скачать книгу бесплатно
– Как вы… Автобус, метро?
– Ах нет, для него это было бы слишком долго. Я отвезла его на машине. Мой «Ами-шесть»[7 - «Ситроен-ами» – французский легковой автомобиль, выпускавшийся с 1961 по 1979 год.] выглядит не лучше, чем Мсье, – думаю, они примерно одного возраста, – но подвеска еще в порядке, а для него это самое главное. Мы смотрели… Ой, простите!
Она прыснула в кулак.
– И что же?
– «Назойливый полицейский»…[8 - «Poulet au vinaigre», буквально «Цыпленок в уксусе» – детективный фильм Клода Шаброля 1985 года.]
Они рассмеялись.
– Так вот, ему очень понравилось. Он сказал, что уже больше десяти лет не был в кино. Это правда?
– Не знаю, правда ли, но вполне возможно.
– Конечно же, он уснул, не дождавшись конца, но я думаю, это был хороший день. А позавчера мы ходили в…
Сиделка и впрямь говорила слишком много.
Провожая его к дверям, она сообщила:
– Мое имя, Теви, означает «та, которая слушает». Не похоже, я знаю…
6 мая 1985 года
По телефону голос у мадам вдовы Кантен был не слишком располагающим. Тщательная артикуляция, снисходительная интонация, изысканный лексикон – словно это не телефонный разговор, а демонстрация культурного уровня мадам.
Голосу соответствовал и вестибюль дома. Ковер начинался прямо от тяжелой входной двери. Верх чистоты – здесь не пахло мастикой, как в буржуазном жилище. Перешагнув порог, Васильев увидел величественную лестницу с медными полосками и лифт, резную деревянную кабину которого следовало бы отнести к историческим памятникам. В комнате консьержки за стеклом появился какой-то человек и молча уставился на посетителя. Атмосфера в здании была напряженной. Здесь всегда так или потому, что это дом покойника? Васильев успел заметить в комнате консьержки буфет в стиле Генриха II, покрытый салфеткой стол со стоящими на нем цветами и в нескольких шагах от него – маленького мальчика, который перестал играть с кошкой, когда отворилась дверь. Васильев не стал дожидаться лифта и поднялся по лестнице.
Горничная, довольно высокомерная особа вследствие мимикрии, часто встречающейся среди прислуги, которая в конце концов становится похожа на своих хозяев, долго разглядывала Васильева через приоткрытую дверь, прежде чем впустить. Это была невысокая, иссохшая к своим пятидесяти годам женщина с недоверчивым взглядом. Васильев представился и вдобавок протянул свое удостоверение, которое горничная тщательно изучила, после чего неохотно пригласила его войти и велела «ждать здесь».
Богатая квартира. Видна разница между зажиточностью и привычкой к комфорту. Дизайнер не навязывал свой вкус, потому что здесь дизайнером было время, культура обитателей, фамильная меблировка, монаршие подарки, привезенные из путешествий сувениры… На стенах в рамках под стеклом – не репродукции, а подлинники. Васильев подошел поближе к одной акварели, узнав на ней гавань Онфлёра. Подпись ничего ему не сказала. Сюжет напомнил ему многое, и он разволновался, уловив в манере этой картины безмятежность акватории, странным образом нарушаемую угрозой, которая, казалось, исходит от мрачности домов с крышами из плоской черепицы. Голос мадам вдовы вырвал его из этих размышлений.
Было заметно, что эта красивая сорокалетняя женщина с самого детства ни в чем не знала недостатка, особенно в почитании. Продуманный макияж, твердая поступь, впечатление, будто она слегка торопится, – такая манера поведения свойственна вежливым людям, которые терпеливо вас выслушивают, однако имеют дела поважней. Васильев машинально пригладил покоробившиеся лацканы куртки и кашлянул (это была мужская версия жестов, которые производила мамаша при появлении господина де ла Осрей).
Мадам вдова внимательно изучала инспектора: на голову выше ее, но плечи сгорбленные, костюм фабричного производства, да вдобавок не первой свежести. Она протянула ему руку: «Здравствуйте, инспектор» (никакого «господин») – и двинулась перед ним в гостиную, размеры которой, как показалось Васильеву, в три раза превосходили общую площадь его квартиры. Она устроилась на диване, а ему указала кресло, и он осторожно присел на краешек.
Мадам вдова наклонилась, открыла ларчик, вынула сигарету, прикурила ее от настольной зажигалки и тут вдруг заметила, что не предложила закурить своему посетителю. Она молча указала на ларчик, движением руки Васильев вежливо отказался. Он чувствовал себя представителем фондовой биржи.
Мадам вдова вела себя скорее как мадам с большим стажем, нежели как новоиспеченная вдова.
