скачать книгу бесплатно
– Так полежите, – предложил ему Пиркс, – тогда сами увидите, каково там.
На следующий день Пиркс чувствовал себя уже настолько хорошо, что мог даже острить по поводу «сумасшедшей ванны». Теперь он ежедневно наведывался в главное здание, где под стеклом на доске объявлений вывешивались списки с указанием места практики. Но до конца недели его фамилия так и не появилась.
А в понедельник его вызвал Шеф.
Встревожился Пиркс не сразу. Сначала он стал вспоминать свои прегрешения. Речь не могла идти о мыши, запущенной в ракету Остенса, – дело давнее, да и мышь была крошечная, и вообще тут говорить не о чем. Потом была история с будильником, автоматически включавшим ток в сетку кровати, на которой спал Мебиус. Но и это, собственно, пустяк. И не такое вытворяют в двадцать два года; к тому же Шеф был снисходителен. До каких-то пределов. Неужели он узнал о «привидении»?
«Привидение» было собственной, оригинальной выдумкой Пиркса. Разумеется, ему помогали коллеги – есть же у него друзья. Но Барна следовало проучить. Операция «Привидение» прошла как по писаному. Набили порохом бумажный кулек, из пороха же сделали дорожку, трижды опоясали ею комнату и вывели под стол. Пороху, пожалуй, насыпали многовато. Другим концом пороховая дорожка выходила через щель под дверью в коридор. Барна заранее обработали: целую неделю по вечерам только и говорили что о призраках. Пиркс, не будь прост, расписал роли: одни парни рассказывали всякие страсти, другие разыгрывали из себя неверующих, чтобы Барн не догадался о подвохе.
Барн не принимал участия в метафизических спорах, лишь иногда посмеивался над самыми ярыми апологетами потустороннего мира. Но надо было видеть, как вылетел он в полночь из спальни, ревя, словно буйвол, спасающийся от тигра. Огонь ворвался сквозь щель под дверью, трижды обежал вокруг комнаты, и так под столом рвануло, что книги посыпались. Пиркс, однако, переборщил – занялся пожар. Несколькими ведрами воды пламя погасили, но осталась выжженная дыра в полу и вонь. В известном смысле номер не удался. Барн в призраки не поверил. Пиркс решил, что вызывают его, наверное, из-за «привидения». Утром он встал пораньше, надел свежую сорочку, на всякий случай заглянул в «Книгу полетов», в «Навигацию» и пошел, махнув на все рукой.
Кабинет у Шефа был великолепный. Так по крайней мере казалось Пирксу. Стены были сплошь увешаны картами неба, на темно-синем фоне светились желтые, как капельки меда, созвездия. На письменном столе стоял маленький немой лунный глобус, вокруг было полным-полно книг, дипломов, а у самого окна стоял второй, гигантский, глобус – подлинное чудо: нажмешь кнопку и сразу вспыхивают и выходят на орбиту любые спутники, – говорят, там были не только нынешние, но и самые старые, включая первые, исторические спутники 1957 года.
В этот день, однако, Пирксу было не до глобуса. Когда он вошел в кабинет, Шеф писал. Сказал, чтобы Пиркс сел и подождал. Потом снял очки – он начал носить их всего год назад – и посмотрел на Пиркса, будто раньше его в жизни не видел. Такая у него была манера. От этого взгляда мог растеряться даже святой, не имевший на совести ни одного грешка. Пиркс не был святым. Он заерзал в кресле. То проваливался в глубину, принимая позу неподобающе свободную, словно миллионер на палубе собственной яхты, то сползал вперед, чуть ли не на ковер и на собственные пятки. Выдержав паузу, Шеф спросил:
– Ну, как твои дела, парень?
Он обратился на «ты», значит, дела обстоят неплохо. Пиркс понял, что все в порядке.
– Говорят, ты искупался.
Пиркс подтвердил. К чему бы это? Настороженность не покидала его. Может, из-за невежливости по отношению к доктору?…
– Есть одно свободное место для практики на станции «Менделеев». Знаешь, где это?
– Астрофизическая станция на той стороне… – ответил Пиркс.
