скачать книгу бесплатно
Она прислушалась на мгновение. Тишина.
– Спит мой дедуля. Пусть отдохнёт. В жизни и так пахать ему много приходилось. Сейчас, Степан Акимович, одну секунду! Я хоть на ногах, но пока ещё, считай, сплю. Сейчас проснусь, как следует, и будет у нас с тобой в избе и тепло, и уютно.
Амелия включила в комнате свет. Её взгляд упал на стол, где лежали документы, бумаги и фотографии. Она всё аккуратно собрала в папку, завязала её тесёмочки. Потом отрыла дедовский сундук, и положила её на самый верх лежащей в нём одежды.
Потом она вышла на кухню, включила и там свет. Степан Акимович лежал на своём топчане на боку, укрытый одеялом с головой. Амелия громко сказала:
– Ты же потом, дедушка, будешь сам ругаться, если я сейчас тебя не разбужу. Так, что вставай! А я сейчас печку растоплю. Да ты же у меня самый настоящий сибиряк, никакого холода не боишься.
Она резко сдёрнула с него одеяло. Собиралась растормошить старика.
Амелия наклонилась к нему и вдруг поняла, что Степан Акимович мёртв. Но она не хотела, не желала верить в то, что произошло. Судорожно схватила его руку, прижалась к ней щекой. В любую, самую тяжкую беду не сразу верится.
– Ну, вставай! – прошептала она. – Не пугай меня, дедушка!
Девушка поцеловала его в лоб.
– Да, ты у меня… мёртвый, – сказала Амелия. – Хитрец. Ты всё заранее чувствовал… Ты знал! Как же я теперь без тебя? Зачем ты меня бросил одну… среди этих сугробов? Как же мне теперь жить-то без тебя, дедушка Степан?
Амелия навалилась на деда всей грудью и горько зарыдала.
Потом она резко встала на ноги и прямо в тапочках выскочила на улицу. Древцова благим матом, по-бабьи, закричала на всю улицу:
– Люди добрые, помогите! Мой дедушка… умер! Его больше на свете нет!
Амелия упала грудью на сугроб, и заголосила, завыла, по-другому и не скажешь. Девушка в неуёмном горе царапала ногтями смёрзшийся снег.
К ней стали подходить люди, знакомые и незнакомые. Подняли её, поставили на ноги. Начали, утешать, успокаивать, повели в дом.
Но прошёл суетливый и страшный день, и наступила ночь. Амелия не спала. Да и как это сделать, если в доме покойник… Впрочем, он не был для неё мертвецом. Разве может родной, близкий и единственный, ни на кого не похожий, её дед умереть? А если это так, то земная жизнь устроена не справедливо.
Она сидела у себя в комнате при включённом свете, в тёплой одежде и в упор смотрела на фотографию своей матери. Амелия ей сказала отрешённым голосом:
– Вас там теперь, на том свете, много, мама. А я тут совсем одна.
На кухне, которая и была горницей, на двух табуретках стоял гроб. В нём смиренно лежал Степан Акимович. Выражение лица у него было скорбным, а вместе с тем, виноватым и обиженным. Он, как бы, хотел сказать: «Никто меня не понимает». А чего тут понимать? Если умер, значит уже ни «есть», а «был». Но это… спорно. Так люди говорят.
Правда, не о бессмертии души думала Амелия. Жалела себя и своего бедного деда, который в жизни не видел ничего хорошего, Она осталась в полном и страшном одиночестве в огромном многолюдном мире. Не то, что не на кого было опереться, но и поговорить не с кем.
Даже не заметила Амелия, как в дом, а потом и к ней в комнату вошёл участковый уполномоченный Дима Ребров.
– Ты тут, Амелия, в одной избе с покойником совсем свихнёшься, – сказал голосом, полным сочувствия и понимая ситуации. – Пойдём к нам! Поговоришь с Мариной. Всё тебе полегче станет.
– Почему он, умер? Почему? – Амелия подняла вверх заплаканные глаза. – Мы же с ним так… не договаривались.
– Ребёнок ты ещё… глупый, и люди в посёлке тебя жалеют и понимают. Все люди умирают. Он умер потому, что у него было очень больное сердце. И ты же об этом знала… И я ещё, дурак, согласился с ним выпить самогонки. Ведь тоже знал, что он почти не пьёт. Ведь он так хотел ещё чуть-чуть пожить, ради тебя… Амелия.
