скачать книгу бесплатно
– Сейчас нет, а завтра будет. Придёте?
– Придём. Правда, Светочка?
– Придём, папа. Я люблю про рыбок.
* * *
В «Пуховике» их встретили неприветливо, но с улыбками. Для девочки здесь ничего подходящего не было, а для мужчины девочка не советчица. Подвал был длинный – где-то на полдома, и везде куртки, пуховики, тёплые штаны… Они прошли вдоль китайского пошива туда, где были большие размеры, и сразу же получили замечание:
– Это не Ваши размеры. Это XL и XXL. Вы в них утонете.
– А мы не для себя подбираем. В подарок, правда, Светик?
– Правда, папа, для дяди Паши.
– Ну, смотрите. Только мерять же надо. А какой у него рост?
– Рост… Кажется, выше Шварценеггера. Почти два метра.
– Это он у нас такой большой?
– Да, Светик. Большой, и ему теперь холодно.
* * *
Пакет с обновками они оставили в запирающемся предбаннике перед входной дверью, чтобы с Леной не объясняться. Вошли довольные и весёлые.
– А у нас есть что поесть?
– А мы тебе, мамочка, мороженое принесли. С хрустящей вафелькой.
– Ой, ты моё Солнышко! Умничка моя.
* * *
– Пап, а кто такой этот Эгмонт? Он твой друг, как дядя Паша?
– Эгмонт не мой друг. Он жил давно. Очень давно. Пять веков назад. Ни тебя, ни меня, ни мамы тогда ещё не было. Тогда в Европе – помнишь, я тебе показывал на карте? – везде творились войны. Могущественная Испанская империя дошла до берегов Северного моря. И Голландия, которая теперь называется Нидерландами, и маленькая Бельгия – всё было под испанской короной. Их главным соперником на море и на суше были британцы. Помнишь, это остров такой, чуть выше Франции? И был в те времена такой граф, то есть очень богатый человек, которого звали Эгмонт Ламораль. Он решил, что его страна должна быть свободной от чужого владычества. Он восстал.
– Это как?
– Он собрал своих друзей и они решили бороться.
– Они победили?
– Нет, их предали. Эгмонт попал в плен. В то время в Испании правил герцог Альба, то есть очень большой начальник. Все солдаты его слушались. Граф Эгмонт был брошен в тюрьму. Его пытали, требовали отречься от своих идей.
– А он?
– А он предпочёл умереть.
– Совсем-совсем?
– Да, совсем-совсем, но не совсем. Его помнят люди за такой несгибаемый характер, за любовь и преданность своему Отечеству.
– А ты, ты так мог бы?
– Я… я не знаю. Казнь графа Эгмонта Ламораля вызвала восстание всего народа, и Испания была вынуждена признать независимость Нидерландов и Бельгии от испанской короны. А моя казнь… как это может помочь стране?
– А что значит предать?
– Предать – это значит отречься: от тебя, от мамы, от всего, что нам вместе дорого. От этого я не отрекусь. Ради этого и умереть можно.
– Совсем-совсем?
– Да, моя любимая. Совсем-совсем.
– И мы больше не увидимся? Совсем-совсем?
– Конечно, увидимся. Потому что у нас с тобой есть большая страна. И мы ей нужны. Как в увертюре: от трагического пиано музыка устремляется к форте.
– Это когда громко и лавиной?
– Да, именно.
– И страна нас защитит? И дядя Паша защитит?
– Да, моя любимая, и дядя Паша. Он именно такой. Он первым придёт на помощь.
Среда, 26 октября 2022 г.
Часть III – Сказка о настоящем
Лена осталась на кухне прибраться и вымыть посуду. Жора тоже умел всё это делать, но делал всё не так, не по-лениному. Полотенчико не расстелет, сразу в кухонный шкафчик убирает, а из него капает. Она как раскладывает? Так, чтобы всё под рукой. С закрытыми глазами может найти, а он опять по-своему. Так же и с холодильником. Он ничего найти не может, надо подсказывать, а сам разложит – так она ничего найти не может нужное. Нет, кухню мужчине доверять нельзя.
* * *
Георгий со Светой переместились в большую комнату и затихли. Видеоплеер проглотил кассету и начался фильм «Последний дюйм». Сразу же зазвучала эта песня: «Какое мне дело до всех до вас? А вам до меня!»
– Пап, а почему ему нет никакого дела до всех до нас? А зачем мы тогда смотрим на него?
– Ты не торопись, доченька. Это он так бравирует. Ему страшно, а он гонит страх от себя. Он один, и ему хочется выжить в войне.
