настолько мудр и добродетелен.
– …кого перевозил, как в Заволжье или Причерноморье с Крымом. Почти все люди на оброке. А он очень разный.
И частенько на моих землях повинности или сборы за пользование лесом с прочими угодьями заменены фиксированными денежными выплатами, выплачиваемыми всей деревней. А в остальном я практически не вмешиваюсь во внутренние дела, разве уж жаловаться начинают. Не по доброте душевной. Так проще, и не требуется держать человека на жалованье.
Нет ничего выгоднее, чем вести хозяйство самому, но это предполагает постоянное жительство на одном месте и знание людей с их хитростями – святое дело объегорить барина и старыми счетами. Мне это недоступно. Контролировать десятки и сотни отдаленных друг от друга мест и вовсе невозможно. Равно как руководить сдачей земли в аренду можно, имея представления о крестьянах, кто трудолюбив и кто ленив, да и точные сведения о ценности территории. Лишняя морока.
Мои крестьяне четко знают, что никто с них драть лишнего не станет, кроме юридического освобождения, имеют все права вольного человека, включая выборность старост. На самом деле находятся на положении государственных, только платят больше. Зато школы за мой счет. Причем привычная мне, а не в старом стиле. Прежде в класс набирали детей разного возраста. По моему указанию появились большая общая доска с мелом и классный журнал. Перед началом занятий проводится перекличка. Тот, кто хочет спросить или ответить, должен поднять руку. Обязательны экзамены по итогам года.
Основная масса все это – и относительную свободу, и обучение детей – оценила довольно быстро. Отсутствие образования не означает наличие дури. В принадлежащих мне селениях по большей части люди достаточно зажиточные, а кое-кто уже и собственное производство имеет.
– Нельзя устанавливать одинаковый размер платежа для Кубани или в Центральной России. Неплодородная почва и неблагоприятный климат более северных районов вынуждает крестьян с незапамятных времен заниматься ремеслом, охотой, рыбалкой, торговлей, строительством, перевозками и другими видами деятельности, не относящимися непосредственно к сельскому хозяйству. Применяя оброк вместо не приносящей заметного дохода сельскохозяйственной трудовой повинности, можно получить заметно больше, уменьшая управленческую ответственность. Такая система дает пользу не токмо мне или другому помещику, но и крепостным увеличить их заработки.
– Основной источник богатства в крепостных, а не в земле.
– Не в черноземных областях. Там как раз наоборот.
– Там просто пока народу мало, – уверенно сказала Софья, посеяв сомнения в важности изложенной лекции, сама все и до моих откровений знала. – Нехватка земли приводит к массовому переводу крестьян на оброк. В тех местах, где довольно места, сходнее держать их на пашне.
– Ох лиса, нужны ли тебе мои старчески разглагольствования?
– Нужны и важны. Я и правда подробностей не знаю. Вот сколько оброку правильно требовать?
– Естественно, в разных губерниях и суммы могут различаться. – Ну хочет, пусть слушает. Тайн не открываю. – От почвы зависит, близости городов, судоходных рек и много другого. Но и это еще не все! Цены растут, и соответственно повышаются требования. В России уровень оброка не фиксирован. В принципе правильно. Подушный много лет оставался неизменным, и фактически государство теряло огромные суммы, остающиеся не крестьянину, а помещику. А в целом до Анны Иоанновны средний составлял около двадцати пяти копеек с души и пятидесяти копеек с души мужского пола. Уже в 1742 году брали примерно восемьдесят копеек с души мужского пола. К концу правления Анны Карловны оброк крестьян на Суздальщине и Ярославщине достигал рубля и тридцати четырех копеек с души мужского пола, или пяти целых девяти десятых пуда в пересчете на хлеб.
– А государственный? – неожиданно заинтересовалась она.
– Сорок копеек с души мужского пола. – Уж данный момент я хорошо проработал, не зря в свое время консультировал по поводу Российского Государственного банка и перевода заложенных имений под руку государеву. – В 1745 году был увеличен до пятидесяти пяти копеек, оброк с дворцовых крестьян, формально также равнявшийся сорока копейкам, в 1743–1750 годах составлял в среднем шестьдесят семь копеек. В 1755 году вырос до одного рубля с души мужского пола, а в 1762 году – до рубля и двадцати пяти копеек. В 1761 году оброк государственных крестьян увеличен до одного рубля. А в частном имении и до двух доходит.
– Действительно выгоднее быть в крепости не у помещика.
