скачать книгу бесплатно
Айви уставилась на нее. Потом промолвила:
– Я вовсе не это имела в виду.
– А что же?
– Я имела в виду только то, что я не знаю, кто она такая. Я имела в виду то, что когда она глядит на меня своим единственным зрячим глазом, то я не знаю, что именно она видит. Я вижу, как вы с ней повсюду ходите вместе, словно она самый обыкновенный ребенок, и думаю: кто же они обе такие? Что же за сила в этой женщине? Она ведь вовсе не так глупа, чтобы хватать огонь голыми руками или крутить веретено с помощью урагана? Говорят, госпожа, ты в юности жила среди Древних Сил Земли и была у этих Сил и королевой, и служанкой. Может быть, поэтому ты и не боишься ее могущества? Что в ней за сила заключена, я не скажу: не знаю. Но могущество ее куда больше того, чему я способна кого-то научить, – больше, чем у Бука, больше, чем у любого другого колдуна или ведьмы, каких я знала в жизни! Я дам тебе совет, госпожа, – просто так, бесплатно. Будь осторожна! Берегись ее – особенно в тот день, когда она откроет в себе эту силу! Вот и все, что я могу сказать тебе.
– Благодарю тебя, госпожа Айви, – вежливо поклонилась ей Тенар и с достоинством жрицы Гробниц Атуана вышла из теплой комнатки на улицу, где дул резкий, колючий ветер – ветер поздней осени.
Гнев еще не погас в ней. Никто не хочет помочь, думала она. Она понимала, что самой ей эту задачу не решить, – но неужели никто так и не захочет помочь? Огион умер, тетушка Мох болтает всякую ерунду и смеется, а Айви предупреждает о грозящей опасности; Бук ясно сказал, что положение очень серьезно, и Гед тоже – а ведь именно Гед и мог бы помочь по-настоящему. Но Гед сбежал. Удрал, словно побитая собака, и даже весточки ни разу не прислал, даже ни разу не вспомнил о ней или о Терру! Только и может теперь думать, что о своем драгоценном позоре. Словно это его дитя, его любимое чадо, которое он холит и лелеет. Это единственное, что его волнует. Он никогда и не думал о ней по-человечески. Что она ему? Его интересует только могущество – ее могущество, его собственное могущество и то, как можно стать еще могущественнее, соединив сломанное Кольцо, восстановив Руну Мира, посадив на трон короля… А теперь, когда волшебная сила его иссякла и остались лишь его собственное «я» да его собственный позор и пустота, он и вовсе способен думать только о себе – об этом своем позоре.
«Ты несправедлива», – сказала Гоха Тенар.
«Справедливость! – возмутилась Тенар. – А он вел себя справедливо?»
«Да, – сказала Гоха. – Он был справедлив. Или пытался быть».
«Ну что ж, тогда пусть играет в свою справедливость с козами, которых пасет; мне это совершенно неинтересно», – сказала Тенар, пробираясь домой под порывами ветра и колючим ледяным дождем.
– Сегодня, верно, снег ночью пойдет, – сказал Тифф, повстречавшись ей на дороге, что вилась в лугах по берегу Кахеды.
– Снег? Так рано? Может, еще нет?
– Во всяком случае подморозит, это уж точно!
И действительно, стало подмораживать сразу после заката: дождевые лужицы и оросительные канавы покрылись сперва ледяной коркой по краям, а потом превратились в ледяные дорожки; ручьи, сбегавшие в реку, умолкли, скованные ледяным покровом, и даже ветер притих, словно тоже замерз и утратил способность двигаться.
У очага, где пахло куда приятнее, чем у Айви, потому что в нем горели яблоневые дрова, заготовленные еще весной, когда в саду спилили старую яблоню, как всегда, после ужина устроились Тенар и Терру – рассказывать истории и прясть шерсть.
– Расскажи еще раз о кошках-оборотнях, – попросила своим хрипловатым голоском Терру, запуская веретено и ловко свивая нитку из темной шелковистой козьей шерсти.
– Это летняя история.
Терру вопросительно склонила голову набок.
– Зимой рассказывают о великих деяниях, – пояснила Тенар. – Зимой учат «Песнь о создании Эа», чтобы исполнять ее вместе со всеми в праздник Долгого Танца. Зимой учат «Зимнюю песнь» и «Сказания о подвигах Молодого Короля», чтобы спеть их в день весеннего Солнцеворота, когда солнце поворачивается лицом к северу и приносит с собой весну.
