скачать книгу бесплатно
Они сели в «Ауди», и машина снова продолжила путь. Прибавляя газу, шофер со смехом сообщил:
– Представляете, пока вас не было, мимо меня в обе стороны проскочило машин пять или шесть. И все так таращились в мою сторону, иные даже притормаживали, чтобы получше разглядеть. Даже жалко стало, что нет с собой какой-нибудь маски-страшилки. Можно было бы приколоться!
– А кстати, они у вас тут где-нибудь продаются? – спросил Лев, усаживаясь поудобнее.
– Да, есть… В Среднедонске, неподалеку от железнодорожного вокзала, я как-то видел магазинчик «Тролль и гоблин». Там, говорят, всякую такую хрень продают, типа для розыгрышей. Есть маски упырей и оборотней, отрубленные руки, всякие прибабахи для готов, наподобие сумок в форме гроба, вампирской косметики…
– Очень интересно! – о чем-то размышляя, резюмировал Гуров. – В ближайшее время надо будет туда обязательно заглянуть. Вот, наверное, ты и съездишь… – со значением посмотрел он на Станислава.
– Ты подозреваешь, что все эти привидения и вурдалаки – ряженые в костюмах? – понимающе кивнул тот. – Да, такое запросто может быть.
– То есть на повестке дня стоит вопрос о том, что в Брутах кем-то разыгрывается криминальный спектакль… – Песчанцев потер ладонью лоб. – Согласен, резоны в этом, безусловно, имеются. Но тогда возникает вопрос: ради чего все это затеяно? Ведь произошли реальные убийства, реальные исчезновения людей. Это на шутку никак не тянет. Это уже черт знает что! Некие отморозки, маскируясь под таких вот мифических чудовищ, с какой-то непонятной целью совершают настоящие кровавые преступления. В таком случае не исключено, что у всего этого есть и некий заказчик.
– Совершенно верно. И когда мы будем знать ответ на этот вопрос, раскрыть дело сможем в два счета, – ответил Лев, глядя на приближающиеся из-за лесистого холма крыши Брутов.
– Кстати, молодой человек, о шутках! – заговорил Станислав, тронув водителя за плечо. – Если вдруг появилось желание кого-нибудь просто так напугать страшной маской, то надо иметь в виду, что подобные шутки закончиться могут очень печально. И для жертвы, и для самого шутника. Знаю я такие случаи… Внук бабушку пугнул – у нее сердце не выдержало, умерла на месте. Сосед хотел в шутку пугнуть соседа, а тот был «под газом», нес в руке молоток и с перепугу шутника так по «куполу» шандарахнул, что того еле отходили в реанимации. Поэтому, как говорится, шути, да не зашучивайся!..
Смущенно закашлявшись, водитель покосился в его сторону и, ничего не ответив, лишь мотнул головой.
Глава 3
Сворачивая с трассы на сельскую улицу, сержант вслух продекламировал некрасовские строки:
– Вот моя деревня, вот мой дом родной! А ничего, хутор красивый, – с видом знатока отметил он.
Когда «Ауди» покатила вдоль домов, он взглянул на подполковника и поинтересовался, куда ему ехать дальше.
– Давай к здешней управе, – распорядился тот. – Это прямо по курсу. Там где-то рядом должен жить староста. У него и спросим, куда и к кому нам двинуть насчет постоя.
Староста, рослый, крепкий мужчина в годах, с черной бородкой и усами, оказался дома. Выслушав визитеров, он пообещал «что-нибудь придумать». Достав сотовый и отойдя в сторонку, сделал несколько звонков, после чего объявил, что взять новоприбывших на постой может его дальняя родственница. Она уже несколько лет живет одна – муж умер, дети разъехались, а дом просторный, «хоть в футбол играй». Впрочем, староста сразу же предупредил, что с каждого Раиса Григорьевна берет за сутки постоя по «сто пьсят рублев».
– Это – если без харчей! – особо уточнил он. – А ежели с харчами, то-о-о…
Он глубоко задумался, как видно, опасаясь и продешевить, и отпугнуть потенциальных клиентов, заломив слишком большую сумму.
– С двоих тысячи за сутки постоя хватит? – простецки поинтересовался Гуров.
– Э-э-э… – похлопав глазами, растерянно протянул «мэр» хутора. – А чего ж не хватит-то?! Хватит! Все, все, все! Едем, едем!
– А ехать-то далеко? – с ироничной усмешкой спросил Станислав.
