скачать книгу бесплатно
– Мне нужна дочка, чтобы выровнять баланс сил. Было бы хоть с кем поговорить. А то у меня такое чувство, что я живу с парой надгробных изваяний.
– Тебе нужна жена.
– Мне это уже приходило в голову.
Джейкоба в школу мы повезли вдвоем. Большинство родителей поступили точно так же, и к восьми часам на подъезде к школе царило небывалое оживление. Перед входом даже образовался легкий затор из минивэнов, семейных седанов и джипов. Неподалеку были припаркованы несколько новеньких фургонов, обвешанных спутниковыми тарелками, камерами и антеннами. Круговой проезд с обеих сторон перекрыли полицейскими ограждениями. Перед входом в школу стоял полицейский из Ньютона. Еще один сидел в патрульной машине, припаркованной перед зданием. Школьники, сгибающиеся под тяжестью набитых рюкзаков, проходили мимо этих препятствий. Родители топтались на тротуаре или провожали своих детей до самой входной двери.
Я припарковал наш минивэн на улице в конце квартала, и мы некоторое время сидели, таращась на происходящее.
– Ого, – пробормотал Джейкоб.
– Ага, – согласилась Лори.
– Дурдом какой-то. – Снова Джейкоб.
Вид у Лори был несколько пришибленный. Ее левая рука свесилась с подлокотника, и я залюбовался ее длинными пальцами и красивыми ногтями без лака. У нее всегда были изящные ухоженные руки; рядом с ней плебейские, с толстыми пальцами, руки моей матери выглядели как собачьи лапы. Я потянулся и сплел свои пальцы с ее, так что наши ладони образовали один кулак. Вид ее руки в моей вызвал у меня мимолетный приступ сентиментальности. Я ободряюще улыбнулся ей и тряхнул нашим объединенным кулаком. Для меня это было прямо-таки исключительное проявление эмоций, и Лори сжала мои пальцы в знак благодарности, а потом вновь устремила взгляд сквозь лобовое стекло. В уголках ее глаз и губ змеились еле заметные морщинки – переживания не прошли для нее даром. Но, глядя на нее, я каким-то образом видел одновременно и ее молодое, не тронутое морщинами лицо.
– Что?
– Ничего.
– Что ты так на меня смотришь?
– Ты моя жена. Имею полное право смотреть.
– Это такой закон?
– Ага. Смотреть, таращиться, пялиться – что мне будет угодно. Можешь мне поверить. Я же юрист.
За каждым хорошим браком тянется длинный хвост историй. Достаточно порой одного слова или жеста или даже простой интонации, чтобы дать толчок целому рою воспоминаний. Мы с Лори флиртовали таким образом уже тридцать с лишним лет, с того самого дня, как познакомились в колледже и оба сразу влюбились до беспамятства. Сейчас, разумеется, все изменилось. В пятьдесят один страсти уже не перехлестывают через край. Мы с Лори плыли по жизни рука об руку. Но оба помнили, как все начиналось, и даже сейчас, в самый разгар среднего возраста, когда я думаю о той ослепительно юной девушке, которой она была, меня каждый раз на мгновение охватывает тот самый трепет первой любви – она никуда не делась и по-прежнему горит в моей душе сигнальным огнем.
Мы двинулись к школе, преодолевая подъем: здание располагалось на пригорке.
Джейкоб шагал между нами. На нем были сползающие джинсы, вылинявшая коричневая худи и адидасовские кроссовки «Суперстар». Рюкзак он нес на правом плече. Сын уже успел обрасти, и волосы висели у него над ушами, а челка почти закрывала брови. Кто-то более смелый на его месте пошел бы дальше и подался в готы, хипстеры или бунтарство еще какого-нибудь толка, но только не Джейкоб. Намек на нонконформизм – это максимум риска, на который он был готов. На его лице играла слабая удивленная улыбка. Судя по всему, он получал удовольствие от всего этого переполоха, который, среди прочего, определенно разбавлял унылое однообразие восьмого года обучения.
Очутившись на тротуаре перед школой, мы влились в группку из трех мамаш, чьи дети учились с Джейкобом в одной параллели. Самой громкой и общительной из них, так сказать, скрытым лидером была Тоби Ланцман, та самая подруга моей жены, которую я видел на шиве у Рифкинов накануне вечером. На ней были спортивные брюки из блестящей черной лайкры, обтягивающая футболка и бейсбольная кепка. Волосы, стянутые в хвост, она продела сквозь вырез на затылке. Тоби – фитнес-маньячка. У нее было поджарое тело бегуньи и лицо без единой жиринки. Ее мускулистость одновременно восхищала и пугала школьных папаш, но и то и другое было будоражащим. Я лично считал, что она стоит десятка обычных здешних родителей. Тоби была из тех друзей, которых в трудную минуту хотел бы иметь рядом каждый. Из тех, кто не бросит тебя в беде.
