скачать книгу бесплатно
Когда деревья были большими
Мой двор из сыктывкарского детства – моя планета. Улица Димитрова, 54. Я тут помню каждый уголок. И особенно – большое поле, обрамлённое пятиэтажками. Весь бескрайний мир моего детства умещался здесь.
Я помню каждую лестницу и турник, каждое дерево. До сегодня не дожила металлическая горка рядом с моим подъездом. Я в два года стоял на ней с красной машинкой в руках и, наверное, впервые осознал или начал понимать, что я это я. Очень ярко помню. Я стою на горке, в руках машинка, и я глубоко задумался… Картина маслом. Лёня – мыслит!
В центре двора большая игровая площадка. На площадке берёза, рядом большая круглая карусель. Маленькая берёзка слева служила нам рычагом; можно было так ускориться и раскрутиться, что затошнит.
Карусели давно нет. Дерево превратилось в коренастую берёзу. А красная машинка до сих пор цела…
Вы хотите как в 90-е?
Когда переехал жить в Москву, часто с друзьями отправлялся на выходные изучать провинцию.
Как-то приехали в город Красный Холм в Тверской области. В центре города на одноимённой площади стоит Ленин, на заднем фоне виднеется колокольня Троицкой церкви. По городу бродит пьяный мужик-зомби… Начинает холодать… Картина маслом: Хтонь.
Красный Холм застрял в девяностых. На стыке двух миров. На стенде перед Домом культуры висит объявление о приёме в ремонт старой обуви. Новую обувь здесь могут позволить себе немногие. Я слышал, что по статистике в России большая часть населения имеет всего одну пару обуви.
Когда-то этот древний городок был богатым. Теперь в нём самая большая детская мечта – получать десять тысяч рублей в месяц… Или пойти работать в полицию – там, говорят, за пару месяцев можно заработать на подержанную иномарку.
Фотографируем деревянные резные дома. Подходит женщина с двумя детьми, спрашивает, красиво ли здесь и для чего мы фотографируем. Жалуется на свою жизнь:
– Бедно живём. Я одна на пенсии, у меня на иждивении семеро человек.
Я не выясняю, почему именно она содержит на свою пенсию в пять тысяч рублей такую большую семью. Она подробно рассказывает, что они живут в центре города, в старинном доме и, как могут, поддерживают его красоту.
– А кто виноват, что вы так плохо живёте? – спрашиваю я.
– Ну конечно, правительство! А президент всё правильно говорит, а они (правительство) сели вот так вот (показывает, как они присаживаются на корточки) и ничего не хотят исполнять, потому так плохо и живём.
– А сколько вам нужно для полного счастья?
– У всех запросы разные! – восклицает она.
Её двое маленьких внуков тоже задумались, а сколько же им нужно для полного счастья. Младший вскрикивает:
– Десять тысяч!
Старший, соглашаясь, кивает и, как в кино, многозначительно добавляет:
– Каждому.
Мне в этот момент становится стыдно – не за то, что мы час назад обсуждали новые модели обуви Ecco за 17 500 рублей, которые мои друзья из Москвы приобрели накануне. Стыдно за огромное расслоение в обществе, которое царит в России. И стыдно за телевизор, который каждый день докладывает жителям городка Красный Холм о космических успехах в завоевании мира и вселенной.
Калининградская область
Июнь пандемийного 2020 года я провёл в Калиниградской области.
Я и мои друзья устали работать не выходя из дома в Москве. Как только ковидные меры чуть ослабли, мы улетели на месяц к Балтийскому морю. Сняли большой дом в ста метрах от моря, куда каждый день ходили без пропусков и ограничений через красивый сосновый лес.
Мы приехали изучать Калининградскую область, когда ещё действовал закон о самоизоляции для приезжающих, но он не действовал на тех, у кого была местная прописка. Конечно, вирус-то проверяют по прописке! Нас заставили в аэропорту оставить номера сотовых телефонов для контроля, хотя в правилах въезда от Роспотребнадзора этого не указывалось – лично читал их. Я оставил свой второй, британский, номер, начинающийся на +44, и сразу вынул симку из телефона. Тем, кто не вынимал симки, робот звонил и угрожал за нарушение самоизоляции карательными мерами. Через пять дней изоляцию для неместных сняли, и про нас забыли.