– Да где там! Вон дом белый за синими воротами! – Староста указал рукой на весьма немаленький «курень» метрах в ста пятидесяти от них, высившийся в окружении вишен.
– Ну, и чего туда ехать, если можно пешком дойти? – резонно заметил Крячко.
Они со Львом достали свои сумки и, попрощавшись с Песчанцевым, следом за хуторским «мэром» зашагали к своему здешнему обиталищу. Уезжая, подполковник попросил их быть на связи и, «если что», обращаться немедленно, гарантируя все возможное содействие.
Хозяйка дома – монастырского вида пенсионерка за семьдесят, с суровым, изучающим взглядом встретила гостей у ворот. Позади нее, тщась сорваться с цепи, прыгал лопоухий горластый пес. Сдержанно представившись, Раиса Григорьевна предложила пройти в «апартаменты». Опера проследовали за ней в аккуратно прибранный, неплохо для хутора обставленный «курень». Открыв дверь в просторную комнату со столом, стульями, шифоньером, двумя койками и телевизором, хозяйка молчаливым жестом пригласила их пройти туда. В «красном» углу, на красиво сработанной полочке, стояли несколько старинных икон, украшенных вышитыми рушниками.
– Вот такой «Хилтон» вас устроит? – спросила она, окинув помещение критичным взглядом.
Уважительно глянув на бабулю, свободно произносящую «апартаменты» и «Хилтон», гости заверили, что о лучшем и мечтать не могли. Уплатив сразу за несколько дней вперед, приятели начали располагаться на новом месте. Включив местный телеканал, они распаковывали вещи, обсуждая планы на завтра.
С утра к ним обещал подойти староста, чтобы персонально проводить к каждому из тех, с кем опера планировали поговорить (родственники погибших и пропавших без вести, очевидцы странных явлений и т. д.). Кроме того, приятелями была намечена поездка в райотдел для ознакомления с висяками. Одновременно с этим определили, что обязательно нужно будет встретиться с мальчиком, спасшимся от тех, кого он принял за вурдалаков. По предположению Стаса, не лишним было бы съездить и на руины Мельничного – вдруг там удастся увидеть что-то дельное? Гуров с ним согласился полностью – он и сам обдумывал подобный вариант еще во время обхода кладбища. Вот только завтра с этим вряд ли что получится – где на все эти дела набраться времени? Дай бог, хотя бы с половиной намеченного управиться.
После короткого стука в дверь в комнату заглянула Раиса Григорьевна и пригласила к столу. Стол оказался сугубо деревенским и весьма обильным. Помимо отменных щей со свининой и жареного карпа, постояльцам было предложено свежее молоко и сотовый мед. Крячко, как завзятый любитель «повеселиться, а особенно поесть», издав преисполненное восхищения «Ух, ты!», немедленно вооружился ложкой.
По достоинству оценив предложенное изобилие, опера приступили к трапезе, оценивая ее в превосходительных тонах. Впрочем, не забывали они и о том главном, ради чего сюда приехали. Отрезая ломоть от ковриги домашней выпечки, Гуров как бы ненароком поинтересовался у хозяйки дома, присевшей на другом конце стола, что думает она о происходящем на хуторе.
– А что тут думать? – сокрушенно вздохнула женщина. – Это все поганка Наирка натворила. Из-за нее тут творится невесть что.
– А Наирка – это кто? – на секунду оторвавшись от еды, спросил Станислав.
Безнадежно махнув рукой, Раиса Григорьевна рассказала, что пять лет назад к ним на хутор откуда-то приехала некая особа под сорок, одинокая, но «шустрая – как помело». Она сняла пустующий дом у родни его бывших хозяев и устроилась работать к местному предпринимателю продавщицей в его магазин. Звали ее Тамарой, но сама себя она предпочитала называть Наири. Откуда она приехала, выяснить никому так и не удалось. Но где-то, как-то все же просочилось, что Тамара-Наири одно время состояла в некой секте восточного толка. Правда, из нее она ушла, по какой-то причине не поладив с главным «гуру». Однако, даже уйдя из секты, Тамара-Наири продолжала соблюдать все тамошние обряды и ритуалы.
– И только года через три мы узнали, что состояла она не где-нибудь, не как-нибудь, а в чернокнижниках! – огорченно вздохнула хозяйка. – К ней тут же все наши ходить за покупками перестали. Хозяин начал бурчать: чего это выручки нет? Ты или делай выручку, или уходи. А она обозлилась и сказала: «Ну, вы меня еще не раз вспомните!» А было это накануне полнолуния. Что уж эта Наири вытворяла той ночью – не знает никто. Только на следующее утро она исчезла, как будто ее тут и не бывало никогда. А у нас с той поры начали твориться всякие безобразия. То скотина на лугу чем-нибудь отравится, то дом у кого-то загорится… Вот теперь и поминаем ее недобрым словом!
