скачать книгу бесплатно
– Я люблю тебя.
Я не ответил. Слова слились с темнотой, проникая в почву, затопленную водой.
– Нас убьют? – спросила Афра дрожащим голосом.
– Ты напугана.
– Нет. Мы сейчас так близки к смерти.
Совсем рядом раздались шаги, голоса стали громче.
– Говорил же тебе, – произнес мужчина. – Говорил не отпускать его!
Я затаил дыхание и прижал Афру крепче к себе, не давая ей пошевелиться. Подумывал даже закрыть жене рот рукой. Вдруг заговорит или закричит. Теперь решала она: жить нам или умереть. Над головами появилось суетливое движение, приглушенные голоса, затем шаги стали удаляться. Только когда Афра выдохнула, я понял, что ее инстинкт самосохранения все еще жив.
Лишь к утру я решил, что наверху чисто: оттуда не доносилось никаких звуков. В щель металлического люка над головой пробивались лучи, подсвечивая грязные стены. Я толкнул люк и увидел широкое и неприкосновенное синее небо – цвет мечты. Афра проснулась, но молчала, затерявшись в темном мире.
Когда мы вошли в дом, я пожалел, что и впрямь не ослеп. Нашу гостиную разнесли в пух и прах, стены изрисовали в граффити: «Мы победим или умрем».
– Нури?
Я не ответил.
– Нури… что они сделали?
Я смотрел на Афру, стоявшую среди сломанных вещей, – темную призрачную фигуру, неподвижную и незрячую.
Но я ничего не сказал. Жена шагнула вперед и опустилась на колени, ощупывая пространство ладонями. С пола она подобрала сломанный сувенир: хрустальную птицу с золотой гравировкой на распахнутом крыле – «99 имен Аллаха». Свадебный подарок от ее бабушки.
Афра покрутила его в руках, как делала с гранатом, ощупывая линии и изгибы. Затем тихим голосом, словно девочка из ее прошлого, она принялась перечислять имена, высеченные в памяти:
«Создающий порядок, смиряющий, всезнающий, всевидящий, всеслышащий, дарующий жизнь, забирающий жизнь…»
– Афра! – окликнул я.
Она опустила сувенир на пол и наклонилась вперед, ощупывая другие предметы. На этот раз жена подняла игрушечную машинку. Я спрятал их в шкаф через несколько недель после смерти Сами. Сердце защемило при виде того, как теперь они разбросаны по полу. Рядом валялась банка с шоколадной пастой, любимое лакомство Сами, – она покатилась прочь от Афры и остановилась возле стула. Наверное, сейчас внутри была плесень, но я держал банку в шкафу с другими вещами, которые напоминали о сыне. Угадав на ощупь машинку, Афра тут же опустила ее на пол и повернулась ко мне, каким-то чудом поймав мой взгляд.
– Я уезжаю, – сказал я, – поедешь ты или нет.
Отойдя от Афры, я принялся искать наши сумки. Обнаружил их нетронутыми в спальне, перекинул через плечи и вернулся в гостиную. Жена замерла посреди комнаты. В открытых ладонях она держала разноцветные детальки лего – остатки дома, который построил Сами. «Нашего нового дома в Англии, – сказал он, согласившись переехать. – Там не будет бомб, и дома не разрушатся, как здесь».
Не знаю, имел ли он в виду дома лего или настоящие, но мне вдруг стало тоскливо от того, что Сами родился в столь хрупком мире. В нем не было ничего прочного, но Сами пытался представить себе место, где бы кругом не рушились здания. Я сохранил дом лего в шкафу точно в таком виде, каким сделал его наш сын. Даже подумывал склеить, чтобы мы смогли сохранить игрушку навсегда.
– Нури, – нарушила тишину Афра, – с меня хватит. Прошу, забери меня подальше отсюда.
Она стояла там, скользя взглядом по сторонам, будто в самом деле видела.
Глава 3
Просыпаюсь в саду, лежа на спине. Моя одежда промокла от дождя. В этом забетонированном квадрате растет всего одно дерево; его корни, проломившие плитку, впиваются мне в спину. Сжимаю в руке цветы. Кто-то навис надо мной, загораживая солнце.