– Он не предаст?
– Нет. Бен не предаст. Он настоящий.
Молча смотреть фильмы они не умели. Поэтому Лена держалась в сторонке от этой неразлучной парочки. Им же всё нужно сразу обсудить.
– Симпатичный мальчик. У нас в классе нет таких. Все маленькие.
– Не торопи их. Они вымахают к концу школы.
– Под два метра, как дядя Паша?
– Кто-то под два, а кто-то и не под два. Все пригодятся в этой жизни. Среди наших лишних нет.
– А кто – наши?
– А все, кто есть в твоём классе, те и наши. И те, что на улице, тоже наши.
Фильм продолжался. Дэвид и его отец Бен разгружали самолёт и распаковывали оборудование для подводных съёмок. Бен командовал, коротко отдавая распоряжения, а Дэвид тотчас же их выполнял.
– Пап, а почему Бен такой грубый? Ни разу не сказал «пожалуйста».
– Он не грубый, а строгий. Сосредоточенный. Он же один с Дэвидом, без мамы, и не хочет баловать сына.
– А ты не строгий. Ты меня балуешь.
– Не строгий, но и не балую. Сегодня, например, только по рожку и съели. Разве это баловать?
– Ты мне истории рассказываешь разные. А я слушаю, слушаю тебя, любимый папочка. Так ты меня и балуешь.
* * *
Наступал в фильме самый драматичный момент: окровавленный Бен вынырнул из моря, упал на берегу. Покусанные акулами руки были сильно повреждены, но камеру и нож он не оставил на дне.
Света вцепилась в руку отца.
– А он выживет? Их найдут?
– Смотри. Немного осталось.
Дэвид тем временем разорвал отцовскую рубаху и перевязал покалеченные руки, снял с отца акваланг, принёс полотенце и подложил его под спину Бена.
Опять зазвучала эта волнующая душу музыка и песня «Какое мне дело до всех до вас? А вам до меня!» Дэвид, выбиваясь из сил, тянул отца к самолёту. Его охватывал страх, что отец умрёт, а значит, умрёт и он сам. Их никто не найдет. Нет, так не будет, будет по-другому.
В этот момент в комнату зашла Лена, увидела дочку всю в слезах, подбежала к телевизору и выдернула шнур питания из розетки.
– Ты отдаёшь себе отчёт о том, что ты делаешь? Посмотри на ребёнка! Она же плачет. Трудно хоть раз быть ответственным и почитать сказки на ночь?
– Какие сказки? «Колобка»? «Чёрную курицу» может, о патологическом предателе, слабовольном ничтожестве, чтобы только пожалели куриные ножки? Про Иванушку-дурачка, про Емелю, за которого все другие что-то делали?
– Ну, не нравятся тебе русские сказки, почитай Андерсена. Или Мэри Поппинс.
– Причём тут нравятся или не нравятся русские сказки? Они такие, какие они есть. Порочные. Их в другом возрасте можно читать.
– В каком же, интересно?
– Лет в восемнадцать, не раньше, а то и постарше. Сплошные «Гуси-лебеди».
– Так, Светочка, иди в свою комнату, с куклами поиграй.
– Я не хочу с куклами. Я с папой хочу.
– Иди. И дверь закрой.
Света послушно удалилась.
– Так, объясни мне, что с тобой происходит? Откуда вдруг такая неприязнь ко всему русскому? Ты что, туда глядишь?
Слово «туда» Лена выделила голосом, чтобы подчеркнуть куда именно – за бугор.
– Ты сама посуди: то Василиса Прекрасная, то Василиса Премудрая всё за Ивана-царевича сделает – и приготовит, и ковёр соткёт, и под хохлому распишет. А всех его трудов – только покручиниться нужному человеку или даже зверю лесному. Волка припахали, коняжку-инвалида с горбом за три моря гоняют жар-птицу ощипывать. Даже лягушку заставили на себя пахать. А сами? Только и знай что вздыхают. Ещё бы по таким женщинам не вздыхать! Только нашей Свете они зачем такие иван-царевичи? Ни одного из них в её мужьях не хотел бы видеть – ни с полцарством, ни с цельным.
– Так, продолжай раскрываться. А «Гуси-лебеди» чем не угодили?
– Да это же жуть сплошная! Послушай, как она начинается: «Жили мужик да баба. У них была дочка да сынок маленький». Вникаешь? Мужик да баба. А у них дети. Если он мужик, а она – баба, что из детей вырастет? Вот и вырастают мужики да бабы. Но это цветочки.
На этот раз Жора разошёлся не на шутку.
