скачать книгу бесплатно
– Тебе лучше уйти, Генриетта, – ледяным тоном попросил Сен-Жюст.
– Уйти? – недоуменно прошептала девушка. – И оставить тебя с ней?
– И оставить меня в покое! – взорвался он. – Я же ясно дал понять, что ты питаешь напрасные иллюзии на мой счет! О чем нам еще говорить?
– Где ваша гордость, мадемуазель? – вмешалась Элеонора. – Мужчина отвергает вас и просит уйти. Подчинитесь его решению и сохраните остатки собственного достоинства.
Эти жестокие слова, сказанные с надменной нравоучительностью, на которую эта посторонняя женщина не имела ни малейшего права, выплеснулись на Генриетту, подобно ушату холодной воды. Она встрепенулась, приосанилась и с вызовом проговорила:
– И ты снова ничего не скажешь, Антуан? Снова не велишь ей замолчать?
– Я снова попрошу тебя уйти, – отрезал Сен-Жюст и отвернулся.
– Так будь ты проклят! – крикнула Генриетта и выбежала из квартиры, оставив входную дверь распахнутой настежь.
Сен-Жюст неторопливо прошел в прихожую, закрыл дверь и запер ее на ключ. Вернувшись в гостиную, он кинул на Элеонору мрачный взгляд.
– Ни к чему было столь жестоко обращаться с этой девушкой, – строго проговорил он. – Мы с вами и мизинца ее не стоим.
Элеонора деланно рассмеялась и, пожав обнаженными плечами, ответила:
– Возможно. Вам виднее. Только вот влюбленность ее мизинец явно не украшает.
Сен-Жюст, не проронив ни слова, подошел к окну и долго-долго смотрел куда-то вдаль. Элеонора терпеливо ждала – ждала, когда он прогонит ее, ибо была уверена, что именно это он собирается сделать. И не ошиблась. Обернувшись, Сен-Жюст удивленно посмотрел на молодую женщину, словно спрашивая, что она все еще делает здесь, и попросил вежливо, но настойчиво оставить его одного. Она немедленно подчинилась.
29 жерминаля II года республики (18 апреля 1794 г.)
Амар широкими шагами мерил погруженную в полумрак гостиную. Разгоряченный гневом и выпитым анжуйским, он распалялся все больше и больше, повышая тон, страстно жестикулируя и неоднократно выплескивая содержимое бокала, который держал в руке, на ковер, чем вызывал неодобрительное покачивание головой хозяина.
– Прекрати истерику, – наконец, проговорил Вадье. – Ты мне весь ковер зальешь.
– Ковер? – Амар в недоумении остановился и взглянул себе под ноги, не понимая, какое отношение какой-то ковер имеет к судьбам Франции, к их судьбам, о которых он уже битых полчаса разглагольствовал перед мирно потягивавшим вино шефом.
– Вот именно, ковер, – невозмутимо повторил тот. – Сядь и успокойся. Ты слишком много выпил. Это не идет на пользу твоей способности рассуждать.
– Мою способность рассуждать вином не убьешь, – отозвался Амар, но совету внял и, залпом прикончив бокал, тяжело опустился в кресло. – Я знаю, что мы должны предпринять, и не понимаю, чего ты медлишь! Швырни ему в лицо донос Невера! Посмотрим, как он запоет! Сразу надо было разоблачить его, еще тогда, в вантозе! Не пришлось бы сейчас глотать унижение.
– Полагаешь, одного сомнительного доноса достаточно, чтобы поставить под сомнение заслуги человека, на счету которого пара блистательных побед в Эльзасе и падение Дантона? – все с тем же ледяным спокойствием спросил Вадье.
– Раньше надо было действовать! Раньше! – Амар снова вскочил с кресла. – До разгрома фракций! До того, как у Сен-Жюста созрел план по передаче полиции Комитету спасения!
– Вмешайся мы в вантозе, ты сейчас ломал бы голову, как избавиться от дантонистов, Андре, – философски заметил Вадье. – Мы дали Сен-Жюсту возможность сделать очень важную работу, которую без него завершить было бы крайне затруднительно.
