Стихотворения. 1820 год

Александр Сергеевич Пушкин

Стихотворения. 1820 год

Дориде

Я верю: я любим; для сердца нужно верить.Нет, милая моя не может лицемерить;Всё непритворно в ней: желаний томный жар,Стыдливость робкая, Харит бесценный дар,Нарядов и речей приятная небрежностьИ ласковых имен младенческая нежность.

«Мне бой знаком – люблю я звук мечей…»

Мне бой знаком – люблю я звук мечей;От первых лет поклонник бранной Славы,Люблю войны кровавые забавы,И смерти мысль мила душе моей.Во цвете лет свободы верный воин,Перед собой кто смерти не видал,Тот полного веселья не вкушалИ милых жен лобзаний не достоин.

Юрьеву

Любимец ветреных Лаис,Прелестный баловень КипридыУмей сносить, мой Адонис,Ее минутные обиды!Она дала красы младойТебе в удел очарованье,И черный ус, и взгляд живой,Любви улыбку и молчанье.С тебя довольно, милый друг.Пускай, желаний пылких чуждый,Ты поцалуями подругНе наслаждаешься, что нужды?В чаду веселий городских,На легких играх ТерпсихорыК тебе красавиц молодыхЛетят задумчивые взоры.Увы! язык любви немой,Сей вздох души красноречивый.Быть должен сладок, милый мой,Беспечности самолюбивой.И счастлив ты своей судьбой.А я, повеса вечно-праздный,Потомок негров безобразный,Взрощенный в дикой простоте,Любви не ведая страданий,Я нравлюсь юной красотеБесстыдным бешенством желаний;С невольным пламенем ланитУкрадкой нимфа молодая,Сама себя не понимая,На фавна иногда глядит.

«Я видел Азии бесплодные пределы…»

Я видел Азии бесплодные пределы,Кавказа дальный край, долины {?} обгорелы,Жилище [дикое]черкесских табунов,Подкумка знойный брег, пустынные вершины,Обвитые венцом летучим облаков,И закубанские равнины![Ужасный край чудес]!…. там жаркие ручьиКипят в утесах раскаленных,Благословенные струи! Надежда верная болезнью изнуренных.[Мой взор встречал] близ дивных береговУвядших юношей, отступников пиров,На муки тайные Кипридой осужденных,И юных ратников на ранних костылях,И хилых стариков в печальных сединах.

«Аптеку позабудь ты для венков лавровых…»

Аптеку позабудь ты для венков лавровыхИ не мори больных, но усыпляй здоровых.«Увы! зачем она блистает…»Увы! зачем она блистаетМинутной, нежной красотой?Она приметно увядаетВо цвете юности живой…Увянет! Жизнью молодоюНе долго наслаждаться ей;Не долго радовать собоюСчастливый круг семьи своей,Беспечной, милой остротоюБеседы наши оживлятьИ тихой, ясною душоюСтрадальца душу услаждать…Спешу в волненьи дум тяжелых,Сокрыв уныние мое,Наслушаться речей веселыхИ наглядеться на нее;Смотрю на все ее движенья,Внимаю каждый звук речейИ миг единый разлученьяУжасен для души моей.

К***

Зачем безвремянную скукуЗловещей думою питать,И неизбежную разлукуВ уныньи робком ожидать?И так уж близок день страданья!Один, в тиши пустых полей,Ты будешь звать воспоминаньяПотерянных тобою дней!Тогда изгнаньем и могилой,Несчастный! будешь ты готовКупить хоть слово девы милой,Хоть легкий шум ее шагов.

«Мне вас не жаль, года весны моей…»

Мне вас не жаль, года весны моей,Протекшие в мечтах любви напрасной,Мне вас не жаль, о таинства ночей,Воспетые цевницей сладострастной;[Мне вас не жаль], неверные друзья,Венки пиров и чаши круговые,Мне вас не жаль, изменницы младые,Задумчивый, забав чуждаюсь я.Но где же вы, [минуты] умиленья,Младых надежд, сердечной тишины?[Где прежний жар] и слезы вдохновенья?..Придите вновь, года моей весны!

«Погасло дневное светило…»