Он был несколько разочарован. Была у него тайная надежда, настолько сокровенная, что он из суеверия даже самому себе в ней не признавался. Он мечтал о другом. О полете. Столько ракет, столько планет, а он должен довольствоваться обычной стационарной практикой на той стороне… Когда-то считалось особым шиком называть «той стороной» невидимое с Земли полушарие Луны. Но сейчас все так говорят.
– Верно. Ты знаешь, как она выглядит? – спросил Шеф.
У него было странное выражение лица – словно он недоговаривал чего-то. Пиркс на миг заколебался: врать или нет?
– Нет, – сказал он.
– Если возьмешься за это задание, я дам тебе документацию.
Шеф положил руку на кипу бумаг.
– Значит, я имею право не взяться? – с нескрываемым оживлением спросил Пиркс.
– Имеешь. Потому что задание опасное. Точнее, может оказаться опасным…
Шеф собирался сказать еще что-то, но не смог. Он замолчал, чтобы лучше приглядеться к Пирксу; тот уставился на него широко раскрытыми глазами, потом медленно, благоговейно вздохнул – и замер, будто забыл, что надо дышать. Зардевшись, как девица, перед которой предстал королевич, он ждал новых упоительных слов. Шеф откашлялся.
– Ну, ну, – произнес он отрезвляюще. – Я преувеличил. Во всяком случае, ты ошибаешься.
– То есть как? – пробормотал Пиркс.
– Я хочу сказать, что ты не единственный на Земле человек, от которого все зависит… Человечество не ждет, что ты его спасешь. Пока еще не ждет.
Пиркс, красный как рак, терзался, не зная, куда деть руки. Шеф, известный мастер на всякие штучки, минуту назад показал ему райское видение: Пиркса-героя, который после совершения подвига проходит по космодрому сквозь застывшую толпу и слышит восторженный шепот: «Это он! Это он!» – а сейчас, будто совсем не понимая, что делает, начал принижать задание, сводить масштабы миссии к обыкновенной преддипломной практике и наконец разъяснил:
– Персонал станции комплектуется из астрономов, их отвозят на ту сторону, чтобы они отсидели положенный им месяц, и только. Нормальная работа там не требует никаких выдающихся качеств. Поэтому кандидатов подвергали обычным испытаниям первой и второй категорий трудности. Но сейчас, после того случая, нужны люди, проверенные тщательнее. Лучше всего подошли бы, конечно, пилоты, но, сам понимаешь, нельзя же сажать пилотов на обычную наблюдательную станцию…
Пиркс понимал это. Не только Луна, но и вся Солнечная система требовала пилотов, навигаторов и других специалистов – их все еще не хватало. Но что это за случай, о котором упомянул Шеф? Пиркс благоразумно молчал.
– Станция очень мала. Построили ее по-дурацки: не на дне кратера, а под северной вершиной. С размещением станции была целая история, ради сохранения престижа пожертвовали данными селенодезических исследований. Но со всем этим ты познакомишься позже. Достаточно сказать, что в прошлом году обвалилась часть горы и разрушила единственную дорогу. Теперь добраться туда можно лишь днем, и то с трудом. Начали проектировать подвесную дорогу, но работу приостановили, поскольку приняли решение перенести в будущем году станцию вниз. Ночью станция практически отрезана от мира. Прекращается радиосвязь. Почему?
– Простите – что?
– Почему, я спрашиваю, прекращается радиосвязь?
Вот такой он был, этот Шеф. Облагодетельствовал миссией, завел невинный разговор – и вдруг превратил все в экзамен. Пиркс начал потеть.
– Поскольку Луна не имеет ни атмосферы, ни ионосферы, радиосвязь поддерживается с помощью ультракоротких волн… С этой целью построены радиорелейные линии, сходные с телевизионными…
Шеф, опершись локтями о письменный стол, вертел в пальцах ручку, давая понять, что будет терпелив и дослушает до конца. Пиркс умышленно распространялся о вещах, известных любому младенцу, надеясь отсрочить минуту, когда придется вступить в область, где его знания оставляли желать лучшего.
– Передаточные линии находятся как на этой, так и на той стороне. – Тут Пиркс набрал скорость, как корабль, входящий в родные воды. – На той стороне их восемь. Они соединяют Луну Главную со станциями «Центральный Залив», «Сонное Болото», «Море Дождей»…
– Это ты можешь опустить, – великодушно разрешил Шеф. – И гипотезу о возникновении Луны – тоже. Я слушаю…
Пиркс заморгал.