– А еще лучше вольной птахой летать. За службу государственную получали когда-то дворяне землю. На войну ходили, кровь проливали, кормиться им как-то надо было? Денег в те времена на Руси не особо много имелось.
– Homo sine pecunia imago mortis, – торжественно провозгласила Софья.
В переводе с языка вымерших римлян на наречие родных осин: человек без владений как мертвый.
– Какая ты у меня умная, – показательно восхитился я. – Так, да не так. Не одними полями можно богатеть.
– Предприятиями. У тебя их не перечесть. Сам, наверное, не помнишь.
– Зато я кое-что другое прекрасно помню. Ни на одной мануфактуре или заводе все имущество мне не принадлежит.
– Так товарищество, и работникам для пущего усердия выделял долю. О том все знают.
– И это тоже чистая правда. Но то для всех. А тебе могу и заднюю мысль поведать: очень мне не понравилось, что у впавших в немилость Меншикова и Долгоруких с прочими Биронами отбирали имущество. И не важно, честно заработали, в наследство получили, подарки царские или наследство. Все подчистую. Когда несколько владельцев, уже просто так не отнять. А если записано на крестного сына, так официально и вовсе не мое имущество. Вот так. И не спрашивай с удивлением, почему не хочу прижизненного издания. Без обиняков с тобой беседовать стану, раз уж замахнулась на образ мой литературный. Да ведь всю жизнь играл по своим правилам, где не всякая мысль для общего употребления. Всегда два писал и три в уме держал.
Еще и потому многие законы проталкивал, что пытался создать власть, охраняющую закон и порядок и позволяющую строить и создавать новые предприятия без опасения прихода начальников, отбирающих по неизвестным соображениям в казну. У нас в Российской империи до сих пор разрешение на открытие предприятия именуется привилегией и доступна не всякому. Петр создал не условия для развития капитализма, а пародию на него, где промышленные предприятия власть держала в жестких рамках, приравняв к поместью.
А я пробил закон, уравнивающий купцов первой гильдии в правах с дворянством. Им дозволялось создавать свои органы самоуправления – торговые сообщества, суды, выборные органы, акционерные общества. И даже сверх того. Раньше по уголовному законодательству при осуждении представителя низшего сословия – купца, мещанина, зажиточного крестьянина – принадлежавшее ему имущество подлежало конфискации. Частенько случалась несправедливость. Пришлось сдвинуть гору, чтобы добиться права наследования и отменить реквизиции, за исключением возврата украденного и случаев государственной измены.
– И даже при императрице об этом думал?
Вряд ли сама замечает, но для нее существует только одна Великая Анна. С рождения жила при правлении, и на фоне достижений теряется практически бесследно и Анна Иоанновна, и Екатерина.
– Никто не вечен, и жизнь непредсказуема. Ты хоть представляешь, насколько меня ненавидели шведы с прибалтийскими и прусскими немцами?
– Я видела неоднократно отношение, но не задумывалась, – озадаченно сознается Софья. – Прусские понятно, шведы с прищемленным самолюбием тоже. Но почему остзейские? Их никто не притеснял.
Вот так. Подросло новое поколение, и уже десятилетней давности события исчезли в мраке прошлого. И она всерьез надеется создать нечто интересное людям? А, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вспоминала о проблемах с мужем и разводом. А мне поболтать о былом приятно.
– Приняв эти территории в свое подданство, Петр обещал соблюдать привилегии именовавшегося рыцарством местного дворянства, полученные им ранее от шведских королей. Сохранены были традиционные органы местного самоуправления дворян и горожан. Более того, на территории Лифляндии и Эстляндии продолжало действовать шведское имущественное и уголовное право, а в Петербурге со временем была создана специальная апелляционная инстанция по судебным делам – Юстиц-коллегия лифляндских и эстляндских дел.
– Да, я помню.
– Тогда недурственно было бы поднять материалы о проведении губернской реформы в России, – тоном умудренного старика подсказал я.
Софья вопросительно приподняла бровь: мол, а ты на что?
Я вздохнул и остановился, ноги уже не те, и хочется посидеть.
– Мы последовательно превращали Россию в унитарное государство с единообразной системой управления на всей территории страны. Фактически отбирали привилегии и льготы, ставя всех на один уровень. За основу разделения страны на губернии были взяты территории с населением триста – четыреста тысяч человек. Они в свою очередь делились на уезды с населением в двадцать – тридцать тысяч человек. Во главе губернии находился губернатор, обладавший высшей полицейской и военной властью на вверенной территории. Попутно создана система судов разных инстанций и сословий по уголовным и гражданским делам, отделенных от административной власти.