Погасло дневное светило;На море синее вечерний пал туман.Шуми, шуми, послушное ветрило,Волнуйся подо мной, угрюмый океан.Я вижу берег отдаленный,Земли полуденной волшебные края;С волненьем и тоской туда стремлюся я,Воспоминаньем упоенный…И чувствую: в очах родились слезы вновь;Душа кипит и замирает;Мечта знакомая вокруг меня летает;Я вспомнил прежних лет безумную любовь,И всё, чем я страдал, и всё, что сердцу мило,Желаний и надежд томительный обман…Шуми, шуми, послушное ветрило,Волнуйся подо мной, угрюмый океан.Лети, корабль, неси меня к пределам дальнымПо грозной прихоти обманчивых морей,Но только не к брегам печальнымТуманной родины моей,Страны, где пламенем страстейВпервые чувства разгорались,Где музы нежные мне тайно улыбались,Где рано в бурях отцвелаМоя потерянная младость,Где легкокрылая мне изменила радостьИ сердце хладное страданью предала.Искатель новых впечатлений,Я вас бежал, отечески края;Я вас бежал, питомцы наслаждений,Минутной младости минутные друзья;И вы, наперсницы порочных заблуждений,Которым без любви я жертвовал собой,Покоем, славою, свободой и душой,И вы забыты мной, изменницы младые,Подруги тайные моей весны златыя,И вы забыты мной… Но прежних сердца ран,Глубоких ран любви, ничто не излечило…Шуми, шуми, послушное ветрило,Волнуйся подо мной, угрюмый океан…

Дочери Карагеоргия

Гроза луны, свободы воин,Покрытый кровию святой.Чудесный твой отец, преступник и герой,И ужаса людей, и славы был достоин.Тебя, младенца, он ласкалНа пламенной груди рукой окровавленной;Твоей игрушкой был кинжалБратоубийством изощренный….Как часто, возбудив свирепой мести жар,Он, молча, над твоей невинной колыбельюУбийства нового обдумывал ударИ лепет твой внимал, и не был чужд веселью…Таков был: сумрачный, ужасный до конца.Но ты, прекрасная, ты бурный век отцаСмиренной жизнию пред небом искупила:С могилы грозной к небесамОна, как сладкий фимиам,Как чистая любви молитва, восходила.

К портрету Вяземского

Судьба свои дары явить желала в нем,В счастливом баловне соединив ошибкойБогатство, знатный род – с возвышенным умомИ простодушие с язвительной улыбкой.

Черная шаль

Гляжу, как безумный, на черную шаль,И хладную душу терзает печаль.Когда легковерен и молод я был,Младую гречанку я страстно любил;Прелестная дева ласкала меня,Но скоро я дожил до черного дня.Однажды я созвал веселых гостей;Ко мне постучался презренный еврей;"С тобою пируют (шепнул он) друзья;Тебе ж изменила гречанка твоя."Я дал ему злата и проклял егоИ верного позвал раба моего.Мы вышли; я мчался на быстром коне.И кроткая жалость молчала во мне.Едва я завидел гречанки порог,Глаза потемнели, я весь изнемог…В покой отдаленный вхожу я один…Неверную деву лобзал армянин.Не взвидел я света; булат загремел….Прервать поцелуя злодей не успел.Безглавое тело я долго топтал,И молча на деву, бледнея, взирал.Я помню моленья…. текущую кровь….Погибла гречанка, погибла любовь!С главы ее мертвой сняв черную шаль,Отер я безмолвно кровавую сталь.Мой раб, как настала вечерняя мгла,В дунайские волны их бросил тела.С тех пор не цалую прелестных очей,С тех пор я не знаю веселых ночей.Гляжу, как безумный, на черную шальИ хладную душу терзает печаль.

«Когда б писать ты начал с дуру…»

Когда б писать ты начал с дуру,Тогда б наверно ты пролезСквозь нашу тесную цензуру,Как внидишь в царствие небес.

[На Каченовского.]

Хаврониос! ругатель закоснелый,Во тьме, в пыли, в презреньи поседелый,Уймись, дружок! к чему журнальный шумИ пасквилей томительная тупость?Затейник зол, с улыбкой скажетГлупость. Невежда глуп, зевая, скажет Ум.

«Как брань тебе не надоела?..»

Как брань тебе не надоела?Расчет короток мой с тобой:Ну так! я празден, я без дела,А ты бездельник деловой.

Эпиграмма [На гр. Ф. И. Толстого]

В жизни мрачной и презреннойБыл он долго погружен,Долго все концы вселеннойОсквернял развратом он.Но, исправясь по не многу,Он загладил свой позор,И теперь он – слава богуТолько что картежный вор.

Нереида

Среди зеленых воля, лобзающих Тавриду,На утренней заре я видел Нереиду.Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть:Над ясной влагою – полубогиня грудьМладую, белую как лебедь, воздымалаИ пену из власов струею выжимала.

«Редеет облаков летучая гряда…»

Редеет облаков летучая гряда;Звезда печальная, вечерняя звезда,Твой луч осеребрил увядшие равнины,И дремлющий залив, и черных скал вершины;Люблю твой слабый свет в небесной вышине:Он думы разбудил, уснувшие во мне.Я помню твой восход, знакомое светило,Над мирною страной, где всё для сердца мило,Где стройны тополы в долинах вознеслись,Где дремлет нежный мирт и темный кипарис,И сладостно шумят полуденные волны.Там некогда в горах, сердечной думы полный,Над морем я влачил задумчивую лень,Когда на хижины сходила ночи теньИ дева юная во мгле тебя искалаИ именем своим подругам называла.