– Помехи в связи возникают, когда линия оказывается в зоне терминатора. Когда некоторые ретрансляторы находятся еще в тени, а над остальными уже восходит Солнце…
– Что такое терминатор, я знаю. Не надо объяснять, – задушевно сказал Шеф.
Пиркс закашлялся. Потом высморкался. Но нельзя же тянуть до бесконечности.
– В связи с отсутствием атмосферы корпускулярное излучение Солнца, бомбардируя поверхность Луны, вызывает… э-э… помехи в радиосвязи. Именно эти препятствия препятствуют…
– Препятствия препятствуют – совершенно верно, – поддакнул Шеф. – Но в чем же они состоят?
– Это вторично возбуждаемое излучение, эффект. Но… Но…
– Но?… – благосклонно повторил Шеф.
– Новинского! – выкрикнул Пиркс. Вспомнил все же. Но и этого было мало.
– В чем заключается этот эффект?
Вот этого Пиркс и не знал. Вернее, раньше знал, но забыл. Вызубренные когда-то сведения он донес до порога экзаменационного зала, как жонглер несет на голове пирамиду из самых невероятных предметов, но теперь-то экзамен остался позади… Шеф сочувственно покачал головой, прерывая его бредовые измышления об электронах, вынужденном излучении и резонансе.
– Н-да, – произнес этот безжалостный человек, – а профессор Меринус поставил тебе четверку… Неужели он ошибся?
Пирксу показалось, что он сидит вовсе не в кресле, а на вулкане.
– Мне не хотелось бы огорчать его, – продолжал Шеф, – так что пусть он лучше ничего не узнает…
Пиркс облегченно вздохнул.
– …но я попрошу профессора Лааба, чтобы на выпускном экзамене…
Шеф многозначительно умолк. Пиркс замер. Не от этой угрозы: рука Шефа медленно отодвигала документы, которые Пиркс должен был получить вместе со своей миссией.
– Почему не осуществляется связь посредством кабеля? – спросил Шеф, не глядя на него.
– Потому что это дорого. Коаксиальный кабель соединяет пока только Луну Главную с Архимедом. Но в течение ближайших пяти лет намечают всю радиорелейную сеть сделать кабельной.
Не переставая хмуриться, Шеф вернулся к первоначальной теме.
– Ну ладно. Практически каждую ночь на Луне станция «Менделеев» отрезана от всего мира на двести часов. До сих пор работа там шла нормально. В прошлом месяце после обычного перерыва в связи станция не откликнулась на позывные «Циолковского». На рассвете со станции «Циолковский» отправили специальную команду. Главный люк был открыт, а в шлюзовой камере лежал человек. Дежурили канадцы Шалье и Сэвидж. В камере лежал Сэвидж. Стекло его шлема треснуло. Он умер от удушья. Шалье удалось найти лишь сутки спустя на дне пропасти под Солнечными Воротами. Причина смерти – падение. В остальном на станции был полный порядок: нормально работала аппаратура, сохранились нетронутыми запасы продовольствия, – не удалось обнаружить никаких признаков аварии. Ты читал об этом?
– Читал. Но газеты писали о несчастном случае. Психоз… двойное самоубийство в припадке помешательства…
– Вздор, – перебил Шеф. – Я знал Сэвиджа. Еще по Альпам. Такие люди не меняются. Ну ладно. В газетах писали чепуху. Прочти-ка доклад смешанной комиссии. Послушай! Такие парни, как ты, в принципе проверены не хуже, чем пилоты, но дипломов у вас нет, значит, летать вы не можете. А преддипломную практику тебе так или иначе пройти надо. Если согласишься – завтра полетишь.
– А второй кто?
