скачать книгу бесплатно
– Почему? Господин Кессельбах не постоялец отеля, он проживает в своих частных апартаментах. Его обслуживаем не мы, а его слуга, и мы ничего не знаем о том, что у него происходит.
– В самом деле… В самом деле…
Гурель, похоже, был сильно озадачен. Он пришел с точными указаниями, с определенным заданием, в рамках которого мог действовать. За пределами этих рамок он не знал, что ему делать.
– Если бы шеф был здесь… – прошептал он, – если бы шеф был здесь…
Он показал свое удостоверение и назвал свою должность. Потом на всякий случай спросил:
– Значит, вы не видели, как они возвращались?
– Нет.
– Но вы видели, как они выходили?
– Тоже нет.
– Откуда же вы в таком случае знаете, что они вышли?
– От господина, который вчера после полудня приходил в четыреста пятнадцатый.
– Господин с черными усами?
– Да. Я встретил его около трех часов, когда он уходил. Он сказал мне: «Господа из четыреста пятнадцатого только что ушли. Господин Кессельбах будет ночевать сегодня в Версале, в отеле «Резервуары», куда вы можете пересылать его корреспонденцию.
– Но кто был этот господин? От чьего имени он говорил?
– Этого я не знаю.
Гурель был обеспокоен. Все это казалось ему довольно странным.
– У вас есть ключ?
– Нет. Господин Кессельбах заказал специальные ключи.
– Пойдемте посмотрим.
Гурель снова отчаянно позвонил в дверь. Никакого ответа. Он собирался было уйти, но вдруг, поспешно наклонившись, приложил ухо к замочной скважине.
– Прислушайтесь… Можно подумать… Ну конечно… Это вполне отчетливо… Жалобы… Стоны…
Он изо всех сил ударил в дверь кулаком.
– Но, сударь, вы не имеете права…
– Я не имею права?
Он стал бить в дверь еще сильнее, но без всякого результата.
– Скорее, скорее зовите слесаря!
Один из служащих помчался за слесарем. Гурель ходил взад и вперед, шумливый и нерешительный. Слуги с других этажей собрались в коридоре. Прибыли люди из администрации, из дирекции. Гурель, не выдержав, воскликнул:
– Но почему нельзя войти через прилегающие комнаты? Они соединяются с апартаментом?
– Да, но двери между ними всегда заперты с двух сторон.
– В таком случае я звоню в Уголовную полицию, – заявил Гурель, для которого, по всей видимости, не существовало иного спасения, кроме как обратиться к своему шефу.
– И в комиссариат, – заметил кто-то.
– Да, если хотите, – ответил Гурель тоном человека, которого такая формальность мало интересует.
Когда он, позвонив, вернулся, слесарь заканчивал подбирать ключи. Последний по счету ключ открыл замок. Гурель торопливо вошел.
Он сразу же бросился к тому месту, откуда доносились жалобы, и наткнулся на два тела: секретаря Шапмана и слуги Эдварда. Одному из них, Шапману, силой терпения удалось слегка ослабить кляп, и он издавал глухие стоны. Другой, казалось, спал.
Их освободили. Гурель забеспокоился:
– А господин Кессельбах?
Он прошел в гостиную. Господин Кессельбах сидел, привязанный к спинке кресла возле стола. Голова его упала на грудь.
– Он в обмороке, – сказал Гурель, подойдя ближе. – Должно быть, усилия, которые он предпринимал, довели его до изнеможения.
Он быстро разрезал стягивавшие плечи пленника веревки. Всей массой тело повалилось вперед. Гурель подхватил господина Кессельбаха и в ужасе отпрянул с криком:
– Да он мертв! Пощупайте… руки совсем холодные, и посмотрите на глаза!
Кто-то отважился предположить:
– Наверняка кровоизлияние… или разрыв аневризмы.
– Действительно, следов раны нет… Это естественная смерть.
Труп уложили на диван и расстегнули одежду. И сразу же на белой рубашке проступили красные пятна, а когда ее раздвинули, то заметили, что на груди, там, где сердце, виднеется маленькое отверстие, откуда вытекает тоненькая струйка крови.
К рубашке была приколота визитная карточка.
Гурель наклонился. Это была карточка Арсена Люпена, тоже вся окровавленная.
