скачать книгу бесплатно
Встреча в пути
Алла Михайловна Лебедева
Каково значение отца в нашей жизни? История нашей современницы, воспитанной любящей матерью. Смогла ли она стать счастливой, имея все, что хотела?
Алла Лебедева
Встреча в пути
Моему отцу
Распопину Михаилу Лукичу
посвящается
Эта командировка, определенно, была одной из самых трудных.
Меня направили инспектировать аптеки и лечебные учреждения города Горнинска, который находился на самом севере нашей области.
Капитонов Олег Владимирович, начальник нашего департамента здравоохранения явно хотел угодить областному ведомству и торопил меня с отъездом. Он ждал вызова в областные управленческие структуры, с предложением о повышении в должности.
А потому был необычайно деятелен и активен, когда дело касалось приказа вышестоящих.
На дворе был март месяц, снег лежал потемневшими грязными кучками. Весна в наши северные края, как всегда, не спешила. Мы бежали на работу, кутаясь в куртках и шарфах.
Хотелось тепла и солнца, а тут отправляют в еще более холодную и неизвестную глушь. Однако моего мнения никто особо не спрашивал.
Буквально в один час мне оформили в бухгалтерии командировочное удостоверение и выдали деньги на проезд и питание.
В нашем департаменте такая командировка как у меня, справедливо воспринимается, как незаслуженное наказание.
Мне сочувствовал весь коллектив. А поскольку, вместо меня поехать никому не грозило, ведь я была единственным фармацевтом в департаменте, то сочувствие коллег было вопиюще не искренним.
– Бедненькая Аэлита Михайловна, держитесь! Вы у нас слишком покладистая, вот Олег Владимирович этим пользуется…Извините, но так все говорят! – прошептала мне Наташа Домахина, молоденькая юрист, соседка по кабинету.
Эта светлая девочка не могла врать и изворачиваться. Бог послал мне замечательную коллегу, которая в 23 года сохранила девичью наивность и чистоту.
Тогда как я, имеющая взрослого симпатичного сына Луку, успела повидать семнадцатилетних девушек, искушенных во многих пороках. Девушек из категории «Ты их гонишь в двери, они лезут в окно». Думаю, все матери взрослых сыновей смогут меня понять.
Я смотрю на Наташу с материнской нежностью. Девушка напоминает мне розовый бутон, только начинающий свое пробуждение.Бутон, не ведающий холодных ветров и безжалостных заморозков. От жизненных бурь и невзгод Наташу охраняли родители. Мама – Людмила Прохоровна, заместитель начальника департамента по методической работе и отец Александр Яковлевич – главный рентгенолог города. Поэтому Наташа, единственный ребенок в семье, подобно тепличной орхидее, даже не догадывалась, что где-то в мире существует зло, бытовая неустроенность и нужда.
Красавица со светлыми пшеничными волосами и зелеными глазами, она, похоже, даже не подозревала о силе своей красоты.
Когда в наш кабинет заходили мужчины разных возрастов, каждый из них косил глазом в сторону Наташи и мои консультации по лекарственному обеспечению обычно проходили мирно и без истерик.
Редкий мужчина позволял себе приступы слабости в присутствии очаровательной зеленоглазой блондинки.
С женщинами все было наоборот. Цветущий вид моей соседки вызывал у больных женщин, ( следует отметить, что здоровые в наш департамент почти не ходили) – обострение всех хронических недугов.
На моем столе стоял ряд флаконов с настойками пустырника и валерьянки, запас которых я не успевала пополнять.
С Наташей было уютно и спокойно. В обеденные перерывы мы секретничали друг с другом и делились своими жизненными историями.
Сегодня я беспрерывно вздыхала, заполняя командировочный лист, и смотрела в окно, за которым выла весенняя мартовская метель, и пробрасывал мокрый снег.
Теплый и привычный кабинет, отдельный письменный стол с грудами бумажных папок показался раем по сравнению с вынужденным путешествием по бескрайним лесам Горнинского района.
– Надеялась, что годовой план по командировкам я уже выполнила и до отпуска меня оставят в покое! – жаловалась я Наташе.
С начала года я выезжала по заданиям областного комитета уже пять раз. В самые отдаленные и не устроенные районы области.
Потому что в крупные города специалисты областного комитета охотно ездили сами. А еще потому, что у меня не хватало духу противостоять воле моего начальника.
Мне в силу характера очень трудно говорить слово «нет». Очень трудно.
В результате, я с большой неохотой, спрятанной внутри, соглашалась. Капитонов удовлетворительно хвалил меня и тут же звонил в областное министерство здравоохранения, что их высочайшее задание будет выполнено.
Меня изматывали эти командировки. Некачественная столовская еда, холодные номера и частое отсутствие горячей воды в гостиницах никого не радуют.