Но если Тоби была капитаном этой группы мамаш, то Лори, без сомнения, – ее эмоциональным центром, ее сердцем, да и, пожалуй, мозгом тоже. Со своими бедами все шли именно к моей жене. Что бы ни случилось: какая-то из них теряла работу, или решал пойти налево чей-то муж, или у чьего-то ребенка возникали трудности в школе, – все звонили Лори. Их, без сомнения, привлекало в ней то же самое качество, что и меня: чуткая, вдумчивая теплота. Порой, когда на меня находило, мне начинало казаться, что эти женщины – мои соперницы за место в сердце Лори, что им нужно от нее в точности то же, что и мне, – одобрение и любовь. Поэтому, когда я видел это их сборище подпольной семьи с Тоби в роли строгого отца и Лори в качестве мудрой матери, невозможно было не чувствовать себя исключенным из общего круга и не ревновать.
Тоби собрала нас в кружок на тротуаре, поприветствовав каждого в соответствии с определенным протоколом, принцип которого я так до конца для себя и не уяснил: Лори обнять, меня чмокнуть в щеку – муа, выдохнула она прямо мне в ухо, – а Джейкобу бросить «привет».
– Ужасно это все, правда?
Она вздохнула.
– Я до сих пор не могу прийти в себя, – призналась Лори, расслабившись наконец в обществе подруг. – У меня это просто в голове не укладывается. Не знаю, что и думать.
Выражение лица у нее было скорее озадаченное, нежели потрясенное. Она не могла уловить в случившемся никакой логики.
– А ты, Джейкоб? – Тоби устремила взгляд на Джейка, исполненная решимости не обращать внимания на разницу в возрасте между ними. – Как твои дела?
– Все нормально, – пожал плечами Джейкоб.
– Готов вернуться к учебе?
Вместо ответа он снова пожал плечами, на этот раз более демонстративно: вздернул их едва ли не до ушей и резко уронил, – чтобы показать, что заметил покровительственное отношение.
– Беги-ка уже, Джейк, а не то опоздаешь, – вмешался я. – Не забывай, тебе еще нужно будет пройти досмотр.
– Ага.
Сын закатил глаза, как будто вся эта забота о детской безопасности была очередным подтверждением вечной глупости взрослых. Не понимают, что ли, что уже поздно?
– Шагай давай, – скомандовал я, улыбнувшись ему.
– Оружие, колющие и режущие предметы при себе имеются? – с ухмылкой спросила Тоби. Она цитировала распоряжение, которое от имени директора школы разослали всем родителям по электронной почте с перечнем новых мер безопасности на территории школы.
Джейкоб большим пальцем приподнял лямку рюкзака:
– Только книги.
– Ну, тогда ладно. Давай. Иди учись.
Джейкоб помахал взрослым, которые благожелательно улыбнулись ему в ответ, и поплелся вдоль ограждения, вливаясь в поток учеников, направлявшихся ко входу в школу.
Как только он ушел, все немедленно отбросили попытки изображать жизнерадостность и лица накрыла мрачная тень тревоги.
Даже у Тоби, когда она заговорила, голос был убитый.
– Кто-нибудь звонил Дэну и Джоан Рифкин?
– Вряд ли, – отозвалась Лори.
– Надо бы это сделать. Ну, то есть нужно позвонить.
– Бедняги. Я себе просто не представляю.
– Думаю, никто не знает, что им сказать, – подала голос Сьюзен Фрэнк, единственная из женщин, кто был одет по-деловому, в серый шерстяной костюм с юбкой. – Что тут скажешь? Нет, ну правда, что можно сказать тем, с кем случилось такое? Это все так… не знаю… невыносимо.
– Ничего, – согласилась Лори. – Что бы мы ни сказали, это все равно ничего уже не поправит. Но тут не важно, что говорить, главное – просто напомнить им, что мы рядом.
– Чтобы они знали, что мы о них думаем, – эхом отозвалась Тоби. – Это все, что мы все сейчас можем. Сделать так, чтобы они знали, что мы о них думаем.
Последняя из присутствующих женщин, Венди Селигман, спросила меня:
– Энди, а вы что думаете? Вам же приходится постоянно это делать, так ведь? Разговаривать с семьями в подобных обстоятельствах.