– Я же не могу петь, – прошептала девочка.
Тенар сматывала готовую нить в клубок, ловкие руки ее ритмично двигались.
– Поют не только голосом, – сказала она. – Иногда поет только душа. И даже самый красивый в мире голос ничего спеть не сможет, если душе песни неведомы. – Она отцепила от веретена последний кусок нити. – В тебе есть сила, Терру, а невежественная сила опасна.
– Как в тех, кто учиться не хотел, – сказала Терру. – В диких. – (Тенар не поняла, что она хочет этим сказать, и вопросительно на нее взглянула.) – В тех, что остались на западе, – пояснила Терру.
– А-а, в драконах… Это ты песнь той женщины из Кемея вспомнила… Да. Совершенно верно. Итак, с чего мы начнем? С того, как наши острова были подняты из глубин морских, или с того, как король Морред отогнал прочь Черные Корабли?
– С островов, – прошептала Терру.
Тенар надеялась, что она предпочтет «Подвиг юного короля», потому что Морред казался ей похожим на Лебаннена. Однако девочка, в общем-то, выбрала правильно.
– Хорошо, – сказала Тенар и посмотрела на полку, где стояли Книги Огиона, словно черпая в них вдохновение; если она что-то и позабыла, то всегда может заглянуть в них. Потом она перевела дыхание и начала свой рассказ.
Когда пришло время ложиться спать, Терру уже знала, как Сегой поднял первые острова из глубин времени. Вместо того чтобы спеть девочке колыбельную, Тенар присела к ней на постель, подоткнула одеяло, и они вместе тихонько повторили слова первой песни Созидания.
Потом Тенар отнесла маленький масляный светильник обратно в кухню, прислушиваясь к полнейшей тишине вокруг. Мороз сковал мир, запер все живое вокруг. На небе не было ни единой звезды. Чернота снаружи давила на окошко ее кухни. Холод полз по каменному полу.
Она снова уселась у очага, потому что спать ей еще не хотелось. Ее взволновали возвышенные слова песни, а в душе еще не совсем улеглись гнев и беспокойство, вызванные сегодняшней беседой с Айви. Тенар взяла кочергу и помешала дрова в очаге, чтоб разгорелись получше. Когда она ударила по полену, в дальнем конце дома послышался стук – словно ей откликнулось эхо.
Она выпрямилась и замерла, прислушиваясь.
И снова – то ли тупой удар, то ли толчок в окно молочного сарая.
Все еще держа в руках кочергу, Тенар прошла по темным сеням к двери, что вела в холодную кладовую. За кладовой был молочный сарай. Дом стоял на склоне холма, так что оба эти помещения упирались в холм, словно подвалы, хотя и находились на одном уровне со всеми остальными комнатами дома. В холодной кладовой были только небольшие отверстия для проветривания; зато в молочном сарае – и дверь, и окно, низкое и широкое, точно такое же, как в кухне; оно было сделано в той единственной стене, что выходила наружу. Тенар стояла у двери в кладовую и слушала, как окно сарая пытаются то ли открыть, то ли выдавить; слышала она и шепот: шептались мужчины.
Флинт был хозяин рачительный. Все двери в его доме, за исключением одной, были с двух сторон снабжены крепкими запорами – широкой полосой толстого железа во всю ширину двери, посаженной в скобы. Все запоры содержались в порядке, всегда были смазаны, хотя в доме никогда не запирали ни одну дверь.
Тенар закрутила болты на запоре той двери, что вела из кладовой в сарай. Засов вошел в гнездо совершенно бесшумно, точно попав в щель на дверном косяке.
И тут она услышала, как отворилась дверь молочного сарая, ведущая на улицу. Один из них все-таки в конце концов решил попробовать войти через дверь, прежде чем выбьют окно, и обнаружил, что дверь не заперта. Она слышала бормотание нежданных гостей. Потом вдруг наступила тишина, достаточно долгая, чтобы услышать, как, молотом отдаваясь в ушах, стучит ее сердце; она даже испугалась, что больше ничего уже расслышать не сможет. От страха у нее подгибались колени, а холод с каменного пола пробирался под юбку, словно чья-то ледяная рука.
