скачать книгу бесплатно
Когда нам было по шестнадцать, мы жутко друг друга ненавидели. Не упускали возможности подколоть, бросить язвительные замечания или пустить слухи друг о друге… В общем, вели мы себя как самые настоящие дети, пока не поняли, что таится за всей этой ненавистью.
Наверное, у многих так бывало в подростковом возрасте: тебе нравится мальчик и ты готова пойти на всё, что угодно, чтобы он обратил на тебя внимание, даже сломать ему руку в двух местах… со смещением… Случайно, разумеется.
С этого и началась наша дружба и дальше по нарастающей, но следующий шаг в развитии наших отношений я не осмеливалась делать, пока не зашла речь о моём переезде. Алёшка сам вызвался поехать со мной. Якобы, проверить наши отношения в быту, испытать стрессовыми ситуациями вдали от родителей и знакомых, которые вечно мельтешат перед глазами и бдят.
Я согласилась. Почему бы и нет? Может быть, по итогу окажется, что мы совершенно не подходим друг другу.
А пока я не требую от него многого, так же и он вслух не настаивает о большем, ограничиваясь лишь туманными намёками.
Во время нашего разговора мне показалось, что Лёша приревновал меня к Максиму. До сцен ревности, конечно, не дошло, но это вызвало у меня двоякие ощущения. Мне вроде и приятно, но в то же время непривычно, поскольку подобное произошло впервые за столько времени нашего общения. Просто раньше я не давала поводов. Я всегда находилась у него на виду.
Родители тоже до недавнего времени контролировали каждый мой шаг. Если бы не ежедневные уговоры и подзуживания на протяжении всего месяца, если бы я не пригрозила им скорой свадьбой с Лёшей, они так и держали бы меня на коротком поводке до конца моих дней. Их не колышет, что я уже взрослая и вольна делать всё, что вздумается. Им всё равно, что из-за их круглосуточной гиперопеки, я до сих пор ощущаю себя наивной школьницей, не имеющей личного мнения.
Проблема в том, что я единственный и долгожданный ребёнок в семье, отсюда столько родительской заботы и повышенной тревожности.
А сейчас настал такой момент, когда я впервые могу отдохнуть от всего этого, могу дышать полной грудью.
Да, моё приключение началось далеко не по тому сюжету, каким я описывала его в своей голове. Без препятствий не обошлось, но какая жизнь без трудностей? Сладкая, тягучая и однообразная… Невзгоды закаляют нас. Испытания делают устойчивей. Перемены в жизни меняют нас, и какими бы ни были эти перемены – всё это в конечном счёте приведёт меня к чему-то особенному. Должна же я когда-то была начать свой собственный путь.
Набравшись смелости, я звоню родителям и вкратце обрисовываю им своё пребывание в чужом городе. Те первое время покатываются со смеху, а, когда до них доходит, что я вовсе не анекдот им рассказывала, начинают попрекать меня за ослушание. Доходит даже до того, что маме приходится измерять давление и принимать успокоительное. Но, как только я упоминаю своего спасителя и защитника в одном лице, мама заметно оживляется. Давление как рукой сняло. Ей даже приспичило немедленно познакомиться с ним и лично поблагодарить за оказанную помощь.
– Кто знает, мамуль, может ещё поблагодаришь его лично! Вот встану на ноги, да привезу тебя сюда, так познакомлю тебя с Максимом! Если, конечно, на тот момент мы ещё будем общаться.
– Дай-то бог ещё скатаемся с твоим отцом до большой Земли! Надь, слушай, а он женат этот твой спаситель? – с хитрецой интересуется мама.
– Ма! За каким делом тебе это знать?
– Как за каким? Ты у нас девушка свободная, видная…
– А ну-ка притормози, – протестую от обиды за Лёшу. – Ты разве забыла? Я не свободная!
– Да не могу я воспринимать своим зятем твоего Алёшку, – фыркает она. – Вы всю жизнь то ругались, то мирились, а тут вдруг любовь вспыхнула, – плюётся мама. – Ерунда какая-то!
– От ненависти до любви, сама же знаешь, – смеюсь я, не разделяя маминых негодований.
– Не нравится мне он! Вот и всё!
Вот так всегда. Ей не нравится то, что я самостоятельно выбираю. Не нравится то, что я предпочла ансамбль, а не заведование в родительском продовольственном магазинчике. Не нравится мой парень, не нравится, что, по её словам, я проживаю жизнь зря.
Да моя жизнь только начинается!
