скачать книгу бесплатно
Вдова, уже слишком старая для второго замужества, тридцатилетняя, осталась с пятью детьми, из которых приближался к совершеннолетию только один сын.
Всё бы ничего, но барон решил, что мор – это не повод снижать подати. И деревенский староста не стал пересматривать распределение налога по хозяйствам, не важно – есть в семье кормилец, или нет.
Много ли наработает на поле вдова с детьми? Первую зиму протянули на старых запасах. Пришлось продать корову, за бесценок, нечем было ее зимой кормить.
Потом еще засуха прошла, два года подряд. Как мать и старший брат ни старались, но одну задницу на три половинки не порвешь, семья стала голодать. Тогда самый младший брат умер от голода, а мать – от болезни, зима была холодной.
Хозяйство окончательно захирело – ни скота, ни работников.
Старший брат хозяином оказался не очень удачливым. Зато как совершеннолетним стал, сразу женился. А жена его начала Тимку и двух его сестер выживать постепенно – готовить место в доме для своих детей.
Через год старшую сестру замуж выдали. Без приданного, второй женой за сына старого старосты. По сути, в служанки отдали. Сначала ей тяжело пришлось. Теперь уже ее муж старостой стал, да и положение в доме у нее теперь как бы не лучше, чем у старшей жены. Та постарела, а сестра детей родила и все еще красива.
Тимка с малолетства, в голодные годы, начал охотиться, чтобы самому весной от голода не подохнуть и семье помочь. Сначала пробовал силками зайцев ловить, потом, лет с десяти, к опушке леса ходил, птицу из лука бил. Часто с дядей, братом отца, общался, тот его учил всяким охотничьим хитростям. Постепенно Тимку перестали загружать работой по дому и в поле, он больше охотился, и это у него неплохо получалось. Сейчас понятно – рисковал он сильно, удивительно, что в те годы на крупного хищника или взбешенного кабана не нарвался. Везение, осторожность и советы дяди помогли. Постепенно подросток в лесу освоился.
В пятнадцать лет, весной, не дожидаясь его совершеннолетия, старший брат сказал Тимосу выделяться из его дома. Жена ему макушку проклевала, у них уже своих детей четверо было. Да и сильной любви между братьями не сложилось – слишком большая разница в возрасте.
Через год и младшую сестру, Лексу, замуж выдали. За бездетного вдовца, небогатого, но вроде живут в любви. Тим им помогал мясом, когда детишки у них пошли, а потом Лекса его выхаживала, когда его медведь подрал. У них с Лексой разница всего в год, он в детстве постоянно с ней возился, когда был не на охоте. Так и привыкли быть вместе.
***
Брат выставил Тима из дома с небольшим мешком инструментов и утвари, оставшимися еще от отца. По всем понятиям, мог бы и богаче ему долю выделить. Пожадничал.
Предлагал еще помочь со строительством дома, но Тимос отказался – он здраво решил, что работать на поле ему не интересно, а значит и дом в деревне пока не нужен. Да и подати платить пришлось бы. А так – нет дома – нет податей.
Тим решил, что кормиться он будет от леса, охотой, а если кормиться там – то и жить надо там же.
Парень присмотрел себе место на склоне балки на границе леса и степи. Вырыл там свою первую землянку. Сейчас смешно вспомнить – не умел толком ничего, получилась просто небольшая пещера, там места было только для очага и ложа. Намучился потом осенью и зимой. Сначала оказалось, что во время осенних дождей вода подтекает, потом всю зиму мерз. Как вход ни утеплял, всё равно по полу холод шел. Получалось, ноги даже в унтах мерзнут, а вверху и без рубахи жарко, когда очаг горит. Чуть грудную болезнь не заработал. Спасся тем, что сшил себе рубаху и чулки из оленьей шкуры.
В ту зиму он впервые добыл пушного зверя – лису подстрелил, которая увлеклась нырянием в снег за мышами и не заметила его. Шкуру с нее Тим снял, почистил, как умел, засолил, отнес на продажу в село у баронского замка.
Там со скорняком познакомился. В тот первый раз он ему за шкуру лисы полцены только дал, сказал, что обработана плохо. Зато научил, как правильно это делать. Потом еще ловушки для куниц предложил купить, на куниц всегда хороший спрос у господ и богатых купцов. Тимка на ловушки денег пожалел, отказался. Скорняк пытался убедить, сказал, что они лучше самодельных. Охотник зацепился за его слова, стал выспрашивать, как самодельные делать. Скорняк рассказал.