– Что ты здесь делаешь, старый хрыч? – Сверху вниз с широкой улыбкой на лице на меня смотрит марокканец. Он говорит по-арабски. – Ты что, спал в саду?
Он протягивает мне руку, неожиданно крепкую для такого старикашки, и поднимает меня на ноги.
– Хрыч? – повторяю я, как в тумане.
– Ага, – усмехается он. – Так говорит продавец в магазине. Хрыч – значит старик.
Я следую за ним в теплую гостиную. Марокканец сообщает, что меня искала Афра.
– Она плакала, – говорит он, но мне не верится.
Когда я вижу жену в кухне, она уже одета и напряженно сидит на стуле, совсем как при Люси Фишер. Непохоже, чтобы Афра плакала. После отъезда из Алеппо я не видел ее слез и не слышал, чтобы она хоть раз всхлипнула. Афра крутит в пальцах стеклянный шарик. Пытаюсь забрать его, но она не отдает.
– Значит, ты и сама можешь одеться? – говорю я и немедленно сожалею о своих словах, увидев угрюмое лицо жены.
– Куда ты уходил? – спрашивает она. – Я всю ночь не спала, не зная, где ты.
– Я уснул внизу.
– Хазим сказал, что ты спал в саду!
Я напрягаюсь.
– Он очень добр, – говорит Афра. – Сказал, что найдет тебя, просил не волноваться.
Решаю прогуляться. Это мой первый выход за пределы дома. Здесь все странное, даже магазины, с виду жалкие, но кичливые: «Пицца гоу-гоу», «Чили тук-тук», «Польские смаки», «Павел Индия», «Мошимо». В конце дороги стоит круглосуточный магазинчик, откуда раздается громкая арабская музыка. Я направляюсь к морю. На пляже нет песка, только галька и валуны, но у набережной устроена большая песочница. Мальчик в красных шортах сооружает замок. Сейчас вовсе не жарко, правда здешние жители считают по-другому, иначе бы мать не надела на ребенка короткие штанишки. Он загребает песок совком и аккуратно насыпает в синее ведерко, пока то не наполнится. Потом ровняет сверху с помощью ручки совка.
Мимо носятся дети с мороженым и огромными, размером с голову, леденцами. Мальчик построил из песка целый город – использовал пластиковые крышки от бутылок и фантики, чтобы добавить цвета. Из потерянного носка и палочки от сахарной ваты он соорудил флаг. По центру он ставит чашку.
Юный архитектор встает и отступает на шаг, любуясь своим творением. Впечатляюще, он даже сделал с помощью чашки дома, окружающие замок, а бутылка из-под воды напоминает стеклянный небоскреб. Мальчик, видимо, почувствовал на себе чужой взгляд. Он поворачивается и пристально смотрит на меня. На его лице невинное, беззаботное выражение, как у детей, не знавших войны. Похоже, он собирается что-то мне сказать, но его зовет девочка. Заманивает мячом. Он колеблется, бросает последний взгляд на свое чудесное строение, на меня, а потом убегает.
Я сижу некоторое время на набережной возле песочницы и слежу за движением солнца по небосклону. Днем здесь тихо; дети ушли, а над головой собрались тучи. Достаю из рюкзака документы по предоставлению убежища.
«Вы имеете право остаться в Великобритании в качестве беженца при условии, что не можете жить в безопасности в любом регионе вашей страны, поскольку опасаетесь гонений».
Небо рвется на части, сверкает молния. Крупные дождевые капли падают на бумаги в моих руках.
«В Великобритании».
«В любом регионе».
«Опасаетесь гонений».
Дождь усиливается. Я убираю документы в рюкзак и иду вверх по холму в гостевой дом.
Афра сидит в гостиной у двойных дверей. Здесь слоняются и другие постояльцы, телевизор работает на полную громкость. Марокканец удивленно поднимает брови:
– Как дела, старый хрыч?
Теперь он говорит это по-английски, сверкая темными глазами.
– Неплохо, старый хрыч, – говорю я, выдавливая улыбку.
