Блудная дочь. Исповедь московской путаны

скачать книгу бесплатно


– Спасибо, Минька.

– Да не за что. Жалко, конечно…

Он не договорил. Я понимала, почему жалко. Этот приезд в деревню для меня станет последним. Мы вряд ли еще увидимся. В прошлое уходила целая жизнь. И даже если когда-нибудь встретимся – кто мы будем друг другу? Чужие люди.

Я ничего не брала с собой. Только паспорт и деньги, припрятанные как раз на подобный случай. Шла к ближайшему городу, не через село – там бы нашли. Семнадцать километров по полю, потому что по дороге тоже было опасно идти – могли завернуть. Уже из города позвонила маме, предупредила, что еду.

– А что случилось, Ляля?

– Потом расскажу. Наши бабушки с дедом во главе с ума сошли.

Я первый раз уезжала одна. Дорога не близкая: сначала на автобусе нужно доехать до Нижнего Новгорода и только затем сесть на поезд – и до Москвы.

Мама встретила меня не очень-то ласково: дед ей успел позвонить раньше, чем я добралась.

– Ничего не было, мама, – пыталась я защититься. Но были найдены вещественные доказательства: порванные трусы под подушкой.

– Я не знаю, что там делали трусы, к тому же порванные, – отбивалась я. – В карты на раздевание – да, играли. Но проигрывала-то не я!

Ситуация была смешной и грустной одновременно. Детство захлопнуло двери, а для взрослой жизни я еще не была готова. И у меня разом не стало друзей. Тех, с кем не страшно было и взрослеть вместе. Я вдруг осталась совершенно одна. А понимала ли это? Вряд ли.

Глава 2

Семья

Из троих детей я была младшей. Жили трудно сначала – брак моего отца, в то время занимавшего очень высокое положение, и моей матери из простой среды, был воспринят начальством в штыки. Ситуация осложнилась тем, что фактически мама увела отца от его предыдущей жены, с которой он прожил больше тринадцати лет. В конце семидесятых такое поведение сочли аморальным и обоих уволили. Маму сразу, отца – через два года после развода с женой.

Уходя, папа не взял ничего, кроме ключей от старенького дырявого «москвича». У мамы к тому времени уже была дочь от первого брака – восьмилетняя Надя. Жили в пустой квартире. Денег на мебель не было. Мамины родители не помогали: у нового зятя оказался длинный нос и армяно-еврейские корни. Этого было достаточно, чтобы папу долгое время не принимали в семью. Нуждались буквально во всем: работу найти было сложно. А потом и дети пошли. В 82-м году родился мой брат, Игорь, а спустя еще время, в конце 83-го, на свет появилась я.

***

Воспоминание из раннего детства: сидим на матрасе, мама обнимает нас с Игорем и читает стихи. Лермонтова. Есть нечего, но мы счастливы: мама читает. Когда Игорь пошел в первый класс, жить стало легче: папа устроился на работу в издательство, маму взяли библиотекарем в школу. Тогда по пятницам приходили ребята из класса брата, рассаживались с подушками на полу, мама зажигала «свечку-сказку» в деревянном подсвечнике и читала страшные сказки про мертвецов и всякую нечисть. Это были малоизвестные русские народные сказки, тогда, да и сейчас – редкость большая. И мы слушали, затаив дыхание. Помню, как я гордилась, что у меня такая хорошая мама. И мечтала скорей пойти в школу, чтобы и с моим классом было так хорошо, как сейчас. Но на меня у мамы сил уже не хватило.

***

Иногда она заменяла уроки. Могла вести все, что угодно: от математики до литературы. На ее занятиях было интересно, но страшно: я боялась, что мама спросит то, чего я не знаю, и отругает меня при всем классе или, того хуже, побьет. Лупила она меня регулярно. И брату тоже доставалось частенько.

– Бестолочи! – ругалась мама. – Элементарщину понять не можете. А как дальше будете? Дальше ведь будет сложнее!