Теперь я-охотник сам лучше всех знаю, как правильно ловушки на куниц делать. Нужно пару деревьев найти, чтобы рядом стояли. К ним кусок жерди горизонтально привязать, на уровне груди, так лисы приманку не достанут. Сверху еще одну жердь закрепить, чтобы она опускаться и подниматься могла. Свободный ее конец ставится на распорку, сверху кладется бревно для веса, под распорку – сторожок. Зверек к приманке подбегает, на сторожок наступает, распорка выскальзывает, верхняя жердь под весом бревна падает и зверька душит. Часто на птиц такая ловушка срабатывает, но и куницы попадаются регулярно.
Так я научился добывать пушного зверя в большом количестве. Теперь по лесу десятка три ловушек готовые стоят, зимой можно будет их подремонтировать и заряжать. В деревне об этом я никому не рассказывал, ни к чему это. Меньше люди знают – лучше спят, зависть им не мешает.
А землянку я на второе лето себе другую, правильную выстроил. Теплую, сухую, удобную. Если одному жить – лучше всякой избы, только печи нормальной нет, очаг вместо нее.
И на амулеты, отпугивающие мышей, деньги есть теперь, и одежда удобная. И о голоде забыл. При желании мог бы запас шкурок продать и хозяйством обзавестись в деревне.
Всё теперь у меня есть, кроме семьи…
***
Отношения с подругой у Тима сложились неоднозначные. Сам-то охотник думал, что всё у них хорошо, все проблемы разрешимы и скоро она станет его женой. Но я с высоты своего земного опыта видел – не так всё просто.
Девушку эту, Милку, Тим присмотрел, когда выздоравливал у сестры после трепки, полученной от медведя.
В первые дни он из дома не выходил, с кровати старался не вставать, чтобы раны не разбередить. Потом, как раны чуть закрылись, сходил в лес, к своей землянке. Кончалась зима, припасы тоже кончались у сестры. А Тиму, чтобы выздороветь, надо было не просто нормально питаться, а мясо есть, на одних щах из соленой листовой капусты не протянешь. Вот и пришлось идти – забрать из землянки десяток кило вяленого мяса и принести в деревню.
Потом опять дома сидел. Раны зажили – стало скучно: работать нельзя, ключица еще не срослась, а сидеть без занятия уже надоело. На улице снег сошел, потеплело. Стал гулять по деревне и окрестностям. И девки выползли с началом тепла на улицы. То у колодца стайкой встанут, щебечут о чем-то своем, то под вечер на лавочках вдоль улицы сядут. Или парочками прогуливаются вдоль улицы, не торопясь, туда-сюда, на людей смотрят и себя показывают. Парни тоже рядом крутятся.
Милка той весной только-только заневестилась.
Тим пробовал с ней заговорить у колодца, она смущалась, лицо прятала. Может просто малознакомого человека боялась, может – шрам ей не нравился на щеке, он тогда еще свежим был, припухшим. Девушкам красота нужна – чтобы кубики на прессе и лицо, как у педика. Это взрослая женщина понимает, что уродства разные бывают: какие-то на здоровье и силы влияют, какие-то по наследству ее детям передадутся, а какие-то – просто шрам, знак победы в схватке.
На контакт девушка не шла. А Тиму она нравилась. А другие – не нравились.
Тогда Тим задумал коварный план по ее покорению. Когда он в очередной раз сходил в землянку за мясом, прихватил с собой выделанную шкурку черной куницы. Вывернул ее шерстью наружу, чтобы красивее смотрелась, и положил себе в котомку.
Надо заметить, что местные куницы похожи на земных, но не совсем. Они крупнее, голова и изгиб длинной спинки у них, как у земных родственниц, а вот зад помассивнее, больше на кошачий похож. Хвост длинный, пушистый, шерстка – короткая, но густая и теплая, как у соболя. Похожа такая куница на зверушку, которую один мой партнер дома вместо кошки завел. То ли геветта, то ли циветта. Он еще рассказывал, что она гадит кофейными зернами. Прикалывался, наверное.
Так вот, о плане покорения девушки. Тим вечером нашел Милку на лавочке в окружении подруг и парней. Подошел, куницу ей на колени положил, говорит:
– Возьми, красавица, шапочку себе к зиме сшей.
Девка покраснела вся, как грудка снегиря. Сидит, то на шкурку посмотрит, то на охотника. И очень ей хочется шапочку из куницы, такие только у господ и купцов бывают, если сделает – она одна такая в деревне будет. И стыдится внимания мужчины, и перед подругами страшно. А Тим, паршивец, предлагает ей:
– Пройдемся, погуляем?
Помялась девушка и согласилась:
– Только если на виду, по улице.