– Не знаю. Какой-то астрофизик. В общем-то там нужны астрофизики. Боюсь, ему от тебя будет мало пользы, но может, ты подучишься немного астрографии. Ты понял, о чем идет речь? Комиссия пришла к выводу, что произошел несчастный случай, но остается оттенок сомнения: ну, скажем, неясность. Там произошло что-то непонятное. Что именно – неизвестно. Вот и решили, что хорошо было бы послать туда в следующую смену хоть одного человека с психической подготовкой пилота. Я не вижу повода отказать им. В то же время, наверно, ничего особенного там не случится. Разумеется, смотри в оба, но никакой детективной миссии мы на тебя не возлагаем, никто не рассчитывает, что ты откроешь какие-то дополнительные подробности, проливающие свет на это происшествие, и это не твоя задача. Тебе что, плохо?
– Что, простите? Нет! – возразил Пиркс.
– Мне так показалось. Ты уверен, что сумеешь вести себя благоразумно? У тебя, я вижу, голова закружилась. Я подумываю…
– Я буду вести себя рассудительно, – заявил Пиркс самым решительным тоном, на какой был способен.
– Сомневаюсь, – сказал Шеф. – Я посылаю тебя без особого энтузиазма. Если б ты не вышел на первое место…
– Так это из-за «ванны»! – только сейчас понял Пиркс.
Шеф сделал вид, что не слышал. Он подал Пирксу сначала бумаги, потом руку.
– Старт завтра в восемь утра. Вещей бери поменьше. Впрочем, ты уже бывал там, сам знаешь. Вот билет на самолет, вот броня на один из кораблей «Трансгалактики». Полетишь на Луну Главную, оттуда тебя перебросят дальше…
Шеф говорил еще что-то. Высказывал пожелания? Прощался? Пиркс не знал. Он ничего не слышал. Не мог слышать, потому что был очень далеко, уже на той стороне. В ушах у него стоял грохот старта, в глазах – белый, мертвый огонь лунных скал, и на лице было написано полнейшее остолбенение. Сделав поворот налево кругом, он наткнулся на большой глобус. Лестницу преодолел в четыре прыжка, словно и вправду находился уже на Луне, где притяжение меньше в шесть раз. На улице Пиркс чуть не угодил под автомобиль, который затормозил с таким визгом, что прохожие остановились, – но он даже не заметил этого. Шеф, к счастью, не мог наблюдать, как Пиркс начинает вести себя «рассудительно».
За последующие двадцать четыре часа с Пирксом, вокруг Пиркса, в связи с Пирксом произошло столько всего, что временами он чуть ли не тосковал по теплой, соленой «ванне», в которой абсолютно ничего не происходит.
Как известно, человеку одинаково вредны и нехватка, и избыток впечатлений. Но Пиркс таких выводов не делал. Все старания Шефа преуменьшить, ослабить и даже принизить значение его миссии не возымели, скажем прямо, никакого действия. В самолет Пиркс вошел с таким выражением лица, что хорошенькая стюардесса невольно отступила на шаг; впрочем, это было явное недоразумение – Пиркс вообще ее не заметил. Шагал он так, словно возглавлял железную когорту; уселся в кресло с видом Вильгельма Завоевателя; кроме того, он был еще Космическим Спасителем Человечества, Благодетелем Луны, Открывателем Страшных Тайн, Победителем Призраков Той Стороны – все лишь в будущем, в мечтах, но это ничуть не портило ему настроение, совсем наоборот, наполняло его безграничной доброжелательностью и снисходительностью к спутникам, которые понятия не имели о том, кто находится вместе с ними в чреве огромного реактивного самолета! Он смотрел на них, как Эйнштейн в старости на малышей, играющих в песке.
«Селена», новый корабль компании «Трансгалактика», стартовала с Нубийского космодрома в сердце Африки. Пиркс был доволен. Он, правда, не думал, что со временем в этих местах установят мемориальную доску с соответствующей надписью, – нет, так далеко в мечтах он не заходил. Но был довольно близок к этому. Правда, в чашу наслаждений понемногу просачивалась горечь. В самолете могли не знать о нем. Но на палубе межпланетного корабля? Оказалось, что сидеть придется внизу, в туристском классе, среди каких-то обвешанных фотоаппаратами французов, которые перебрасывались чертовски быстрыми и совершенно непонятными репликами. Он – в толпе галдящих туристов?!