Этого ему достаточно. Марокканец от души смеется и хлопает себя по колену. Я снова сажусь за стол и смотрю на свое отражение в экране компьютера. Прикасаюсь к клавиатуре, но не могу заставить себя проверить почту. То и дело поглядываю на стеклянные двери. Стоит подняться ветру или сверкнуть молнии – и я ожидаю увидеть в саду силуэт Мухаммеда.
Выхожу во двор и ищу свою пчелу. Наконец нахожу: она ползет под деревом по веточкам и опавшим лепесткам. Когда я протягиваю ладонь, насекомое заползает мне на палец и следует до ладони, где поджимает лапки и устраивается, как в гнезде. Я несу ее в дом.
Хозяйка приносит на подносе чай и кенийские сладости, желтые из-за куркумы. Насколько я могу судить, она идеально говорит по-английски. Женщина эта столь миниатюрна, что ей впору быть куклой. На тонких ножках – громоздкие туфли на деревянной платформе. Хозяйка топает по гостиной и раздает сладости и чай. Она чем-то напоминает мне слоненка.
Марокканец сказал, что по профессии она бухгалтер: подрабатывает в офисе в южной части Лондона, но большую часть времени управляет гостевым домом. Местная администрация выделяет деньги на наше содержание. Хозяйка так сильно драит пол и стены, словно пытается смыть с них грязь от наших путешествий. Однако есть в ней что-то особенное, некая скрытая за фасадом история. В углу гостиной стоит шкаф из красного дерева. Он покрыт лаком и сияет, словно поверхность воды. Внутри полно бокалов. Каждый день хозяйка полирует и без того безупречную посуду. Суетится там с тряпкой, похожей на лоскут мужской полосатой рубашки – я даже заметил на нем пуговицу. Правда, зеленая плесень на стенах или слой жира в кухне, с палец толщиной, никуда не исчезают, однако хозяйка, очевидно, гордится тем, что заботится о нас. Женщина помнит наши имена – несомненный подвиг, учитывая, сколько людей бывает здесь. Хозяйка ненадолго задерживается, чтобы поболтать с афганкой, спрашивая, где та заполучила такой прекрасный хиджаб, вышитый вручную золотой нитью.
– Пчела еще жива! – замечает марокканец.
Смотрю на него с улыбкой.
– Она настоящий борец, – говорю я, – хотя прошлой ночью лил дождь. Долго она не протянет, если не умеет летать.
Я несу пчелу обратно, кладу на цветок, а потом мы Афрой идем спать. Помогаю ей раздеться и ложусь рядом.
– Где Мустафа? – спрашивает она. – Нет от него вестей?
– Давно уже нет, – говорю я.
– Ты проверял почту? Может, он пытался связаться с тобой? Ты сообщил, что мы здесь?
Замечаю странный звук, похожий на свист высоко в небе.
– Ты это слышишь? – спрашиваю я.
– Всего лишь дождь за окном, – говорит Афра.
– Нет же. Свист. Там что-то свистит. Без остановки. Словно начинается песчаная буря.
– Здесь не бывает песчаных бурь, – отвечает Афра. – Только дождь или его отсутствие.
– Значит, ты не слышишь?
С обеспокоенным видом она кладет голову на ладонь. Хочет что-то сказать, но я перебиваю ее, засмеявшись:
– Сегодня день был холодный, но солнечный. А теперь идет дождь! Английская погода – совсем как спятивший человек! Может, ты выйдешь завтра погулять? Мы побродили бы по набережной.
– Нет, – говорит Афра. – Не могу. Я никуда не хочу выходить.
– Но теперь ты свободна, почему бы тебе не выйти? Больше не нужно бояться.
Она ничего не отвечает.
– На берегу мальчик построил удивительный замок из песка, целый город с домами и даже с небоскребом!
– Замечательно, – отвечает Афра.
Были времена, когда жена все хотела знать и выспрашивала, что? я вижу. Теперь ничего не хочет.
– Нам нужно связаться с Мустафой, – говорит она.