– Он, Дмитрий Свиридович, не от самогонки умер. От усталости. Ты совершенно зря себя казнишь. Дедушка, в последние дни еле двигался и часто хватался за сердце. А в больницу его силой не загонишь.
– Это правда, старик вред… с характером.
– Конечно, ты правильно хотел сказать, Дмитрий Свиридович. Он вредный был старик, но он мой… дедушка.
– Да какой там я тебе Дмитрий Свиридович! Старше тебя всего-то года на три-четыре. А я уважал твоего деда, Амелия, не меньше, чем очень и очень многие. Всё! Пошли к нам! Моя жена тоже не спит. Она с тобой посидит. Поговорите о том и о сём. Я подслушивать ваши секреты не буду.
– Нет у меня, Дима, никаких секретов. Нет у меня теперь… дедушки. Я бы пошла с тобой, но деду Степану здесь одному скучно будет и страшно.
Ребров вышел в горницу и тут же вернулся назад с одеждой для Амелии.
Он подал ей полушубок и сказал:
– Скучно твоему деду тут будет или нет, но я с собой беру только тебя. А побыть, посидеть с ним, есть кому. Ты уйдёшь, так бабка Поливанова сразу же сюда прибежит. Она ведь, люди говорят, всю жизнь его… любила.
– Ему теперь без разницы, кто и как его любил.
Амелия стала медленно надевать на себя полушубок и шапку.
Но вот уже через два дня состоялись похороны ветерана культуры и, вообще, хорошего человека Степана Рудых. На местное кладбище, большую часть пути, мужики несли гроб с покойником на руках. Музыканты из местного духового оркестра, презирая мороз, старались дуть в свои трубы во всю мощь лёгких. Они сыграли ни один реквием. Степана Рудых знали и уважали в Кедровой Выси почти все. Особенно, музыканты, смело, можно сказать, представители поселковой творческой интеллигенции.
Нескоро перегрузили гроб с его телом в машину. Дали ему возможность напоследок, как следует, «пройтись» в деревянном «прикиде» по улицам посёлка городского типа.
Амелия ехала в катафалке, в числе тех, кому выпало находиться рядом с покойником, отправившимся в самый последний путь в своей домовине. Лицо её было красным от слёз. Она, то и дело, поправляла лацкан пиджака, в которого был одет дед Рудых. Он, пусть и был работником культуры, но редко носил костюмы. А сейчас… пришлось. Сам бог велел. Его внучке е казалось, что её дедушке холодно.
Пусть и стояли в посёлке морозные дни, но весна, всё же, приближалась. Она как могла, отвоёвывала у холодного марта, свои позиции. В тоскливом настроении Амелия часто выходила за калитку собственного двора и молчаливо смотрела на дорогу, куда-то вдаль. Нет, конечно же, она не ждала принца на белом коне, который должен был вот-вот приехать сюда за ней, а потом увезти её отсюда в тёплую сказочную страну. Просто смотрела и думала о своей сиротской жизни.
К ней иногда подходили люди, о чём-то спрашивали, сочувственно кивали головами, некоторые клали девушке руку на плечо. С ней общался и сосед Максим Баков. Понятно, что он успокаивал девушку, что-то ей говорил, переминаясь с ноги на ногу. Амелия смотрела в сторону и, казалось, что абсолютно ничего не видела и не слышала.
Взгляд её был отсутствующим. Максим, конечно же, понимал, что Древцовой сейчас не до него. Но когда же, наконец, придёт то время, когда Амелия обратит на него внимание? Может быть, никогда. Нет, он, хоть и скромный увалень, но не согласен с этим, с такой постановкой вопроса.
Незаметно наступила в Кедровой Выси середина марта. Но и в это время всё ещё владычица на Севере Восточной Сибири зима, холодная и неторопливая… на уход. Это время и морозов, а к концу марта и долгих метелей. Но весна, всё же, весна была, где-то, рядом, дыхание её ощущалось. Да и дни стали длинней.
Немало здесь, в этом большом посёлке в своё время состоялось самых интересных, счастливых и «громких» судеб, но много и таких, которые сломала, искалечила сама жизнь. Не пожалела, уничтожила. Там, где живут люди, существуют и проблемы. Оно верно, нет человека – нет проблемы. Но он есть, этот человек.