Для меня Калининградская область – часть семейной истории. Моя мама училась в городе Советске, там жили мои дядя, дедушка и бабушка.
А вы знали, что в России есть места, где люди до сих пор живут в средневековых замках?
Замок Таплакен, основанный в 1336 году (нем. Taplacken), – замок Тевтонского ордена в посёлке Талпаки Калининградской области. В настоящее время в нём живут несколько семей. Этот старинный замок больше похож на нежилое двухэтажное помещение. О том, что он обитаем, напоминает тарелка «Триколор ТВ» и песочница во дворе.
Я прямо вижу, как у квартиранта в домовой книге сделана запись из БТИ:
«Тип жилья: квартира двухкомнатная.
Строение: замок Таплакен.
Год постройки: 1336.
Владелец: тевтонский рыцарь».
Советск (до 1946 – Тильзит, нем. Tilsit) – город в Калининградской области России. Родной город моей мамы. Здесь она закончила школу и техникум. Бабушка и дедушка работали в Доме офицеров. Если бы мама в 1970 году не решилась на авантюру и не переехала навсегда в Сыктывкар, возможно, так бы и жила на границе с Литвой.
Чем примечателен Советск-Тильзит? Тем, что город очень древний, основан в 1288 году. Два значительных события произошли в этом городе.
В Тильзите в 1807 году подписали Тильзитский мир между Александром I и Наполеоном, а в середине XIX века придумали рецепт светло-жёлтого полутвёрдого сыра тильзитер (нем. Tilsiter).
Город стоит прямо на границе с Евросоюзом, граница с Литвой проходит по реке Неман. На соседнем берегу видны жилые дома литовского городка Панемуне, с которым Советск связан мостом Королевы Луизы. В детстве моя мама бегала по этому мосту и купалась на литовской стороне.
– Там пляж был лучше, а ещё пекли вкусный хлеб необычной формы. Советские пацаны постоянно дрались с литовскими, – рассказывала мама.
Пограничный пункт огорожен колючей проволокой, несколько домов находятся частично на нейтральной территории. Я захожу в один из старинных домов прямо на границе. Наверное, Европа сломала все почтовые ящики и ободрала стены, почти уничтожила красивую историческую дверь?
Рядом с домом – заброшенный советский фонтан «Знаки Зодиака», сделанный из цветной плитки. Его тоже не пощадила близость Европы. Только деревянный пограничный столб и большой российский флаг на берегу выстояли.
Рядом на бордюре сидят подвыпившие мужики в грязной одежде. «Привет от братьев славян!» – машут они знакомому велосипедисту, который едва не убивается, когда колесо велосипеда попадает в решётку канализационного люка.
Черняховск (до 1946 – Инстербург, нем. Insterburg).
Давно планировал побывать в этом городе. Он находится в центре области, и меня всегда манило его прежнее название. Вы, наверное, даже не слышали о нём. Город, особенно исторический центр с водонапорной башней, мог бы стать маленьким Парижем. Но всегда есть пресловутое «но». Город утопает в какой-то безнадёге.
Кто-то в одной из панелек на балконе пятого этажа вывесил баннер с надписью «Наша страна – наши правила!» На этом же баннере рисунок: медведь рычит на американского орла с белой головой.
Я всегда тестирую свои ощущения в новых местах и задаю себе вопрос: «Хотел бы я тут пожить, поработать удалённо?» Ответ однозначный: «Нет!»
Город, его бывшее немецкое наследие разрушается. Стоит свернуть в сторону, и ты попадаешь реально в страшные, но красивые места. Страшные из-за пьяных людей, слоняющихся по разбитому тротуару.
