скачать книгу бесплатно
В первом заявлении, написанном по горячим следам со слов своей несовершеннолетней дочери, гражданин Савченко упомянул нападение в подъезде с «целью попытки изнасилования». Позднее, когда следователь снимал показания с потерпевшей в присутствии обоих родителей, девушка об этой самой попытке умалчивала и насчет нападения давала очень противоречивые сведения. Говорила, что испугалась и «возможно, сама спряталась в тамбуре за лифтом».
В показаниях подозреваемого отчетливо вырисовывается линия защиты. Баранов упорно отрицает факт нападения, хотя и подтверждает, что увидел девушку на улице одну, решил проводить и познакомиться, поэтому зашел вслед за ней в подъезд. Его появление испугало девушку, она побежала вниз по лестнице. Он последовал за ней, чтобы успокоить, естественно. Вероятно, в темном тамбуре Валя споткнулась и упала. Он наклонился, чтобы ей помочь, обхватил за спину. В этот самый момент в подвал ворвался гражданин Стрельцов и нанес Баранову телесные повреждения.
Районная прокуратура собирается дело выиграть. Хотя с одной стороны очевидно, что родителей пострадавшей подкупили или пытаются подкупить, чтобы спустить дело на тормозах. С другой стороны, отец Вали Савченко заявление не забрал, значит, окончательное решение им еще не принято. Кроме того, на следующий день после происшествия потерпевшая прошла медицинскую экспертизу. Полученные ею легкие телесные повреждения: синяки и царапины на руках, спине и шее подтверждают показания главного свидетеля происшествия, гражданина Стрельцова. Ну, и наконец, на свой страх и риск следователь попросил знакомых ребят из Телевизионной Службы Безопасности еще раз показать Баранова крупным планом по областному телевидению.
Я не сообщил следователю о вчерашнем визите адвоката Старопольного. Как бы там ни было, но он появился в «Мойдодыре» в качестве клиента, и я считал своей обязанностью сохранить наш разговор в тайне. Тем более, что предложение адвоката не выходило за рамки ожидаемой линии защиты.
С Иголкиным мы расстались вполне дружески и даже пожали друг другу руки на прощание.
4
– Представьтесь, пожалуйста.
– Стрельцов Виктор Эдуардович.
– Ваш род занятий?
– Частный детектив из агентства «Мойдодыр».
Слово «Мойдодыр» у меня вылетело автоматически и прозвучало довольно глупо, вызвав приглушенные смешки в центре зала.
– Как вы сказали? «Мойдодыр»? Ваше агентство называется «Мойдодыр»?
Смех распространился вправо и влево.
– Ну… Агентство называется «МДД». «Мойдодыр» – это для внутреннего пользования.
– Тишина в зале! Свидетель, вы находитесь в суде. Ваш легкомысленный настрой неуместен.
В отличие от публики, я настроен вполне серьезно, но на всякий случай принес извинения за легкомысленный настрой.
– Хорошо… Свидетель, вы также предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и отказ от дачи показаний.
– Я буду говорить правду, Ваша Честь.
– Представитель обвинения, пожалуйста, приступайте.
С представителем обвинения все ясно. Его интересовало, что и как, и при каких обстоятельствах, и как можно точнее. Я так и отвечал. В течение четырех недель, прошедших до начала судебного разбирательства, я не раз мысленно возвращался к сцене в подъезде за лифтом, поэтому в показаниях не путался и на вопросы представителя прокуратуры отвечал очень уверенно. Он остался доволен.
– У обвинения больше нет вопросов к свидетелю.
– Защита, ваша очередь. Прошу вас, приступайте.
Старопольный сделал два шага вперед, повернулся ко мне и слегка склонил голову. Я переступил с ноги на ногу и приготовился повторить все, что уже сказал.
– Свидетель, вы работаете частным детективом. Какие поручения вам приходилось выполнять?
– Это – конфиденциальная информация. Я не могу говорить о делах своих клиентов.
– Безусловно. Но я спрашиваю не о деталях, а о направлении вашей деятельности. Вы следите за неверными супругами? Находите похищенные бриллианты?
– Обвинение протестует! Деятельность свидетеля не относится к делу.
– Деятельность – да, но суд не может не интересовать моральные качества свидетеля, Ваша Честь. Качества, которые как раз определяются деятельностью.
– Протест отклоняется. Свидетель, отвечайте на вопрос.