Наверное, среди неудачников была и она, Амелия Древцова. Полная сирота, в общем-то, ни кому не нужная, по большому и по малому, счёту красавица, самая пригожая в окрестностях Кедровой Выси. Да и за его пределами.
По мартовскому холодному снегу брела она к маленькому автобусу, который довозил желающих улететь отсюда, из этого глухого угла, куда-нибудь – хоть на край света. Одна дорога из этих мест, которая ведёт к большому миру, существуют только через… аэропорт. Только самолётом убраться отсюда восвояси, быстрее, надёжнее будет. Амелия собралась лететь в Иркутск, туда, куда глаза глядят, или в то место, где тебя, может быть, ждут.
Но, чаще всего, в жизни получается так, что никто, никого и нигде не ждёт. Люди бывают настолько эгоистичны и черствы, что даже не подозревают об этом.
Молодая и красивая девушка Амелия улетала отсюда не от хорошей жизни. Её давило жуткое одиночество. Конечно, если рядом с ней был бы надёжный парень, который боготворил её… Возможно, такие и проживали в Кедровой Выси, но она пока никого не любила, как говорят, не встретила свою судьбу.
По сути, она бежала из глухого таёжного посёлка, веря, что там, за горизонтом её ждут самые светлые перемены. Да и дед Степан говорил ей, что есть на земле человек, который, может быть, поможет ей встать на ноги. А встать, ой, как надо. Но, правда, по большому счёту, надеяться не на кого. Только на себя.
Почти уверена была Древцова в том, что не найдёт в Иркутске Малихова. Да и, скорей всего, этих стареньких домишек по улице Лётчиков давно уже в природе не существует. Но если не удастся ей устроиться в городе, то ничего не поделаешь, вернётся она в Кедровую Высь. Не жить же на улице.
А в домишке своём она и окна даже досками не стала заколачивать. Кроме того, избушка её всегда будет находиться под постоянным присмотром, участковый полицейский Дмитрий Ребров клятвенно обещал за её жильём наблюдать. Дверь на замке, значит, всё нормально.
Она терпеливо ожидала на ближайшей остановке автобуса, следующего в аэропорт. С небольшим старым чемоданчиком, с маленькой сумочкой на плече, она то и дело, приплясывала на месте от холода. Да и не мудрено. На ногах поношенные сапоги, видавшая виды коричневая дублёнка, старая шаль.
Деньги имелись. Но она знала, что сейчас тратить их следует рачительно. Ведь совершенно неизвестно, что там… впереди. Может быть, и ничего страшного. Но, во всяком случае, манны небесной не предвидится.
Из-под шали глядели в этот холодный мир большие чёрные глаза, но заплаканные и очень грустные. Красавица, по всем статьям. Как раз из тех, которые смело и широко могут шагать на подиумы для показа всяких разных моделей одежды, да и демонстрировать свою молодость. Таких ловят сутенеры и те улыбчивые субъекты, которые, самым наглым образом, занимаются торговлей людей и поныне, но не так открыто, поставляют за рубеж, как сейчас многие выражаются, «свежее сексмясо».
Но у Древцовой планы были иные. Она хотела спокойно жить, работать и ждать своего женского счастья. Как водиться, придёт пора – и найдётся любимый, один единственный и неповторимый. Дай бог, что бы так происходило в жизни у всех.
Подошёл автобус, и она с другими, несколькими пассажирами вошла в салон полупустого автобуса, прощальным взглядом окинула улицу, где жила, и опустила вниз голову. Сняла старые шерстяные варежки, спрятав их в карман. Никто её в аэропорт не провожал. Добрые соседи, как могли, рано утром пожелали счастья и счастливого полёта. Вот и всё.
Автобус тронулся с места и, проходя юзом задними колёсами по укатанному снегу, медленно поплыл по дороге в сторону аэропорта. Амелия даже была рада тому, что её никто не провожал. Она не хотела этого, лишние разговоры, вздохи и причитания. К чему и зачем? Когда и так всё ясно и понятно. Для многих в Кедровой Выси точная дата её отлёта осталась тайной. Если бы это было бы не так, то, разумеется, обязательно пришли бы проводить её в аэропорт, к примеру, Дмитрий и Марина Ребровы. Да и другие не поленились бы, оторвали бы свои зады от мягких кресел и жестких табуреток.