Тут Гурель выпрямился, решительный и властный:
– Преступление!.. Арсен Люпен!.. Уходите… Все уходите… Чтобы никого не оставалось ни в гостиной, ни в спальне! Надо перенести тело и оказать помощь тем господам в другой комнате!.. Выйдите все! И чтобы ни к чему не прикасаться. Скоро приедет шеф!
IV
Арсен Люпен!
Остолбеневший Гурель повторял эти два роковых слова. Они отзывались в нем похоронным звоном. Арсен Люпен! Бандит-король! Авантюрист высшей пробы! Да полно, возможно ли это?
«Нет, нет, – прошептал он, – это невозможно, ведь он умер!»
Только вот… действительно ли он умер?
Арсен Люпен!
Стоя возле трупа, он ошеломленно, с некоторой опаской вертел в руках визитную карточку, словно бы только что получил вызов от какого-то призрака. Арсен Люпен! Что теперь делать? Действовать? Вступить в борьбу собственными силами?.. Нет, нет… лучше ничего не делать… Если он примет вызов такого противника, ошибки будут неизбежны. К тому же, разве не должен приехать шеф?
Скоро приедет шеф! Вся психология Гуреля сводилась к этой короткой фразе. Расторопный и упорный, исполненный отваги и опытный, обладавший исполинской силой, он был из тех, кто идет вперед, лишь когда ими управляют, и работу они выполняют хорошо, лишь когда она им поручена.
Такое отсутствие инициативы еще больше усугубилось с тех пор, как место господина Дюдуи в Уголовной полиции занял господин Ленорман! Господин Ленорман – вот это был шеф! С ним можно было не сомневаться, что идешь по правильному пути! Гурель был настолько в этом уверен, что останавливался, если шеф больше не подталкивал его.
Но шеф скоро приедет! На своих часах Гурель высчитывал точное время его прибытия. Только бы комиссар полиции не опередил его, и следователь, наверняка уже назначенный, или судебно-медицинский эксперт не явились делать несвоевременные заключения до того, как шеф успеет запечатлеть в своем сознании основные моменты этого дела!
– Ну, Гурель, о чем ты задумался?
– Шеф!
Господин Ленорман был еще молодым человеком, если принять во внимание выражение его лица и глаз, блестевших под очками; и в то же время это был едва ли не старик, если обратить взгляд на его сутулую спину, желтую, сухую, словно восковую кожу, седеющие волосы и бороду, на весь его облик, надломленный, неуверенный, болезненный.
Как представитель государственной власти, господин Ленорман провел мучительную часть своей жизни в колониях, на самых опасных постах. Там он приобрел разные виды лихорадки, определенную мизантропию и привычку жить в одиночестве, но вместе с тем, несмотря на физический упадок, еще и неукротимую энергию, обычай говорить мало и действовать молча, а к пятидесяти годам, после знаменитого дела трех испанцев из Бискры, внезапно заслужил и величайшую справедливую известность. Тогда же сразу была исправлена несправедливость: его назначили в Бордо, потом помощником начальника в Париж, а после смерти господина Дюдуи – начальником Уголовной полиции. И на каждом из этих постов он проявлял редкую изобретательность в подходах, новые и оригинальные способности и качества, а главное, добился столь выдающихся результатов в ведении четырех или пяти скандальных дел, взбудораживших общественное мнение, что его имя сравнивали с именами самых прославленных полицейских. Что касается Гуреля, то он не колебался. Любимец начальника, ценившего его за простодушие и слепое повиновение, он ставил господина Ленормана превыше всего. Для него это был кумир, божество, которое не ошибается.
В тот день господин Ленорман выглядел особенно утомленным. Он устало сел, раздвинул полы своего старого редингота, знаменитого старомодным покроем и оливковым цветом, развязал не менее знаменитый шарф каштанового оттенка и прошептал:
– Рассказывай.
Гурель рассказал обо всем, что видел, и обо всем, что узнал, причем рассказал это вкратце, согласно обычаю, к которому приучил его шеф.
Но когда он предъявил визитную карточку Люпена, господин Ленорман вздрогнул.
– Люпен! – воскликнул он.
– Да, Люпен, он снова всплыл, скотина.
– Тем лучше, тем лучше, – произнес господин Ленорман после минутного раздумья.
– Разумеется, тем лучше, – подхватил Гурель, которому нравилось истолковывать оброненные начальством слова, и в упрек шефу он ставил лишь то, что тот столь малоразговорчив, – тем лучше, поскольку вы наконец померитесь силами с достойным вас противником… И на Люпена найдется управа… Люпен перестанет существовать… Люпен…
– Ищи, – сказал господин Ленорман, оборвав его.
