скачать книгу бесплатно
Я вошел в кабинет и присоединился к ним:
– Ну как, удалось выжать из него что-нибудь?
– Нет. Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знает.
Изображение Патца занимало весь экран. Он сидел в торце длинного деревянного стола. За спиной – голая белая стена. Патц был крупным мужчиной. По словам инспектора по условно-досрочному освобождению, который его курировал, в нем было шесть футов три дюйма росту и двести шестьдесят фунтов весу[6 - Соответствует 1 м 91 см и 118 кг.]. Даже сидя за столом, он выглядел массивным. Но тело его было рыхлым и мягким. Его обвислые бока, живот и груди распирали черную футболку поло, точно квашня, которую залили в этот черный мешок сверху и перевязали в районе шеи.
– Бог ты мой, – присвистнул я, – этому малому не помешало бы чуток физической активности.
– Например, передернуть на детское порно? – сострил один из ребят из ОПБП.
Мы все зафыркали.
В комнате для допросов с одной стороны от Патца сидел Пол Даффи из ОПБП, а с другой – детектив из полиции Ньютона, Нильс Петерсон. Полицейские появлялись на экране лишь время от времени, когда случайно попадали в кадр.
Допрос вел Даффи.
– Так, давай-ка еще разок. Расскажи мне все, что помнишь о том утре.
– Я же уже все вам рассказал.
– А ты повтори. Просто поразительно, сколько всего люди припоминают, стоит им повторить свой рассказ с самого начала.
– Я не хочу больше говорить. Я устал.
– Эй, Ленни, это ради твоего же собственного блага. Мне нужно исключить тебя из списка подозреваемых. Я же тебе уже говорил: я пытаюсь тебя отмазать. Это в твоих же интересах.
– Меня зовут Леонард.
– Один свидетель утверждает, что видел тебя в то утро в парке Колд-Спринг.
Это было вранье.
Даффи на экране между тем произнес:
– Ты же знаешь, что я обязан это проверить. С твоим послужным списком у нас просто нет другого выбора. Я не занимал бы свою должность, если бы не сделал этого.
Патц вздохнул.
– Ленни, еще всего один разок. Я не хочу посадить не того человека.
– Меня зовут Леонард. – Он потер глаза. – Ну ладно. Я был в парке. Я гуляю там каждое утро. Но я даже близко не подходил к месту, где убили того парнишку. Я вообще никогда туда не хожу, никогда не гуляю в той части. Я ничего не видел, я ничего не слышал, – он начал загибать пальцы в такт своим словам, – я не знаю того парнишку, я никогда в жизни его не видел, я никогда в жизни о нем не слышал.
– Ладно, Ленни, успокойся.
– Я спокоен.
Взгляд в камеру.
– И в то утро ты никого не видел?
– Никого.
– И никто не видел, как ты выходил из своей квартиры и как вернулся?
– Понятия не имею.
– Ты не заметил в парке никого подозрительного, кого там не должно быть и о ком нам следовало бы знать?
– Нет.
– Ладно, давай тогда ненадолго прервемся, о’кей? Посиди здесь. Мы вернемся через несколько минут. У нас будет к тебе еще пара вопросов, и на этом все.
– А как там мой адвокат?
– Он пока что не объявлялся.
– Вы скажете мне, когда он подъедет?
– Конечно, Ленни.
Оба детектива поднялись, чтобы уйти.
– Я никогда в жизни пальцем никого не тронул, – сказал Патц. – Запомните это. Я пальцем никого не трогал. Никогда.
– Конечно, – заверил его Даффи. – Я тебе верю.
Детективы промелькнули перед камерой и вышли за дверь, очутившись в комнате, где только что фигурировали в качестве бесплотных изображений на мониторе компьютера.
Даффи покачал головой:
– Я ничего не добился. Он привык иметь дело с полицейскими. Мне просто-напросто нечего ему предъявить. Я бы помариновал его там немножко, но не думаю, чтобы у нас было на это время. Его адвокат уже в пути. Энди, что ты намерен делать?