– Как правило, я ничего утешительного им не говорю. Все исключительно по делу. Никаких посторонних разговоров. Я им все равно ничем особенно помочь не могу.
Венди с разочарованным видом кивнула. Она считала меня занудой, одним из тех мужей, которых волей-неволей приходится терпеть, придатком к подруге. Но она боготворила Лори, которая добилась успеха в каждой из трех важных ролей, которыми пыталась жонглировать эта женщина: жены, матери и – в последнюю очередь – самой себя. Если я интересен Лори, полагала Венди, значит у меня должна быть какая-то скрытая сторона, которую я не считал нужным ей демонстрировать. А это, в свою очередь, возможно, означало, что я находил ее скучной и не заслуживающей приложения усилий, которых требовал настоящий диалог. Венди единственная из всех женщин в их маленькой компании была разведена и в одиночку воспитывала детей и потому склонна была воображать, что остальные приглядываются к ней в поисках изъянов.
Тоби неуклюже попыталась разрядить обстановку:
– А мы-то с Бобом все эти годы старались оградить наших детей от игрушечного оружия и насилия в телепередачах и компьютерных играх. Даже не покупали детям водяные пистолеты, разве что если они были сделаны в виде чего-нибудь другого, и называли их брызгалками или как-нибудь еще, чтобы дети, не дай бог, не узнали. И нате вам. Вот тебе и…
Она в комическом возмущении всплеснула руками.
Но ее шутка не возымела эффекта.
– Точно, – вздохнула Сьюзен, вновь пытаясь поддержать Тоби.
– Думаю, мы переоцениваем свои родительские возможности, – заметила Лори. – Ребенок есть ребенок. Какой уродился, такой и уродился.
– Значит, я могла спокойно давать своим детям эти чертовы водяные пистолеты?
– Возможно. С Джейкобом… я не знаю. Иногда мне кажется, что все, что мы делали, все, о чем беспокоились, на самом деле никогда не имело никакого значения. Он всегда был таким, какой есть сейчас, просто меньше. И точно так же со всеми остальными детьми. Никто из них на самом деле особенно не изменился с детских времен.
– Да, но и наши принципы воспитания не изменились. Так что, возможно, мы просто все это время учили их одному и тому же.
– У меня лично нет никаких принципов воспитания. Я импровизирую на ходу. – Это Венди.
– И у меня тоже нет. И у всех нас. Кроме Лори. Лори, у тебя, наверное, есть принципы воспитания. И у тебя тоже, Тоби. – Это Сьюзен.
– Нету у меня никаких принципов!
– О, еще как есть! Ты небось книги по этой теме читаешь.
– Никогда! – Лори подняла руки над головой: я невиновна. – В любом случае суть в том, что, по моему мнению, мы льстим себе, когда утверждаем, что можем серьезно влиять на ребенка в ту или иную сторону. В большинстве своем все уже заложено в них с рождения.
Женщины переглянулись. Может, это в Джейкоба все было заложено с рождения, а в их детей – нет. По крайней мере, не в такой степени, как в Джейкоба.
– Кто-нибудь из вас знал Бена? – спросила Венди. Она имела в виду Бена Рифкина, жертву убийства.
Никто его не знал. Называя его по имени, они как бы принимали его в свой круг.
– Нет. Дилан никогда с ним не дружил. И Бен никогда не занимался ни спортом, ни чем-нибудь подобным, – отозвалась Тоби.
– Они с Максом время от времени оказывались на занятиях в одной группе. Я его видела, – пробормотала Сьюзен. – Он производил впечатление примерного мальчика, но как можно знать наверняка?
– Они сейчас живут своей жизнью, эти дети. Уверена, у них есть свои секреты, – согласилась Тоби.
– В точности как и у нас. Во всяком случае, в их возрасте, – возразила Лори.
– Я была примерной девочкой. В их возрасте мои родители со мной вообще проблем не знали, – заявила Тоби.
– Я тоже была примерной девочкой, – сказала Лори.
– Не такой уж и примерной, – вмешался в разговор я.
– Это было до того, как мы с тобой познакомились. Ты научил меня плохому.
– В самом деле? Пожалуй, тут есть чем гордиться. Надо будет указать это в моем резюме.
Но шутки так скоро после упоминания имени убитого ребенка казались неуместными, и мне стало неловко за собственную черствость перед этими женщинами, чьи душевные качества намного превосходили мои.
Повисло молчание, потом у Венди вырвалось:
– Ох, господи, бедные, бедные родители. Бедная мать! Мы тут разглагольствуем: «Жизнь продолжается, снова в школу», а ее мальчика уже никогда не вернуть.