А бывало, что этих самых гостиниц нет вообще. Ночевать приходилось в чужих комнатах, у чужих людей, которые тебе совсем не рады.
Тем более, в сутки нам, мелким чиновникам положено 100 рублей в сутки на питание, а порция горячего блюда давно уже стоит более 200 рублей, даже в самых захудалых гостиницах. Получается, что в дорогу я должна была захватить приличную долю своего заработка. Конечно, если не желаю поститься, а поститься по причине своего хлипкого здоровья, я не могу.
Но мое состояние Капитонова волновало в последнюю очередь.
Всеми этими печальными размышлениями я и делилась с Наташей накануне отъезда. Радовало то, что теперь нам разрешили приобретать место в купейном вагоне.
Раньше бухгалтерия оплачивала только стоимость плацкартного вагона. Мне частенько приходилось проводить бессонные ночи, слушая рев малолетних детишек и громкие увещевания их подвыпивших мамаш, бегающих за пивом на остановках.
Как-то раз повезло попасть в один вагон с офицерами Забайкальского военного округа. За одну ночь я много чего узнала о нашей доблестной армии из первых уст.
Утром, изрядно помятые во всех смыслах этого слова, офицеры выносили пустые бутылки в мусорные вёдра и отчаянно извинялись перед соседями по купе.
На вокзале меня никто не встретил.
Вопреки заверениям Веры Петровны, начальника ревизионного отдела аптечного управления, что за мной пришлют служебную машину. Видимо, администрация района решила, что не такая я уж важная птица, чтобы отправлять за мной транспорт.
Я медленно побрела вверх по единственной улице городка к единственной гостинице под название «Магнит». Гостиница располагалась в огромном каменном здании и, видимо, была рассчитана на возрастающий с каждым годом поток гостей.
Однако горно-обогатительный комбинат – градообразующее предприятие, пришел в упадок. Оттого желающих посетить сей милый городок, было крайне мало.
Тем не менее, недостаток туристов и гостей города никак не повлиял на космические цены в «Магните» и я порадовалась, что захватила с собой личные деньги.
Цена одноместного номера успешно конкурировала с пятизвёздными столичными отелями.
Выбив мне чек, молоденькая конопатая администраторша радостно сообщила, что ресторан не работает с прошлого года, а горячая вода будет только с шести часов вечера.
Войдя в номер, я поразилась его размерам.
Широкая кровать потерялась в огромной комнате с высоченными потолками. Этот русский размах следовало еще и обогреть, что в связи с тяжелым экономическим положением города, не представлялось возможным. В номере стоял страшный холод.
Кинув сумку на тумбочку, я забилась под одеяло и дрожала до шести часов, ожидая час подачи горячей воды.
Но русскую женщину трудно сломить. Зато ее так просто порадовать.
Даже такой пустяк, как подача горячей воды может вызвать сильную эйфорию. Я пела от радости, плескаясь в горячих струях.
Выйдя из душа, я решила прогуляться по вечернему городу с целью его изучения.
Но выяснилось, что в городе уже почти год, как нет уличного освещения. В темноте я столкнулась с каким-то человеком и чуть не выронила сумочку.
От ознакомительной вечерней прогулки пришлось отказаться.
Радуясь в душе, что мне повезло проживать в городе Ново-Зиминске с его ночным освещением, я мирно уснула.
Утром я добралась до ближайшей аптеки и приступила к своим обязанностям.
Целью моей командировки являлись аптеки и больницы, в которых мне следует проверить вопросы лекарственного обеспечения.
Было бы слишком просто, если бы моя командировка проходила в самом Горнинске.
Руководитель аптеки сразу разложила передо мной карту района и пальцем указала несколько маленьких черных точек на обширном зеленом фоне.
В некоторые подведомственные аптеки надо было добираться на пароме. Впрочем, она утешила меня, сказав, что у них в районе есть какие – никакие, но всё же дороги, и вертолет нам не понадобится. Это было облегчением. Вертолётные прогулки вызывали у меня ужас и сильную тошноту.
На следующий день мне предстояло многочасовое путешествие вглубь района на разбитом больничном «УАЗике».
Поскольку в поселках никаких столовых и кафе не было в помине, то кормилась наша комиссия в больницах, амбулаториях и аптечных пунктах .
Главный врач уговаривал пригубить рюмочку разбавленного спирта, а старшие сестры подкладывали варёную картошку, принесённую из дома.
Может быть, я была бы сговорчивей и пригубила бы грамм пятьдесят домашнего самогона, если бы ни мой, не важный с детства, вестибулярный аппарат.
С трудом выползая из машины после очередного маршрута, я с трудом подавляла в себе чувство дурноты. От вида спирта это чувство резко усиливалось.
Моя « свита», в основном состоящая из заместителей главврача и старшей медсестры, с сожалением прятала пластиковые стаканчики. В которые разливали спирт.