Амелия понимала, что они сделали бы этого из-за уважения к памяти её деда. Ведь Степан Акимович Рудых был не только отличным аккордеонистом и работником культуры с высшим образованием, но и прекрасным человеком. А ведь это, по большому счёту, дар божий. По-настоящему хороших людей не так уж и мало. Просто не всегда они заметны. Добрые помыслы и действия чаще всего не бросаются в глаза потому, что они естественны.
Неторопливо автобус доехал до аэропорта, и пассажиры, не спеша, вышли из него на площадь перед сельским аэровокзалом. Без малой авиации людям всей Земли, как говорится, никуда – ни сейчас, ни потом. Ведь всё ещё летают между посёлками старые самолёты «Л-14», даже «Ил-18», пассажирские вертолёты, но большей частью, почти древние, но очень надёжные трудяги, «кукурузники» – «Ан-2». Придёт время, когда их заменят отечественные современные и комфортабельные авиалайнеры.
Направляясь с чемоданом в сторону аэровокзала, старого деревянного здания, Амелия машинально следила за тем, как на посадку заходил небольшой самолёт отечественной марки «Байкал». На таком вот точно и предстояло через полтора часа ей улетать в Иркутск.
Внутри здания аэровокзала её ожидал Максим Баков. Каким-то, очень не понятным образом, он узнал, что Амелия сегодня и навсегда, скорей всего, улетает из их глухого таёжного посёлка. Ясно, она бежит отсюда от тоски и не от сладкой жизни. Таковой у неё здесь не ожидается.
Во многом её покойные мама и папа постарались сделать всё для того, чтобы доброе имя дочери некоторые «доброхоты» начали очернить уже сейчас, когда она молода и не в каких грехах не замешана. Кстати, в отличие от многих других… условно положительных.
Баков вырвал из её рук чемоданчик и сказал:
– Амелия, не улетай никуда! Тебе нелегко будет в большом городе среди незнакомых людей, которые заняты своими делами. Им не до тебя, останься!. Я прошу тебя. В незнакомых местах всегда неуютно.
– А здесь что хорошего, Максим? – сказала она. – Мандариновые или апельсиновые рощи растут? Наивный ты… Тебе просто рассуждать.
– Я не смогу без тебя жить. Ты же знаешь, я люблю тебя.
– Тебе это только кажется, Максим. Тебе это чудится потому, что мы соседи и учились в одной школе… Ты на два года постарше меня. В общем, часто видим друг друга. Ты молод, силён и красив, и я не так страшна.
– Что ты говоришь, Амелия! Страшна? Да красивей и добрей тебя не существует никого в этом мире. Я очень…
– Не договаривай. Я знаю, что ты скажешь. Ты уже сообщил, что любишь меня. Ты ведь только что сказал мне об этом. Может быть, это так, а может, и нет. Но ты не держи на меня зла, потому что я не люблю тебя. Кроме того, я никому здесь не нужна. Я знаю точно.
– Мне нужна. Я двадцать раз это повторю.
– Не переживай, Максим. Может быть, помыкаюсь в чужой стороне и назад вернусь. По-разному случается.
– С одной стороны, я не хочу, чтобы ты мыкалась, но с другой – жду твоего скорого возвращения домой. Если через пару месяцев не вернёшься, то я тебя в Иркутске найду. По поздней весне или к началу лета за тобой приеду.
– Красивое время. Над полями жаворонки поют о своём личном счастье.
– Да плевать я на них хотел. Я днём и ночью думаю о тебе.
На какое-то время в их разговоре возникла пауза. Каждый из молодых людей думал о чём-то своём. Мыслей хватало. Но они были разные. Ирина думала и гадала, что её ждёт там, впереди, сможет ли она выжить без своего деда. Конечно, Максим думал и об этом тоже, о судьбе Амелии, но больше его заботило то, что теперь он не скоро увидит бесприютную и, по-своему, несчастную красавицу.
Может быть, даже никогда они не встретятся. Как же ему жить дальше?
– А там? Кому ты нужна там? – возбуждённо возразил Максим. – А здесь мы поженимся! Тебе тяжело будет одной в Иркутске. Там ведь нет меня.
– Там нет тебя. Но я надеюсь, что мир не без добрых людей.
– Я не спорю. Но часто ведь злобные субъекты надевают на свои лица улыбчивые маски. Не делай глупостей, Амелия! Остановись! Я ведь тебя…
– Я не так добра, Максим, как ты считаешь, – серьёзно ответила Древцова. – Ты заблуждаешься. У меня хватит силы и воли ещё раз сказать, что я не люблю тебя. Если честно, то я никого не люблю, кроме своего покойного деда. Но его нет… больше. Поэтому тут мне некого любить.