Глаза Венди наполнились слезами. Это было самое ужасное: внезапно, притом что ты лично ни в чем не виноват…
Тоби подошла к подруге и обняла ее, а Лори со Сьюзен принялись поглаживать Венди по спине.
Я, исключенный из общего действа, какое-то время постоял на месте с бессмысленно-благожелательным выражением лица – напряженная улыбка, подернутый легкой печалью взгляд, – потом, не дожидаясь, пока дамы совсем раскиснут, извинился и сказал, что хочу пойти взглянуть на полицейский пост у входа в школу. Я не вполне понимал скорбь Венди по ребенку, которого она даже не знала, и расценил это как еще одно свидетельство женской эмоциональной уязвимости. Кроме того, когда Венди повторила те самые слова, которые я произнес накануне вечером, «жизнь продолжается», это как бы подкрепило позицию Лори в нашей размолвке, которую мы едва преодолели. В общем, я воспользовался первым попавшимся предлогом, чтобы улизнуть.
Пост полиции был установлен в школьном вестибюле. Он представлял собой длинный стол, где вручную досматривали куртки и рюкзаки, и пятачок, на котором полицейские из Ньютонского отдела, двое мужчин и две женщины, водили по ученикам металлоискателями. Джейк прав: все это выглядело как полный бред. Не было никаких причин считать ни что кто-то попытается пронести в школу оружие, ни что убийца вообще имеет какое-то отношение к школе. Тело было обнаружено даже не на территории школы. Во всем этом не было ровным счетом никакого смысла, кроме успокоения родителей.
Когда я подошел, в ритуальном танце с поочередным обыском каждого ученика как раз случилась некоторая заминка. Девочка-подросток на повышенных тонах спорила с одним из полицейских, а второй стоял и смотрел на это все со своим металлоискателем наперевес, как будто не исключал возможности пустить его в ход вместо дубинки против нарушительницы спокойствия. Проблема, как оказалось, заключалась в ее толстовке, на груди которой красовалась надпись «FCUK». Полицейский счел эту надпись провоцирующей и, следовательно, в соответствии с новыми правилами безопасности в школе недопустимой. Девочка же пыталась объяснить ему, что это аббревиатура, составленная из первых букв названия одежной марки[4 - Имеется в виду британская торговая марка French Connection UK, получившая свое название в честь фильма «Французский связной» (1971). Широкую известность получила после эпатажной рекламной кампании 1997 года, когда один из креативных директоров предложил использовать аббревиатуру, составленную из первых букв названия, сыграв на визуальном сходстве этого буквосочетания с ругательством.], магазин которой можно найти в любом торговом центре, и даже если она и напоминает «плохое слово», каким образом оно может кого-то спровоцировать? И нет, она не намерена расставаться со своей толстовкой, которая стоила кучу денег, и вообще, с какой стати она должна позволять какому-то полицейскому ни за что ни про что выкинуть ее толстовку в мусорку? Ситуация зашла в тупик.
Ее противник, полицейский, стоял ссутулившись, и шея его была вытянута таким образом, что голова оказалась впереди туловища, придавая ему сходство с грифом. Увидев, что я приближаюсь, он распрямился и втянул голову, отчего кожа у него под подбородком собралась складками.
– Все в порядке? – спросил я полицейского.
– Так точно, сэр.
«Так точно, сэр». Я терпеть не мог эти армейские замашки, перенятые полицейскими служащими, все эти псевдовоинские звания, субординацию и все прочее из той же оперы.
– Вольно, – пошутил я, но полицейский, сконфузившись, уставился себе под ноги. – Привет, – произнес я, обращаясь к девчонке, которая выглядела класс на седьмой-восьмой. Я не припоминал, чтобы она училась в одной параллели с Джейкобом, но она вполне могла бы там учиться.
– Привет.
– Что у вас тут за проблема? Возможно, я смогу помочь.
– Вы же папа Джейкоба Барбера, да?
– Совершенно верно.
– А вы разве не полицейский или кто-то в этом духе?
– Всего лишь помощник окружного прокурора. А ты кто?
– Сара.
– Сара. Так, Сара, из-за чего сыр-бор?
Девочка замялась. Потом выпалила:
– Просто я пытаюсь объяснить офицеру, что вовсе не обязательно отбирать у меня толстовку, я могу убрать ее в шкафчик или вывернуть наизнанку или еще что-нибудь. А ему не нравится, что на ней написано, даже если это никто не увидит, и вообще, подумаешь, это ведь всего лишь слово. Это все какой-то полный…