– И что теперь? Терпеливо ждать, пока он отправит нас вслед за Дантоном?
– Ну, до этого еще далеко, – обнадежил Вадье.
– Он забрал у нас добрую половину полицейских функций! – взревел Амар, с силой ударив кулаком по столешнице.
– Не стоит преувеличивать. Комитет общей безопасности не потерял ни одного из своих полномочий. Просто Комитет общественного спасения приобрел функции, отчасти дублирущие наши. Это разные вещи.
– Ты думаешь, он этим ограничится?
– Не думаю. Но на данный момент в нашей власти оспорить принятые в Бюро полиции решения и выдать противоречащие им распоряжения.
– И чего мы добьемся? Хаоса в полицейских делах, снижение эффективности нашей работы и, в итоге, открытую войну!
– Вот именно, войну, – кивнул Вадье. – И главным оружием в этой войне станет донос Невера, а также еще одно свидетельство, которое я надеюсь получить в ближайшее время.
– Что за свидетельство?
– Узнаешь, когда придет время.
Амар пристально посмотрел на Вадье. Старик чего-то не договаривает. Неужели он больше не доверяет ему?
– Не думай, что я тебе не доверяю, Андре, – примирительно проговорил Великий инквизитор, которому не составило труда прочесть мысли собеседника. – Но дело деликатное и не терпит спешки. Твое нетерпение может все испортить.
– И сколько времени тебе надо, чтобы, наконец, предъявить Сен-Жюсту обвинение?
– Месяца два.
– Два месяца?! – снова взорвался Амар. – Да за два месяца Комитет спасения окончательно завладеет всеми рычагами управления, если будет действовать теми же темпами, что сейчас!
– Не завладеет, – заверил Вадье. – Сядь и послушай, что я тебе скажу. И перестань подливать себе вина. Мне нужна твоя ясная голова.
Амар отставил недопитый бокал и послушно сел напротив хозяина дома.
– Так-то лучше, – кивнул Вадье и откинулся в старомодном кресле с высокой спинкой. – Для того, чтобы ослабить Комитет спасения, вовсе не обязательно объявлять войну, кричать и ломать копи в пустых дискуссиях. Достаточно лишь нейтрализовать его самых активных и враждебных нам членов. Улавливаешь, о чем я?
Амар отрицательно покачал головой.
– Начнем по порядку, – вздохнул Вадье, понимая, что разговор будет длиннее, чем он предполагал. – Комитет общественного спасения состоит из одиннадцати членов.
Амар возвел глаза к потолку, показывая, что не нуждается в том, чтобы ему сообщали очевидные вещи. Вадье сделал вид, что не заметил этого жеста, и продолжал тем же тягучим менторским тоном:
– Приер из Марны вечно отсутствует в миссиях, его мы в расчет не берем. – Амар кивнул. – Сент-Андре, Ленде и Клод Приер занимаются исключительно техническими вопросами снабжения и армией. Они нам не помеха. – Амар снова кивнул. – Остаются семь человек, – заключил Вадье и перечислил, загибая пальцы: – Робеспьер, Барер, Кутон, Сен-Жюст, Карно, Колло и Бийо. Барер не пойдет против Комитета общей безопасности, тем более теперь, когда его красотка у меня под колпаком. Шестеро. Карно не занимается ничем, кроме военной кампании. И даже если его можно назвать, скорее, амбициозным, его амбиции заканчиваются славой организатора побед. Славой, которая, кстати, не дает Сен-Жюсту спокойно спать по ночам. Но к этому мы еще вернемся. Остаются пятеро, Андре. Не так уж и много, если учесть, что Колло и Бийо всегда были близки экстремистам и имеют куда больше друзей в Комитете безопасности, чем среди собственных коллег. Факт немаловажный, должен заметить, даже если дружба в наши дни утратила свою былую искренность. Остаются трое, один из которых, Кутон, передвигается в инвалидном кресле и полностью находится под влиянием Робеспьера.
– Зато второй полон сил и энергии и стоит четверых, – раздраженно заметил Амар.