– Не говори так, Амелия. Ведь ты ничего пока о себе не знаешь. Горе твоё велико, я понимаю. Но пора утешиться. Но твой дедушка – одно, а я – совсем другое.
– Я не одна такая. Большинство людей не знают, кто они такие. Многие и не желают знать. Немало ведь бесприютных душ. А тебе, Максим, работать надо, а потом и учиться.
– Да, наверное, на заочное отделение буду поступать, может быть, в следующем году.
– Всё у тебя сложится нормально. Я знаю. Совсем скоро ты женишься на Таньке Рамаевой. Она, к тому времени, станет уже бухгалтером с высшим образованием. Пока учится, кажется, в Красноярске. Всё у вас рассчитано и продумано. За вас с Танькой ваши родители всё уже решили.
– Плевать я хотел на Рамаеву и на всякие там её университеты! Ты для меня всё! И я клянусь, Амелия, что найду тебя, где бы и с кем бы ты ни была!
– Давай, для начала, присядем, что ли. Мест свободных много.
Он кивнул головой, и они устроились на свободных местах. Рядом друг с другом. Со стороны можно было и на самом деле принять их за влюблённых. Но это было не так. Амелия не питала никаких чувств особых к своему соседу и бывшему школьному товарищу. Никаких!
Но они ещё долго разговаривали друг с другом, иногда кивая головами. Порой беседовали разгорячено, жестикулируя руками.
Время расставаний всегда летит стремительно. Так случилось и сейчас. С взлётно-посадочной полосы к аэровокзалу подрулил небольшой самолёт «Байкал». Они заспешили на посадку. Тут, вполне, провожающим можно было подходить прямо к трапу воздушного пассажирского судна.
Максим подал ей чемоданчик. Амелия, в знак благодарности, поцеловала его в щеку и вошла вовнутрь самолёта. Провожающие по просьбе техников отошли от самолёта на почтительное расстояние. Он видел, как из иллюминатора самолёта смотрело на него лицо заплаканной Амелии Древцовой. Девушка махала ему обеими руками.
В удручённом состоянии Баков вышел из здания аэровокзала с большой бутылкой, полторашкой, пива в руках. Он сосал, на морозе, прямо из горлышка этот хмельной напиток и взглядом провожал улетающий в дальнюю даль небольшой, но комфортабельный самолёт «Байкал». Возможно, он сейчас навсегда разлучал его с собственной судьбой и счастьем.
Понимал он, конечно, что никакое спиртное, даже выпитое просто так или для успокоения души, не помогает решать ни сложных, ни простых проблем, тех самых, от которых иные пытаются уйти традиционным способом. Выпил, как говорится, и всё до лампочки. Увы, так не бывает. Да и Максиму никогда не суждено было стать пьяницей или алкоголиком, он не понимал и не принимал вкуса алкоголя. Потому и оставил эту бутылку с пивом на скамейке, наполовину не допитой.
Самолётик был небольшой, но не только снаружи, но и внутри довольно комфортабельный. В его уютном салоне во время полёта большинство пассажиров дремало, относительно удобно расположившись в своих креслах.
Древцову тоже клонило в сон, и она, облокотившись на спинку кресла, тоже решила немного поспать. Но ей не дала этого сделать сидящая радом с ней пассажирка, девушка лет восемнадцати-девятнадцати, полнолицая блондинка. Она бесцеремонно толкнула Амелию кулаком в бок:
– Не спи! Мне же скучно так сидеть. Давай, поболтаем!
– Это твоё дело, – предупредила она соседку. – А если будешь тут своими окороками меня давить и костяшками размахивать, то получишь, конкретно, в лоб. Ты ведь этого хочешь? Я правильно понимаю?
– Классно!
– Что классно?
– В лоб сама можешь получить. Меня прикололо совсем другое. Ты такая, блин, красивая! Просто обалдеть.
– Ну и что? Я особо собой не любуюсь. Ты тоже… ничего. Что-то я тебя в нашем посёлке не видела.
– Я – иркутянка. К родной тётке Валентине в вашу деревню в гости прилетала, для разнообразия. Меня Люба звать. А как тебя?
– Амелия. Я спать буду. Между прочим, Кедровая Высь – не деревня, а посёлок городского типа.
