скачать книгу бесплатно
Разгорячённый алкоголем и перчёным видео, я стал приставать к единственной свободной девчонке, на своё несчастье попавшей к нам в бедлам.
Если у большинства пацанов страны первый секс был в лагере со старшей, опытной (естественно, ей же уже шестнадцать) пионервожатой, то у меня с самой некрасивой и самой толстой девятиклассницей. И не в лагере под пение цикад и мерцание звёзд, а в сыром, душном подвале пятиэтажки под ор котов и мат пацанов на лавке. Подвал нашего дома (в котором я позже буду хранить мешки с коноплёй) многих лишал девственности и даже предоставлял некий гостиничный сервис: на грязном цементе валялись рваные матрасы, подушка, одеяло.
Плесень, кошачья моча, пот и сперма, стекающие по жировым складкам девочки, били в нос резким амбре. Слыша голоса пацанов возле дома, я боялся с ней выйти, боялся, что засмеют, мне было стыдно за секс с толстухой.
Не выходил сам, но и женщину свою не пускал (любовь она такая). Просидели мы там около шести часов. Я на всю жизнь запомнил этот секс, запах тела и подвала и, несмотря на всю свою сексуальную прыть, больше не брал полных женщин в сексуальные партнёрши.
Запах вороватой надежды
Когда начался развал страны, названный почему-то перестройкой, предприятия, фабрики, заводы встали, потекла голодная и отчаянно злая безработица. Раскардаш, измена нравственным ценностям, желание «хлопнуть, кинуть, втюхать, бабок, халявы». Жизнь, мягко сказать, усложнилась. И маме ничего не оставалось, как заняться бизнесом, а именно, торговлей вещами из-за границы.
«…В воздухе был разлит запах вороватой надежды… Все вокруг что-то продавали или куда-то зазывали, чтобы продать право на продажу того, что сами продать не могли… Недавно соседка с девятого этажа, в прошлом балерина Большого театра, предлагала купить у неё полтора километра телефонного кабеля, лежавшего на заводском складе где-то под Пермью». (Леонид Юзефович «Журавли и карлики»)
До китайской границы было всего восемьдесят километров, и моя мама (вначале при поддержке Берена) стала возить вещи для перепродажи на рынке в Алма-Ате. Торговая жилка, несомненно, у матери вилась, она скупала джинсы – комбинезоны, джинсы варёнки, пуховики, кроссовки, накручивая по триста – пятьсот процентов маржи, – всё разлеталось горячими пирожками. Освоившись и поднаторев, мать стала летать за товаром в Иран и Турцию. Два – три дня закупалась, а по возвращении с утра до ночи пропадала на рынке. Мы были предоставлены сами себе, но не заброшены: одеты, накормлены, в общем, как все дети в то время. Вскоре мы с братом присоединились к маминому делу, разжигая в крови Буго-Боевых дух предпринимательства, желание создавать что-то новое, воплощать идеи, окружать себя командой, быть центробежной силой процессов, – пишу я сейчас, – а тогда, чтобы не сдохнуть с голоду и обеспечить себе мало-мальски сносную жизнь.
Махинация «Права»
Ещё одним ноу-хау сидевшем не на печи дяди Коли числились вре?менные водительские талоны. В конце восьмидесятых при изъятии у провинившегося водителя прав инспектор давал временный талон. Водитель ездил с этим талоном какое-то время, пока не уплачивал штраф и не забирал свои права обратно.
Что мы с Хакимом делали по учению отца Николая – мы копировали эти талоны на «ксероксе» и продавали желающим. Если водитель нарушал правила и был пойман, он давал инспектору не свои права, а поддельный талон. Инспектор ставил на нём «дырку» (наподобие штампика в «Макдаке»), три «дырки» и водитель лишался права вождения. Горе-водители поддельные талоны с двумя дырками выбрасывали и покупали новые. В то время в ГАИ централизованного учёта наказаний и штрафов не было, и учение дяди Коли имело оглушительный успех. Мы продавали пять – шесть талонов в день по десять – пятнадцать рублей за штуку, зарабатывая в сумме пятьдесят – семьдесят рублей. Как и с кольцами – это были шальные лёгкие деньги. Мы, пятнадцатилетние подростки, стали чудить: раскатывать сутками на такси, причём машина ждала нас и ночью, когда мы спали, сорить деньгами в ресторанах, форсить перед девушками. Сто?ящих желаний и целей не было, в голове веселились друзья, звенели бутылки, летели в воздух разменянные купюры. Образ жизни, который мы вели, напрочь стирал ценность честного дельного труда, обнулял значимость любого образования, пренебрежительно и свысока смотрел на «идиотов сверстников», «чошников – отличников», постепенно, будто по пазлам, складывал иллюзию полной безнаказанности, почти бессмертности, иллюзию вечного богатства, иллюзию королей жизни.