Не отрываясь от ужина, Крячко заговорил со скептической улыбкой:
– Раиса Григорьевна, знаете, у нас с Львом Ивановичем было несколько дел, где жулики, бандиты, всевозможные там мошенники свои преступления маскировали под что-то сверхъестественное. И ведь как ловко это проделывали! Иной раз, знаете, даже наши коллеги начинали уверять: мужики, да ничего вы тут не раскроете! Это, дескать, сплошная мистика! И что же?! Как миленьких выводили всех этих «магов» и «чародеев» на чистую воду.
По его словам, все те «копперфильды», с которыми довелось иметь дело, вовсю злоупотребляли самыми недостойными приемами – наглой мистификацией, запугиванием, примитивным трюкачеством, выдавая ловкость рук за чудотворство. Но такими бойкими и самоуверенными «маги» и «чародеи» являли себя не слишком долго, только до того момента, пока на их запястьях не защелкивались «браслеты». И если до задержания они шантажировали оперов и порчей, и проклятиями, то сразу же после водворения за решетку начинались охи и слезы: ой, пожалейте меня, несчастненького!
– Думаю, и здесь творится что-то наподобие. Кто-то у вас творит зло, наводя тень на плетень, а кто-то принимает этот криминальный балаган за чистую монету, – снова принимаясь за еду, заключил Станислав.
– Может, вы и правы… – сдержанно проговорила хозяйка. – Дело покажет. Вот как какого-нибудь злыдня поймаете, так сразу и определимся – колдовство это было или разбой.
…Первая ночь в Брутах для оперов выдалась беспокойной. Сразу после полуночи отчего-то зашелся лаем Ершик – хозяйкин пес. Потом под окном комнаты постояльцев часу уже в третьем сипловато захрюкала невесть откуда взявшаяся там свинья. Совсем уже под утро по улице проскакал неизвестный наездник.
За завтраком Лев и Станислав поинтересовались у хозяйки причинами всех этих шумов. Та в ответ лишь пожала плечами:
– Да бог его знает! Ершика слышала, а вот отчего он разгавкался – и сама не поняла. А больше ничего услышать не довелось. Сплю крепко, меня ничего не беспокоит.
– Понятно… – кивнул Гуров. – Ваш ответ нас устраивает. Нам отчего-то подумалось, что вы спишете происходившее на коварные происки здешней нечисти, – рассмеялся он.
– И все-таки! – не унимался Крячко. – Как вы думаете, что за свинья могла хрюкать у нас под окном?
– Да, скорее всего, молодежь озоровала… – Сделав такое предположение, Раиса Григорьевна впервые за все это время чуть заметно улыбнулась. – Поди, узнали, что из Москвы люди приехали, вот и решили подурачиться. Я ж их, оболтусов, знаю всех досконально. Всю жизнь, пока тут была школа, работала математичкой. Все они прошли через мои руки…
– Вы преподавали математику?! – спросил Гуров с изрядной долей удивления.
В лице хозяйки он, скорее, мог заподозрить бывшего колхозного бухгалтера или экономиста, нежели школьного педагога.
– А что, здесь сейчас школы нет? – одновременно с ним задал свой вопрос и Крячко.
Поправив косынку, хозяйка утвердительно кивнула, как бы ответив этим сразу на оба вопроса.
– Да, молодые люди, я учитель математики. Что касается школы… Сегодня у нас ее нет. Видите ли, с некоторых пор в наш язык вошло такое хитрое словцо «оптимизация». В десятом году нашу школу «оптимизировали». То есть закрыли. Теперь детей возят на занятия за пятнадцать километров. И вот итог. Если в ту пору школьников на хуторе было более тридцати человек, то теперь осталось только двенадцать. Часть семей, у кого есть дети, разъехались. Вот и я из-за этой «оптимизации» осталась без своих любимых сорванцов. Очень жаль! – грустно обронила она, направляясь к выходу.
Памятуя, что вчера в райотделе им пообещали транспорт, Лев созвонился с дежурным. Тот, к кому-то сбегав, сообщил, что выделенная им машина сломалась, едва выйдя из гаража, но завгар обещал, что часам к одиннадцати что-нибудь обязательно подыщут взамен.
