скачать книгу бесплатно
Но на самом деле сама до сих пор не могу понять, что меня в тебе привлекало. Ты был словно ключик от огромного механизма внутри меня, о котором я раньше даже не подозревала, не знала, что он там есть. Это оказалось даже страшно: словно ты заводная кукла, которая машинально ходит на учебу, улыбается одноклассникам, делает уроки. А однажды встречается мальчик, который просто внимательно смотрит в твои глаза, и ты оживаешь.
Когда ты был рядом, во мне не оставалось ничего механического. Когда ты был рядом, мы постоянно играли, говорили и исследовали мир.
Я помню один зимний вечер, когда мы встретились на берегу озера и не заметили, как вышли далеко за пределы города, разговаривая обо всем на свете. Когда поняли, что заблудились, мы забрались на старую башню, которая раскачивалась на ветру, чтобы осмотреться и понять, где мы. Ты бережно поддерживал меня за плечи, а я очень боялась. Железная башня раскачивалась из стороны в сторону, город блестел огнями вдалеке, ты обнял меня тогда впервые, желая защитить от ветра.
«Мне кажется, мы так стояли вечность. Все, что было до тебя, кажется просто сном теперь», – прошептал ты мне на ухо. И именно это ощущение остановки времени, такое огромное, такое необъятное для девочки в четырнадцать лет, и было тем самым основным чувством. Словно ты – единственное в моей жизни, что никогда не кончалось и не начиналось.
Это не похоже было ни на первую влюбленность, ни на страсть. Мы спустились с башни притихшие, молча нашли трамвай. Ожидая трамвай, ты вдруг исчез на несколько минут и вернулся довольный, с орхидеей в руках.
«Ты мне очень напоминаешь эту орхидею, так непохожую на все цветы в оранжерее. Не удержался – купил ее. И потратил все деньги! Ты же не против, если мы поедем сзади трамвая?» – тут ты, взяв меня за руку, усадил позади трамвая на железный выступ и сел рядом сам, закрывая меня от ветра всем телом. Мы приехали домой в полночь. Меня, конечно, ругали родители. А я, заперевшись потом в теплой ванной, начала впервые в жизни писать дневник. Именно благодаря встрече с тобой я начала писать.
С тех пор было много прогулок, игр и разговоров. Мы почти не общались в школе, встречаясь обычно за ее пределами. Мы говорили о музыке, о смерти. Но никогда не говорили о любви. Мы словно не хотели пускать никого в тот мир чудес, где находились. Ни людей, ни слова.
А потом наступило лето. И мы разъехались по разным городам. В то время не было телефонов, поэтому мы просто перестали общаться. Я перестала вести дневник. В том месте, где раньше был ты, образовалась огромная дыра. Я и не знала, как была счастлива с тобой, пока не узнала, что такое мир без тебя.
Это было бесконечное одинокое лето в деревне у бабушки. Этим летом расстались впервые не только мы с тобой: покинуло меня и детство.
Я плохо помню следующие годы школы. Помню только, что больше мы никогда не гуляли вместе. Я была слишком горда, чтобы спросить, почему мы не общаемся. А тебя словно что-то сдерживало внутри, чтобы подойти ко мне. Как я узнала позже, сдерживало тебя знакомство с другой девочкой этим летом, которая стала однажды твоей женой.
Незаметно закончилось школьное время. Последний раз мы говорили на выпускном балу. Сначала ты меня пригласил на танец, а потом мы и вовсе сбежали ото всех на чердак дворца, где и встретили рассвет. Было удивительное чувство, что расставания и не было. Первый поцелуй. И слезы. Слезы страха и волнения перед такой огромной жизнью впереди.
А спустя время узнала о твоей помолвке. Мое сердце тогда вывалилось из меня где-то, да я и не жалела. Без сердца жить оказалось гораздо легче.
Спустя несколько месяцев, в семнадцать лет, я встретила своего будущего мужа, будущего папу моего сына. Он первый мужчина в моей жизни и сказал тогда прямо: «Я хочу на тебе жениться». И не просто сказал, но окутал вниманием.