– Нет, за неверными супругами не слежу. Правда, однажды мне удалось помирить супружескую пару, стоявшую на грани разрыва. Бриллианты не находил, но как-то нашел и вернул родителям похищенного ребенка. Для его матери эта находка была гораздо дороже «Великого Могола[2 - Один из крупнейших в мире алмазов, найденный в Индии в 17в.]». Что еще? Вот, недавно охранял машину во дворе, о чем только что докладывал.
Одобрительный гул в зале. Удивление, недовольство на лице адвоката, сменяющееся снисходительной ухмылкой, адресованной не мне, а публике.
– Конечно, конечно. Мы не можем проверить ваши слова – конфиденциальная информация. Насколько я знаю и могу подтвердить уже рассмотренными в судах делами, поисками похищенных детей у нас занимается милиция и ФСБ, а частные детективы как раз находятся по другую сторону линии фронта. Свидетель, ваш бизнес (он сделал ударение на слове «бизнес») – единственная статья ваших доходов?
– Да, единственная.
– Я хочу показать суду, что свидетель не обременен своей деятельностью, по крайней мере, легальной (снова ударение), и не страдает от наплыва клиентов…
– Обвинение протестует!
– Это имеет прямое отношение к рассматриваемому делу! Я хочу сказать, Ваша Честь, что любая, даже весьма и весьма сомнительная реклама сыграла бы для свидетеля важную роль в плане привлечения клиентов.
– Обвинение протестует! Защита высказывает предположение.
– Протест отклоняется. Защита, продолжайте. Поясните, что вы имеете в виду.
– Я имею в виду, что, трактуя происшествие, как попытку изнасилования, свидетель извлек существенную выгоду. Его показали по телевидению, в репортаже прозвучало название агентства. Трудно придумать лучшую, и, что немаловажно для нашего героя, бесплатную рекламу.
– Защита, ваша позиция ясна. У вас еще есть вопросы к свидетелю?
– Да, ваша честь. Свидетель, я внимательно слушал ваши ответы на вопросы представителя обвинения. Меня интересуют события, развивавшиеся после того, как вы вбежали в подъезд вслед за моим подзащитным, Славой Барановым. Почему вы решили, что он напал на Савченко? Вы услышали крики о помощи?
– Нет, поначалу я ничего не услышал. Но еще во дворе я заметил, что Баранов преследовал девушку. То есть, он крался вдоль кустов, а когда она свернула к подъезду, побежал. Кроме того, лифт стоял на первом этаже, и в нем никого не было. Это тоже показалось мне подозрительным.
– Что было дальше?
– Я обошел лифт и только тогда услышал звуки борьбы.
– Звуки борьбы? Будьте добры пояснить, что вы имеете в виду, говоря: «звуки борьбы». Удар гонга? Или крик рефери? Что-нибудь вроде «Ниппон» или «Асахи»?
Адвокат высоко поднял брови и медленно обвел зал недоуменным взглядом. Зал ответил приглушенным одобрительным хихиканьем.
Ему удалось сбить меня с толку. До этого момента я отвечал, не задумываясь.
– Ну… Я услышал какой-то шум внизу… Сдавленное мычание…
Сдавленного мычания почтеннейшая публика не перенесла и разразилась откровенным смехом.
Судья шарахнул молотком по столу.
– Порядок в зале!
Старопольный покровительственно улыбнулся.
– Тогда точнее было бы сказать, что свидетель услышал звуки корриды, не так ли?
Снова смех и удар молотка.
– Прошу прощения, Ваша Честь. По-моему, для всех кроме свидетеля очевидно, что он услышал не звуки борьбы, а просто посторонние звуки в замершем подъезде.
– Свидетель, отвечайте!
– Да, вероятно, это так. Я услышал посторонние звуки. Когда спустился вниз, к черному ходу и завернул за шахту лифта, то убедился, что услышал звуки борьбы.
– То, что вы увидели в тамбуре за шахтой лифта, мы уже слышали. Вы описали ситуацию достаточно подробно. Это как раз и вызывает сомнения защиты. Ведь в тамбуре было совсем темно. Свет от лампы у лифта на первом этаже туда не достигает. Как вы смогли все разглядеть?
– Не совсем темно. Тамбур подсвечивался отблесками лампы, установленной над дверью черного хода. Свет тусклый, но достаточный, чтобы все разглядеть.
– Тусклый, но достаточный… Вы уверены, что у двери черного хода горела лампа?
– Уверен.
– А если бы эта лампа не горела, вы смогли бы что-нибудь разглядеть в тамбуре?
– Обвинение протестует!
– Защита, постарайтесь воздержаться от предположений.
Адвокат Старопольный длинно выдохнул и устало покачал головой.