– Охренеть! – сердито фыркнул Стас. – Это они что же, собирались нам подсунуть такую рухлядь, что сама себя не передвигает?! Да-а-а…
В этот момент в окно кто-то деликатно постучал, на что сразу же зычным лаем отреагировал Ершик.
– Похоже, Пал Палыч… – догадался Гуров. – Ну, и мы уже почти готовы.
Выйдя на улицу, опера и в самом деле увидели старосту, который, покуривая короткую трубку, что-то рассматривал под их окном. Обменявшись с ними приветствием, он кивнул головой в сторону палисадника и, усмехнувшись, спросил:
– Это чьи ж тут свиньи похозяйничали? И натоптали, и наковыряли… Вон, напротив вашего окна всю клумбу разворотили.
Приятели, переглянувшись – ни фига себе, прикол! – вошли в палисадник и с удивлением обнаружили, что Пал Палыч прав – от непонятно как произошедшего свиного нашествия пострадали все три имевшиеся там клумбы. Однако больше всего досталось крайней, что была напротив их окна.
Они продолжили обследование и пришли к выводу, что с наружной стороны ограждения палисадника свиных следов нет и в помине. Похоже было на то, что свиньи прямо в палисаднике как бы материализовались из воздуха и, сделав свое нехорошее свинское дело, снова растворились. Напрасно опера «нарезали круги», изучая прилегающую к палисаднику территорию и тщательно осматривая каждую ее пядь, – хоть каких-то следов подхода или отхода парнокопытных с пятачками обнаружено ими не было. Не было заметно никаких признаков и того, чтобы свиней на чем-то привезли, а потом увезли. Да и вообще, было совершенно непонятно, к чему и ради чего кто-то устроил подобную каверзу.
Вышедшая на улицу Раиса Григорьевна некоторое время ошеломленно молчала при виде того, что творится в палисаднике. Наконец она только и смогла произнести:
– Господи! Да кто ж это упакостил-то так!
– Не иначе, Наиркины козни… – выколачивая трубку от табачного пепла, флегматично отметил староста. – Видно, шибко она недовольна тем, что ты кого-то приютила.
Глядя на крайне расстроенное лицо хозяйки, Лев негромко предложил:
– Давайте мы вам компенсируем этот ущерб. Тысяч пять хватит? Вдруг, это и в самом деле из-за нас? В принципе, можем и съехать. В случае чего, устроимся и в Краснокуренном.
– Да, – поддержал его Стас, – мы не хотели бы, чтобы из-за нашего присутствия у вас возникли лишние проблемы.
Тут же став собою прежней, Раиса Григорьевна строго объявила:
– Еще чего не хватало! Буду я потакать чьему-то свинству. Не дождутся, чтобы я хороших людей за порог выставила. Ничего, клумбы подправлю, цветов подсажу – семян хватает. А вы работайте и ни о чем таком голову не ломайте. И про деньги разговор заводить не надо. Невеликий убыток – не корову увели.
Решив этот вопрос, опера не могли не спросить у Пал Палыча, что за чудила мог сегодня ночью проскакать по хутору. Услышав о кавалеристе-полуночнике, староста рассмеялся и пояснил, что подобными проделками обычно занимается некий Костюша Бугаек.
По его словам, парень с малолетства отличался некоторыми странностями по причине определенного, говоря политкорректным языком, аутизма. Его родители, некогда злоупотреблявшие спиртным, сына себе и зачали, и родили по пьяни. Осознав, что свершилось нечто крайне скверное, чета Бугаек и пить бросила, и в церкви покаялась, да только было поздно. Сын у них оказался единственным ребенком. Вот так теперь он и живет, что называется, «ни богу свечка, ни черту кочерга». Осилить Костюша смог только три класса, а при таком образовании единственный, кто его пристроил хоть к какому-то делу, был хуторской пастух Алексеич, который взял его к себе в подпаски.
Пригнав коров с пастбища, Костюша очень часто ехал не домой, а куда-то отправлялся гарцевать на низкорослом, но шустром жеребчике Орлике. Где он бывал, чем там занимался – не знал никто, даже родители. Возвращался Костюша из своих вояжей иной раз чуть не под утро.