Мне очень хотелось не просто подойти к принципу разделения властей, но и шагнуть дальше, позволяя заседать в государственных органах и мещанам с крестьянами. С порога отвергли данный пункт все подряд. Низшие боялись давления дворян, высшие – конкуренции податных. Реально создавалась эффективная система местного управления, обеспечивавшая более высокую степень контроля населения на всей территории страны.
Заодно решался трудный вопрос управления на местах за счет участия дворянства, получившего представительство в органах власти и ряд должностей во вновь создаваемых учреждениях. Выбранные на те или иные должности шляхтичи становились правительственными чиновниками, проводившими на местах политику центра, получая попутно чин в соответствии с Табелью о рангах.
Забавно, но уже задним числом обнаружилось еще одно последствие помимо двойного увеличения чиновников в количестве. В Москве к началу реформы жило почти миллион человек, а спустя несколько лет при очередной ревизии оказалось потеряно почти двести тысяч. И они вовсе не умерли от болезней или сгинули еще от каких-то ужасов. Представители благородного сословия, реализовывая право выходить в отставку, перебирались в имения, а многие занимали гражданские должности в новых местных органах.
Провинциальные города принялись расти и хорошеть, застраиваясь в европейском вкусе, обзаводились театрами, клубами и многочисленными магазинами. Торговля и ремесла невольно тоже оживились, ведь не каждый имел средства выписывать новые вещи из столицы. Вот так и появляются вовсе не запланированные первоначально положительные последствия. Или отрицательные, что тоже имело место неоднократно.
– Возвращаемся, – провозгласил я решительно. – Хватит на сегодня.
– Но деда!..
– Думай, девочка. В жизни пригодится. На Остзейские земли распространялись общие для всей России налоги, рекрутский набор, городское управление унифицировалось Жалованной грамотой городам, на деле не жаловавшей, а отнимавшей права на контроль за крестьянской торговлей и на определение размеров таможенных пошлин, акцизов и налогов. Упразднялась монополия цехов на учреждение мануфактур, а русский язык вводился в качестве языка делопроизводства и администрации с рассрочкой на пять лет. Не сдавших экзамен увольняли. В городах прежде сидели сплошь немцы, держащие в узде латышей с эстонцами. Заодно поощрялось переселение русских и иностранных предпринимателей для создания конкуренции местным производителям и купцам. О, как они взвились! Даже забыли разногласия с дворянством. Сколько посыпалось жалоб и возмущенных докладных с описанием грядущих катастроф! – Я невольно усмехнулся. – Анна Карловна приказала отвечать по-русски на немецкоязычные адреса и петиции. А публично заявила: прибалтийские крестьяне являются, как и все остальные, подданными российской императрицы.
– Она ведь грозила отпустить на волю без воли хозяев? – со смесью восторга и ужаса спросила Софья.
– Она давила на дворянство, заставляя его признать права крестьян на движимое имущество, неотъемлемое наследственное право на пользование своей усадьбой, позволить прикрепленным свободно продавать продукты собственного производства и предоставить им право подавать жалобы на своих помещиков. Не допускать продажи с торгов за границу мужей без жен, жен без мужей, родителей без детей. Определить в точности те случаи, в которых владельцу могло быть разрешено сгонять неисправных хозяев с земли. Положить раз и навсегда законный предел вспомогательным повинностям, ограничив в особенности подводную и винокуренную, определить виды и меру наказаний, отменив вовсе кандалы и арест на продолжительный срок в холодных помещениях.
Фу. Не такой я уж и дряхлый, пару верст незаметно одолел, заливаясь и треща. Дорога назад всегда почему-то кажется короче. Хотя топать еще и топать достаточно долго.
– И заставила, провозгласив публично, что императрица Российская, а не Лифляндская, и будет издавать те законы, которые считает наиболее полезными государству.
– И все уверены, что с твоей подачи?
– Девочка, постарайся все же не просто слушать. Следующий шаг – ввести эти положения для всей России. И очень многие мгновенно просчитали следствие. Русских вельмож тоже коснутся ограничения! И они оказались правы. Позже вышел еще один указ, определяющий возможность выкупить вольную. И отказать по дурному характеру или еще каким причинам нельзя. Закон!
– Страшно, – подумав, сказала она.