Мы обижались, но умнее не становились. Мама отчаивалась донести до нас хоть что-то из того груза знаний, который мы, по ее мнению, обязаны были иметь. Но я любила литературу и русский. И терпеть не могла математику и труды. И брат не любил математику, предпочитая историю и компьютер. Мама пыталась побороть нашу лень, но мы становились лишь изворотливее в придумывании очередных отговорок, чтобы не делать то, что делать должны. В шестом классе я выбросила дневник на помойку, потому что там завелась моя первая тройка. Разумеется, все раскрылось, и влетело мне тогда будь здоров.

Тем не менее, мы были очень привязаны к маме. Ревновали друг к другу, тянули каждый к себе, требуя больше любви. И мама играла на наших к ней чувствах: ее проявление интереса и нежности к нам напрямую зависело от нашего поведения. Получила пятерку – любимая, принесла двойку – нет. Мы из-за этого сильно страдали, завидовали и мстили друг другу. Дрались все время. Не было дня, когда бы мы жили мирно. Придумывались всевозможные предлоги для обид, но причина была одна: маму не поделили.

С отцом было не так. Мы его видели редко: он много работал, а дома вел тихую незаметную жизнь. Никогда не ругался, ни разу не поднял на нас руки. Все свободное время читал, спал или играл в «косынку». С возрастом отношения с отцом усложнились: я стала раздражаться по малейшему поводу, искала возможности поругаться, спровоцировать его на конфликт. Мне были невыносимы его прикосновения. Я хлопала дверью, хамила… Безобразно себя вела. И не понимала, что происходит, не могла объяснить свое поведение ни другим, ни себе. Запиралась в своей комнате, вжималась в подушку и злилась на весь белый свет.

***

Единственное, что нас с ним хоть как-то в то время сближало – это любовь к животным. Любым, разницы я не делала никакой. Мама приходила в ужас от всех моих тараканов, лягушек, мышей и крыс, но ничего не могла с этим поделать: даже если удавалось избавиться от одних «постояльцев», на смену им тут же приходили другие. Бывало, мне приходилось разыгрывать целые спектакли, чтобы очередной «нелегал» получил «прописку» в нашей квартире. И без поддержки папы было не обойтись.

Помню, как я решила таким образом «легализовать» очередного крысенка, уже неделю жившего тайно в коробке из-под обуви в книжном шкафу. Яшка была совершенно ручной месячной крыской, к тому же неглупой: имея возможность бродить, где ей вздумается, никогда не выходила за пределы моей комнаты, отзывалась на имя и пряталась, если слышала чужие шаги. Тем не менее, я понимала, что долго так продолжаться не может, ведь она могла в любой момент перегрызть проводку. Если бы это случилось, то досталось бы второй крысе, «легализованной» около года назад.

«Операцию» решила приурочить к папиному Дню Рождения. Я надеялась, что в такой день все будут в благодушном настроении, и нам с Яшкой удастся избежать скандала. За несколько дней до этого маме стали чудиться большие дикие крысы, бегающие по квартире.

– Я вам говорю, крысу видела! Вот такую, огромную. Серую! – в ужасе рассказывала она. Сима, вторая крыса, была серой и тоже ручной. Папа ее любил и часто носил на плече. Ему нравилось слушать, как Симка фыркает и чихает ему в ухо. Мама за это на отца обижалась и считала его в этом отношении самым настоящим предателем.

Так вот, сначала думали, что это она по ночам выходит и маму пугает. Но оказалось, что все это время крыса сидела в клетке. Яшка же была маленькой и к тому же двухцветной: черная с белым.

Мой план был прост: я решила выдать свою Яшку за ту самую «дикую, серую и огромную» крысу. Для этого просто незаметно выпустила ее в той комнате, где собирались сидеть за столом. Яшка, умная девочка, сразу же побежала под диван и там притаилась. Я не могла за ней наблюдать – нужно было помогать маме – и крыса на какое-то время оказалась предоставлена самой себе.

Когда стол был готов, и семья стала рассаживаться по местам, Надя, моя сестра, хотела взять стул, на котором висели штаны брата. Она сняла их со спинки и зачем-то встряхнула… вывалив на середину комнаты Яшку. Завизжав, женщины в один миг вскочили на кресла.