– И сколько вы с ним уже валандаетесь?
– Да с пару часов. Что-то в этом роде.
– И никаких результатов? Глухой отказ?
– Да. Все без толку.
– Попробуйте еще раз.
– Еще раз? Ты что, смеешься? Сколько времени ты тут стоишь?
– Только что приехал, Дафф, но что еще нам остается делать? Он наш единственный реальный подозреваемый. Молоденький мальчик погиб, а этот парень любит молоденьких мальчиков. Он уже раскололся, что был в то утро в парке. Патц знает окрестности. Он околачивается там каждое утро, так что в курсе того, что ребятишки ходят через парк в школу. При его габаритах для него не составило бы ровным счетом никакого труда справиться с жертвой. У нас есть мотив, способ, возможность. Так что продолжайте, пока что-нибудь из него не выжмете.
Взгляд Даффи скользнул на других полицейских в комнате, потом вновь вернулся ко мне.
– Его адвокат все равно сейчас прикроет эту лавочку.
– Значит, нельзя терять времени, разве не так? Возвращайся туда. Вытяни из него признание, и он у меня сегодня же днем предстанет перед большим жюри.
– Вытянуть признание? Вот так просто взять и вытянуть?
– Это то, за что тебе платят бешеные бабки, приятель.
– А как же ребятишки в школе? Я думал, мы копаем в том направлении.
– Дафф, мы продолжим разрабатывать эту версию, но чем мы на самом деле располагаем? Кучкой перепуганных детишек, болтающих языком на «Фейсбуке»? И что? Посмотри на этого парня. Просто посмотри на него. У тебя есть подозреваемый лучше? У нас вообще больше никакого подозреваемого нет.
– Ты в самом деле в это веришь? Думаешь, это он?
– Да. Возможно. Возможно. Но нам нужно что-то реальное, чтобы доказать это. Вытяни мне из него признание, Дафф. Найди мне нож. Найди мне что угодно. Нам нужно хоть что-нибудь.
– Ну ладно. – Даффи решительно посмотрел на детектива из отделения полиции Ньютона, с которым они вместе работали над этим делом. – Попробуем еще раз. Как требует начальник.
Полицейский заколебался, с сомнением глядя на Даффи. В его взгляде явственно читалось: «Зачем попусту тратить время?»
– Попробуем еще раз, – повторил Даффи. – Как он говорит.
М-р Лоджудис: Такой возможности им не представилось, верно? Детективы в тот день так и не вернулись в комнату для допросов к Леонарду Патцу?
Свидетель: Нет, не вернулись. Ни в тот день, ни впоследствии.
М-р Лоджудис: Как вы к этому отнеслись?
Свидетель: Я считал, что мы делаем ошибку. Основываясь на том, что нам было известно в то время, нельзя было сбрасывать Патца со счетов в качестве обвиняемого в самом начале расследования. На тот момент он оставался нашим наиболее вероятным подозреваемым.
М-р Лоджудис: Вы до сих пор так полагаете?
Свидетель: Вне всякого сомнения. Мы должны были разрабатывать Патца дальше.
М-р Лоджудис: Почему?
Свидетель: Потому что на него указывали улики.
М-р Лоджудис: Не все улики.
Свидетель: Не все? Все улики никогда не указывают в одном направлении, во всяком случае в таких сложных делах, как это. В том-то и проблема. Вы не располагаете всей информацией, данных недостаточно. Нет ни четкой закономерности, ни однозначного ответа. Поэтому детективы делают в точности то же самое, что и все обычные люди: строят в уме какой-то рассказ, какую-то версию, а затем начинают искать данные, улики, которые свидетельствовали бы в ее пользу. Сначала они выбирают подозреваемого, затем собирают улики, подтверждающие его виновность. И перестают замечать улики, которые указывают на других подозреваемых.
М-р Лоджудис: Как Леонард Патц.