На улице Заводской, 6 ты реально попадаешь в гетто. Смотрю на дом 1880 года постройки. С него уже давно облетели декоры фасада, колонны облупились, узорчатые ограды балконов проржавели. Во дворе, на раздолбанных временем бордюрах, скучают люди. На третьем этаже из окна, украшенного развешанным на веревках бельём, когда-то смотрели фрау Марта или её дочь Изольда. Сейчас же с меня не сводит глаз нынешний жилец. На его лице застыл вопрос, что я тут делаю и для чего фотографирую. Жалею, что не напросился зайти в гости.
Под самой крышей висит российский флаг, потрёпанный и выцветший. Он полностью завершает картину моего перевёрнутого от увиденного сознания. Обожаю такие контрасты.
Замок Инстербург был заложен в 1336 году магистром Тевтонского ордена Дитрихом фон Альтенбургом. Хороший был бы туристический магнит. Но магнит магнитит плохо, и меня это печалит.
Неман (до 1947 – Рагни?т, нем. Ragnit) – город на левом берегу реки Неман в северо-восточной части Калининградской области.
Странно, что город назвали именем ближайшей реки, а не, как обычно, чем-то советско-пионерским.
Главной достопримечательностью Немана является замок Рагнит, который построили пруссы в 1277 году. После 1945 года замок был практически цел. Часть помещений использовалась под склады, во дворе организовали рынок. Постепенно всё приходило в запустение, замок лишился крыши и стал хиреть. Сегодня от уникального памятника Средневековья остались лишь руины; верхние ряды кладки интенсивно разрушаются.
Местные жители используют развалины для собственных нужд – хранят картошку прямо в пустых нишах на останках замка.
Зеленоградск (до 1946 – Кранц, нем. Cranz) – город-курорт.
Центральная часть города – для туристов. Тем, кто никогда не был в Европе, он покажется очень европейским. Я же больше люблю сбежать с центральной улицы, чтобы найти настоящую красоту. Её тут много, но она, как и в остальных городах Калининградской области, постепенно исчезает.
Бывший Кранц с высоты птичьего полёта уже не такой европейский: утопает не только в зелени, но и в многоэтажках, что отдаляет его исторический вид от европейского.
Прогулочная набережная выглядит запущенно. Несмотря на дождливую погоду, люди купаются и плавают на сёрфах.
Светлогорск (до 1947 – Ра?ушен, нем. Rauschen).
Из всех городков области Светлогорск самый тихий и уютный. Утопает в сосновом лесу. Много старинных немецких вилл. Большая часть вилл нынче выполняет роль санаториев Министерства обороны.
Визитка города – водонапорная башня водогрязелечебницы. Когда-то тут можно было принять тёплые морские и углекислые ванны, проводились грязевое, электрическое, световое лечение и лечебный массаж.
Да, географически Калининградская область находится вдали от материковой России и не имеет сухопутных границ. Вся область окружена странами Евросоюза, но это не делает её ближе к Европе.
Балтийск (до 1946 – Пилла?у, нем. Pillau).
Основан в 1626 году. Название Пиллау происходит от прусского «пилис» (pilis) – крепость. В городе стоит массивная цитадель, сверху напоминающая большую звезду. Население – 30 тысяч человек. Это самый западный город в России. Местами он напоминает Францию, местами – любой маленький забытый город России. Всё старое постепенно разрушается, новые постройки выглядят уныло.
Часть Балтийска находится на морской косе. Арендуем с друзьями лодку, переплываем. Берём в прокат велосипеды и едем на заброшенный аэродром.
Авиабаза Люфтваффе в местечке Нойтиф (Luftwaffe Airbase Neutief).
Построена немцами в 1939 году для базирования гидросамолётов и самолётов с колёсным шасси. На базе есть взлётно-посадочная полоса длиной два километра и большие ангары, которые, несмотря на возраст, хорошо сохранились.
После войны аэродром достался СССР практически в целом состоянии и использовался гидроавиацией и истребителями, затем был реконструирован, и тут базировалась противолодочная авиация. В 1995 году воинские части гарнизона выведены, аэродром заброшен и используется населением для своих нужд.
Подъезжаем к центральной башне аэродрома. На башне сохранились следы от часов. Заходим внутрь одного из ангаров. На стене замечаю уникальную сохранившуюся надпись на немецком. Её кто-то пытался закрасить, но немецкая краска выдержала время. Большими буквами было написано: RAUCHEN VERBOTEN. Курить запрещено.