Никому не было до него дела. Никто не облачал его в скафандр, не накачивал воздух, не спрашивал при этом, как он себя чувствует, не прилаживал ему за спину баллоны. Пиркс утешил себя, что так нужно для конспирации. Салон туристского класса выглядел почти так же, как в реактивном самолете, только кресла были побольше и поглубже да табло, на котором вспыхивали различные надписи, торчало под самым носом. Надписи эти в основном запрещали всякие вещи: вставать, ходить, курить. Напрасно пытался Пиркс выделиться из толпы несведущих в астронавтике тем, что принял вполне профессиональную позу, положил ногу на ногу и не пристегнулся ремнем. Второй пилот приказал ему пристегнуться – и это был единственный случай, когда кто-либо из экипажа обратил на него внимание.
Наконец один из французов, видимо, по ошибке угостил его фруктовой помадкой. Пиркс взял ее, старательно забил рот сладкой клейкой массой и, покорно откинувшись в глубину надутого кресла, предался размышлениям. Постепенно он снова уверился в том, что миссия его крайне опасна, и медленно смаковал ее ужас, словно закоренелый пьяница, которому попала в руки покрытая плесенью бутылка вина наполеоновских времен.
Ему досталось место у окна. Пиркс решил, разумеется, вообще не глядеть в окно – столько раз он уже это видел!
Однако не выдержал. Едва «Селена» вышла на околоземную орбиту, с которой ей предстояло взять курс на Луну, Пиркс прилип к окну. Уж очень захватывал момент, когда исчерченная линиями дорог и каналов, покрытая пятнами городов и поселков поверхность Земли словно очищалась от всяких следов человеческого присутствия; под кораблем открылась пятнистая, облепленная хлопьями облаков выпуклость планеты, и взгляд, перебегая с черноты океанов на материки, тщетно старался обнаружить хоть что-нибудь созданное человеком. С расстояния в несколько сот километров Земля казалась пустой, ужасающе пустой, словно жизнь на ней только начинала зарождаться, слабым налетом зелени отмечая самые теплые места.
Пиркс видел эту перемену уже много раз, и она всегда заново ошеломляла его: было в ней нечто, с чем он не мог согласиться. Может быть, наглядное свидетельство микроскопичности человека по сравнению с космосом? Переход в сферу других, планетарных масштабов? Картина ничтожности многовековых усилий человека? Или, наоборот, торжество ничтожно малой величины, которая преодолела мертвую, ко всему безразличную силу тяготения ужасающей глыбы и, оставив за собой дикие горные массивы и щиты полярных льдов, ступила на поверхность других небесных тел? Эти размышления, вернее, не выразимые словами ощущения ушли без следа, когда корабль изменил курс, чтобы сквозь дыру в радиационных поясах над Северным полюсом рвануться к звездам.
Долго смотреть на звезды ему не пришлось: на корабле зажглись огни. Подали обед, во время которого двигатели работали, чтобы создать искусственное тяготение. После обеда пассажиры опять легли в кресла, свет погас, и теперь можно было разглядывать Луну.
Они приближались к ней с южной стороны. За полтораста – двести километров от полюса полыхал отраженным солнечным светом кратер Тихо – белое пятно с идущими во все стороны лучевидными полосами; изумительная правильность этих полос поражала не одно поколение земных астрономов, а потом, когда загадка была решена, стала предметом студенческих шуток. Редкому первокурснику не внушали, что «белая шайба Тихо» есть «дырка для лунной оси», а лучевидные полосы – это попросту слишком толсто нарисованные меридианы!
Чем ближе подлетали они к висящему в черной пустоте шару, тем нагляднее убеждались, что Луна – это застывший, запечатленный в отвердевших массивах лавы облик мира, каким он был миллиарды лет назад, когда раскаленная Земля вместе со своим спутником проносилась сквозь тучи метеоритов, оставшихся от эпохи формирования планет, когда град железа и камней неустанно молотил по тонкой коре Луны, дырявил ее, выпуская на поверхность потоки магмы. Через бесконечно долгий срок, когда очистилось и опустело окружающее пространство, шар, лишенный воздушной оболочки, сохранился как омертвелое поле боя, как немой свидетель эпохи горообразовательных катаклизмов. А потом его изуродованная бомбардировками каменная маска стала источником вдохновения для поэтов и лирическим фонарем для влюбленных.
«Селена», несшая на своих двух палубах пассажиров и четыреста тонн груза, повернулась кормой к растущему лунному диску, начала медленное, плавное торможение и, наконец, слегка вибрируя, села в одну из больших воронок на космодроме.