– Прошу прощения, Ваша Честь. Я побывал в том подъезде через день после происшествия. Лампочка над черным ходом разбита. И разбита она уже около четырех месяцев. Это могут подтвердить свидетели – жильцы коммунальной квартиры на первом этаже. Они даже писали жалобу в домоуправление по этому поводу. Еще я провел очень простой эксперимент, который почему-то не пришел в голову следственным органам. Когда заходишь в тамбур за лифтом, невозможно разглядеть даже силуэты находящихся там людей или предметов. Что-то найти можно только наощупь, как, я полагаю, и действовал свидетель. Из пяти чувств он мог использовать только слух и осязание. Он наткнулся на молодых людей как раз в тот момент, когда мой подзащитный помогал девушке подняться. Но не будем забывать, что свидетель – частный детектив. Причем, не слишком успешный в своей практике. Поэтому обычное недоразумение, происшедшее между молодыми людьми, его никак не устраивало. Ему нужно было громкое дело, чтобы попасть в объективы, чтобы заявить о себе всей стране. Вот он я – ваш герой! Я ошибся, когда сказал, что свидетель использовал только слух и осязание. Его главное чувство – непомерное и ничем не обоснованное честолюбие…
Я удивленно огляделся по сторонам, посмотрел на судью и спросил:
– Мы уже судим меня?
Мне ответил стук молотка.
– Свидетель, вам слова не давали! Соблюдайте порядок! Защита, у вас будет время для прений. Вы закончили со свидетелем?
– Я прошу еще минуту, Ваша Честь. Я не хочу утверждать, что свидетель лгал преднамеренно. Но, так или иначе, своими поспешными и неправомерными действиями он причинил моему подзащитному определенный физический и огромный моральный ущерб. У меня нет больше вопросов к свидетелю, но защита заявляет встречный иск, Ваша Честь.
– Свидетель, вы можете вернуться на место.
Я вернулся на место.
Потом один за другим давали показания жильцы коммунальной квартиры: очень помятый и опухший мужичок, который после каждого вопроса испуганно отворачивался и громко выдыхал в сторону, и полная пожилая женщина, преданно смотревшая адвокату в рот. С этими свидетелями Старопольный держался подчеркнуто уважительно, задал по паре вопросов и отпустил. Оба свидетеля показали, что лампочка у черного хода во время происшествия не горела и гореть не могла. Как уточнил непохмеленный мужичок: «исходя из причины неустранимой поврежденности целостности корпуса».
Такая объемлющая формулировка сразила представителя обвинения наповал. Кроме того, обвинителю передали записку. Он взглянул куда-то вглубь зала, зыркнул злыми глазами в мою сторону и отказался от опроса свидетелей.
Судья объявил перерыв. Публика с удовольствием потянулась к выходу из душного зала.
Я вышел в коридор и уселся на деревянный стул. Кажется, я понял, почему родители Вали Савченко не забрали заявление. Старопольного не устраивало прекращенное дело. Выигранное дело – совсем другое дело. Причем, надо отдать адвокату должное, выигранное только его ловкими пассажами на глазах битком набитого зала. Теперь уже ни у кого нет сомнений, что двадцатидвухлетний недоросль Слава Баранов всего лишь хотел пошутить и познакомиться. А в темном тамбуре – доски и пружины от старого разломанного дивана, отсюда и порванная юбка, и синяки, и царапины у потерпевшей. А больше она ничего не помнит. Не очень удачная шутка и не лучший способ знакомства, но без преступного умысла. Скорее всего, молодые люди сами бы разобрались, что к чему, если бы в тамбур не ворвался неуклюжий детектив, жаждущий рекламы и причиняющий всем вокруг огромный моральный вред… Ай, да Старопольный! Ай, да виртуоз!
Кто-то уселся на стул рядом со мной. Я повернулся и увидел следователя Иголкина. Несмотря на разгром стороны обвинения, выглядел следователь вполне бодро, даже довольно, как будто болел за совсем другую команду. А может, не только болел, но и приложил руку к победе противника.
Словно отвечая на мои мысли, Иголкин покачал головой и сказал:
– Вы рано расстраиваетесь, Стрельцов. Это еще не конец.
– Догадываюсь, это только перерыв, – проворчал я. – Конец будет немного позже, когда Баранова вчистую оправдают. Вероятно, из-за моих лживых показаний про лампочку. Но она горела, я точно помню! Эти свидетели из коммуналки врут! Почему ваш прокурор даже не попытался их раскрутить? И вообще, по сравнению с адвокатом, он выглядел школьником, невыучившим урок!
