banner banner banner
Хирург мафии (сборник)
Хирург мафии (сборник)
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Хирург мафии (сборник)

скачать книгу бесплатно

– Шума? Какого шума? – не понял парень.

– Шум борьбы, крики или какие-то другие непривычные звуки, – пояснил Гуров.

– Ничего такого я не слышал. С семи вечера, сразу после ужина, в клинике установлен режим тишины. Это значит, что никто из пациентов не имеет права ходить по коридору и нарушать покой остальных пациентов. Как я уже говорил, здесь довольно строгие правила, нарушать их пациенты не решаются. Себе дороже. – Парень помолчал, потом тихо спросил: – А что все-таки произошло?

Ответить Гуров не успел. Из коридора донесся голос Крячко:

– Лева, дуй сюда! Скорее!

Одновременно с криком в дверях палаты появилась голова санитара. Потрясая ключами, он оживленно доложил:

– Полковник просит пройти вас в бокс номер семь. Там такое!

Дважды повторять ему не пришлось. Гуров пулей вылетел из палаты и помчался в том направлении, которое указал санитар. Несмотря на возбуждение и спешку, тот не забыл дважды повернуть ключ в замке. «Вышколенный персонал», – машинально отметил Лев, врываясь в бокс под номером семь. Внутреннее убранство бокса ничем не отличалось от предыдущего. Та же широкая кровать, застеленная белоснежными простынями. На ней восседал довольно крепкий парень, не намного старше собрата по несчастью из двенадцатого бокса. Вид у него был одновременно и растерянный, и испуганный. Крячко стоял в углу палаты и внимательно разглядывал то, что лежало на полу за корзиной для мусора. Гуров подошел ближе.

– Видал? – вполголоса задал вопрос Станислав.

– Вижу, – ответил Гуров. За корзиной лежала больничная салфетка, какими обычно накрывают простерилизованные инструменты, вся пропитанная кровью. Из-под нее выглядывала белая сталь. – Скальпель? – автоматически произнес он.

– Наверняка, – коротко ответил Крячко. – Надо бы спецов позвать, пусть снимут отпечатки пальцев. А мы пока с этим кадром побеседуем.

– Это не мое, – подал голос парень. – Я вообще не знаю, как это появилось здесь. – Теперь голос у него был не просто испуганный, он излучал настоящий ужас.

– Сходи в манипуляционную, позови кого-нибудь из наших, – попросил Лев санитара.

Тот мгновенно скрылся за дверью, а Лев и Стас придвинулись вплотную к постели пациента.

– Ваше имя, молодой человек! – потребовал Гуров.

– Санюра я. Сашка Храпов, – хрипло проговорил парень. – И это не мое!

– Разберемся. Расскажите нам, Александр, как вы провели вечер накануне?

– Вы смеетесь, да? Как я мог провести вечер в стенах этой богадельни?

– Невежливо отвечать вопросом на вопрос, – заметил Крячко. – Тебя в школе вообще ничему не учили? Давай-ка обстоятельно. По минутам. Что делал, во сколько и с кем.

– Да ничего я не делал. Поужинал, видео посмотрел и спать лег, – осторожно ответил Санюра.

– В котором часу был ужин? Что за фильм смотрел, во сколько уснул?

– Ужин в шесть. Свободным пациентам разрешено посещать столовую. Из столовой вернулся минут через тридцать. Ну, это я так думаю. Здесь за временем особо не следишь. Главное, до семи в палате оказаться и звуки посторонние приглушить. Нам только в наушниках разрешено фильмы смотреть или музыку слушать.

– Что означает термин «свободный пациент»? – поинтересовался Гуров.

– Это те, кто на четвертый этап перешел. Вроде как в компьютерной игре. На последний уровень перешел и свободен, – охотно объяснил Санюра. – Перед выпиской нам дают определенную свободу передвижения. Ну как свободу? До обеда можно в общую комнату ходить, есть в столовой, и на ночь дверь не закрывают. Такая вот свобода.

– И ты, значит, из таких, – подытожил Крячко.