А что же дальше? – вторю раскрученному рекламному слогану популярного банка. – Дальше – больше.
Мал золотник, да дорог
Если термометр в тени показывает тридцать шесть, можно смело прибавлять пять-семь градусов – получим температуру на солнце. Сорок один.
Я в узком ряду городского рынка, протискиваясь змеёй между покупателями, гремлю тележкой с холодным лимонадом.
– Лимонад! Холодный лимонад! Кому лимонад! – кричу я, хотя продавцы и без криков меня видят и еле заметным движением руки подзывают к прилавку.
– Вася, вози ещё чай, ну невозможно! От сладкой воды ещё пить хочется! – плачется щекастая Светлана, мокрая от жары и усердия слить как можно больше турецких халатов.
Я закупал лимонад по девяносто копеек за бутылку, а продавал по два рубля, навар – сто десять процентов. Думаете, так бедный мальчишка зарабатывал себе на хлеб? Возможно, расстрою, но «тарахтя лимонадиком» – я зарабатывал больше трёх наших палаток с обувью и шмотьем. Картина абсурдна, но в жизни реальна до костей.
Прошлым летом я стоял за прилавком и также как все торгаши плавился от жары и жажды. За водой нужно было идти, через толпу, на другую часть базара, «точку» надо было закрывать или просить соседку присмотреть. Я терял время, терял продажи, а иногда и вовсе терял товар – его крали, видя, что продавец отошёл. Оценивая ситуацию, мне в голову не раз приходила, нет, влетала с ноги мысль – начать развозить лимонад. Чутьём понимал, что дело стоящее, но долго не мог решиться. Мешала гордость – как я, такой большой барыга, респектабельный мен, буду развозить бутылки подобно извозчику или несчастному рикше. Но жажда наживы победила гордость и ложные предрассудки.
Резюмируем.
Первое. Гордость бизнесу плохая подруга. Высока, красива, дорого одета, но, как говорил наш бизнес – гуру отец Николай, «толком не пожрать и не пёрнуть».
Второе. Людские пересуды – пепел сгоревших газеты и джинсов у меня между ног и да, еще пыль.
Третье, учись видеть мелкое, незначительное, на первый взгляд.
Мал золотник, да дорог.
Дачный рояль
В начале девяностых в российских магазинах появились бутылки с красочными этикетками Royal. Этот напиток стал настоящим хитом того времени (дай бог здоровьечка Голландии): неизбалованные, но предприимчивые российские граждане разбавляли сравнительно недорогой и очень крепкий (96%) спирт, получая на выходе пять бутылок водки. Пролетариев тянуло к «королевскому», полки магазинов опустошались мгновенно, несмотря на то, что «Рояль» лицензировался техническим спиртом, предназначенным для протирки оптических приборов и розжига каминов. А где наша не пропадала? Массовые отравления «Роялем» заставили правительство принять меры, в 1994 году въезд любимому «королю» запретили. А я таки успел ворваться в эту алкогольную эйфорию, нацепить на себя красно-белую этикетку, хайпануть, как сказала бы сейчас моя дочь.
Шайка-лейка выросла, нам было по семнадцать-восемнадцать лет, кольца, талоны, торговля шмотьём у мамы под юбкой стали неинтересны, хотелось серьёзного дела, больших денег.