В первый раз по улице погуляли, познакомились, Тим девке рассказал, как живет, про ее семью поспрашивал. Милка бояться его перестала, стали гулять по вечерам. Так пара недель прошла, у Тима уже ключица зажила, он руку перестал на перевязи носить. Стал ненадолго, на пару дней, в лес уходить. Дел у него там особых не было, пушной сезон закончился, так что Тим добывал какое-нибудь мясо, излишек вешал вялиться, а свежее утаскивал в деревню, сестре. И Милке гостинцы приносил.
Всё у них шло хорошо. Деревенские постепенно привыкли к тому, что Тим с Милкой гуляет. Милка перестала дичиться и позволяла завести себя в кусты – поцеловаться и потискать за мягкие части тела. Потом и на сеновал после заката стали ходить. Тим уже намекал, что просто потискать ему мало, хочется большего. Милка упиралась, говорила:
– Да как же потом, когда после первой брачной ночи простынь вынесут на обозрение?
– Так я готов жениться, а если женимся, я себе по пальцу ножом чиркну, и будет кровь на простыне, – уверенно отвечал Тим.
– Я еще не готовая за тебя замуж идти, – ломалась Милка. – В сомнениях я еще.
В конце каждого свидания, после жарких объятий, девушка помогала парню расслабиться своей шаловливой ладошкой, но и этого ему уже не хватало.
Тим проконсультировался у своей сестры, что можно сделать в такой непростой ситуации. Оказалось, ушлые деревенские девки, которые с одной стороны хотят парня к себе привязать, а с другой – боятся терять девственность, дают парням через задний вход.
Милка еще обдумывала этот вариант, когда в отношения пары вмешался Изик мельников.
***
Мельников сын встретил Тима и Милку, когда они прогуливалась по улице, дожидаясь сумерек, когда можно будет незаметно улизнуть на сеновал. Рядом с Изиком стояли трое его друзей. Мельников стал дразнить Тима, требовал, чтобы тот не ходил больше с Милкой, и вообще с деревенскими девками не ходил. Вызывал его на драку. А Тим согласился драться. Пока они спорили, сбежались зрители, молодые парни и девки с ближайших лавочек.
Изик мельников был высоким и крупным парнем. Намного крупнее Тима. И сильным – он с детства привык таскать мешки с зерном и мукой. Еще он был из богатой семьи, так что считался первым парнем на деревне. И парни ему в друзья набивались, и девки вокруг него хороводы водили. Потому и наглел.
Изик был крупным парнем. Но олень крупнее волка, а толку? Олень бьется раз в году с другими оленями за возможность трахнуть олених. А волк охотится каждый день, и олень для него – просто мясо. Мясо, у которого есть рога и копыта.
Тим был охотником, волком. Изик – оленем.
И бой у них получился, как у волка с оленем. Крупный увалень замахивался от плеча, но Тим уходил от удара, подныривал под руку и бил. Бил в ребра, если получалось – в лицо. Выбил Изику передние зубы. Сломал, после нескольких ударов, ребра с одной стороны.
После очередного удара в сломанные ребра Мельников упал на колени, скрючился и завыл от боли и бессилия. Его дружки готовились напасть на Тима, один даже полез выдирать жердь из забора, но охотник вытащил нож. Взмахнул им по кругу:
– Замерли все! Убью, – прихвостни Изика испугались. По деревенским понятиям, драка один на один на кулаках – это одно, а всем скопом и с кольями – совсем другое. Тут охотник был бы в своем праве убивать. А что он сможет – никто не сомневался.
– Взяли эту падаль и свалили отсюда! – испуганные парни ушли, помогая согнувшемуся Изику.
И вот когда драчуны ушли, Тим бросил взгляд на Милку и понял, что она его победе не сильно-то и рада.
Разозлился. Схватил ее за руку, не особо скрываясь, утащил на сеновал.
***
На сеновале сказал Милке, что хватит ломаться, больше он ждать не собирается. Девка покапризничала. Тим пообещал, что принесет ей шкурок черно-бурой лисы, чтобы к шапочке она себе еще и новую шубу к зиме сшила. Милка ломаться перестала.
Вышли их отношения на новый уровень.
Теперь Милка уже не стремилась гулять с Тимом у всех на виду, после заката сразу на сеновал прибегала, когда он бывал в деревне. Там они занимались тем, чем обычно занимаются молодые парни с девушками. Только целку берегли, Милка всё еще не решила, идти ли ей замуж за Тима.
Лисиц ей на шубу парень принес, у него с прошлой зимы были запасены шкурки.
Правда, зимой, когда оказалось, что сам он ходит в куртке и чулках из куниц, девушка обиделась, что ей только лисы достались. Пришлось объяснять, что Милке эта шуба нужна только до колодца дойти и там покрасоваться, а он целыми днями по лесу бегает. У него требования к одежке другие. Вроде перестала губы кривить, но осадочек остался. Пришлось ей куницу принести еще и на муфточку для рук.