– Эта дверь открыта, – прошептал какой-то мужчина совсем рядом с ней, и сердце у нее болезненно сжалось. Она на всякий случай коснулась рукой запора, и оказалось, что в итоге она его не заперла, а отперла! Она стремительно задвинула его, услышав, как заскрипела дверь, ведущая из холодной кладовой в молочный сарай. Ей был хорошо знаком этот скрип верхней петли. Она узнала и голос, но не на слух, а как бы внутренним чутьем. «Это кладовая, – сказал Ловкач, и немного погодя запертая на засов дверь, возле которой она стояла, содрогнулась, а Ловкач сообщил кому-то: – А эта заперта». Дверь снова содрогнулась. Тонкий лучик света, словно лезвие ножа, мелькнул в щели между створкой двери и косяком. Луч коснулся груди Тенар, и она отпрянула так резко, словно в нее вонзился нож.
Дверь снова дрогнула, но не сильно. Она была прочной, тяжелой, да и засов был надежный.
Они что-то злобно бормотали за дверью. Тенар понимала, что теперь они обойдут дом и попытаются войти через парадную дверь. Даже не помня как, она тут же оказалась сама перед этой дверью и поспешно задвинула засов. Может быть, все это просто страшный сон? Ей и раньше снились всякие кошмары – например, как они пытаются войти в дом, как просовывают свои острые ножи между растрескавшимися плитами пола… Двери же… А нет ли в доме еще одной двери, через которую они могут войти? И окна?.. Ставни на окнах спальни… Она вдруг задохнулась: ей показалось, что она не успеет добраться до комнаты Терру, но в мгновение ока оказалась там, закрыла тяжелые деревянные ставни. Петли были тугие, так что ставни захлопнулись со стуком. Теперь они все поняли. И сразу же пошли туда. Они непременно успеют к окну соседней комнаты, ее комнаты, прежде чем она сможет закрыть ставни. Так оно и случилось.
Пытаясь поднять крюк, державший левую ставню, она увидела в темноте за окном их лица, неясные очертания их фигур. Крюк заржавел. Она никак не могла вышибить его. Чья-то рука коснулась стекла и плотно прижалась к нему, став совсем белой.
– Там она.
– Эй, впусти нас. Мы тебя не тронем.
– Нам с тобой поговорить надо.
– Он только девчонку свою повидать хочет.
Она наконец откинула крюк и закрыла ставни. Но если они выбьют стекло, то все равно легко смогут попасть в комнату: ведь ставни скреплены слабо, нужно только ударить посильнее.
– Впусти нас, мы тебя не обидим, – снова сказал один из них.
Она слышала их шаги по промерзлой земле, шорох опавших листьев у них под ногами. Проснулась ли Терру? Грохот закрываемых ставней вполне мог ее разбудить, но она не шелохнулась. Тенар стояла в дверном проеме между своей комнатой и комнатой Терру. Было темно, как в колодце, и очень тихо. Она боялась коснуться девочки, чтобы не разбудить ее. Она должна оставаться здесь, рядом с ней. Она должна сражаться. У нее ведь в руках была кочерга… интересно, где она ее оставила? Она положила ее на пол, когда закрывала ставни, и теперь не могла найти. Она шарила в непроницаемой темноте по полу, и ей казалось, что в комнате больше нет стен.
Парадная дверь затряслась, задрожала.
Надо непременно найти кочергу; она останется здесь, она будет с ними сражаться.
– Сюда! – позвал вдруг один из них, и Тенар догадалась, что именно он обнаружил: низкое кухонное окно, широкое, без ставней. Залезть в него было проще простого.
Она очень медленно, ощупью пошла к двери. Теперь это была комната Терру, а раньше – комната детей Тенар. Детская. Именно поэтому дверь в ней с внутренней стороны не запиралась. Чтобы дети, заперевшись изнутри, не могли испугаться, если запор вдруг не откроется.
Совсем недалеко, за холмом, за садом, спят Шанди и Чистый Ручей. Если она закричит, то Шанди, возможно, услышит. Если она откроет окошко в спальне и громко позовет на помощь… или если разбудит Терру, они выберутся через окошко в сад и побегут что есть силы… но эти негодяи там, прямо под окном. Ждут.
Больше она вынести это ожидание не могла. Не могла вынести того леденящего душу и тело ужаса, который лишал ее способности двигаться. Тенар в ярости бросилась на кухню – перед глазами плыл красный туман, – схватила длинный острый мясницкий нож, с размаху отперла засов и остановилась на пороге.