Я и несколько моих друзей, включая неизменного Хакима, занялись подпольным изготовлением спирта Royal. Уже не по учению дяди Коли, дядя Коля такими масштабами не мыслил, а по учению армянского барона Пабло Варданяна, если серьёзно, двух братьев, Гагика и Ваче. Сначала я устроился к армянам простым рабочим: закручивал аппаратом крышки, клеил этикетки, а спустя несколько месяцев, освоив технологию производства, собрал команду и стал гнать спирт сам. Ну как гнать? По сути, спирт мы не гнали (слава богу, на это ума хватило). А делали мы вот что. Забегу вперёд и без ложной скромности скажу, что я в этом деле был и организатором, и катализатором, и парламентёром. Все процессы держались на мне, работа шла чётко и слаженно.
Производственным цехом служила дача, снятая нами для работы и жизни. Моими договорными победами пестрели в коробках «рояловские» этикетки, золотились в ящиках пробки, а закупка спирта у ликероводочного завода, сначала канистрами, а затем и цистернами – достижение Славона (ныне уважаемый человек). Первое время наша «компания» покупала бутылки у стеклотары, но они не были достаточно стерильны и часто браковались магазинами, и мы стали использовать бутылки из-под минеральной воды, воду сливали, а бутылки наполняли спиртом. Шайка-леечное кустарное производство, начавшееся с двух ящиков спирта, выросло во вполне себе мини-завод с конвейерными аппаратами по розливу и закупорки и пятьюдесятью ящиками за ночь. Дачный «Рояльчик» шёл на ура, так как стоил дешевле, да и качество «дачного» спирта ничем не уступало голландскому. Если перевести нашу прибыль на ценности, то за две ночи мы зарабатывали на автомобиль «ВАЗ» шестой модели. Деньги сыпались как из рога изобилия, в те времена это были действительно огромные суммы.
Раскатывались на такси, гуляли в кабаках. Любили бар «Подвиг» на улице 28 Панфиловцев и двухэтажный ресторан «Поплавок», в красивейшем месте города, на озере в парке Горького. Щедрые завсегдатаи, ели шашлыки, пили дорогие коньяки, средний чек составлял двадцать пять-тридцать рублей плюс чаевые, ну и рублей пять-шесть на шампанское девчонкам.
Кстати, о девочках. Для сексуальных утех мы вызывали лучших проституток Алма-Аты: Королеву минета и ШахереЗаду. Та, что Королева – вылитая Скарлетт Йохансон, милая блондинка с пухлыми губами, ну а Шахерезада – Ким Кардашьян, почти, но попа как у Ким точно. Для нас девочки были всегда свободны: травы сколько хочешь, часы никто не считал, платили сразу за ночь.
А дальше – больше.
Чем больше мы зарабатывали, тем больше мы тратили. Из доступных развлечений всё приелось, хотелось чего-то новенького. Чем-то новеньким не стало расширение производства, образование, приобретение недвижимости или новое дело.
Новеньким стал опиум или «хан», как называли его в Алма-Ате.
Работа начала стопориться, деньги таяли как майский снег, не хватало то на одно, то на другое, и наглости нашей не было границ. «Рояль» всё слабел и слабел, всё разводился и разводился. В конце концов, дошли до того, что загрузили машину не спиртом, а водой, и с вырученным баблом за «воду» поехали отрываться на Иссык-Куль. Спустя месяц дошли слухи, что нас ищут. Искали дунгане, в территориальном понимании казахстанские цыгане. По большей части дунгане занимались наркотой, но и «крышевать» не брезговали. Обманутый магазин «заказал» выбить потерянные деньги: мы скрывались, несколько раз дунгане приезжали домой, говорили с матерью. К нашему великому счастью, ей-ей матч-пойнт, преследователи поубивались в разборке с другой бандой, и им уже стало не до нас.
С производством «Рояля» было покончено. Мы завязли на тяжёлых наркотиках. Из восьми человек компании «дачного Рояля» живы только я и Славон.
Дальше – больше.
На раёне
Понимая, что дальнейшие годы моей жизни будут связаны с наркотиками, возможно, вы спросите: «А куда же смотрели родители? Как могли такое допустить? Как парень, увлечённый спортом, с предпринимательской жилкой, с думающей головой и подвешенным языком мог упасть на самое дно?». Я бы сказал в преисподнюю.