Мне всего лишь двадцать и в свои двадцать я многое преуспела… Вот, например, потеряла паспорт, когда он был так нужен. Без него меня, наверное, и на работу сейчас не примут. А как мне дальше жить? Ну не буду же я и дальше докучать Максиму.
Нужно пойти завтра в ДК попытать удачу. Может, Роман Олегович сможет устроить меня без оригинала паспорта.
После всех звонков я какое-то время ещё брожу по квартире, на каждом шагу отмечая для себя различные безделушки. В глаза бросаются статуэтки на комоде в виде ангелочков, заставляющие меня улыбнуться. На полочках громоздятся кипы любовных романов зарубежных писателей, из которых я практически всё прочла. А, открыв один из шкафчиков, я совсем не ожидала наткнуться на женскую одежду. Тут и пижама в цветочек, и солидный брючный костюм, и… свадебное платье, обёрнутое в прозрачный чехол.
Это её? Бывшей жены Максима? Но зачем он хранит всё это, раз они разошлись?
Настенные часы показывают уже достаточное позднее время, да и мои биологические часы работают бесперебойно. Меня то и дело клонит в сон, а Лёша так и не позвонил, даже Максим не объявился, хоть и обещал.
Решив, что у всех них возникли дела куда поважнее, я везде выключаю свет, вооружаюсь пледом и сворачиваюсь калачиком на диване под "Красотку".
Обожаю этот фильм.
***
Максим
– Сначала ты приводишь в дом беспризорную девку, потом срываешь примерку, о которой я мечтала всю свою жизнь, а сейчас указываешь мне на то, чтобы я не вмешивалась в воспитание твоей дочери! Не многовато ли? – писк Миланы противно режет слух.
Она мельтешит перед моими глазами, а я сижу за кухонным островком и отчаянно пытаюсь не обращать на неё внимания. Смотрю на дно стеклянного заварочного чайника, стоявшего на столе, и считаю в нём крупицы заварки. Занятие куда более приятное, нежели чем вступать с этой психованной женщиной в диалог, который ни к чему хорошему всё равно не приведёт. Мы обменяемся "любезностями", как это обычно бывает, если разговор начинается с претензии.
– А что в этом такого? Я буду указывать, потому что Вася – моя дочь, а тебя она пока не воспринимает. Если ей хочется спать со светом, значит, не нужно ей запрещать. У неё всегда должен быть выбор, – прилетает от меня ответное замечание, как мне кажется вполне содержательно и даже вежливо.
Вижу, что задел Милану, или внешняя оскорбительность всего лишь очередная маска. Впрочем, подобных масок в её "гардеробе" не счесть. Я уже и не знаю, когда эта девушка бывает искренней со мной.
– Как это не воспринимает? – выпучив глаза, она топает ногой. – Я выхожу за тебя замуж! Как мы собираемся дальше жить, если Василиса огрызается на меня всякий раз, стоит мне с ней заговорить!? Ей всего пять лет, а что будет дальше? Я не потреплю к себе такого отношения!
– Ты можешь орать на пол тона тише!? Тамара Александровна всё ещё здесь, – пытаюсь быть тактичным, но сам едва ли не до хруста в костяшках сжимаю кружку, наполняя её черным чаем. – И Вася уже спит!
– А мне плевать! Пусть Вася слышит!
Ну всё. Это уже ни в какие ворота не лезет. Если ей плевать, мне и подавно....
Резко встаю из-за стола, размашистым шагом приближаюсь к ней практически вплотную и хватаю за локоть. Вся напускная бравада заметно поубавила обороты, стоило мне разок её встряхнуть. Легонько, для профилактики.
Милана знает, что я привык относительно спокойно переживать моменты конфликтов. Стараюсь не реагировать на гормоны и прочую лабуду, которой она в последнее время прикрывается. Но она также знает, что есть и такие моменты, когда я могу взорваться. Когда она переходит ту грань, что я не могу уже спокойно реагировать – всё это связано с моей дочерью. Никому не дозволено что-либо говорить о ней, тем более в таком тоне.
– А потом ты ещё удивляешься тому, что она на тебя огрызается? Так заслуживаешь! Ты не задумывалась, почему Василиса нормально общается со мной? С Тамарой Александровной? Она ребёнок, Милана! – отпускаю её, та начинает пятиться от меня, пока не упирается в стену. – Но в развитии ты недалеко от неё ушла. Зря ты возлагаешь надежды на то, что она бросится тебе на шею сразу после свадьбы! Я неоднократно предупреждал тебя, нужно дать малышке время. Ей нужно привыкнуть к тебе, пообщаться нормально, а ты всякий раз включаешь мамку за каким-то делом! Только вот слишком рано! Довольно!