Меня, привыкшую к равнодушию собственного отца и все еще раненую странной историей с тобой, настойчивость будущего мужа излечила, словно лекарство. Я тогда еще не умела различать контроль и заботу, любовь и одержимость.
Подписывая брачный сертификат в восемнадцать лет, я и не знала, что подписываю себе путевку в ад. С первого дня замужества я была резко отрезана от семьи, от права голоса, от себя.
Я рада, что, несмотря на беременность, продолжала учиться в университете. Моя одежда и длина юбки в университет строго проверялась, так же, как и мой сотовый телефон. По вечерам в мои обязанности входило приготовление обедов и ужинов, а также ежедневная глажка и стирка вещей. Перед сном я всегда полировала с кремом туфли мужа. Он внимательно проверял качество исполнения и, если работа его устраивала, выдавал деньги на покупку еды в магазине.
Мне было восемнадцать, я была беременна и зависима финансово. Более того, я выросла с уверенностью, что это и есть семейная жизнь. Поэтому старалась угодить изо всех сил. Незаметно черты юности стали стираться с моего лица. Мечты о любви, путешествиях, семье, где много смеха и нежности, – все это я запихала в темный угол души подальше, как ненужные старые игрушки.
Моей маме приходить к нам в гости запрещалось, зато мама мужа была у нас дома почти каждый вечер. Они часто уходили вдвоем из кухни, пока я убирала со стола, чтобы обсудить дела, в которые меня никогда не посвящали. Муж семимильными шагами шел во власть и богатство, а я стала просто прислугой, которая вынашивала его ребенка.
После рождения сына все стало еще хуже. Ухаживать за ребенком, так сложилось в моем обществе, было женской работой. Роды были непростые, у сына было повышенное давление, и он беспрестанно кричал. Первый год я практически не спала. Готовка, уборка, обслуживание мужа и уход за младенцем забирали все дни, а ночью я делала задания по университетской учебе.
Это были очень одинокие годы.
Я и не знала, о чем тоскую, думая, что полностью в одиночку ухаживать за ребенком – это нормально.
Я была уверена, что мое мнение не слышат, потому что я молода и глупа.
Я грустила, что в нашей семье не было ни разговоров, ни совместных прогулок с коляской, ни нежности. Мне казалось, я просто недостаточно хороша.
И старалась еще чище убирать, еще больше готовить, еще меньше смеяться.
Я перестала грустить, что муж все время на работе. Я стала радоваться этому. Эти тихие часы вдвоем с сыном были самым счастливым временем тех дней.
«Все женщины так живут. Многие были бы счастливы на твоем месте – посмотри, в какой уютной квартире ты живешь, еда всегда на столе. Что тебе еще надо?» – муж всегда звучал убедительно и уверенно, поэтому я ему верила.
В конце концов, мы и правда не голодали и жили в уютной квартире.
Из-за того, что муж сильно храпел, я стала уходить спать в ванную, чтобы высыпаться хоть немного. Спала на одеяле на полу. Однажды проснулась от удара ногой по голове: муж был зол, что я забрала теплое одеяло, и так будил меня, чтобы отдала его.
Я молча отдала одеяло и пошла готовить ему завтрак. За окном светало. Я никогда не курила, но в то утро, когда он ушел на работу, я взяла его сигареты и закурила. Словно прося сигареты передать мне хоть немного его силы.
«Я не могу так больше жить», – набравшись храбрости, сказала я тем вечером мужу.
«Если вздумаешь уйти – убью», – обрезал он и, поужинав, ушел к друзьям.
Я знала, что он не шутит. После свадьбы я узнала слишком много о его прошлом. А еще я знала, что меня было некому защитить.
Но глубоко внутри понимала, что если я не уйду, то во мне умрет навсегда что-то гораздо большее, чем сама жизнь. Тогда я сделала свой самый важный выбор в жизни: лучше быть мертвой снаружи, чем внутри.
Я понимала, что моему сыну с рождения достались непростые карты. А значит, ему нужна живая мама. Живая и любящая мама, которая, словно оберег, укутает его в любой темноте.