– «Доченька, – говорила мать, – мы пойдем на работу, береги братца! Не ходи со двора, будь умницей – мы купим тебе платочек». Понимаешь, сразу же закладывается в голову ребёнка: сделаешь так, как надо – получишь вознаграждение. Потом они начинают учиться за получку в школе, становятся мужиками – за бутылку, вырастают бабами – всё за тот же платочек, становятся дамами – за шубу и новую машину себя разменивают.
Лена сжала губы и не перебивала. Пусть выговорится, а уж потом она ему ответит по полной программе.
– А дальше жуть сплошная. Девочка у окошка оставила братца, а сама тут же под окошком играет на травке. Вдруг появляются гуси-лебеди, крадут ребёнка и несут в избушку к Бабе-яге. Не просто грабёж среди белого дня, а похищение ребёнка… казалось бы. Но кто они такие, гуси-лебеди? Это души умерших, а сама Баба-яга – это проводник между двух миров. Отсюда и обряды: баньку истопить – то есть обмыть, накормить – то есть помянуть, и спать уложить… жуть жуткая. Скорее всего, малыш что-то проглотил или астма у него, а сестра недоглядела. Поэтому сейчас и в законах прописали, чтобы не оставляли детей без присмотра. Хорошо, я отвлёкся. И вот когда девочка осталась один на один со своей бедой, бежит к печке с простым вопросом: «Видела, куда и кто?» Та ей что говорит? Условия ставит: дров наколи, печь растопи, тесто замеси, пирогов напеки. Что это? Это за гранью понимания. То же самое и с яблоней – хорошо хоть джем из своих кислых яблок не потребовала приготовить и на рынок снести, а выручку под корешок запрятать.
Лена продолжала хранить молчание, но вулкан зрел.
– Дальше и вовсе жуть начинается. Молочная река с кисельными берегами. Это символ чего? Нет, не изобилия. Молочной едой поминают покойников. И правильно, что девочка отказалась. Она не хотела смириться с мыслью, что брат умер. Она бегает по полям и болотам и, отчаявшись, идёт к дремучему лесу к избушке Бабы-яги, где и находит брата. А та уже и печь растопила, и баньку затопила. Даже мышка-норушка «за денежку малую – за мисочку каши» открывает девочке страшную тайну: они здесь погибнут с братом, им надо бежать. То есть пока бедная девочка одна-одинёшенька металась в поисках средств спасения для брата, другие о своей корысти пеклись. Сдались той печке её пироги! А из кислых яблок и сидр нормально не приготовишь, а так заставили на обратном пути все сделать, да ещё спасибо сказать. Вот и в нашей жизни сейчас так получается – мечешься в случае беды от одного к другому, благодаришь за их же прописанную долгом работу, а они такие важные: «Мы теперь не печки-лавочки, а сфера услуг». То есть не за спасибо. А девочка даже киселя отведала, то есть подтравила себя ради брата. Ну и платочек от родителей в конце сказки. А потом удивляемся: «И в горящую избу зайдёт, и коня на скаку остановит». Между прочим, сам автор этих строк был запойным игроком-картёжником и пьяницей. Глушил вином жаления всея Руси. Вот к чему приводят такие «Гуси-лебеди».
– Всё сказал?
– Всё. Хотя могу и другие разобрать подробно. Змей Горыныч, например, символизирует трёх богатырей земли Русской: Усыню, Дубыню и Горыню, которые отказались от крещения – от крещения, а не от земли русской! – и их записали в исчадие ада, то есть в царство Кощеево. А он не там живёт, его дом – Калинов мост, точнее, под мостом, по эту сторону, по живую. Усыня – это стихия воды и неводы, Дубыня – это леса, что нас защищали, и стихия ветра, а Горыня – горны, металл и огонь, из чего ковались победы. Кому они помешали? Вот тебе и принцип: кто не с нами, тот против нас. А вчера ещё друзьями были. И я некрещёный. Мне тоже теперь под тем мостом место? А про царя Гороха хочешь услышать?
– Всё сказал. Добавить ничего не хочешь?
– Всё.
– А что, по-твоему, детям нужно читать?
– Жюля Верна – «Дети капитана Гранта», «Таинственный остров», Стивенсона «Остров сокровищ», да того же Андерсена или Баженова. Там всегда все всё сами и деятельные.
– Теперь послушай меня. Я подаю на развод. Дочь воспитывать я тебе не доверю.
* * *
Это прозвучало словно гром среди ясной ночи. Теперь уже поджал губы Жора. Подумал немного, пожал плечами и направился к порогу обуваться.