Интересно, что хоть парень испытывал настоящую страсть к Милке, и дарил подарки от души, но голову он до конца не терял. Понимал, что, несмотря на все поваляшки на сеновале, девушка еще не стала ни его женой, ни даже сговоренной невестой. Хотя он предлагал. Эта неопределенность вызывала подозрения даже у наивного и влюбленного Тима.
***
Воспоминания о подружке разбудили желание и напомнили, что тело очень-очень соскучилось по сексу. В тот момент, когда душа меня-земного вселилась в тело Тима, он как раз бежал в деревню, планировал свидание с Милкой.
Мысли перекинулись на важный вопрос: а что Тим знает о том, что с ним случилось? Я-земной погиб от пули снайпера, это понятно. А я-Тим?
Этот вопрос оказался слишком сложным для перевода. С переводом вообще всё было сложно: любое слово, скажем, «смерть» на русском и «смерть» на низотейском – это два разных понятия, которые никак не связаны и лежат в разных массивах моей памяти. А объяснить зрительными образами про смерть и замену души – это каким нужно быть профи в игре в «крокодил»!
Пришлось повозиться, но, после некоторых попыток, память меня-Тима выдала всё, что знала. Знала она немного. Тим шел по лесу, предвкушал доступ к горячему мягкому телу. Потом мгновенно умер. Всё.
О случаях вселения других душ в человеческое тело парень ничего не слышал.
На попытки выяснить, от чего умер, память подкинула идею, что это должно быть связано с некромантией, потому что именно некроманты имеют дело с душами людей. И именно некроманты могут убивать людей и животных одним намерением, не оставляя следов. Другим магам для этого нужно какое-то физическое воздействие – огненный шар, скажем.
***
Разобравшись с памятью, я сварил себе на обед вчерашнюю птицу (для сестры новую по дороге подстрелю, а то еще испортится на жаре).
Пообедал.
И побежал в деревню. За три десятка километров. Избавляться от спермотоксикоза.
Пока бежал, пришла мысль: это же у меня в моей земной молодости тоже кровь отливала от мозга. Как я при этом учился и институт закончил, – загадка. Но как-то закончил. Выходит, я молодец был.
3. Отелло воскрес
– Молилась ли ты на ночь, Пенелопа?
– Не до того мне было. Гости у меня.
– Так пусть же все умрут!
Дай лук мне, Телемах.
***
Мое появление в деревне было фееричным.
Когда я проходил мимо колодца, там роилась маленькая толпа девиц и дам. Это у них такая соцсеть – как бы за водой вышли, но можно остановиться и поболтать. Вот они и болтают, но в этот раз необычно много их тут собралось. Когда женщины заметили меня, я с изумлением увидел, как они разбегаются по домам. Некоторые так спешат, что даже бросили ведра.
«Это «Ж-ж-ж» – неспроста!» – решил я.
Я направился сразу ко двору Милки. Показаться, что пришел, предупредить, чтобы в сумерки шла на сеновал. Ее дом было видно от колодца, и я наблюдал, как одна из женщин по дороге от колодца метнулась к лавочке, где сидела молодежь. Один из парней вскочил, посмотрел в мою сторону, и бросился бежать в огороды. По росту и комплекции легко было узнать Изика мельникова. Остальные при моем приближении повставали со скамейки и отошли чуть в сторону, сгрудившись в кучку.
К моему подходу на лавочке осталась только Милка. Девушка была необычно бледна и сидела, не поднимая глаз.
– Здравствуй, красавица.
– Здравствуй, – испуганно посмотрела снизу вверх.
На ее висках были выплетены небольшие косицы, как у сговоренной невесты. Я ей ленты покупал, она эти ленты взяла, а выплетать косы отказалась. А тут – не успел умереть, уже сговорилась. В глубине души тяжело заворочалось бешенство Тима. Я из последних сил его сдерживал.
Сел рядом.
– Ну и что всё это означает?
Говорить было сложно, потому что говорить-то приходилось на низотейском, не получалось одновременно нормально думать, потому что «нормально» – это по-русски.
– Ничего! – вскрикнула девушка.
– Мне у сестры спросить?
Милка всхлипнула:
– Вчера Изик вернулся из замка, он там с баронским некромантом говорил. Сказал всем, что ты умер и больше не придешь.
– С некромантом, значит. И ты ему сразу поверила и косички сплела.
Молчит, всхлипывает, головой кивает.
Я задумался. Тим о некромантии знал мало, вообще практически не знал. Но из общих соображений было понятно, что некромант может убить или того, кого видит, или того, кого может четко идентифицировать. Достаточно ему почтового адреса «На деревню, Тимосу»? Вряд ли. Мне кажется, магические силы как-то по-другому должны работать.