– Да, из таких. Мне три дня до выписки осталось.

– Чего ж ты эти три дня дотерпеть не смог? – сдвинул брови Станислав. – За что девчушку жизни лишил?

– Какую девчушку? – Лицо Санюры вытянулось.

– Медсестричку вашу. Елену Баландину.

– Леночку? Леночка мертва?! О, ужас! – Голос парня сорвался на крик. – Наша Леночка! Какой кошмар!

– Кончай комедию ломать! – грубо оборвал его стенания Крячко. – Выкладывай, за что девушку порезал? Дозу получить хотел?

– Вы думаете, что ее убил я? – еще громче завизжал Санюра. – Вы с ума сошли! Мне не нужна никакая доза! Я полностью излечился, спросите у профессора. Меня к выписке готовят.

– Спросим, не сомневайся. Однако для тебя будет лучше, если ты сам во всем сознаешься. Чистосердечное признание и все такое. Наверняка в курсе, – не обращая внимания на возмущение Санюры, гнул свое Крячко.

– Погоди, Стас, – остановил натиск полковника Гуров и обратился к парню: – Сможете вспомнить, как долго фильм смотрели? В котором часу он закончился? Что необычного происходило в этот вечер? Для нас важны любые мелочи.

– Да что ты с ним расшаркиваешься? – рассердился нетерпеливый Крячко. – Забираем с собой, посидит часок в предвариловке, заговорит как миленький.

– Я с вами никуда не поеду! – взвился Санюра. – Не имеете права! Я на излечении, мне покой предписан.

– Вот ты и устроил Леночке покой. Вечный, – гневно произнес Крячко.

В палату вошел один из криминалистов.

– Что тут у вас, Лев Иванович? – спросил он, окидывая палату беглым взглядом.

– Пальчики откатать нужно. И вот с этим поработать, – кивнув в угол, ответил Гуров.

– С чего начинать?

– С орудия убийства, я полагаю, – сказал Лев, – с парнем мы еще не закончили.

Криминалист забрал салфетку и найденный под ней скальпель и молча удалился. Санюра наблюдал за его действиями уже без истерики. Как только тот ушел, он снова заговорил, обращаясь исключительно к Гурову, как к единственной его надежде.

– Послушайте, я никого не убивал. Вы просили расписать по минутам все, что я делал вчера. Я попытаюсь. После ужина я пришел сюда. Начал смотреть фильм. Про природу. Других у нас нет. Я выбрал про дельфинов. Фильм был скучный, и примерно через час я его вырубил. Включил плеер. Слушал музыку и мечтал. Да, да, не смейтесь, именно мечтал, – огрызнулся Санюра, уловив скептическую ухмылку Крячко. – А мечтал я о том, как окажусь в своем родном доме, рядом с родителями. Разве это смешно?

– Конечно же, это не смешно, – успокаивающим тоном произнес Гуров. – Продолжайте.

– Так вот. Сколько времени прошло, я не знаю, не следил за часами. Вы спрашиваете, что необычного я заметил вечером? Ничего. Вернее, кое-что произошло, но необычного в этом ничего нет.

– Что именно произошло?

– В какой-то момент мне показалось, что в палату кто-то заглянул, но когда я открыл глаза, тут никого не было. Я подумал, что приходил санитар с проверкой, только и всего. Взглянул на часы, чтобы удостовериться, что еще нет десяти, когда нам положено спать. Было без двадцати десять. Я снова закрыл глаза и еще минут двадцать слушал музыку. Потом вырубил плеер, засунул его под подушку и заснул. Вот и все.

– Как все гладенько, ты не находишь, Лева? Лежал себе наш Санюра в постельке, потом пришел злой дядя, подкинул ему в палату орудие убийства, а наш добропорядочный пациент продолжал себе слушать музычку. Просто идиллическая картинка. Сказочник ты отменный, Санюра, вот что я тебе скажу, – высказался Крячко.

– Я так и думал, что вы мне не поверите, – вздохнул Санюра. – Только другой сказочки у меня в запасе нет.