Свидетель: Как Леонард Патц.
М-р Лоджудис: Вы намекаете на то, что именно это и произошло в данном случае?
Свидетель: Я намекаю на то, что да, определенно были допущены ошибки.
М-р Лоджудис: И как же детектив должен вести себя в такой ситуации?
Свидетель: Он не должен с ходу зацикливаться на одном подозреваемом. Потому что, если его догадка окажется неверной, он не заметит улик, указывающих на правильный ответ. Он не станет обращать внимание даже на очевидные вещи.
М-р Лоджудис: Но детектив обязан строить версии. Ему нужно сосредотачивать усилия на подозреваемых, и, как правило, еще до того, как располагает на них явными уликами. Что еще ему остается делать?
Свидетель: Это дилемма. Ты начинаешь всегда с догадки. И иногда твоя догадка оказывается неверной.
М-р Лоджудис: А в этом деле тоже чьи-то догадки оказались неверны?
Свидетель: Мы не знали. Мы просто не знали.
М-р Лоджудис: Ладно, продолжайте свой рассказ. Почему детективы не смогли вернуться к допросу Патца?
В разыскное бюро вошел пожилой мужчина с потрепанным адвокатским портфелем. Его звали Джонатан Клейн. Он был невысокий, худощавый, чуть сутуловатый, с длинными и ослепительно-белыми волосами. Он зачесывал их назад, на затылок, откуда они ниспадали на воротник пиджака. На нем был серый костюм с черной водолазкой. Завершала образ седая эспаньолка.
– Энди, привет, – негромко произнес он.
– Джонатан.
Мы с искренней теплотой пожали друг другу руки. Я всегда любил и уважал Джонатана Клейна. Интеллигентный и какой-то неуловимо богемный, он был совершенно не похож на меня. (Я-то незатейлив, как хлебный тост.) Но он никогда никого не поучал и не врал, чем очень отличался от своих собратьев по адвокатуре, которых особенно не заботила правда, к тому же был человеком по-настоящему умным и знал закон. Джонатан был – по-другому и не скажешь – мудрым. Кроме того, должен признаться, меня по-детски тянуло к мужчинам из поколения моего отца, как будто я все еще питал слабую надежду избавиться от печати сиротства, пусть даже уже в весьма взрослом возрасте.
– Я хотел бы увидеть моего клиента, – произнес Клейн тихо.
Голос у него был негромким от природы – это не манерничанье и не тактический прием, – поэтому люди в его присутствии имели обыкновение притихать. Ты невольно ловил себя на том, что склоняешься к нему ближе, чтобы расслышать, что он говорит.
– Джонатан, я не знал, что вы представляете этого малого. Не слишком-то это почетное для вас дело. Защищать какого-то вшивого педофила, любителя пощупать мальчиков? Это плохо скажется на вашей репутации.
– На моей репутации? Мы же адвокаты! В любом случае Патц здесь не потому, что он педофил. Мы оба это знаем. Для дела о щупанье мальчиков тут слишком много копов.
Я отступил в сторону:
– Ладно. Он там. Проходите.
– Вы выключите камеру и микрофон?
– Угу. Хотите, можно перейти в другое помещение.
– Нет, ну что вы. – Он мягко улыбнулся. – Энди, я доверяю вам.
– Достаточно, чтобы позволить вашему подзащитному продолжить говорить?
– Нет-нет. Для этого я слишком вам доверяю.
Больше Патца не допрашивали.
Половина десятого вечера.
Лори лежала на диване, примостив свою книжку домиком на животе, и смотрела на меня. На ней была коричневая футболка с треугольным вырезом, украшенным по краю крупной вышивкой, и очки в роговой оправе. С годами она нашла способ адаптировать стиль, который предпочитала в молодости, к зрелому возрасту: пейзанские вышитые блузы и рваные джинсы юной богемной интеллектуалки трансформировались в более элегантную, облагороженную версию того же образа.