Следующим утром я собрала сумку и вышла из дома с годовалым сыном на руках. Я помню то утро, когда ехала на трамвае к маме домой, холодея от ужаса и своей смелости, прижимая белокурую головку Марка к груди. Тот шаг навсегда останется самой большой моей храбростью в жизни. Я была готова умереть, но больше никогда не просыпаться от удара ногой по голове.
Следующие десять лет моей жизни были настолько непростые и насыщенные, что, чтобы описать их, понадобилась бы еще одна книга. Жизнь мамы-одиночки никогда не простая. А когда ты выходишь из нездоровых отношений, так вообще становишься воином. Ловким ударом одной руки отбиваешь счета, которые сыплются на тебя, словно летний дождь, а другой варишь суп малышу и читаешь ему книги перед сном.
Работала я постоянно. В банке по профессии, таксистом по ночам, а по выходным мы продавали с сыном овощи на рынке. Финансовой поддержки бывший муж не оказывал, хотя был к тому времени уже миллионером, а по закону мне назначили смешную сумму, достаточную лишь на покупку ужина на один вечер. Так я узнала, что живу в стране, где права женщин и детей не защищены, а защищены лишь права тех, у кого есть деньги и связи.
Работа в такси в те годы была по ночам. Уложив сына спать под присмотром мамы, я уезжала на работу таксистом. Возила я без лицензии – просто подбирая случайных попутчиков. Именно это умение разбираться в незнакомцах, которое подарила мне работа в такси, и приготовило меня, как я поняла позже, к одиночным путешествиям. Таксовать по ночам – лучшая тренировка интуиции! Иногда, возвращаясь домой под утро, я плакала от усталости. Жизнь казалась бесконечным колесом тревог и выживания.
Но долго грустить было некогда: заботы о малыше, безденежье и постоянный страх, что его отберут, были моими спутниками, а ночами я не спала, спрашивая небеса, за что же я попала в такую ситуацию.
Тогда и начался мой путь в психологию и к чему-то еще выше. Я искала любой поддержки, любой информации о том, как себя вести в ситуации полной беспомощности.
Много раз приезжая в садик после работы, ребенка я не находила. А потом начала видеть, что мои переживания доставляют бывшему мужу удовольствие. Он словно хотел добить меня, растоптать, растереть в порошок. Словно видя во мне врага, а не простую девчонку двадцати лет, с кем не получилась семья. Я ощущала, что мне мстили. За что-то, чего я не совершала.
Я знала, что папа моего сына был навсегда разлучен своей матерью с отцом. Видимо, именно эта детская история и послужила основой его жестокости по отношению ко мне и желанием разлучить нас с сыном. В картине мира бывшего мужа просто не было вариантов, где родителей у ребенка двое.
Глубоко внутри я понимала, что если и начну битву за сына, то навсегда поселю в его душе раскол. Невозможно разделить то, что однажды соединилось. Мама и папа для ребенка неразделимы и важны. Я не знала, что мне делать. Я не хотела, чтобы мой ребенок жил на войне.
Так я стала учиться жить в нескольких реальностях. В одной реальности я училась спокойно переносить свой страх потерять сына: я чувствовала, что именно мое внутреннее спокойствие и вера в то, что все будет хорошо, и есть мой главный оберег. Я училась уважать свою беззащитность, сжимая иногда до белых костей свои руки от отчаяния, но никогда не показывая свой страх внешне.
Я училась уважать внутреннюю боль отца своего ребенка. Когда сына у меня забирали, я училась выстраивать внутри теплое мирное поле между нами троими, а внешне растила спокойную уверенность, что все будет хорошо, даже когда не слышала сына несколько дней.
После неоднократных попыток обратиться в полицию я поняла, что моя история никому не интересна: обычные семейные разбирательства. Вместо того чтобы растить свою тревогу, я училась растить свое доверие к миру.