Объясню.
Начнём с отца.
С уходом из семьи отец никакого участия в судьбах моей и брата не принимал, он вычеркнул нас из жизни, как ластиком стёр, будто и не было двенадцати лет, прожитых вместе. Сейчас, став отцом, я не понимаю, как это возможно, то ли, правда, его «старуха» приворожила, то ли натура такая амёбная, слабая, не знаю. Видел я батю лишь несколько раз: когда приходил к нему на работу за деньгами, и однажды рано утром: отец брёл, прихрамывая, уже под хмельком, звеня пивом в авоське. Последняя встреча состоялась по требованию матери – отец пытался прочесть мне мораль о вреде наркотиков – я развернулся и ушёл.
Мама работала с утра до ночи, сначала в гостинице, потом в «Арасане», затем на рынке. Да, мы были хорошо одеты, завтрак, обед и ужин в холодильнике, но дома проводили лишь двадцать процентов времени, а восемьдесят – на улице.
Улица была нашей жизнью. К тому же у меня рано появились деньги, и уже с четырнадцати лет я снимал квартиры на несколько дней, а то и месяцев для секса, гулянок и «дымка», матери врал, что живу у друга.
«Дух пацанов» правил в девяностые годы на улицах. В Алма-Ате «рулили» несколько «банд», постоянно дерущихся между собой за власть на «раёне». Мы, пацаны, жили «по понятиям». По тем понятиям, которые диктовала улица и старшие товарищи. А что они диктовали? Их выборная политика провозглашала: деньги, гулянки, секс, анашу, выездки в Чую на планы (Чуйскую долину на плантации конопли). Чтобы стать «своим», «зачётным пацанчиком», заслужить «авторитет», законы нужно соблюдать и быть «острым Маратом», «другом народа».
Постепенно «улица» вживается в окружающий тебя мир, заменяя собой все локации, а главное, систему ценностей, пальцуя, что «круто» и «клёво», а что «отстой» и «жесть».
Если не воспитываешь ты, воспитывают за тебя. К этому мне нечего добавить.
А мама.
Мама не думала о плохом, она в меня верила. Когда приносил деньги пачками, говорила: «Не трать, сынок, копи». Но я не слышал и дерзил в ответ: «Мам, не волнуйся! У тебя же сын-гений! Деньги будут всегда!»
И мама верила.
Часть 2. Чёртово колесо
Пролог
Самое большое и роковое заблуждение начинающих пробовать наркотики – уверенность в возможности бросить в любое время. Если бы буквами можно было прокричать «НЕТ!», я бы орал это кровавое «НЕТ» на всех страницах. Укололся раз, два, три – всё! Ты – раб! Чудо, если тебя вытащат родители, друзья, психологи, но, как правило, окружение узнает о зависимости спустя несколько месяцев, тебя наркотик уже сосёт, ты плотно окутан его слизкой, вонючей, сифачной паутиной, и с каждым днём кокон становится всё толще, воздуха в нём всё меньше, наркотик жрёт твой мозг и твою энергию, у тебя нет ни желания, ни сил, ты – мешок с костями. Ты, сука, зомби. Причём опасный. В своём зомбачном доживании ты загоняешь в могилу родителей, рушишь семью, а можешь и убить любого проходящего мимо лавочки в парке, где ты притаился… за сто рублей, лишь бы хватило на дозу.
Чуя
Точно никому не известно, каким ветром в бескрайнюю Чуйскую долину «занесло» семена конопли. Одни говорят, что в XVIII веке туркестанский губернатор Колпаковский привёз семечки из Индии, посеяв дивные кусты с целью защиты от песков. По другим источникам Чуйская долина была намеренно засеяна коноплёй в советские годы с промышленной задачей: создания предприятий по изготовлению недорого сырья для текстильной, пищевой отраслей. Задумка была удобная и по географическим, и по демографическим параметрам: долина находится в районе среднего течения реки Чу, между Киргизским Ала Тоо и Чу-Илийскими горами, в восточной части – по реке Аспара, что делало возможным транспортное сообщение и наличие рабочих рук.