– Вот мы и добрались до сути, – Вадье сделал жадный глоток вина. – Достаточно удалить Сен-Жюста, чтобы ослабить Комитет спасения.
– Не забывай Робеспьера, – напомнил Амар.
– Робеспьер, действительно, представляет для нас немалую угрозу, – согласился Вадье. – Его авторитет огромен. Я даже не уверен, что кто-либо из политических лидеров за пять революционных лет пользовался хотя бы третью того авторитета, которым обладает он. Но он быстро угасает. Революция совершенно истощила его силы. Не надо быть врачом, чтобы понять, что он болен. Его время исчисляется месяцами.
– Три-четыре месяца он протянет, – заметил Амар, – а этого вполне достаточно, чтобы…
– Не Робеспьер является для нас основной помехой, Андре! – повысил голос Вадье, раздраженнный постоянными возражениями коллеги. – Его куда больше волнуют абстрактные материи. Угрозу для нас представляет только один из одиннадцати. Тот, кто молод и энергичен, кто рвется к власти любыми средствами и не остановится ни перед чем, чтобы расчистить себе путь к долгожданной цели. Повторяю, достаточно удалить Сен-Жюста из Парижа, чтобы развязать себе руки. Он поручил управление Бюро полиции младенцу Лежену, боящемуся собственной тени. Без поддержки Сен-Жюста Лежен нам не опасен. Пусть он занимается своими бумажками, плевать! Распоряжения будут исходить из Комитета общей безопасности.
– Формально Бюро подчиняется Комитету спасения. Не будет Сен-Жюста, кто-то другой из членов Комитета возьмет на себя управление полицией.
– Я только что обрисовал тебе ситуацию в Комитете спасения. Кто бы ни управлял Бюро, ссориться с Комитетом безопасности он не станет.
– Если только им не будет Робеспьер, – уточнил Амар.
– Робеспьеру не потянуть такую махину, – отмахнулся Вадье. – Если Сен-Жюст покинет Париж, влияние в Комитете спасения полностью передет в руки Бийо, Колло и Барера. И можем считать, что партия нами выиграна.
– Допустим, – нехотя согласился Амар и снова потянулся к бокалу под осуждающим взглядом Великого инквизитора. – Только каким образом ты надеешься удалить Сен-Жюста из Парижа на несколько месяцев, да еще в самый разгар его увлечения новым Бюро?
– Э-э, друг мой, ты забыл о другой страсти нашего молодого коллеги, – хихикнул Вадье, явно довольный собой. – Недаром я сказал, что слава Карно не дает ему спать спокойно.
– Война? Ты хочешь отправить его на войну? – осторожно спросил Амар.
– Именно, – Вадье положил в рот кусочек сыра, подцепив его крошечной вилочкой с серебряного блюда. – Северная армия давно нуждается в хорошей встряске. Сен-Жюст как раз тот, кто ей нужен.
– Ты отдаешь себе отчет, насколько возрастет его авторитет, когда он принесет победу?
– Победу? – Вадье не сдержал сухого смеха. – Похоже, Андре, ты плохо представляешь себе ситуацию на Северном фронте. Она приближается к катастрофической. Мы с трудом держим оборону, которую австрийцы прорвут со дня на день, после чего смогут двинуться на Париж. О наступлении и речи быть не может. Сен-Жюст увязнет там на три-четыре месяца, если не больше. Раньше осени мы его в Париже не увидим, ведь без победы, как ты правильно заметил, он не вернется. А до победы там так же далеко, как до первого снега. За это время многое случится. К тому же, как знать… – Вадье задумчиво пожевал морщинистыми губами. – Сен-Жюст горяч, а на войне опасность так близка… Шальная пуля может навсегда избавить нас от большой проблемы.
Амар удивленно взглянул на шефа. Неужели Вадье всерьез надеется, что Сен-Жюста убьют на фронте?! Он с сомнением покачал головой: это было бы слишком щедрым подарком судьбы.
– Что ж, – пожал он плечами, – если тебе, действительно, удастся отправить Сен-Жюста в армию, признаюсь, это сыграло бы нам на руку. А если, по своему обыкновению, он и Леба с собой прихватит, одним соглядатаем Робеспьера в Комитете безопасности станет меньше. Правда, я не представляю, как ты можешь повлиять на решение Комитета спасения.