Я был потрясён большим количеством тевтонских замков, разбросанных по области. Огромная печаль в том, что мы отхватили большой кусок восточно-прусского пирога после Второй мировой войны и бросили его… Теперь часть уже нашего наследия погибает и разрушается. А такого контрастного социального расслоения я не видел в России нигде. Здесь живут и строят новые дома очень богатые. Рядом с ними, на развалинах замка XIII века, живут бедные. Брошенные военные аэродромы и тевтонские замки используют под хранение лодок и овощей.
Мурманск и Териберка
Одна из самых сумасшедших суббот в моей жизни пришлась на конец июля 2020-го. Я купил билет в Мурманск из Москвы. Вылет был в субботу около семи утра; пришлось вставать в четыре, чтобы без пробок успеть доехать с Автозаводской до Шереметьево.
Мурманск. Самый большой в мире город за Полярным кругом. Нам повезло оказаться тут в +28, покормить ненасытных комаров и увидеть по-настоящему белую ночь. Город вытянут вдоль Кольского залива на три десятка километров. Все промышленные предприятия отапливаются углем.
Даже в лучах солнца Мурманск кажется депрессивным. Много старых домов; есть целые кварталы-гетто, куда лучше вечерами не заходить. В городе места для прогулок не предусмотрены. Часто перекрёстки просто закрыты железной оградой, не сразу поймёшь, как переходить дорогу. Зебры тоже есть не везде.
Говорят, в Мурманске в длинную полярную ночь (ночь длится полтора месяца) показывают северное сияние. Оно здесь не как в Сыктывкаре, не зелёное, а полноцветное и быстро меняющееся. Увидеть такое – мечта. Намёк на многоцветие сияния в виде цветной мозаики советской эпохи я заметил в здании аэропорта.
Всюду в Мурманске написано: «Город-герой». Мне в какой-то момент показалось, что тут нельзя по закону называть город просто Мурманском, обязательно «город-герой Мурманск». Да, Мурманск победил в жестокой войне. Памятник-солдат «Алёша» всё ещё грозно и символически смотрит в сторону границы с Норвегией. Ближайший к границе норвежский город Киркенес всего в двухстах километрах от Мурманска. Война давно прошла, но бои продолжаются – теперь за выживание пешеходов в городе.
Териберка – село в Кольском районе Мурманской области, всем известная по фильму «Левиафан» локация на берегу Северного Ледовитого океана.
Очень контрастное место. Потрясающий океан, разрушенные деревянные бараки, свежепостроенные рестораны и экоотели. Основные туристы до эпидемии коронавируса были из Китая: тут, под северным сиянием, утверждают китайские туристы, лучше протекает процесс зачатия ребёнка.
Кладбище кораблей в Териберке – эпическое место. Как жаль, что тогда у меня не было дрона Жужика, чтобы полетать над остовами кораблей. Появилось оно в 60-е годы прошлого века. Останки рыболовецких судов похожи на скелеты китов. Экономика и рыболовство зачахли после переноса районного центра из Териберки в Североморск. Териберка – миниатюрная модель России. Океанский йодированный воздух смешан с безнадёгой и разрухой. Я никак не могу понять, как и когда эта разруха выйдет из нашей головы.
Мы приехали в порт Териберки из аэропорта Мурманска, сразу прыгнули на старый японский рыболовный катер и поехали в открытый океан ловить треску. Я забрасываю длинную удочку. На удочке леска меняет цвет в зависимости от глубины. Вместо грузила к ней привязан какой-то кусок металлической трубы. Леска становится тёмно-синей – значит, глубина больше 50 метров. Держа удочку в руке, чувствую передающиеся по леске сильные толчки. Долго кручу катушку и достаю треску весом чуть больше килограмма. Это ещё молодая треска. Глаза у неё выпучены от резкого перепада давления. Через некоторое время под нашим катером проплывает большой кит и бьёт хвостом по воде.
– Смотри, Михалыч, он свечку сделал! – крикнул капитан своему помощнику.