Пиркс побывал здесь уже трижды, причем два раза прилетал в одиночку и «собственноручно садился» на учебном поле, удаленном на полкилометра от пассажирской посадочной площадки.
Сейчас он даже не видел учебного поля, так как гигантский, обшитый керамическими плитами корпус «Селены» передвинули на платформу гидравлического лифта и спустили в герметический ангар на таможенный досмотр: наркотики? алкоголь? вещества взрывчатые, отравляющие, разъедающие? Пиркс располагал небольшим количеством отравляющего вещества, а именно плоской фляжкой коньяку, которую дал ему Маттерс. Она была спрятана в заднем кармане брюк. Затем последовала санитарная проверка: свидетельства о прививках, справка о стерилизации багажа – чтобы не затащить на Луну какие-либо микробы; это Пиркс прошел быстро. У барьера он задержался, думая, что, может, кто-нибудь встретит его.
Он стоял на балконе. Ангар представлял собой вырубленное в скале и забетонированное огромное помещение с плоским полом и куполообразным сводом. Света здесь было вдоволь – искусственного, дневного, он лился из люминесцентных пластин; множество людей сновали во все стороны; на электрокарах развозили багаж, баллоны со сжатым газом, аккумуляторы, ящики, трубы, катушки кабеля, а в глубине помещения неподвижно темнело то, что вызвало всю эту возню, – корпус «Селены», точнее, только его средняя часть, напоминавшая огромный газгольдер; корма покоилась глубоко под бетонным полом, в просторном колодце, а верхушка толстого тела уходила через круглое отверстие в верхний этаж ангара.
Пиркс стоял, пока не вспомнил, что нужно заняться собственными делами. В управлении космодрома его принял какой-то служащий. Торопясь куда-то, он устроил Пиркса на ночлег и сказал только, что ракета на ту сторону отправляется через одиннадцать часов. Пиркс вышел в коридор, убежденный, что тут форменный кавардак. Он даже не знал толком, по какому маршруту полетит – через Море Смита или напрямик к «Циолковскому»? И где все-таки его неизвестный будущий напарник? А какая-то комиссия? А программа предстоящей работы?
Он думал об этом, пока раздражение не перешло в ощущение более материальное, сосредоточившись в желудке. Пирксу захотелось есть. Он разыскал подходящий лифт и, изучив табличку с надписями на шести языках, которая висела в кабине, спустился в столовую для летного состава, но там узнал, что, поскольку он не пилот, питаться ему надлежит в обычном ресторане.
Только этого не хватало. Он направился было в проклятый ресторан и вдруг вспомнил, что не получил свой рюкзак. Поднялся наверх, в ангар. Багаж уже отправили в гостиницу. Пиркс махнул рукой и пошел обедать. Его затерло между двумя потоками туристов: в ресторан направлялись французы, прилетевшие вместе с ним, и туда же шли какие-то швейцарцы, голландцы и немцы, только что вернувшиеся на селенобусе с экскурсии к подножию кратера Эратосфена. Французы подпрыгивали, как обычно делают люди, впервые испытывающие очарование лунной гравитации, под женский смех и визг взлетали к потолку и наслаждались плавным спуском с трехметровой высоты. Немцы держались более деловито, они вливались в просторные залы ресторана, развешивали на спинках стульев фотоаппараты, бинокли, штативы, чуть ли не телескопы; уже подали суп, а они все показывали друг другу осколки горных пород, которые команды селенобусов продавали туристам в качестве сувениров. Пиркс склонился над тарелкой, поглощая свой второй обед за день, – в этой немецко-французско-греческо-голландско-… Бог знает еще какой суматохе, среди всеобщего энтузиазма и восхищения он, наверно, оставался единственным мрачным человеком. Какой-то голландец, решив уделить ему внимание, поинтересовался, не страдает ли Пиркс космической болезнью после ракетного полета – «Вы впервые на Луне, да?» – и предложил ему таблетки. Эта капля переполнила чашу. Пиркс не доел второе, купил в буфете четыре пачки сдобного печенья и отправился в гостиницу. Вся его злость вылилась на портье, который хотел продать ему «кусочек Луны», а точнее говоря, осколок остекленевшего базальта.