Я стала словно батарейкой, производящей любовь и спокойствие для трех малышей: сына, испуганной девчонки, которой я и была на самом деле, и злого, обиженного на весь мир малыша – моего бывшего мужа. Я и не знала, что так начинается взросление: не потому, что ты попадаешь в мир взрослых, а потому, что вынужден учиться жить среди обиженных раненых детей.
Год шел за годом, я начала понемногу вставать на ноги, даже купила квартиру в ипотеку. Денег на мебель и ремонт у меня не было, но зато у меня были друзья. Друзья помогали красить стены и завозить мебель. Наши уютные вечера на полу без стола, просмотры фильмов вместе с сыном в обнимку по вечерам, разговоры по утрам по дороге в школу. У меня было странное ощущение, что я проживаю не совсем свою жизнь. Я словно зашла случайно не на свою линию. Но этот русоволосый умный мальчуган, который называл меня мамой, стоил всех трудностей.
Я всегда нравилась мужчинам и иногда ходила на свидания. Но внутри у меня было холодно и пусто. Я словно потеряла интерес к своей женской судьбе. Несколько раз мне даже предлагали выйти замуж. Это были приятные, хорошие люди. Но у меня внутри не откликалось ничего. Гораздо ценнее мне была с таким трудом завоеванная свобода. К семейной жизни я не испытывала больше ни малейшего интереса, вздрагивая каждый раз при виде свадебных церемоний.
Помню одно утро в холодной электричке в Подмосковье. Я возвращалась домой из командировки. И вдруг поняла, что мне уже почти тридцать лет. Я стала взрослой женщиной с ребенком и ипотекой. Стала именно той, кем так боялась стать в детстве.
В моей жизни так и не случилась большая любовь, да и не было в этом ничего необычного. По статистике в моей стране разводы и аварии случались все же чаще, чем любовь.
Я не стала ни путешественницей, ни ученой, ни одна моя детская мечта не сбылась. Я помню, как тогда приняла решение, что буду счастливой, несмотря ни на что. Просто потому, что дома ждет сын, потому, что скоро весна, потому, что могу купить себе горячий чай с лимоном на вокзале и вдыхать запах московского метро в командировках.
Той весной я стала много летать по работе. И однажды в самолете, спустя десять лет после окончания школы, мы случайно встретились с тобой снова.
Мы приятно общались на протяжении всего полета. Я была рада видеть тебя, как привет из детства.
Я помню, как рассматривала твой паспорт и увидела там штампик с изображением пингвина из Антарктиды. Ты, как оказалось, увидел весь мир, от Новой Зеландии до Чили, и летел домой погостить у родителей. Мне было приятно, что именно ты был моей первой школьной любовью, хотя бы в юности я не ошиблась.
Приземлившись, мы расстались легко и тепло, я была уверена, что уж точно навсегда. А на следующий день ты просто пригласил меня на прогулку. С того дня мы не расставались.
Я помню, как мы не спали первые несколько дней после первой встречи. Читали мои дневники и делились воспоминаниями. Ты рассказывал все, что с тобой случилось за эти десять лет, а потом внимательно выслушивал меня. Мы бродили по району нашего детства и делились друг с другом абсолютно всем, словно и не было тех лет расставания. Я вдруг поняла, почему у меня не получалось с другими: потому что все во мне, от вкусовых пристрастий до странных игр и чувства юмора, оказалось словно пазлом ко всем твоим странностям и интересам.
Я знала, что ты приехал в город всего на несколько недель, поэтому была счастлива каждый день просто оттого, что ты есть. Жизнь нам словно подарила билет в те времена, когда мы были школьниками.
Мы, как дети, забыли обо всех взрослых правилах, просто болтали ночами и слушали музыку через одни наушники на двоих, ездили на велосипеде, гуляли на природе и постоянно смеялись.
А однажды ты меня обнял. Я и не знала, на какую страсть способны мои клетки. Я и не знала, что все эти годы во мне живет дикое животное, которое наконец вырвалось на свободу. Я и не знала, что бывает так, что ты не знаешь, где твои пальцы заканчиваются, а где начинаются мои. Мое тело, словно годами пребывавшее в оцепенении, будто ожило, а я только и успевала, что удивляться, что это происходит со мной наяву. Ты был удивлен не меньше, все дальше и дальше перенося время своего отъезда. Расстаться даже на день нам казалось невыносимым.