– Время, когда к вам в палату кто-то заглядывал, вы точно запомнили? – спросил Гуров.

– Точно, – кивнул парень.

– А до этого все время находились в наушниках, так?

– Так.

– И остальные пациенты проводят вечера так же?

– Скорее всего, – согласился Санюра. – Тут из развлечений видик и музыка. Слушать можно только в наушниках. Это общее правило. Кое-кто в шахматы сам с собой играет.

– Кто именно? – уточнил Лев.

– Вадик из третьего бокса. Он, кстати, тоже из свободных. И Натаха с восьмого бокса. Она, правда, не в шахматы, а в тетрис рубится, но музыку не особо уважает. Может, она что слышала? – В голосе Санюры появилась надежда. – Ее бокс соседний, зайдите к ней. Вдруг она слышала шаги или еще что-то, тогда мои слова подтвердятся.

– Одевайтесь. Вам в любом случае придется проехать с нами, – проговорил Гуров.

– Зачем? Вы хотите посадить меня в тюрьму? О, только не это! – снова завопил Санюра.

– Стас, я к криминалистам, а ты тут подгони молодого человека, – попросил Гуров, выходя из палаты и слыша за спиной жалобные стоны Санюры и твердый голос Крячко, поторапливающего его.

Он отыскал санитара и попросил сопроводить его в бокс номер восемь. Девушка, занимавшая этот бокс, оказалась не особо разговорчивой. На все вопросы Гурова она отвечала односложно. Шагов не слышала. В бокс никто после семи вечера не заходил. Дверь открыть не пытался. Сама она смотрела сериал про африканских животных ровно до разрешенных десяти вечера, потом уснула. С соседом по боксу пересекалась только на процедурах и групповых сеансах терапии. Ничего о нем сказать не может, ни положительного, ни отрицательного.

Вадик из третьего бокса помог не больше. Он, как и все пациенты Центра, строго выполнял правила клиники и в этот вечер лег спать чуть ли не в восемь. Сказал, что болела голова, а санитарам признаваться в этом не хотел. Любое ухудшение самочувствия записывается в журнал, и это удлиняет процесс реабилитации. Он же добровольно продлять свое заточение не хотел. К тому же из-за головной боли его могли вернуть на третий этап, когда свобода передвижения ограничивается.

Гуров провел в клинике еще часа три, но все с тем же результатом. Персонал выполнял свои трудовые обязанности. Посторонних в клинике не было. Нарушений режима за пациентами не наблюдалось. В конце концов, получив от Ухтомцева списки пациентов и сотрудников, Лев принял решение ехать в Управление. Выездная группа уже отправилась туда, Крячко вызвался сопровождать Храпова под стражу, поэтому возвращаться в Главк Гурову пришлось в одиночестве. Приезда главврача он так и не дождался.

Глава 3

– Что значит «забрали»? Вы в своем уме, Евгений Миронович?

Такой фразой отреагировал на слова Ухтомцева главврач Экспериментального центра Альберт Константинович, когда смог наконец дозвониться до него. Произошло это ближе к четырем вечера. Гуров и Крячко давным-давно отбыли, тело Елены Баландиной забрали, а персоналу клиники позволили навести порядок в отделении. Измотанный событиями текущего дня, Ухтомцев не был настроен на взбучку от начальства, поэтому ответил в не свойственной бывалому психиатру манере:

– Не сомневаюсь, будь вы на месте, сумели бы решить проблему более конструктивно. Мне же оставалось лишь подчиняться полиции.

– Что вы хотите этим сказать? – опешил Альберт Константинович. – По-вашему, я специально уехал из города, чтобы не присутствовать при опросе Храпова?

– Меня это не волнует. Я вам доложил обстановку, только и всего. На этом полномочия мои заканчиваются. Общаться с родственниками Храпова и Баландиной в любом случае придется вам. И чем быстрее вы это сделаете, тем будет лучше. И для вас, и для клиники.

Ухтомцев бросил трубку, прервав на полуслове недовольное ворчание главврача. Угрызений совести он не испытывал. В клинике всем была хорошо известна привычка Альберта Константиновича перекладывать ответственность со своих плеч на чужие. Продли он разговор хоть на минуту, и неприятная обязанность по оповещению родственников точно легла бы на него.