– Что я могу сделать для вас, инспектор?..
– Васильев.
– О, простите, я забыла.
– Прежде всего примите мои искренние со…
– Прошу вас, в этом нет необходимости.
Она выпустила дым через нос и изобразила любезную улыбку, которая, едва возникнув, мгновенно исчезла с ее губ.
– Ваш муж…
– Мой супруг.
Васильев не видел особой разницы.
– Наш союз был деловым, основанным на капитале и налоговых обязательствах, так что это мой супруг. Муж – это совсем другое. Он владел предприятиями гражданского строительства, у моего отца имелись цементные заводы. И три дочери. Впрочем, для моего отца это было одно и то же. Первая вышла за гражданское строительство, вторая – за речное судоходство и портовые доки, чтобы транспортировать и складировать строительные материалы. Последняя сочеталась с банком «Креди иммобилье», чтобы финансировать гражданское строительство.
Васильев довольно плохо разбирался в женщинах, хотя с несколькими все-таки встречался, но теперь напрасно рылся в памяти: ему не удавалось вспомнить ни одной, хотя бы отдаленно похожей на эту, овдовевшую вчера вечером.
– Думаю, вам хотелось бы больше узнать о жизни моего супруга. И разумеется, о моей…
– То есть…
– Я предлагаю сэкономить ваше время. Очень скоро вы обнаружите существование любовниц моего супруга. Что касается моих возлюбленных, на сегодняшний день в количестве трех, могу представить вам их список, чтобы избежать потери времени, оплачиваемого налогоплательщиками.
– Мне кажется, вы… довольно скептически относитесь к мсье Кантену, или я ошибаюсь?
Мадам вдова раздавила в пепельнице сигарету и прикурила следующую. Васильев продолжал:
– Однако способ, которым он был убит, наводит на мысль о какой-то истории страсти, понимаете?
– Прекрасно понимаю. Вы размышляете о мотиве супружеской измены и, безусловно, спросите, есть ли у меня… алиби, вы ведь так это называете?
– Мы ограничимся беседой о распорядке дня.
– Так вот, в то время, когда мой супруг был застрелен возле нашего дома, я с многочисленными друзьями находилась в секс-клубе фетишистской направленности «Нельская башня». Кстати, прелестный вечер, из тех, какие хотелось бы проводить почаще. Много мужчин, очень мало женщин. Мы закончили очень поздно. Мое пребывание в этом заведении может быть прослежено до всех необходимых подробностей, я там хорошо известна, это, если можно так сказать, мой второй дом.
Нисколько не смутившись провокационными откровениями мадам вдовы, Васильев достал блокнот.
– Чтобы избавить налогоплательщиков от лишних расходов, – сказал он, – не могли бы вы, прежде чем мы отправимся за подтверждением в это заведение, составить для меня список ваших друзей? Это было бы очень любезно с вашей стороны.
Мадам вдова просто кивнула, что довольно сложно было интерпретировать.
– Господин инспектор, мне ничего не известно про обычный способ убивать людей, и я не знаю, что вы находите особенно страстного в том, как убили моего супруга, но если я могу позволить себе…
Она на мгновение замялась, а возможно, хотела произвести впечатление.
– Ну разумеется, – подбодрил ее Васильев, – приветствуется все, что может оказаться полезным.
– Очень скоро вы столкнетесь с запутанным клубком связей, мутных жульнических афер, очевидно подозрительных доходов – и все это будет сведено к самой совершенной финансовой правдоподобности. Через очень короткое время карточки с именами лиц, питающих к моему супругу достаточно устойчивую ненависть для того, чтобы убить его, покроют стены вашего кабинета. Готова поспорить, что тогда вы иными глазами взглянете на то, как он умер, и обнаружите в этом больше ярости, нежели страсти.
– Понимаю.
Мадам вдова развела руками: и все?
В ответ Васильев недовольно поморщился – честное слово…
Мадам дала себе труд проводить его по коридору до входной двери. Это был неожиданный и запоздалый знак внимания, призванный сгладить впечатление от знакомства, которое, на ее взгляд, произошло не совсем так, как следовало бы.
– Насчет ваших друзей из «Нельской башни»: могу ли я получить список сегодня вечером? – спросил Васильев.
* * *
Командир взял пальто и клетчатую фуражку и вывел машину из гаража. Стояла хорошая погода, но он был в дурном расположении духа. Он плохо спал, то есть еще меньше, чем обычно. Он проехал километров двадцать до деревни, носящей странное название Монтастрюк, и остановился возле телефонной будки в двух шагах от ратушной площади. Набрал номер, дождался второго гудка, повесил трубку и вышел из кабины.