Капитан был удивлён водными пируэтами кита. Я стою на корме корабля, только что впервые в жизни поймал треску и увидел, как кит делает свечку… Не могу поверить в реальность происходящего, потому что ещё рано утром спал у себя на съёмной квартире недалеко от станции «Автозаводская» в Москве. Сумасшедшая суббота!
Любовь к провинции
Я провинциал. Очень трепетно отношусь к провинции. Вижу красоту даже там, где остальные видят грязь, разбитые окна и запустение. Красота – в глазах смотрящего.
Я очень люблю провинцию, чувствую себя комфортно, когда нахожусь в маленьком провинциальном городке, особенно если он похож на родной Сыктывкар. Когда я жил в Сыктывкаре, всегда с любопытством смотрел на москвичей, они казались мне какой-то особой кастой «белых людей», какими-то счастливчиками. Москвичи часто приезжали в командировку к нам в сыктывкарский офис «Додо Пиццы». Я следил за их речью, мимикой. Они были какими-то другими, не такими, как мы, провинциалы. Им был открыт весь мир, а нам для открытия мира нужно было сначала доехать до Москвы.
Настоящие москвичи оказались милейшими и открытыми людьми, просто у них было другое детство, и пирожное «картошка» у них было внутри светлое! А у нас в Сыктывкаре начинка была всегда тёмной. Белая обувь, белый крем «Москвичи» для ухода за ней и белая начинка пирожного!
Прожил пять лет в Москве. В первые месяцы после переезда меня удивляло в столице всё: чистота улиц, доступность заграницы, постоянный движ и даже пробки. Через пару лет, вернувшись погостить к родным в Сыктывкар, я заметил, что у меня изменилась картинка восприятия. Как будто ты очень долго не выходил из дома и мир за это время стал другим. Сыктывкар показался мне маленьким, исчезли все пробки и люди с улиц. Я впервые заметил провинциальное спокойствие своего родного Сыктывкарушки. И на меня накатила такая тоска, что хотелось выть…
Я так и не смог понять причину этой вселенской тоски. Она преследует меня каждый раз по возвращении домой, в Сыктывкар. Что это? У вас так же, мои дорогие столичные провинциалы?
Смерть
Вот уже два месяца каждые выходные я беру рюкзак и отправляюсь в путешествие. В путешествии я исследую себя, свою реакцию на людей, еду, архитектуру. Реакцию на уродство и на красоту, которая (сами знаете) в глазах смотрящего. Да, поездок стало очень много, и все они по России. Будет ещё больше и дальше. Мой мозг требует впечатлений. Но главная причина, почему я много путешествую, главный мотиватор – это…
– Смерть!
Да, именно она заставляет меня не тратить время на пустые разговоры, обиды и ссоры. Жизнь коротка, и тратить её на чепуху у меня совершенно нет времени. Нужно её исследовать, путешествуя… И чем больше, дальше и глубже, тем лучше.
– Ехать или нет, лететь или нет в очередное путешествие? – часто задаёт вопросы мой внутренний Леонид.
В этот момент я просто думаю о смерти. Сам себе говорю:
– Лео, твой таймер запущен в 1981 году, и нет времени объяснять, просто собирайся в путь!
Жизнь человека такая хрупкая и короткая, это какая-то триллионная доля секунды по меркам космоса, звёздная нанопыль… И если я здесь и сейчас понимаю это каждым атомом, если я живой здесь и сейчас, какого чёрта я ещё сомневаюсь? Конечно, ехать, бежать, лететь. Перестать сомневаться, обижаться на людей, тратить время на чтение новостей и уж тем более на просмотр телевизора. Я уже забыл, когда в последний раз смотрел потоковое телевидение. Моё телевидение – мои путешествия.
А ещё недавно я осознал, что смерть – это тоже путешествие. Билеты в один конец у всех уже на руках, у каждого свой перрон и час отправления. Поэтому до финального отправления я ещё покатаюсь по этому свету!
Брату
Два года, два месяца, два дня. Именно такая разница между датами нашего рождения.
Мой брат Евгений – врач.