– Отвяжись, торгаш! Я был тут раньше тебя! – заорал Пиркс и, дрожа от бешенства, прошел мимо портье, пораженного этим взрывом.
В двухместном номере сидел, устроившись под лампой, невысокий мужчина в полинялой куртке, рыжеватый, седеющий, с загорелым лицом, на лоб его спадала прядь волос. При появлении Пиркса он снял очки. Звали его Лангнер, доктор Лангнер, он был астрофизиком и вместе с Пирксом направлялся на станцию «Менделеев». Это и был неведомый лунный компаньон. Пиркс, заранее готовый к самому плохому, тоже назвался, пробурчал что-то себе под нос и сел. Лангнеру было около сорока; по мнению Пиркса, этот старик неплохо сохранился. Он не курил; вероятно, не пил и вроде даже не разговаривал. Читал он три книги сразу: первая представляла собой логарифмическую таблицу, страницы второй сплошь усеивали формулы, а в третьей не было ничего, кроме спектрограмм. В кармане он носил портативный калькулятор, которым очень ловко пользовался при вычислениях. Время от времени он, не отрываясь от своих формул, задавал Пирксу какой-нибудь вопрос; тот отвечал, продолжая жевать печенье. В крошечном номере стояла двухъярусная койка, в душевую не пролез бы человек солидной комплекции, всюду висели таблички, заклинавшие на многих языках экономить воду и электричество. Хорошо еще, что не запрещают глубокие вздохи: ведь кислород здесь тоже привозной! Пиркс запил печенье водой из-под крана и убедился, что от нее ломит зубы, – очевидно, резервуары с водой находились близко к поверхности базальта. Часы Пиркса показывали без малого одиннадцать, на электрических часах, висевших в номере, было семь вечера, а на часах Лангнера стрелки уже перевалили за полночь.
Они переставили свои часы на лунное время, однако и это было ненадолго; на станции «Менделеев» было другое, свое время, как повсюду на той стороне.
До старта ракеты оставалось девять часов. Лангнер, ничего не сказав, ушел. Пиркс расположился в кресле, потом пересел под лампу, попытался читать какие-то старые, потрепанные журналы, лежавшие на столике, но не смог усидеть и тоже вышел из комнаты. За поворотом коридор переходил в небольшой холл, где напротив телевизора, вмонтированного в стену, стояли кресла. Австралия передавала программу для Луны Главной – какие-то соревнования легкоатлетов. Пирксу не было никакого дела до этих соревнований, но он сидел и смотрел на экран, пока его не начало клонить ко сну. Он забыл о слабом притяжении и, вставая с кресла, взлетел на полметра. Все стало ему безразлично. Когда он сможет снять штатское тряпье? Кто выдаст ему скафандр? Где можно получить инструкции? И вообще, что все это значит?
Он, может, и пошел бы куда-нибудь допытываться, даже скандалить, но его компаньон, этот самый доктор Лангнер, по-видимому, находит их положение совершенно нормальным – так не лучше ли держать язык за зубами? Передача закончилась. Пиркс выключил телевизор и вернулся в номер. Не так он представлял себе пребывание на Луне! Пиркс принял душ. Сквозь тонкую стенку были слышны разговоры в соседнем номере. Конечно, это знакомые по ресторану туристы, которых Луна доводит до блаженного исступления. Он сменил сорочку – нужно было чем-нибудь заниматься, – а когда улегся на койку, вернулся Лангнер. С четырьмя новыми книгами.
Пиркса дрожь пробрала. Он начал понимать, что Лангнер – фанатик науки, нечто вроде второго издания профессора Меринуса.
Астрофизик разложил на столе новые спектрограммы и, разглядывая их в лупу с величайшей сосредоточенностью, с какой Пиркс не рассматривал даже фотографии своей любимой актрисы, вдруг спросил, сколько Пирксу лет.
– Сто одиннадцать, – сказал Пиркс, а когда тот поднял голову, добавил: – По двоичной системе.
Лангнер впервые улыбнулся и стал похож на человека. У него были белые крепкие зубы.
– Русские пришлют за нами ракету, – сказал он. – Полетим к ним.
– На станцию «Циолковский»?
– Да.