– Моего вмешательства и не потребуется, – Вадье закинул ногу на ногу и сплел на колене длинные тонкие пальцы. – Кое-кто другой охотно возьмет на себя инициативу. Видишь ли, друг мой, один из коллег Сен-Жюста не меньше нас заинтересован в его отъезде.
Амар прищурился, словно пятаясь догадаться, кого имеет в виду Вадье. Великий инквизитор не стал долго томить его и подсказал:
– Барер.
– Барер? – недоверчиво протянул Амар. – Разве они с Сен-Жюстом не друзья?
– Друзья, сотрапезники, союзники, коллеги. Будь он ему хоть родным братом, больше всего Барер дорожит своей шкурой и… одной очаровательной головкой. И вот эта самая головка окажется в большой опасности, когда полицейские дела перейдут из-под нашего с тобой надзора под надзор Сен-Жюста. Красавица или нет – со шпионкой он церемониться не станет. А пассия Барера крепко увязла в английских сетях. Так что я не удивлюсь, если этой же ночью наши дорогие коллеги из Комитета спасения примут решение об отправке одного из них в Северную армию. И интуиция подсказывает мне, что им станет Сен-Жюст. Через несколько дней, Андре, ты сможешь вздохнуть с облегчением и ожидать новостей с фронта… которые получишь месяца этак через три. За это и выпьем, – он поднялся с кресла, и разлил оставшееся вино по бокалам. – За героическую победу французской армии в Бельгии и подвиги, которыми, безусловно, покроет себя народный представитель в миссии на службе отечеству! И за неизбежную интеграцию Бюро общей полиции в Комитет безопасности в самом скором времени, – добавил он, хитро улыбнувшись. – А вернувшись, Сен-Жюст уже ничего не сможет поделать: Бюро будет нашим, а его дружок Лежен вновь отправится перекладывать бумажки в каком-нибудь занюханном министерском кабинетике. Если, конечно, Сен-Жюсту повезет вернуться из той мясорубки, что ожидает его на Севере.
– Твоими бы устами, – Амар залпом осушил бокал.
Ночь с 29 на 30 жерминаля II года республики (18–19 апреля 1794 г.)
Интуиция (или надежная информация?) не обманула главу Комитета общей безопасности: этой ночью члены Комитета общественного спасения собрались на заседание, которое открыл Бертран Барер предложением отправить одного из Одиннадцати в Северную армию.
– С тех пор, как Сен-Жюст и Леба покинули Северную армию в плювиозе, положение дел на этом участке фронта не перестает ухудшаться, – говорил он. – Австрийцы с каждым днем усиливают свои позиции на нашей северной границе. Наши неудачи на Севере открывают врагу дорогу на Париж.
Приер повернулся в сторону хмурого Карно, исподлобья взиравшего на оратора. «Какого дьявола Барер лезет в военные дела?» – вопрошал взгляд военного стратега. Но Барер, увлеченный своими идеями, не смотрел на коллег и недовольства Карно не заметил.
– Северной армии необходим новый заряд энергии, волевая рука, обладающая большей властью, чем обычное военное командование. Ей нужен один из нас! – заключил Барер, с силой саданув кулаком по столу, покрытому зеленым сукном.
– Все верно, – прошептал Сен-Жюст.
Он не обращался ни к кому конкретно, отвечая, скорее, собственнным мыслям, но Барер расслышал его слова и подхватил их, словно только того и ждал.
– Я рад, что ты согласен со мной, Сен-Жюст, – он посмотрел с высоты своего роста на сидевшего рядом коллегу. – Признаться, я подумал о тебе, когда…
– Сен-Жюст необходим республике здесь, в Париже, – поспешно перебил его Робеспьер. – Если вам так не терпится отправить кого-то на Север, пусть едет Карно. Никто лучше него не знает положения дел на фронте и не мобилизует войска для победы.