Видимо до меня, им попадались более крепкие проверяющие.
За долгие годы работы в департаменте я стала стреляным воробьем, крепко держалась принципа « На проверках – не пить, не расслабляться и держать ухо востро!».
Хорошо помню первый год своей работы, когда я, поддавшись на уговоры, пригубила бокал красного вина за здоровье главного врача одной сельской больницы, который на день проверки оказался юбиляром.
Вернувшись из той командировки, я была вызвана « на ковер».
Разгневанный начальник громко зачитал мне докладную о недостойном поведении инспектора Вахрушевой А.М., то бишь меня, которая « хлестала спирт стаканами и дебоширила за столом, недвусмысленно намекая на вознаграждение …».
Тогда мой акт о нарушениях признали недействительным, а я кроме общественного порицания лишилась квартальной премии.
Тот случай научил меня уму – разуму.
Теперь я слабо доверяю даже искренним приглашениям к столу. Но что делать, если поесть больше негде?
Свою работу я люблю, но не столь сильно, чтобы из-за нее голодать.
Мне хорошо известно, что особенность моей работы по определению, не может быть приятной сотрудникам проверяемой организации.
Приходилось быть по разным сторонам баррикад. Во время работы в аптеке, я часто была в роли проверяемой. Учитывая это, надо спокойно и вежливо делать свою работу, не строя из себя важную птицу, но и не позволяя сесть себе на голову.
Впрочем, мой миролюбивый характер помогал мне в сложных ситуациях.
В этот раз я обнаружила явное нарушение в правилах применения спиртовых растворов в одном из отделений районной больницы.
К слову сказать, внешний вид самой больницы вызывал чувство горечи. Стены давно не крашены, радиаторов отопления не хватает, постельное белье в палатах залатанное. Разбитые окна в коридорах были заклеены полиэтиленовой пленкой и забиты фанерными листами.
В процессе проверки приходных документов и визуального осмотра содержимого рабочих флаконов в процедурных кабинетах выяснилось, что кожные покровы новорожденных младенцев обрабатывают разведенным спиртом неясного происхождения, конфискованным в местном магазине. В результате, нежная кожа младенца покрывалась красными пятнами, а иногда эта манипуляция вызывала сильные аллергические проявления.
Этого спирта в больницу навезли в огромных количествах, поражающих воображение. Надо было его как-то реализовывать.
По документам выходило, что для медицинских целей был приобретен высококлассный медицинский спирт высокой концентрации. Но стойкий аромат сивушных масел, плотной завесой стоящий в комнате хранения, ясно свидетельствовал о другом.
После окончания института я два года занимала должность провизора- аналитика. Отличить настоящий медицинский спирт от суррогата мне по силам.
Я смотрела на ряды бутылей с некачественным нелегальным спиртом и догадывалась, что «отмытые» деньги пошли кому-то в карман.
Главный врач на словах пояснил, что действовал по указанию местной администрации, в частности, заместителя мэра по здравоохранению, некой Суровцевой Елены Анатольевны, однако письменно сообщить об этом категорически отказался.
Пришлось собирать кучу объяснительных, подробно расписывать в акте факт нарушения. Случай печальный и довольно распространенный.
По- человечески я понимала уличенного главврача и старшую медсестру.
Я скоро уеду, а им жить с этой ненасытной Суровцевой Е.А.
Единичный акт о выявленных нарушениях вряд ли изменит эту порочную систему оприходования некачественного товара.
Но в мои обязанности входило взять со всех медработников объяснительные, хотя их содержание я знала заранее. Напишут, что произошла ошибка, которую обещают исправить в ближайшее время.
Собрав эти формальные объяснения, я заканчивала акт, когда в ординаторскую влетела эта самая Суровцева Елена Анатольевна.
Высокая худощавая женщина лет сорока – сорока пяти, одетая в соболиное манто. Руки в сверкающих перстнях. Красная от возмущения, она старалась придать своему лицу улыбчивое выражение.
В этой районной больнице Елена Анатольевна была царем и богом в одном лице.
Все ее распоряжения выполнялись без звука, и вот теперь ей приходится снизойти со своего высокого трона и беседовать с какой-то невзрачной инспекторшей из департамента.
Вид у меня был действительно, не совсем презентабельный: волосы гладко зачесаны и стянуты в пучок « для удобства в пути», лицо бледное, уставшее после беспрестанной дороги по отдаленным больничным амбулаториям.
Еще в дороге мне пояснили, что прежним инспекторам, оказывается, даже в голову не приходило тащиться по сельским больницам.
Акты они писали, не выходя из кабинета Елены Анатольевны, или вовсе не писали сами. Акты споро и ловко печатали подчиненные Суровцевой, а проверяющие, расслабленные алкоголем, их только подписывали, иногда не глядя.