Ненавижу темноту, ненавижу запах моей жены – это сочетание розовой воды и пота. Афра пользуется духами, перед тем как лечь спать: достает из кармана стеклянный флакон и наносит несколько капель на запястья и шею. В гостиной до сих пор ведут беседы другие постояльцы. Скрипят половицы – это поднимается марокканец, я узнаю его походку. Он по привычке останавливается. Сперва это кажется случайным, но есть в его движениях особенный ритм. Он проходит мимо нашей комнаты; я слышу, как по паркету катится стеклянный шарик. Мне знаком этот звук. Я подпрыгиваю с кровати и включаю свет. Вижу шарик Мухаммеда, направляющийся к ковру, поднимаю и смотрю стекло на просвет – его рассекает красная жилка.
– Что это? – спрашивает Афра.
– Просто стеклянный шарик. Ничего. Засыпай.
– Положи его на мою тумбочку, – говорит она.
Делаю, как она просит, и возвращаюсь в постель, на этот раз поворачиваясь к Афре спиной. Она кладет руку сверху, прижимает ладонь к позвоночнику, словно слушает мое дыхание. Я не закрываю глаз, потому что боюсь, потому что наступила
ночь
окутала нас с Афрой. Мы были у башни Баб-аль-Фарадж, в Старом городе. Ждали под деревом «тойоту». Рядом лежал труп мужчины. «Тойота» оказалась пикапом с выключенными фарами, металлическими решетками по бокам – в таких машинах обычно перевозят коров или коз. Мертвец лежал на спине, запрокинув руку над головой, – молодой, лет двадцати пяти, в черном свитере и черных джинсах. Афре я о нем не сказал.
Здесь мы встречались с проводником через границу.
Внезапно лицо трупа осветилось. Белое сияние то появлялось, то исчезало. В руке над его головой лежал телефон. У мужчины были карие глаза, густые брови. На левой щеке – старый шрам. На шее сверкала серебряная цепочка с подвеской-именем: Аббас.
– Здесь красиво, – сказала Афра. – Я знаю, где мы.
Когда-то напротив росли виноградники, а по ступенькам можно было подняться к воротам школы.
– Мы рядом с часами, – сказала она, – и еще за углом есть кафе с фруктовым льдом из розовой воды, куда мы водили Сами, помнишь?
Позади домов часы на башне Баб-аль-Фарадж засветились зеленым. Одиннадцать пятьдесят пять. Еще пять минут. Я беспомощно стоял и смотрел на Афру. Как потеплело от воспоминаний ее лицо! Поплакав и посмеявшись, она будто бы возвращалась к жизни. На мгновение показалась прежняя Афра и вновь скрылась. Стоя так близко к ней, я видел: она хочет ухватиться за иллюзию нашей жизни в Алеппо. Раньше она не потерпела бы такого. Вдруг мне стало страшно за жену. Погас телефон. Снова темнота.
Вдалеке на продолговатом холме виднелась цитадель, напоминая жерло вулкана.
Ветер принес аромат цветов.
– Пахнет розами, – сказал я.
– Это мои духи, – проговорила Афра.
Она порылась в кармане и достала стеклянный флакон, зажав его в ладони. Эти духи я заказал для нее в год нашей свадьбы. Мой друг владел предприятием по дистилляции розового масла, и я мог сам выбрать розы.
Афра шепотом сказала, что хотела бы вернуться весной, когда только начинают распускаться бутоны. Она бы надушилась, надела желтое платье и гуляла по городу. Хорошо бы подняться по холму до базара. Мы побродили бы по многолюдным улочкам старого рынка, переулкам, где продавали специи, мыло, чай, бронзу, золото, серебро, сушеные лимоны, мед, травы, и я бы купил ей шелковый шарф.
К горлу подступила тошнота. Я рассказывал Афре, что базар опустел, многие переулки разрушены бомбами или сгорели, по рядам вместо торговцев и туристов теперь шастали солдаты, крысы и кошки. Все палатки были покинуты, кроме одной, где старик продавал солдатам кофе. Они заняли цитадель, превратили ее в военную базу и окружили танками.
Базар Аль-Мадина принадлежал к числу старейших рынков во всем мире, являясь ключевой вехой на Шелковом пути, где раньше путешествовали торговцы из Египта, Европы и Китая. Афра говорила об Алеппо как о волшебном сказочном крае. Словно и не было тех лет, что вели к войне, восстаний, песчаных бурь и засухи, а ведь даже тогда, еще до бомб, приходилось трудно.