Это было самое счастливое лето в моей жизни. Я показала тебе Байкал, а потом мы проехали за рулем половину России, прятали в дупло дерева в парке записки с признаниями в любви, чтоб найти их в старости. Готовили завтрак по утрам, танцуя под музыку, и читали по вечерам. Постоянно играли. Это, наверное, было самое волшебное в наших отношениях: мы постоянно во что-то играли, переодевались в разные костюмы, превращая в приключение даже простую смену колес на машине. Мы оба сильно похудели и находились на каком-то пределе своих возможностей. Во мне начали расцветать бутоны моих забытых желаний, я стала писать и видеть будущее. И словно стала снова доверять миру.
Однажды в ноябре ты принес рождественскую елку, мы приготовили праздничный стол, нарядились и даже запустили фейерверки. Мы словно обманули код времени, случайно попав в вечное детство и вечную любовь.
Я помню тот вечер под елкой. Ты лежал и гладил мои волосы, рассматривая глаза. А я просила мир: «Остановите все, пожалуйста, сейчас. Я не смогу быть счастливее». Абсолютно все мои клетки стали любовью и благодарностью. Все обиды растворились. Я была лучшей версией себя и словно светилась от радости.
«Я получил работу на другом континенте, к которой готовился несколько лет. Я не знаю, как быть. Я хочу быть с тобой, но как?» – сказал мне ты однажды.
Не знала, как быть, и я. Потому что, конечно, сына в другую страну никто бы не отпустил, а без сына я бы не улетела. Я не хотела, чтобы ты из-за меня предавал свою мечту. Но и жизни без тебя представить больше не могла.
А потом случились и другие удары судьбы: у моего дедушки обнаружили последнюю стадию рака, а у сестры отказали почки. Из года безоблачной жизни меня словно кинули гореть заживо. Я видела, как жизнь растаскивает нас по разным полюсам.
Твоя реальность, где впереди новая страна и возможности, свобода передвижения и новые знакомства. И моя реальность, где впереди меня ждали только больницы и переживания о близких. Остаться в те дни рядом со мной значило принять на себя добровольное проклятие, закопать свою жизнь.
Шанс изменить жизнь выпадает редко. И в те дни для тебя шансом изменить жизнь стала не наша встреча, а другая страна. Даже когда ты еще гладил мои волосы, я уже чувствовала это ледяное расстояние между нами. Оно, словно нож, погружалось глубоко в легкие, мешая дышать.
Я не обижалась на тебя. Я не умела испытывать к тебе ничего, кроме любви, просто пыталась запомнить, как выглядят твои руки, глаза, какие на ощупь твои волосы. Уже зная, что ты меня не выбрал. Уже зная, что испытать такое чувство я больше не способна ни к кому.
Ты улетел на другой континент. Как фантомы прошлой связи, между нами еще случались звонки и письма, но прожить такой момент и остаться вместе можно, только не отпуская рук.
Во мне росла жгучая обида на жизнь. Я ведь уже привыкла жить и не мечтать о любви, зачем же мне подарили этот год счастья? Чтобы он жег меня теперь невозможностью ни вернуть тебя, ни забыть?
За что человеку так мучительно умирать, как это выпало на долю моему дедушке?
Мы с мамой перевезли его из деревни к нам домой и стали возить на процедуры. Чтобы покрывать счета на лечение, я продала квартиру, впервые в жизни попросив о помощи своего бывшего мужа, рассказав ему всю ситуацию, как есть. Нам так нужна была любая поддержка!
Помощи я не получила, зато, поняв, что я продала квартиру и нам негде больше жить, бывший муж забрал сына к себе, в один день перевел в закрытую частную школу, ограничив мой доступ к нему. Он знал, что у меня нет денег за него бороться, а я понимала, что не выиграю у миллионера со связями ни одного суда. Внутри меня сломалась надежда, что я могу повлиять в моей жизни хоть на что-то.