– Ляля!!! – хором завопили они.

Мне потребовался весь мой актерский талант, чтобы не рассмеяться и сделать вид, что я сама удивлена не меньше их.

– Ну, надо же… крыса! – сказала я. И добавила для достоверности: – Не слезайте пока. Вдруг она дикая?

– Дикая?.. – У Нади задрожали коленки. А мама сказала:

– Я же говорила вам, что крыс видела! Их, может, полчища здесь. Это все Лялька виновата: натаскала нам всяких, а они, может, запахом приманивают других. Или еще как-нибудь сообщают: приходите, здесь жрать дают!

Мама говорила и распалялась. Вот уже и сестра в отчаянии закричала:

– Да выбросите вы их всех! Это же страх один.

И все кончилось бы, наверное, плохо, если бы не вмешался отец:

– Успокойтесь. Что вы орете? Она маленькая же совсем. И боится сейчас больше вашего.

– Ага, маленькая… – не сдавалась мама. – А хвост у нее вон какой! И зубы тоже… А если б она ночью по лицу прошлась? Смерти моей захотел, да?

Папа ничего не ответил, и я сделала вид, что занята поиском какого-нибудь предмета, чтобы дать его крысе и посмотреть: будет она на него бросаться или нет. Потыкав в «ребенка» трубочкой, поиграв с ней шнурком и, наконец, вручив кусок колбаски, было выяснено, что крыса ручная, беззлобная, и аппетит, несмотря на агрессию окружающих, у нее превосходный. Но пока мы с папой умилялись положительными качествами зверька, мама задала новый вопрос:

– А что здесь делает такая замечательная ручная крыса?!

Все уставились на меня. Даже папа.

– Н-не знаю, – пряча глаза, промямлила я. Но потом сообразила, что проваливаю всю операцию, и перешла в наступательную позицию: – А что вы прицепились ко мне? Ну, крыса какая-то пришла, ну и что? Может, это соседи подбросили! Или Бог послал! Мало ли! И вообще – вы замучили уже животное воплями своими. Даже я чуть не оглохла, а ей каково? Маленькой? Подумали, нет?

Не дожидаясь ответа, я подхватила и правда пришалевшую крысу и убежала к себе. Сквозь закрытую дверь я слышала разговор за столом – все спорили, что делать с крысенышем дальше. Игорь предложил выбросить обеих крыс в мусоропровод.

– Нафига они здесь нужны? Развели, понимаешь… А все ты, мать, вечно на ее поводу идешь! И папаня туда же…

– Что ты имеешь против безобидных животных? – вступился за нас отец. – Они что, и тебе по ночам мерещатся? Полчищами?

– Я имею против нее, – Игорь кивнул в мою сторону. – Разбаловали ее. Все ей можно, вот она и обнаглела вконец. Сегодня она крыс тащит, а завтра мы будем крокодилов из ванной вылавливать?

– Игорь, ты неправ, – мягко попытался остановить его папа. – Просто у вас разные увлечения. Тебе нравится играть за компьютером, а Ляле нравится возиться с животными. Что здесь плохого?

– А то плохое, – сказала мама. – Что после Лялиных невинных увлечений у матери неделями давление не проходит! Значит, так. Вы как хотите, но чтобы крыс не было в доме больше! Все. Хватит!

Я сжалась. Значит, они могут сделать плохое не только Яшке, но и моей серой Симе! Что, если сделают?

В комнату вошел брат.

– Где крыса? – сухо спросил он.

Я указала на коробку из-под обуви. Ни слова не говоря, он схватил крысенка и вышел из квартиры. «В мусоропровод!» – поняла я. И похолодела. Этого нельзя допустить!

Я бросилась следом.

– Игорь, стой!

Брат стоял в нерешительности за дверью. Конечно, он не собирался выбрасывать крысу. Ему просто хотелось помучить меня и заодно показать маме, какой он, на моем фоне, хороший. Мне потребовалась доля секунды, чтобы все понять и на ходу переиграть ситуацию.