– А мне это надо? – вслух рассуждал Ухтомцев. – Мало мне сегодняшней головной боли?

Он нервно прошелся по кабинету. Допустим, родственников Храпова поставят в известность сотрудники полиции. В конце концов, это их инициатива. А как быть с Леночкиной родней? Должны ли полицейские взять эту обязанность на себя? Ухтомцев не знал. Он придвинул к себе личное дело Леночки. О ее близких ему ничего не было известно. В анкете в графе «Место рождения» значился город Нижневартовск. И все. Точного адреса не значилось. Приехала ли Леночка прямо из Нижневартовска или только родилась там, Ухтомцев понятия не имел. Звонить Крячко, чтобы выяснить, как проходит данная процедура в полиции, ему не хотелось. Он и так лишил приятеля законного выходного дня и усугублять ситуацию не собирался. Но и уйти домой, даже не попытавшись связаться с родственниками Леночки, не мог. Что ему оставалось? Тяжело вздохнув, Евгений Миронович раскрыл записную книжку, в которую по старой привычке заносил телефоны всех сотрудников отделения, и приступил к обзвону. Он надеялся, что Леночка поделилась хоть с кем-то из работников клиники деталями частной жизни, и ему удастся выяснить, живы ли ее родители и где их искать.

После тридцати минут бесполезных разговоров ему повезло. Одна из медицинских сестер подсказала ему, что если у кого и есть информация о Леночке, то только у Камиллы Войновой. Девушка работала не в отделении Ухтомцева, поэтому ее телефонного номера он не имел, им его снабдила все та же медсестра. Не особо надеясь на положительный результат, Ухтомцев все же набрал номер. Камилла ответила сразу. Он представился и объяснил причину беспокойства, предусмотрительно промолчав о случившемся с Леночкой.

– А я вас знаю, Евгений Миронович, – жизнерадостно доложила Камилла. – Леночка о вас тепло отзывалась. Я даже подумываю, не перейти ли мне в ваше отделение. Не то чтобы в хирургии мне не нравилось, просто Виктор Владимирович несколько суховат, на мой взгляд, а я люблю работать легко.

– Весьма польщен вашей характеристикой моих достоинств, – перебил ее Ухтомцев. – Но в настоящий момент меня больше интересует, не рассказывала ли вам Леночка о своих родственниках. Для меня важно связаться с ними как можно быстрее.

– Так что же вы у самой Леночки не спросите? – удивилась Камилла. – А, догадалась. Вы готовите ей какой-то сюрприз? Вот здорово! Нет, мне определенно нужно переходить под ваше руководство.

– Так что насчет родственников? – не особо вежливо напомнил Ухтомцев, делая для себя вывод о том, что никогда не возьмет Камиллу в свое отделение.

– А ничего, – просто ответила Камилла. – Родители у нее умерли еще в детстве, а про других родственников она говорить отказалась. Мы с ней целый вечер вместе провели, но говорила в основном я, так что придется вам отказаться от сюрприза и спросить у нее напрямик. Дать телефончик? Кстати, она обещала вчера приехать, да так и не доехала.

– Куда приехать? – насторожился Ухтомцев.

– Ко мне. Мы собирались забуриться в ночной клуб. Расслабиться, оттянуться по полной. Дело молодое, вы же понимаете. В прошлый раз она наотрез отказалась, но пообещала, что в следующий раз обязательно пойдет со мной куда-нибудь. Я хотела в «Ночной ковбой» ее сводить. Там круто…

– Послушайте, Камилла, вы не могли бы отвечать короткими фразами? Только по существу, – застонал Ухтомцев, утомленный болтовней девушки.

– Да в чем дело-то? Вы какой-то странный, – обиделась Камилла. – Не хотите общаться со мной, так и скажите. Между прочим, это вы мне позвонили, а не наоборот. Звоните Леночке, ею и командуйте, а я пока еще не на вас работаю.