Это походило на команду охотника своему псу. И в самом деле, на манер хорошего пса, проворного, умного, дотошного, Гурель стал искать под наблюдением хозяина. Концом своей трости господин Ленорман указывал на какой-то угол или кресло, подобно тому, как со знанием дела указывают на какой-нибудь куст или заросли.
– Ничего, – сказал наконец инспектор.
– Для тебя ничего, – проворчал господин Ленорман.
– Это я и хотел сказать… Я знаю, что для вас есть вещи, которые говорят, словно живые, настоящие свидетели. Хотя тут все ясно, вот оно, преступление, записанное на счет господина Люпена.
– Первое преступление, – заметил господин Ленорман.
– Действительно, первое… Но это было неизбежно. Такую жизнь не ведут без того, чтобы в один прекрасный день не дойти, в силу обстоятельств, до настоящего преступления… Господин Кессельбах защищался…
– Нет, ведь он был связан.
– Верно, – в замешательстве признал Гурель, – и это весьма любопытно… Зачем убивать противника, который уже не сопротивляется?.. Хотя, если бы я схватил его вчера, когда мы встретились лицом к лицу на пороге прихожей…
Господин Ленорман прошел на балкон. Потом осмотрел спальню господина Кессельбаха, расположенную справа, проверил запоры на окнах и дверях.
– Окна в этих двух комнатах были закрыты, когда я вошел, – заявил Гурель.
– Заперты или прикрыты?
– Никто к ним не прикасался. Стало быть, они были заперты, шеф…
Шум голосов вернул их в гостиную. Прибыли судебно-медицинский эксперт, уже приступивший к осмотру трупа, и господин Формери, следователь.
– Арсен Люпен! – воскликнул господин Формери. – Наконец-то! Я счастлив, что благоприятный случай вновь свел меня с этим бандитом! Этот парень увидит, с кем имеет дело!.. Теперь ведь речь идет об убийце!.. Посмотрим, кто кого, искусник Люпен!
Господин Формери не забыл странное приключение с диадемой княгини де Ламбаль и то, каким восхитительным образом Люпен обхитрил его несколько лет назад. Дело стало знаменитым в судейских кругах. Над этим до сих пор смеялись, и господин Формери справедливо затаил чувство злобной обиды и желание добиться оглушительного реванша.
– Преступление очевидно, – произнес он с убежденным видом, – нам легко будет обнаружить мотив. Пока все идет хорошо. Приветствую вас, господин Ленорман… Я очень рад.
Господин Формери не испытывал ни малейшей радости. Присутствие господина Ленормана, напротив, не доставляло ему удовольствия, ведь начальник Уголовной полиции даже не скрывал презрения, с каким относился к нему. Тем не менее он выпрямился и торжественно произнес:
– Итак, доктор, вы полагаете, что смерть наступила около двенадцати часов назад, возможно, даже больше?.. Я так и предполагал. Полностью согласен. А орудие преступления?
– Нож с очень тонким лезвием, господин следователь, – отвечал врач. – Взгляните, лезвие вытирали носовым платком самого покойного…
– В самом деле… в самом деле… след явственно виден… А теперь мы допросим секретаря и слугу господина Кессельбаха. Я не сомневаюсь, что их допрос прольет какой-то свет.
Шапман, которого перенесли в его комнату, слева от гостиной, так же, как Эдвард, уже оправился от выпавших на его долю испытаний. Он подробно изложил события вчерашнего дня, тревоги господина Кессельбаха, предстоящий визит так называемого полковника и, наконец, рассказал о нападении, жертвами которого они стали.
– А-а! – воскликнул господин Формери. – Есть сообщник! И вы слышали его имя… Марко, вы говорите? Это очень важно. Как только мы найдем сообщника, дело продвинется…
– Да, но у нас его нет, – возразил господин Ленорман.
– Посмотрим… Всему свое время. Итак, господин Шапман, этот Марко ушел сразу после звонка господина Гуреля?
– Да, мы слышали, как он уходил.
– А после его ухода вы ничего больше не слышали?
– Слышали… время от времени, но смутно. Дверь была закрыта.
– А какого рода шум?
– Звуки голоса. Тот человек…