– Ну, давай! – краснеет она, ещё немного и расплачется, судя по её дрожащему подбородку. – Давай, скажи это!
– Что ты хочешь услышать от меня?
– Что ты готов отменить свадьбу и отказаться от меня из-за того, что Василиса не принимает меня! – кричит, впадая в истерику.
Если она думает, что я куплюсь на весь этот цирк…
Усмехнувшись, я лишь качаю головой и возвращаюсь за стол в надежде спокойно допить остатки уже остывшего чая.
– Зачем мне так говорить?
– Да потому что я чувствую, что тебе уже не нужна вся эта свадьба! Не забеременела бы я от тебя, не было бы предложения. Не было бы никакой свадьбы! Для тебя я сосуд, вынашивающий очередного твоего ребёнка! Не удивлюсь, если у тебя таких на стороне ещё куча, – как разъярённая волчица подбегает, семеня мелкими шажками. Милана наваливается на стол, вырывает из моих рук кружку, швыряет её в раковину и как ни в чём не бывало продолжает всматриваться в глаза. – Скажи, а эта твоя, якобы, сестра, она тоже беременна от тебя? Может, поэтому ты привёл эту замухрышку в наш дом?
В наш… Здесь нет ничего твоего…
– Ну всё! Это уже переходит всякие границы! – резко приподнимаюсь, стремительно шагаю в холл.
– Куда ты намылился? – плачет она, крича мне вслед.
– Подальше от твоих истерик! Задолбала орать!
– Вот так всегда! Чуть что – так ты всегда убегаешь из дома! Ещё бы знать, куда ты уезжаешь в ночь!
– Тебя это не должно касаться!
Она что-то ещё буровит, но я уже не разбираю ни единого слова. Беру телефон, бумажник, ключи от машины и сваливаю к чертям собачьим. В такие моменты я обычно уезжаю в свою старую квартиру на пару часов, чтобы остыть, но вовремя вспоминаю, что там сейчас Надя.
Проезжая супермаркет также вспоминаю, что обещал завезти ей продукты.
Как я мог забыть? С Миланой я скоро забуду и своё предназначение. А есть ли оно у меня вообще?
Через полчаса я уже стою в коридоре своей квартиры с двумя пакетами продуктов и всякой всячины. Внутри темно, из гостиной доносятся звуки телевизора. Ставлю пакеты у прихожей и бесшумно дохожу до угла комнаты. Телевизор работает, а Надя тем временем спит, свернувшись калачиком.
Достаю телефон, смотрю на часы.
Одиннадцать вечера. Я точно рехнулся, раз припёрся в такое время.
Иду в кухню, включаю свет и замечаю, что Надя уже успела сварганить борщ, что так привлекает меня своим видом и ароматом. Стараясь не обращать внимания на то, как в моём брюхе начали взвывать волки от голода, я разбираю пакеты, раскладываю продукты в холодильник. Уже собираюсь по-тихому уйти, выключаю свет, но из-за угла показывается Надя. Она носом врезается в меня и начинает громко визжать, совсем не щадя мои барабанные перепонки.
– Убирайтесь к чёрту! – верещит, будто её режут тупым ножом, а потом как двинет мне коленом между ног. Согнувшись в три погибели и скорчившись от невыносимой боли, какое-то время я могу лишь кряхтеть, пыхтеть и материться. – Я вызвала полицию! Слышал? Вали отсюда, забулдыга!
С горем пополам приподнимаюсь с колен, и не успеваю опомниться, как мне моментально прилетает маленькими кулачками сначала по башке, а затем и по морде.
– Получай! А ну, козлина, покажи мне свою харю пропитую!
Я на лету перехватываю её руку. На всякий случай разворачиваю Надю спиной к себе и прижимаю, чтобы больше не распускала конечности.
– Надь, да успокойся же ты, – хриплю на ухо и включаю в коридоре свет. – Это же я. Максим.
– Да хоть сам господь бог, это ничего не меняет! Отпусти меня, бандюган! – судорожно дышит, не прекращая брыкаться, как вдруг замирает на месте. – Постой-ка, Максим? Максим! Да ну тебя! Чтоб мне провалиться! – она резко разворачивается и как только мы встречаемся взглядами, Надя ахает и в ужасе шлепает ладонью по своим губам. – Оюшки-ой! Пп-прости…
– Не страшно. Прилетало и пожестче, – сдавленно произношу.