– Я не могу уехать сейчас, – возразил Карно. – Я координирую сразу несколько операций, которые целиком завязаны на мне. Не забывайте, что существует еще Эльзас, а после ареста генерала Гоша республиканская армия многое потеряла, – он осуждающе взглянул на Сен-Жюста.
– Ничего она не потеряла! – вскричал тот, вскакивая с места. – Гош – предатель, всегда был им и всегда останется! Уверен, он только и ждал момента, чтобы перейти на сторону неприятеля, как Дюмурье год назад!
– Ненависть к Гошу ослепила тебя, Сен-Жюст, – Карно тоже возвысил голос. – Я согласился на его арест исключительно из соображений солидарности, не желая нарушать гармонию в правительстве. Но я не устану повторять, что этот арест – огромная ошибка, и если бы не ваши с ним личные дрязги, республика не лишилась бы своего лучшего генерала.
– У этого «лучшего генерала республики», как ты его называешь, Карно, амбиции застилали волю к свободе. Еще немного – и мы узрели бы Гоша ведущим войска на Париж, чтобы свергнуть республиканское правительство и учредить военную диктатуру!
– Это клевета, в которую уже давно никто не верит!
Карно сделал несколько шагов по направлению к противнику, но Барер, выпростав вперед руку, преградил ему путь.
– Сейчас не время для ссор, Карно, – примирительно проговорил он. – Эта история покрыта пылью. Ты хотел видеть Гоша во главе армии, Сен-Жюст – на эшафоте. Мы нашли разумный компромисс, ограничившись тюремным заключением. Все остались довольны, не так ли? – обернулся он к Сен-Жюсту, снова опустившемуся на стул. – И покончим с этим. Сейчас речь о другом. Северная граница республики под угрозой.
– От меня больше пользы в Париже, чем на Севере, – заключил Карно тоном, закрывшим дискуссию по его кандидатуре.
– Ну что ж, если Карно так боится пороха, – язвительно сказал Робеспьер, – предлагаю послать Кутона. Его революционный энтузиазм быстро поднимет дух армии, а власть Комитета, стоящего за ним…
– Боюсь, трудно поднять боевой дух разлагающейся армии из инвалидного кресла, Робеспьер, – вмешался Сен-Жюст. – Армейские миссии требуют от комиссара личного участия в боевых действиях. Сразу видно, что ты плохо представляешь себе, что такое война, если предлагаешь Кутону отправиться в армию.
– Комиссар не обязан лезть в гущу боя, – раздражение постепенно овладевало Робеспьером. – Только петушиный задор может заставить его рисковать своей свободой и жизнью, когда на нем лежит священная миссия нести революционные идеи солдатам.
Выпад явно был направлен против Сен-Жюста, и тот принял удар.
– Плевали солдаты на революционные идеи, исходящие от человека, отсиживающегося в штабе! Они желают видеть своего комиссара среди них, рискующим жизнью и готовым, подобно им, сложить голову за республику! Только тогда они будут уважать его и подчиняться его приказам.
– Ребячество! Мальчишество! – закричал Робеспьер.
– Ты прав, Барер, я должен ехать в Северную армию, – заключил Сен-Жюст, не спуская глаз с Робеспьера.
– Ничего ты не должен, – процедил тот, в упор взглянув на молодого человека. – Ты нужен мне здесь.
– Тебе?! – усмехнулся Сен-Жюст. – С какой стати ты отдаешь мне приказы?
– Ты нужен Комитету, республике, французскому народу! – Робеспьер перегнулся через стол, выставив вперед указательный палец. – Ты не смеешь рисковать жизнью!
– Моя жизнь, как и жизнь любого гражданина, принадлежит республике.
– Интересы республики требуют твоего присутствия в Париже, Сен-Жюст!
– По какому праву ты говоришь от имени республики? – Сен-Жюст чувствовал, что теряет контроль над собой и, приказав себе успокоиться, обернулся к Бареру: – Пиши приказ, Бертран. Я отправлюсь в ближайшие дни, как только завершу несколько дел в Париже.
– Никто не поставит подпись под этим приказом! – голос Робеспьера перешел на хрип. Еще немного – и он отзовется выматывающим кашлем.
– Увидим, – холодно бросил Сен-Жюст.