– Любит пофорсить, паразит! – добродушно усмехнулся Пал Палыч. – Кстати, интересный момент! С той поры, как Костюша стал присматривать за стадом, не пропала ни одна корова, хотя до этого такое случалось. Одни гады крали скот средь бела дня! Да, представьте себе…
Как далее поведал староста, кражами промышляли некие небедные отморозки из райцентра. Как-то раз, к удивлению Алексеича, Костюша для чего-то сбил в одну кучу разбредшееся стадо и стал ездить вокруг него на лошади. На замечание пастуха – чего, мол, чудишь, как бы коровы голодными не остались, подпасок понес какую-то галиматью насчет «черных волков».
И тут Алексеич заметил, как далеко за кустами на солнце отблескивает крыша большой черной легковушки. Сообразив, что это могут быть скотокрады, пастух по сотовому вызвал подмогу. Примчалось чуть ли не полхутора. Скотокрадов (а это были именно они) в момент скрутили и передали в полицию. С тех пор хуторяне, до той поры частенько острившие по поводу Костюши, стали его воспринимать чуть ли не как живой талисман хуторского стада.
– У него вообще-то есть какой-то особый дар – при нем любая собака ведет себя смирнее смирного. Не раз уже сам видел – если к кому во двор зайдет, собака тут же или к нему ластиться начинает, или хвост поджимает и прячется в будку. Одна тут наша «всезнайка» начала было плести, что у него якобы кровь волчья, а значит, он оборотень. Ну, я ее сразу окоротил – нечего попусту сплетни распускать! Ну, что, идемте к Артемьичевым?
– Да, пожалуй, пора, – согласился Гуров. – Пока машины нет, время надо использовать рационально, с пользой для дела.
И они двинулись вдоль по улице, продолжая начатый разговор.
– А болтать про «волчью кровь» подпаска та мадам начала еще до того, как здесь нашли первого убитого с прокушенной шеей? Или уже после? – уточнил Станислав.
– После. Да тут, как только первый раз это случилось, у многих в мозгах путаница началась. Помню, когда по весне нашли Жорку Артемьичева… – Пал Палыч тяжело насупился. – Так вот у меня самого-то «чайник» с ходу закипел – как? Отчего? Почему?!..
По его словам, в данный момент они как раз и направляются к родственникам того, кто открыл трагический счет погибших от непостижимо загадочной и одновременно жутковатой смерти.
– Жорка работал трактористом у местного фермера, Юрки Колопатова, – на ходу повествовал староста. – В тот день допоздна задержался в мастерской – к боронованию готовил трактор. Она вон там, за околицей. И все. Домой не вернулся. Прямо за углом мастерской его и убили. Да как по чудному-то! Опера приехали, говорят: тут у вас завелась какая-то специально обученная собака. Ага! Пусть еще скажут, баскервильская из Англии сюда перебралась! Нет, мужики, чую печенкой, что-то тут совсем другое. А что? Хрен его знает!
Они подошли к дому из белого силикатного кирпича, огороженному дощатым забором, который был покрашен зеленой краской. Проживавшие там – вдова умершего и двое сыновей подросткового возраста, как видно, заранее предупрежденные старостой, – их уже ждали. Войдя в небогато обставленный дом, приятели и их сопровождающий наотрез отказались от завтрака – сами только что от стола! – и предложили поговорить о последних днях жизни покойного.
Хозяйка дома, назвавшаяся Ульяной, по внешнему виду никак не похожая на классический вариант вдовы, выглядела вполне уравновешенной и оптимистичной. Уговорив гостей согласиться хотя бы на чашку чаю – его она заваривала с мелиссой и мятой, что весьма высоко оценил Станислав, – Артемьичева заговорила приятным «бархатным» голосом.
По ее словам, беды, приключившейся в середине апреля, вообще ничто не предвещало. Георгий в ту пору, как и всегда в такое время, ходил в мастерскую, готовился к весенне-полевым работам. С другими членами бригады отношения у него были хорошие, так же, как и с самим фермером. С хуторянами их семья всегда жила дружно, ни с кем никогда не конфликтовала. Впрочем… Дойдя до этого места, Ульяна обернулась к сыновьям и предложила им пойти пополоть картошку.
Когда парни с недовольными лицами скрылись за дверью, она продолжила:
– Если откровенно, то трения у него кое с кем были. Вот, Пал Палыч в курсе. Юбочником был мой Жора, царствие ему небесное. Да еще каким! Ну, это у нас тут так бабников называют. Тут-то, в Брутах, он особо не гулял, а вот по соседним хуторам и станицам, по Краснокуренному куролесил – будь здоров! Сколько у него имелось баб, я не знаю, но, говорили, десятка три – самое меньшее. И одиночки у него были, и замужние…
– А вот об этом чуть подробнее! – попросил Гуров. – И, кстати, вопрос: а вы об этих, так сказать, увлечениях мужа нашим коллегам не рассказывали?