Есть ещё и третье мнение: мол, конопля росла в долине всегда, чуть не со времён мироздания. Эта тектоническая впадина длиной 250 километров и шириной от 10 до 100 километров на высоте до 1300 метров над уровнем моря – место мистическое и энергетическое, где можно увидеть НЛО, духов и услышать «песнь земли», припав ухом к земле. Насчёт духов и неопознанных объектов не знаю, но хиппи со всего СССР в «Чую» тянулись, как мыши на сыр, и даже устраивали в Казахстане ганджа-туры, разумеется, сырные.
Плантации конопли в нашей среде назывались «планы», и каждый уважающий себя пацан обязательно должен был на них побывать. А путь из Алма-Аты в «Чую» неблизкий. Сначала триста километров на поезде, а потом около пяти часов на автобусе. Выезжая на «планы», мы очень рисковали и всегда надеялись, что «пронесёт». Плантации охранялись милицией (на лошадях и мотоциклах), но Чуйская долина простиралась на десятки километров, стражи полей и по совместительству закона просто физически не могли охватить такую огромную территорию.
Для пятнадцатилетнего пацана иметь «в загашнике» анашу, курить самому, угощать старших – большой авторитет, тебя чтут за уважаемого аксакала: «Вот у Василия всегда есть. Он пацан нашенский, свойский. К нему всегда можно прийти и накуриться хорошей анаши».
Законы улицы, юношеский максимализм, стремление к уважению старших гнали нас на «планы», несмотря на расстояние и опасность.
В подвале дома, того самого, лишающего невинности, я хранил около десяти мешков анаши, пару затаскивал в свою комнату под тахту и продавал прямо из окна стаканами, ссыпая в кулёк из газеты. Своих мы угощали, но без наглежа – одна-две папиросы, чужим – от пяти рублей за стакан, а ближе к девяностым стакан хорошей конопли уже стоил двадцать пять рублей.
Для себя мы делали, не ленились, а надо заметить, процессы весьма трудоёмкие: «план-пыль», «ручники», «мацанки». «План-пыль» – траву, пробитую через тряпку – кореша «мацевали» (пальцами о ладонь), «пыль» скатывалась, становилась плотнее, а затем «крополили» – осторожно разламывали сбитый кусочек «пыли» и закручивали в сигарету. «Ручником» называлась трава, скатанная в руках или на спине без пробивки, после скатки на коже образовывалось тёмное масло – «мацанка» (от «мацать» – гладить). «Мацанка» – одно из сильнейших конопляных «блюд».
Начало
Как-то у нашей компании «дачного Рояля» один человек попросил десять стаканов конопли в обмен на десять стаканов мака.
Десять стаканов мака. И ни один не попробовать? Так хотелось нового вкуса, новых ощущений, нового кайфа. Мы решили взять только один стакан, а остальные вновь поменять на коноплю. Сварить мак я позвал наркомана со стажем, так как у нас подобного опыта не было.
Приготовление мака очень трудный и длительный процесс. За восемь лет наркоманского стажа, я так и не овладел этим горе-искусством. Что такое стакан мака – это высушенные и порезанные на мелкие кусочки стебли мака. Из этой соломы путём различных химических реакций с использованием растворителей, ацетонов, ангидридов из мака выгоняют раствор, который и вкалывают в вену.
Булат, наш маковый шеф-повар, ввёл нам по полкубика, а себе взял оставшиеся два.
Когда первый раз колешь наркотик, наше умное тело всячески сопротивляется опасной чужеродной жидкости, тело пытается скорее вывести наркотик, вызывая сильную рвоту, головокружение, давление, в целом, тяжёлое гнетущее состояние. Так повторяется два-три первых раза, дальше тело уже не в силах противостоять. Кого-то подобная реакция отводит от наркотиков навсегда, кто-то же, веря в кайф будущего, переживает дурноту, продолжает колоться.
Первая поговорка среди наркоманов: «Если пробуешь слёзы мака, будешь плакать всю жизнь».
Добавлю лишь: не только мака. И единственное слово, которое вы должны произнести, если вам предлагают наркотик – «Нет»! Нет! Нет! Одним простым коротким словом вы спасёте свою жизнь и жизни близких вам людей.