В этом месте департаментская автодорога идет вдоль небольшой долины Жиру – ручья, который бахвалится тем, что на картах региона фигурирует как река. В лесистых окрестностях освещенные зоны чередуются с прохладными тенистыми участками, где почти всегда темно. Похоже, дорогой пользуется лишь горстка завсегдатаев. Это один из любимых маршрутов командира, и в те редкие случаи, когда он может позволить себе здесь проехать, он сожалеет, что приберег этот путь для особых обстоятельств. Сейчас как раз такой случай…
Он свернул к Белькастель, остановился возле телефонной будки на въезде в деревню, взглянул на часы и сделал несколько шагов. Раздался звонок. С некоторым раздражением он констатировал, что регламент соблюден не точно. Да, на три минуты раньше – это уже не точное соблюдение регламента. Но он не в том положении, чтобы делать замечания.
– Да…
– Мсье Буржуа?
Надо думать, этот псевдоним придумал не командир.
– Я боялся, что ошибся.
– Нет-нет, вы набрали правильный номер.
Ну вот, ритуал соблюден. Первый залп прозвучал без задержки:
– Что это за работа?
– Не всегда все проходит, как предполагалось.
– Сделано не чисто. А нам нужна чистая работа. Я бы предпочел не напоминать вам об этом.
Командир не ответил. Издалека, с другой стороны площади, до него доносилась музыка, знакомая мелодия, которая навеяла какое-то воспоминание. Он тряхнул головой, чтобы его прогнать.
– Вы гарант заданий, которые вам поручены, – продолжал голос в трубке. – Но вам известны обязательные условия. В случае брака подключаюсь я.
За свою жизнь командиру доводилось сталкиваться с самыми разнообразными трудными ситуациями. Он отмечал, что чем напряженнее была ситуация, тем большее безразличие он испытывал. Его разум анализировал каждую деталь, фиксировал малейшее отклонение, изменяющее контекст, и во всех случаях он сохранял спокойствие. Он был человеком хладнокровным.
– Вы хотите, чтобы я подключился? – спросил голос.
– Нет, я выступаю гарантом исполнителя.
Он позвонил Матильде рано утром. Еще одно нарушение регламента. В данный момент упорядоченная жизнь командира пошла вразнос.
«Нет, нет, Анри, ты меня не разбудил. Говори!»
Она была счастлива слышать его. Еще один сюрприз.
«Какая-то проблема?»
Вопрос вывел Анри из себя.
«А ты как думаешь?»
Тон был холодный, резкий. Несколько секунд Матильда молчала.
«Ну не будешь же ты делать из этого историю!»
Она избрала шутливый тон.
Черт возьми, подумала она, я совершила глупость, ну и что теперь? А вслух добавила:
«Но ведь никакой трагедии, Анри, верно?»
Она покопалась в памяти, ничего не всплыло. Лучше было оставить инициативу ему.
«Я требую чистой работы!» – сказал командир, отдавая себе отчет в том, что повторяет слова своего шефа.
Чистой – что бы это значило? Казалось, на какой-то миг они оба задались этим вопросом.
Я что-то пропустила, подумала Матильда. И решилась:
– Это не что иное, как небольшой промах, Анри, такое больше не повторится…
Командир внимательно прислушивался к ее голосу, стараясь уловить малейший нюанс. Матильда действительно была удручена. Предоставить ей преимущество сомнения?
«Но зачем ты это сделала?» – наконец спросил он.
Матильда улыбнулась: легкая усталость, которую она уловила в его голосе, означала, что он передумал отчитывать ее. Уф…
«Бывают такие дни, Анри. Со всеми случается».
Воспользовавшись кратким молчанием, она добавила:
«Ты мне никогда не звонишь, да знаю, знаю! Протокол… Ладно, ты никогда мне не звонишь, но в тот единственный раз, когда ты это делаешь, ты звонишь только для того, чтобы меня упрекать… Согласись…»
Что вы на это скажете? То есть он не должен был звонить. Теперь настал его черед ощутить внезапную усталость. Не говоря больше ни слова, он повесил трубку.
– Ладно, – произнес голос в телефоне. – Мне было бы неприятно перезванивать вам по этому поводу.
– Я вас прекрасно понимаю, – согласился командир.
На обратном пути дорога вдоль Жиру показалась ему гораздо спокойнее, чем он сам.
А Матильда спустилась, открыла дверь собаке, сварила себе кофе. Этот звонок огорчил ее. За что Анри может ее упрекнуть? Наверное, за «дезерт игл»… Вероятно, размышляет, избавилась ли она от оружия, как ей следовало сделать.
Она улыбнулась. Тебе прекрасно известно, Анри, что на обратном пути я всегда перехожу Сену по одному мосту! С чего бы вдруг я поступила иначе?
* * *