– Он слишком понадеялся на ваши показания. А еще он собирался поймать Савченко на несоответствии в показаниях, но судья ему не дал – вы же слышали. Ну, и соперник, действительно, сильный. Ловко он придумал с разбитой лампочкой. Вроде бы, мелочь, а полностью опровергает ваши свидетельства. И что вы предлагаете? Проверить ЖЭК, была жалоба про лампочку или нет? Бесполезное занятие, Стрельцов.
– А вы-то чего радуетесь, Иголкин? – Я с подозрением уставился на собеседника. – Надеетесь выбить из адвоката признание, что он сам лампочку разбил?
– Да черт с ней, с лампочкой! Тут дело посерьезней, Стрельцов. Помните, я говорил вам, что Баранова снова по телевидению покажут?
– Неужели кто-то опознал? Еще одна попытка помочь подняться с пола?
Иголкин перестал улыбаться, зажмурился и энергично потер ладонями лоб.
– Уже не попытка. Девчонка пропала. Тоже несовершеннолетняя. Почти два месяца ни слуху, ни духу.
– Это он? Баранов?
– Баранов или не Баранов – за руку не поймали. Но причастен. По сегодняшнему делу судья свой гонорар уже отработал. А вновь открывшиеся обстоятельства – это ведь убийством пахнет. Вот увидите, после перерыва отношение судьи к делу изменится. Не станет он больше под адвоката подстраиваться – побоится. – Следователь невесело усмехнулся. – В общем, суд решит, Стрельцов
После перерыва заметно воодушевившийся представитель районной прокуратуры пошел в наступление. Он попросил отложить прения сторон в связи с вновь открывшимися обстоятельствами и вернуться к опросу свидетелей. Вероятно, и судью, и защиту уже предупредили, поэтому Старопольный заявил довольно вялый протест, не встретивший у судьи сочувствия.
К судейскому столу вышел новый свидетель.
Все линии, составляющие черты лица этого немолодого, очень просто одетого мужчины, были изломаны и опущены. Морщины на лбу, уголки глаз, носогубные складки и губы словно стекали вниз, превращая лицо в смятую трагическую маску.
Зал замер и затаил дыхание. Старопольный, не отрывая глаз от свидетеля, склонился к Баранову, что-то спросил и, не дождавшись ответа, перевел взгляд на подзащитного. Наверное, Баранов не понял вопроса. Побледнев и закусив губу, он во все глаза смотрел на свидетеля.
Свидетель отвечал на вопросы прокурора. Его дочь, шестнадцатилетняя Веретенникова Наташа пропала в середине мая. Ушла из дома и не вернулась. Примерно за неделю до исчезновения дочери отец застал ее в подъезде с молодым человеком гораздо старше ее. Вечером Наташа призналась матери, что познакомилась со Славой совсем недавно, пару раз встречалась с ним в кафе и один раз ходила на дискотеку. Позднее, когда Наташа пропала, и велось следствие, соседка заявила, что видела у гастронома, как Наташа садилась в машину вместе с молодым человеком, похожим на Славу. Свидетель с тех пор, как впервые застал Славу в подъезде с дочерью, больше его не видел, но уверенно опознал в обвиняемом Баранове.
Если у свидетеля и теплилась какая-то надежда, что суд поможет найти девочку или хотя бы прольет свет на ее исчезновение, то она, конечно, улетучилась после первых же вопросов защиты. Адвокат коршуном набросился на свидетеля. Его импровизация состояла в том, что родители абсолютно не интересовались жизнью дочери, которая встречалась, с кем попало, бродила, где попало, и вела себя, как попало. Сегодня она села в машину с одним молодым человеком, завтра – с другим, и так далее. Короткие, односложные ответы растерявшегося свидетеля адвокат комментировал однозначно. Он перегибал и знал, что перегибает, чувствовал полярно изменившееся настроение притихшего зала, но продолжал терзать несчастного, раздавленного горем человека, обвиняя пропавшую девчонку в безнравственности, а родителей – в равнодушии и легкомыслии.
– Ну, сво-о-лочь! – выдохнул кто-то из задних рядов.
Судья с размаху забил абстрактный гвоздь деревянным молотком и, наконец, сделал замечание защите.
– У защиты больше нет вопросов к свидетелю, Ваша Честь.
Опрос следующего свидетеля занял не более пяти минут. Сухонькая и бойкая старушка подтвердила, что именно Баранов садился в машину с Наташей, а на вопрос Старопольного насчет зрения свидетельницы, ответила, сорвав аплодисменты зала и удар молотка:
– Тебя-то, господин хороший, насквозь вижу.