Расставание с сыном стало последним камнем на удавке моей реальности. Я сорвалась в темноту.
Причин, почему я выбрала уехать, а не проживать свое горе в родном городе, были десятки, но одна из главных – неумение в обществе, в котором я жила, поддерживать и оберегать человека, когда он проживает горе. Есть ситуации, когда ты ходишь с содранной кожей, ребра впились в сердце, глазницы сожжены от слез. Подвиг – дышать в такие дни. И когда тебе говорят: «Все будет хорошо», «Как дела?» или, еще хуже, начинают расспрашивать о подробностях. Это было похоже на то, что я будто дышу сквозь щель в целлофановом пакете и мой единственный источник кислорода закрывают любопытные наблюдатели.
Спустя годы я точно понимаю, что улетела в пустоту, чтобы выжить и уцелеть. Я словно сделала огромный вдох от ужаса и горя, а выдохнула его только в лесу Британской Колумбии.
Чувствам для проживания нужно безопасное место и время. Их нужно разложить, будто собранную землянику на полянке, рассмотреть, помолчать или прорыдать. Когда чувства очень сложные, другой человек помочь просто не в состоянии. Дикая природа и есть уникальное вместилище для наших чувств. Она мудрее и сильнее нас. Неважно, в каком состоянии ты зашел в лес, выйдешь ты точно чуть гармоничнее. А как я поняла за годы своей одиночной эмиграции и пересадок, «чуть» – это как раз достаточно, чтоб прожить этот день.
Встреча с оленем
Та зима в Канаде была самой бедной в моей жизни и полной неизвестности. Я не имела права работать, ютилась на паре квадратных метров подвала, не была уверена, что мне продлят визу, сдам ли экзамены в колледже, потому что не понимала и половины того, что говорили на занятиях. Но самой сложной была неизвестность: увижу ли сына, что будет с сестрой, смогу ли привыкнуть к мысли, что не увижу тебя, и не разрушаться каждый раз от этого всего.
Когда долго живешь в состоянии неопределенности, неизвестности и ожидания, когда не можешь ни изменить ничего, ни сбежать, ни забыть, тогда полезным является навык медведя – замереть. Уйти в спячку. Стать безымянным гребцом, послушно выполняющим свои махи весла на галере жизни. Не спрашивать. Не вспоминать. Не надеяться. Стать прозрачной льдинкой, заморозив все свои слезы до весны.
Я будто забыла все, к чему привыкла. Просыпалась на узенькой кровати от цокота когтей хозяйской собаки на верхнем этаже. Собирала свой завтрак и обед в колледж, складывала тетрадки в рюкзак. Радовалась, что у меня были теплая лыжная куртка и свитер. Радовалась тому, какие чудесные сапоги я нашла в секонд-хенде всего за двадцать долларов. Радовалась, что мне надо было идти по снежным рельсам к остановке автобуса полчаса утром и вечером, а чистый снег так вкусно хрустит!
Обедая в столовой колледжа, привыкнув даже к крепкому невкусному кофе, который тут пил каждый, обсуждая домашние задания с новыми друзьями, а иногда вечерами принимая приглашения на пиво в местный бар со студентами, я радовалась, что, как медведь, купила себе эти месяцы зимы.
В моем городке ничего не происходило. Один кинотеатр на округу да пара баров. Зато были река, мост, лес. Но главное, было целительное безразличное одиночество. Меня тут никто не знал и не интересовался тем, что происходит внутри.
Однажды морозным утром, когда шла на автобус в колледж, только начинало светать, и я увидела оленя. Нежный, грациозный, он внимательно посмотрел на меня и ускакал в лес. Но на какой-то момент наши глаза встретились. И, только отразившись в его глазах, я поняла, что все еще жива.
Я не знаю, что было бы со мной, останься я в Ванкувере. Не знаю, смогла бы я выжить эту зиму, пихаясь в метро по дороге на учебу, среди серых бетонных улиц, рекламных вывесок, магазинов и равнодушных лиц большого города. Я была настолько безразлична к своей жизни, что, свернувшись, как осенний листочек, прыгнула в реку жизни и отдалась ей абсолютно. То, что я оказалась в канадской глубинке, живущей простыми ритмами, укрытой сугробами, на другом конце земли, и есть для меня главное доказательство, что живое всегда будет биться за живое в тебе до последнего. Именно эта простая скромная жизнь меня в итоге и спасла.