– Ну что? Ты же собирался спустить ее в мусоропровод. Чего ждешь? Давай!

– Иди отсюда, – пробурчал он. Все это время Яшка сидела на его ладонях, облизывала ему пальцы и тихонько пофыркивала. Ну как можно бояться такое трогательное существо? Как можно причинить ему зло? Игорь не был бездушным, никогда не был, даже когда ему хотелось таким казаться. Вот и сейчас он рвался между возникшей симпатией к зверьку и желанием угодить матери. Но первое оказалось сильнее.

– На, – протянул он мне Яшку. – И чтоб больше я не видел этого.

– Спасибо, – почему-то вырвалось у меня. Тогда я подумала, что мой брат – далеко не самый плохой на свете.

Позже страсти поутихли, и Яшка осталась жить в семье. Как мне и хотелось.

***

…Папа умер в возрасте 63 лет от инфаркта, четвертого по счету. Мне было 16 лет. Смерть отца здорово подкосила нашу семью. Мама стала часто и сильно болеть. Она любила отца, но только после его смерти вдруг поняла, какое огромное место он занимал в ее жизни.

Я тогда мало что понимала. Сосредоточенная на собственных переживаниях, росла эгоистом.

Отношения с братом ухудшились. Дело шло уже дальше драк: нам было тесно под одной крышей. По большому счету, эгоистами мы были оба. Нам дела не было до того, что чувствует мать.

Сестра рано вышла замуж и жила с мужем отдельно. Вплоть до моего ухода из дома, у нас с ней сохранялись хорошие отношения. А потом… все изменилось.

Глава 3

Разрыв

Основной причиной моего ухода из дома все-таки был конфликт с братом. Я много об этом думала. Снова и снова прокручивала события тех дней и всякий раз приходила к одному и тому же выводу: по-другому я поступить не могла.

Я мечтала жить одна. Бредила независимостью. Чем больше семья сопротивлялась моему уходу из дома, тем тверже я становилась в своем решении. Я непременно уйду! Сегодня или завтра, или через неделю, неважно. Мне было необходимо уйти. В этом рвении я впервые проявила характер. Как позже сказала мама: «Оля, у тебя сильнейшая воля… к абсурду». Может быть.

Решение уйти в публичный дом пришло не сразу. Я подбирала другие варианты. Жить в общежитии, уйти в монастырь, поехать в глухую деревню… замуж выйти, в конце концов. Но женихи в очередь вставать не спешили, денег, чтобы жить в другом месте, у меня не было, в монастырь уйти я тоже не могла, потому что в то время увлекалась баптизмом… куда еще?

Разговоры с матерью и сестрой заканчивались одним и тем же:

– Оля, пойми, жить одной очень трудно. Ты не сможешь, не справишься, ты еще не готова…

Из меня пробовали «выколачивать дурь», водили к психологам и психиатрам. Но все эти попытки оградить меня от принятого решения привели лишь к тому, что я стала во всех домочадцах видеть своих врагов. Так продолжалось несколько месяцев.

А потом я купила журнал «Работа и зарплата», долго просматривала его и, наконец, нашла объявление о приеме девушек на работу. На какую работу – я знала. Не совсем же глупой была…

Позвонила. Первое собеседование не прошла – не подошла по внешним данным. Как я тогда переживала! Неужели я до такой степени некрасивая, что меня даже в бордель не берут? Девочке восемнадцать лет. Женственность толком проснуться еще не успела. Мужиков откровенно боялась. Пухленькая, угловатая, неуклюжая… Прыщики подростковые не прошли даже. Кому такая нужна? Больно было.

Вот тогда включился другой «аргумент»: возникло непреодолимое желание стать другой. Не просто прийти в публичный дом и пережить там какое-то время, нет. Чтобы заглушить боль, причиненную мужичонкой-охранником, сказавшим: «Извините, вы не подходите…», мне требовалось стать лучшей. Этот мотив и определил все мои дальнейшие действия… и упорство, с каким я рвалась из дома в ту страшную и совсем незнакомую жизнь.