Пир во время чумы

Александр Сергеевич Пушкин

Пир во время чумы

(Из вильсоновой трагедии the city of the plague[1])

Улица. Накрытый стол. Несколько пирующих мужчин и женщин.

Молодой человек

Почтенный председатель! я напомнюО человеке, очень нам знакомом,О том, чьи шутки, повести смешные,Ответы острые и замечанья,Столь едкие в их важности забавной,Застольную беседу оживлялиИ разгоняли мрак, который нынеЗараза, гостья наша, насылаетНа самые блестящие умы.Тому два дня наш общий хохот славилЕго рассказы; невозможно быть,Чтоб мы в своем веселом пированьеЗабыли Джаксона! Его здесь креслаСтоят пустые, будто ожидаяВесельчака – но он ушел ужеВ холодные подземные жилища…Хотя красноречивейший языкНе умолкал еще во прахе гроба;Но много нас еще живых, и намПричины нет печалиться. Итак,Я предлагаю выпить в его памятьС веселым звоном рюмок, с восклицаньем.Как будто б был он жив.

Председатель

Он выбыл первыйИз круга нашего. Пускай в молчаньеМы выпьем в честь его.

Молодой человек

Да будет так!

Все пьют молча.

Председатель

Твой голос, милая, выводит звукиРодимых песен с диким совершенством;Спой, Мери, нам уныло и протяжно,Чтоб мы потом к веселью обратилисьБезумнее, как тот, кто от землиБыл отлучен каким-нибудь виденьем.

Мери (поет)

Было время, процветалаВ мире наша сторона:В воскресение бывалаЦерковь Божия полна;Наших деток в шумной школеРаздавались голоса,И сверкали в светлом полеСерп и быстрая коса.Ныне церковь опустела;Школа глухо заперта;Нива праздно перезрела;Роща темная пуста;И селенье, как жилищеПогорелое, стоит, —Тихо все. Одно кладбищеНе пустеет, не молчит.Поминутно мертвых носят,И стенания живыхБоязливо Бога просятУпокоить души их!Поминутно места надо,И могилы меж собой,Как испуганное стадо,Жмутся тесной чередой!Если ранняя могилаСуждена моей весне —Ты, кого я так любила,Чья любовь отрада мне,Я молю: не приближайсяК телу Дженни ты своей,Уст умерших не касайся,Следуй издали за ней.И потом оставь селенье!Уходи куда-нибудь,Где б ты мог души мученьеУсладить и отдохнуть.И когда зараза минет,Посети мой бедный прах;А Эдмонда не покинетДженни даже в небесах!

Председатель

Благодарим, задумчивая Мери,Благодарим за жалобную песню!В дни прежние чума такая ж, видно,Холмы и долы ваши посетила,И раздавались жалкие стенаньяПо берегам потоков и ручьев,Бегущих ныне весело и мирноСквозь дикий рай твоей земли родной;И мрачный год, в который пало столькоОтважных, добрых и прекрасных жертв,Едва оставил память о себеВ какой-нибудь простой пастушьей песне,Унылой и приятной… Нет, ничтоТак не печалит нас среди веселий,Как томный сердцем повторенный звук!

Мери

О, если б никогда я не певалаВне хижины родителей моих!Они свою любили слушать Мери;Самой себе я, кажется, внимаю,Поющей у родимого порога:Мой голос слаще был в то время: онБыл голосом невинности…

Луиза

Не в модеТеперь такие песни! Но все ж естьЕще простые души: рады таятьОт женских слез и слепо верят им.Она уверена, что взор слезливыйЕе неотразим – а если б то жеО смехе думала своем, то, верно,Все б улыбалась. Вальсингам хвалилКрикливых северных красавиц: вотОна и расстоналась. НенавижуВолос шотландских этих желтизну.

Председатель

Послушайте: я слышу стук колес!

Едет телега, наполненная мертвыми телами. Негр управляет ею.

Ага! Луизе дурно; в ней, я думал,По языку судя, мужское сердце.Но так-то – нежного слабей жестокий,И страх живет в душе, страстьми томимой!Брось, Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.

Мери

Сестра моей печали и позора,Приляг на грудь мою.

Луиза (приходя в чувство)

Ужасный демонПриснился мне: весь черный, белоглазый…Он звал меня в свою тележку. В нейЛежали мертвые – и лепеталиУжасную, неведомую речь…Скажите мне: во сне ли это было?Проехала ль телега?

Молодой человек

Ну, Луиза,Развеселись – хоть улица вся нашаБезмолвное убежище от смерти,Приют пиров, ничем невозмутимых,Но знаешь, эта черная телегаИмеет право всюду разъезжать.Мы пропускать ее должны! Послушай,Ты, Вальсингам: для пресеченья споровИ следствий женских обмороков спойНам песню, вольную, живую песню,Не грустию шотландской вдохновенну,А буйную, вакхическую песнь,Рожденную за чашею кипящей.