Встреча с тем оленем напомнила, что я живая, и помогла понять, что уходить в сторону от живого я начала очень давно. Олень увидел в моих глазах ту меня. Девчонку на велосипеде у бабушки в деревне. Девочку на чердаке с книгой в руках. Девочку, которая в одиночестве ждала, когда же вернутся мама и папа. В страшные для нас девяностые мама лежала в больнице с сестрой, а папа ночами продавал хлеб на вокзале, оставляя меня одну в пустой комнате общежития. Вся наша семья выживала, как могла, в те тяжелые годы.
Именно ту девочку увидел олень.
«Ты жива?» – беззвучно спрашивала я ее тем вечером. Было темно, и я не могла рассмотреть, какая она, моя девочка. А она отвернулась к стене и молчала.
Я чувствовала, что ко мне у нее нет ни интереса, ни доверия. Я чувствовала, что она съежилась комочком в уголке, раздавленная тем, что потеряла друга, любимого, единственного, кто ее видел, – тебя. И своего малыша – сына.
Моя девочка давно пережила мое предательство, отсутствие интереса к ней и вечную занятость родителей. Но твое предательство ей было не вынести. Как спящая красавица, осознавшая, что ее принц не придет и не поцелует, что сказочный замок превратился в доски и простынки, а конь – просто деревянная палка.
Детство ушло. Ты ушел. Создать детство без тревог для сына тоже не получилось. «А значит, пора уходить и мне», – будто говорила мне ее сгорбленная спина.
Мне было нечего себе сказать. Мы сидели вдвоем часами в этой темной комнатке без окон. Как ненужные ночью маски, на двери висели мои роли: студентки, эмигрантки, русской девушки. Единственное живое находилось в этом темном комочке, который, равнодушно отвернувшись от мира, сидел в углу комнаты, пока мое тело ходило и делало вид, что живет.
Передо мной всплывали воспоминания. Сколько раз я тебя предавала, моя девочка, когда ты прибегала ко мне делиться своими чувствами, радостями и переживаниями! За делами, отчетами, счетами я давно перестала замечать, что ты давно уже не прибегаешь ко мне, что очень давно мы не фантазируем, не обнимаемся перед сном. Сидя зимними ночами по нескольку часов в каморке под мерцание свечи, я вдруг начала видеть все в жизни иначе, чем раньше. Я боялась зажечь свет. Мне казалось, живой свет свечи грел и охранял мою девочку внутри, а включи я электричество, она исчезла бы навсегда.
Иногда к нам в комнатку приходил и твой мальчик. Не знаю, где был ты в тот момент, но твой мальчишка был с нами. Он садился в другой уголок, и ему было хорошо с нами.
Я потом увидела, как к нашей свече потянулись дети, забытые и преданные своими взрослыми. С той зимы я получила дар: начала видеть, где от человека осталась просто маска и удобный костюм, живет ли в нем его малыш или его выкинули на улицу за ненадобностью или невозможностью выдержать его чувства.
Меня всегда пугали фильмы о зомби. Той зимой я вдруг поняла, что это были не фильмы.
Иногда я не могла уснуть всю ночь. Я не помню, сколько свечей сожгла. Я так боялась, что свеча погаснет, не дождавшись рассвета.
Однажды, ближе к весне, я увидела, что спина моей девочки расслабилась, не ожидая больше ножа. И она наконец уснула.
Моя девочка стала чуть живее той весной. Я начала выводить ее на свежий воздух из темной комнаты. Мы сидели на деревянных облезлых ступеньках дома и наблюдали за облаками. «Вот бы еще раз встретить того оленя!» – я от неожиданности вздрогнула. Моя девочка отогрелась и начала говорить со мной опять! Как в детстве. Мы справились!