– Я ничего не могу спросить у Леночки. Она мертва. Убита в клинике сегодня ночью, – устало сообщил Ухтомцев.

После его заявления в трубке повисла зловещая тишина. Подумав, что девушка потеряла сознание, он беспокойно поерзал на стуле и осторожно спросил:

– Камилла, с вами все в порядке?

– Да, я в норме. – Голос девушки изменился. Из него разом ушла вся жизнерадостность. – Как это произошло?

– Кто-то нанес ей смертельные раны хирургическим скальпелем. Теперь нужно сообщить ее родственникам, а я понятия не имею, где их искать.

– Боюсь, в этом я вам не помогу. Леночка была у меня в гостях всего раз и практически ничего не рассказывала. Только… – Девушка замолчала.

– Что вы хотели сказать? Что «только»? – переспросил Ухтомцев.

– Мне показалось, что она чересчур зажатая, будто ожидает чего-то нехорошего. Думаю, и ко мне она пришла только для того, чтобы не оставаться одной, – сказала Камилла.

– Вам нужно все рассказать в полиции, – решительно заявил Евгений Миронович. – Все, что вы знаете и о чем только догадываетесь.

– Хотите, чтобы меня допрашивали в полиции?! – ахнула она.

– Именно, – подтвердил Ухтомцев. – Я вам не все сказал. Полиция подозревает одного из моих пациентов, а я уверен, что он не убивал Леночку. Если полиция будет в курсе ее эмоционального состояния, они начнут копать глубже, и подозрения с моего пациента будут сняты. Как думаете, вы сможете сделать это сегодня?

– Сегодня? И потратить на это последние часы законного отдыха? Ну уж нет! – возмутилась Камилла. – В конце концов, мы не настолько были близки с Леночкой. Но завтра обещаю. Отправлюсь в полицию с самого утра. Надеюсь, вы предупредите мое начальство о том, что отпустили меня с работы. – И она бросила трубку.

Ухтомцев вздохнул. Возразить на ее заявление ему было нечего. Обвинение выздоравливающего пациента нанесло бы непоправимый ущерб всему эксперименту. Прогул медсестры за спасение результатов многолетней работы – не такая уж большая плата. Сложив так и не обработанные файлы в папки, Ухтомцев выключил свет и отправился домой.

Утро понедельника для Гурова началось с доклада начальству о вчерашнем убийстве. Генерал Орлов потребовал Гурова и Крячко «на ковер», едва переступив порог Управления. Накануне вечером друзья успели нанести визит в съемное жилье Баландиной и пообщаться с ее соседками. Молоденькие начинающие певички, удачно устроившиеся в оперный театр, оказались на редкость бестолковыми созданиями. Кроме бесполезной болтовни, пользы Гуров из этого визита никакой не вынес. Осмотр комнаты Баландиной получился настолько же непродуктивным, что и беседа с соседками. Те о частной жизни убитой девушки ничего не знали. Личные вещи Баландиной отличались безликостью. Компьютера у девушки не было, записей никаких она не вела. Одежда, сложенная в старом шкафу, принадлежащем квартирной хозяйке, была скудной, хоть и недешевой. Пара платьев, брючный костюм и аккуратная стопка нижнего белья. Несколько порадовала зимняя куртка. В ней Гуров отыскал использованный билет на проезд пригородного электропоезда. Вот и весь улов.

Придя в Управление, он связался с Валерой Жаворонковым, возглавлявшим информационный отдел, и завалил его заданиями, обозначив каждое как приоритетное по срочности выполнения. Жаворонков поворчал для проформы, но пообещал дать ответ в течение двух часов. Крячко опаздывал. Не желая нервировать генерала, Гуров отправился к нему один.

– Почему один? – задал Орлов резонный вопрос, как только Лев показался в дверном проеме. – Надеюсь, отсутствие полковника Крячко обусловлено тем, что он собирает неопровержимые доказательства причастности Храпова к убийству Елены Баландиной.

– Скоро будет, – коротко ответил Гуров. – А по поводу Храпова. Не думаю, что он убийца.