Председатель

Такой не знаю, но спою вам гимнЯ в честь чумы, – я написал егоПрошедшей ночью, как расстались мы.Мне странная нашла охота к рифмамВпервые в жизни! Слушайте ж меня:Охриплый голос мой приличен песне.

Многие

Гимн в честь чумы! послушаем его!Гимн в честь чумы! прекрасно! bravo! bravo!

Председатель (поет)

Когда могущая Зима,Как бодрый вождь, ведет самаНа нас косматые дружиныСвоих морозов и снегов, —Навстречу ей трещат камины,И весел зимний жар пиров.* * *Царица грозная, ЧумаТеперь идет на нас самаИ льстится жатвою богатой;И к нам в окошко день и ночьСтучит могильною лопатой…Что делать нам? и чем помочь?* * *Как от проказницы Зимы,Запремся также от Чумы!Зажжем огни, нальем бокалы,Утопим весело умыИ, заварив пиры да балы,Восславим царствие Чумы.* * *Есть упоение в бою,И бездны мрачной на краю,И в разъяренном океане,Средь грозных волн и бурной тьмы,И в аравийском урагане,И в дуновении Чумы.* * *Все, все, что гибелью грозит,Для сердца смертного таитНеизъяснимы наслажденья —Бессмертья, может быть, залог!И счастлив тот, кто средь волненьяИх обретать и ведать мог.* * *Итак, – хвала тебе, Чума,Нам не страшна могилы тьма,Нас не смутит твое призванье!Бокалы пеним дружно мыИ девы-розы пьем дыханье, —Быть может… полное Чумы!

Входит старый священник.

Священник

Безбожный пир, безбожные безумцы!Вы пиршеством и песнями развратаРугаетесь над мрачной тишиной,Повсюду смертию распространенной!Средь ужаса плачевных похорон,Средь бледных лиц молюсь я на кладбище,А ваши ненавистные восторгиСмущают тишину гробов – и землюНад мертвыми телами потрясают!Когда бы стариков и жен моленьяНе освятили общей, смертной ямы, —Подумать мог бы я, что нынче бесыПогибший дух безбожника терзаютИ в тьму кромешную тащат со смехом.

Несколько голосов

Он мастерски об аде говорит!Ступай, старик! ступай своей дорогой!

Священник

Я заклинаю вас святою кровьюСпасителя, распятого за нас:Прервите пир чудовищный, когдаЖелаете вы встретить в небесахУтраченных возлюбленные души.Ступайте по своим домам!

Председатель

Дома́У нас печальны – юность любит радость.

Священник

Ты ль это, Вальсингам? ты ль самый тот,Кто три тому недели, на коленях,Труп матери, рыдая, обнималИ с воплем бился над ее могилой?Иль думаешь, она теперь не плачет,Не плачет горько в самых небесах,Взирая на пирующего сына,В пиру разврата, слыша голос твой,Поющий бешеные песни, междуМольбы святой и тяжких воздыханий?Ступай за мной!

Председатель

Зачем приходишь тыМеня тревожить? Не могу, не долженЯ за тобой идти: я здесь удержанОтчаяньем, воспоминаньем страшным,Сознаньем беззаконья моего,И ужасом той мертвой пустоты,Которую в моем дому встречаю —И новостью сих бешеных веселий,И благодатным ядом этой чаши,И ласками (прости меня, Господь)Погибшего, но милого созданья…Тень матери не вызовет меняОтселе, – поздно, слышу голос твой,Меня зовущий, – признаю усильяМеня спасти… старик, иди же с миром;Но проклят будь, кто за тобой пойдет!

Многие

Bravo, bravo! достойный председатель!Вот проповедь тебе! пошел! пошел!

Священник

Матильды чистый дух тебя зовет!

Председатель (встает)

Клянись же мне, с поднятой к небесамУвядшей, бледною рукой – оставитьВ гробу навек умолкнувшее имя!О, если б от очей ее бессмертныхСкрыть это зрелище! Меня когда-тоОна считала чистым, гордым, вольным —И знала рай в объятиях моих…Где я? Святое чадо света! вижуТебя я там, куда мой падший духНе досягнет уже…

Женский голос

Он сумасшедший, —Он бредит о жене похороненной!

Священник

Пойдем, пойдем…

Председатель

Отец мой, ради Бога,Оставь меня!

Священник

Спаси тебя Господь!Прости, мой сын.

Уходит. Пир продолжается. Председатель остается, погруженный в глубокую задумчивость.

1830

Примечания

1

Чумный город (англ.).