Я потираю скулу, куда прилетело, параллельно ощущая неимоверный дискомфорт между ног, что даже звон "бубенцов" стоит в моих ушах, если прислушаться. Все-таки удар у неё поставлен отменно.
– Я же подумала, что в квартире грабители. Думала, они выследили меня.
– Моя вина. Надо было позвонить, прежде чем заявляться в такое время.
Надя прочищает горло, я, наконец, выпускаю её из рук.
– Синяк, скорее всего, будет на щеке, – с досадой говорит и бросается в кухню. – Сейчас принесу лёд.
Я изучающе прохожусь по ней с ног до головы.
Моё сердце ухает и проваливается в пятки. Оно вдребезги разбивается об пол.
– Где ты взяла эту пижаму? – настороженно спрашиваю, и чувствую, как по причине эмоционального взрыва глаза наливаются кровью.
– Так в шкафу. Я постирала всё своё, – с застенчивой улыбкой на лице указывает на сушилку в ванной, где вывешены её вещи. – Мне нечего было надеть, вот я и решила на время воспользоваться этой пижамой. Просто я тебя уже не ждала. Ты же не против?
Сам не нахожу настоящих причин негодованию, но внутри меня набирает обороты настоящий пожар.
– Против! Снимай! – надвигаюсь на Надю, практически дойдя до точки кипения, а она молчит и непонимающе моргает. – Сейчас же!
– У тебя как вообще со слухом? – крутит она у виска. – Я же сказала, что постирала все свои вещи! Или мне голой нужно расхаживать перед тобой?
– А меня не волнует! Я сказал, снимай! И впредь больше не трогай эти вещи!
На глаза Нади наворачиваются слёзы при виде моего безумия.
Вздёрнув подбородок и расправив плечи, она резкими движениями сначала сбрасывает широкие штаны, оставаясь в одних лишь цветастых трусах, а потом избавляет себя и от верха, но под ним нижнего белья я уже не наблюдаю. Скомкав вещи, она швыряет их мне в лицо.
– Да подавись ты! – дерзко выплёвывает, обнимая себя руками и закрываясь от меня. – Чтобы я ещё раз повелась на твоё радушие!
Она залетает в ванную и с грохотом закрывает за собой дверь.
Откинувшись на стенку, я сжимаю в руках пижаму, в которой раньше ходила по дому Марина. Я подношу её к носу и вдыхаю.
Нет… Первые месяцы эта бездушная вещица ещё сохраняла насыщенность её аромата, но столько времени прошло....
Она уже давно ничем не пахла, но теперь я ощущаю как от неё исходит приятный цветочный аромат… Надя так пахнет…
Какой же я болван…
Психолог настоятельно рекомендовал мне избавиться от Марининых вещей… От всего, что напоминает мне её, чтобы раз за разом не возвращаться к прошлому.
И что я сделал? Избавился практически от всего, однако самые значимые вещи я оставил.
"Но это всего лишь вещи. Всё, что по-настоящему дорого, должно храниться в вашей памяти", – твердил мне психолог. И он прав.
Надя выходит из ванной. На ней мокрые джинсы и футболка. Сгорбившись, она выключает в ванной комнате свет и подходит к входной двери, которую я заслоняю собой.
– Спасибо за всё, Максим, но я лучше пойду, – не отваживается глянуть на меня, а мне в который раз стыдно за себя и за свой безрассудный поступок.
– Куда ты собралась?
– Подальше от твоих истерик! – говорит она моими же словами и приставляет палец к горлу. – Они у меня уже вот где стоят! Дай пройти!
Глава 9. Максим
– Надь, слушай, извини… Просто.., – подбирая подходящие слова, сминаю в руках пижаму и протягиваю ей. – Переодевайся и постарайся успокоиться. Куда ты сейчас пойдёшь? Ночь же на дворе.
– А мне всё равно! Я тебе не кукла какая-нибудь, чтобы играть в переодевания, когда тебе заблагорассудится, – брезгливо глянув на вещи, она горделиво вздёргивает нос. – У меня уже развивается непереносимость тебя и твоих противоречивых мыслей, поэтому я лучше пойду.
– Непереносимость, значит? Хм… Ладно! – демонстративно вставляю ключ в замок, прокручиваю несколько раз, а затем прячу его в карман своих джинсов. – Уходи, но через дверь не получится. Высоты не боишься? Если нет, можешь выйти через окно.