– Рассказывала… – Ульяна сдержанно кивнула. – Но мне показалось, всерьез они это не восприняли. Вроде того, мели, Емеля… А что касается того, за кем именно он приударял, тут ничего не знаю. За ним не следила, потому что считала это напрасным делом. Раз уж пошел по бабам – махни рукой и плюнь. Для меня главное было – детей на ноги поставить. Их у нас четверо. Вот, Святослав и Тарас – старшенькие мои, Любочка и Анютка – меньшие. Они сейчас у свекровки гостят… Я не знаю, в дело ли будет то, что я рассказала сейчас? Но знать-то вы должны и об этом тоже, так ведь?
– Разумеется! – с интересом приглядываясь к хозяйке дома, подтвердил Станислав. – Вы остановились на последних днях жизни Георгия. Ему никто не угрожал, никто за ним не следил?
Ульяна чуть пожала плечами и пояснила, что чего-то похожего от мужа она не слышала. Впрочем, дня за два до того, как его нашли убитым, он вечером за чаем промеж делом рассказал про каких-то чудил, которые спрашивали у него дорогу на станицу Толмачевскую. А она как раз в той стороне, откуда они и ехали. Смеясь, Георгий недоумевал, как они могли проскочить мимо Толмачевской, если там проехать можно только через само селение, где «даже последний дурень» смог бы как следует сориентироваться?!
– Что-нибудь об их машине – номер, марка, цвет, как выглядели те люди, он не рассказывал? – для проформы поинтересовался Лев, заведомо зная, что ничего этого их собеседница не знает.
Как и ожидалось, никаких подробностей Ульяна и в самом деле не знала. С одной стороны, те проезжие ей были совершенно безразличны, а с другой – муж и сам в подробности не углублялся. Что касается последнего дня жизни Артемьичева, то он абсолютно ничем не отличался от всех других. На работу Георгий ушел в восьмом часу утра, на обед не приходил – в мастерской имелась бесплатная столовая. Вечером, когда он не появился и в девятом, и в десятом часу, Ульяна особой тревоги не испытала, поскольку знала заведомо, что ее несерьезный муженек или в мастерской, или… Или опять «на часок» свалил к какой-нибудь из своих ухажерок.
О том, что муж найден убитым, она узнала от Колопатова. Тот, поздним вечером приехав в мастерскую, чтобы проверить – на месте ли сторожа, по своей привычке пошел осмотреть территорию. И, свернув за угол, наткнулся на Георгия, уже начавшего коченеть. Фермер немедленно позвонил в полицию и съездил к Артемьичевым, чтобы сообщить о случившемся…
Уточнив еще кое-какие детали, опера попрощались и отправились дальше. Выйдя за калитку и взглянув на часы, Гуров озабоченно отметил:
– Долгонько засиделись… Надо ускорять. Если на каждую встречу будем тратить по часу, то до обеда и половины запланированного не обойдем.
Посоветовавшись, они со Стасом решили ходить порознь, чтобы до прибытия машины из райотдела успеть обойти еще хотя бы по одному двору. Староста согласился, что так и в самом деле будет гораздо лучше, и указал Гурову на небольшой кирпичный дом, виднеющийся из-за разросшейся сливы на противоположной стороне улицы.
– Вон там живут Котовы, Альберт и Евдокия. У них где-то в июне была убита дочь Роза. И точно так же, как и у Артемьичева, у девчонки была прокушена шея и выпущена кровь. К ним вы пойдете?
– Ну а что? Пойду… – Кивнув, Лев направился ко двору, огороженному ветховатым, покосившимся штакетником, а Пал Палыч и Крячко зашагали дальше.
Открыв столь же косоватую калитку, Гуров постучался в окно и увидел вышедшего на крыльцо мужчину средних лет в майке и шортах, явно успевшего «принять на грудь». Все открытые части его тела были украшены характерными татуировками. Судя по этой «картинной галерее», ее обладатель с тюремными нарами был знаком не понаслышке. Недоуменно вытаращившись на незнакомца, «расписной» недовольно поинтересовался:
– Чего тебе? Чего приперся?
– Главное управление уголовного розыска, – строго уведомил Гуров и показал удостоверение.
– Мог бы ксиву свою и не показывать, я ментов за версту вижу, – кривовато ухмыльнулся тот. – А что за дела-то? Опять по мою душу?