– Ну, подходите! – сказала она.
Не успела она это сказать, как послышался какой-то странный вой, чье-то тяжелое дыхание и кто-то из мужчин завопил:
– Эй, смотрите, смотрите! Осторожней!
Потом крикнул второй:
– Сюда! Сюда! Ко мне!
Потом воцарилась тишина.
Свет из распахнутой двери сделал видимыми черные замерзшие лужицы, блестящие черные ветви дубов и серебристые опавшие листья. Взор Тенар прояснился, и она увидела, что по тропе прямо к ней ползет на четвереньках какое-то темное существо или привидение – ползет и то ли стонет, то ли воет. Где-то на границе света и тьмы мелькнула темная фигура, сверкнули серебром длинные лезвия ножей…
– Тенар!
– Стой там, где стоишь! – сурово сказала она, поднимая нож.
– Тенар! Это же я – Хок, Ястреб!
– Стой где стоишь, – повторила она.
Быстрый и ловкий человек в темном одеянии застыл рядом с тем существом на тропинке, что теперь лежало без движения. Видно было все-таки плоховато, она с трудом различила вроде бы знакомое лицо, вилы с длинными зубьями, воздетые вверх… Словно посох волшебника, подумала вдруг она. И спросила:
– Это ты?
Он уже опустился на колени возле темной фигуры на тропе.
– По-моему, я его убил, – сказал он. И, оглянувшись через плечо, поднялся на ноги. Других бандитов не было ни видно, ни слышно.
– Где они?
– Убежали. Помоги мне, Тенар.
В одной руке она по-прежнему сжимала нож. Другой подхватила под мышку того человека, что лежал на тропе. Гед поддерживал его с другой стороны, и они вместе потащили его по ступенькам крыльца в дом. Положили на каменный пол в кухне. Кровь бежала у него из пробитой груди и живота, словно вода из прохудившегося кувшина. Из-под верхней губы выглядывали оскаленные зубы, глаза закатились под лоб.
– Запри дверь, – сказал Гед, и Тенар заперла дверь.
– Простыни в шкафу, – сказала она, и он вытащил одну и разорвал на бинты, которыми она бесконечно долго обматывала грудь и живот раненого. Три зубца вил из четырех со всего размаху вошли в его плоть, и из трех дыр теперь кровь текла ручьем; бинты промокали все время, пока Тенар бинтовала его, а Гед поддерживал за плечи.
– Что ты здесь делаешь? Ты пришел вместе с ними?
– Да. Но они об этом не знали. Больше ты, пожалуй, уже ничего для него сделать не сможешь, Тенар. – Гед тяжело опустил бесчувственное тело на пол и сам сел рядом, тяжело дыша и вытирая потное лицо тыльной стороной окровавленной ладони. – Мне кажется, я его убил, – повторил он.
– Может быть, и убил. – Тенар смотрела, как на плотной ткани, которой были перебинтованы тощая волосатая грудь незнакомца и его живот, увеличиваясь, расплываются яркие красные пятна. Она встала и вдруг пошатнулась: резко закружилась голова.
– Садись поближе к огню, – сказала она Геду. – Ты, должно быть, смертельно продрог.
Она не понимала, каким образом ей все-таки удалось узнать его в темноте. Наверное, по голосу. Он был одет в неуклюжую уродливую зимнюю куртку из овчины мехом внутрь, какие носят пастухи, и в вязаную пастушью шапку, низко надвинутую на лоб; лицо его избороздили морщины; оно казалось совершенно измученным; волосы отросли и были теперь стального цвета. От Геда пахло древесным дымом, морозом и овцами. Его била такая дрожь, что он не мог этого скрыть.
– Иди поближе к огню, – повторила она. – Подложи-ка побольше дров.
Он повиновался. Тенар налила в чайник воды и повесила его на железную перекладину над самым огнем.
На юбке у нее была кровь, и она стала мокрой тряпкой стирать пятно. Геду она тоже дала мокрую тряпку – вытереть кровь с рук.
– Как это ты пришел с ними вместе, но они об этом не знали?
– Я как раз шел вниз, в долину. По той дороге, что идет мимо Ручьев Кахеды. – Он говорил как-то монотонно, тихим голосом, словно ему не хватало воздуха, а дрожь делала его речь совсем невнятной. – Услышал – кто-то идет сзади, ну и отошел в сторонку, в лес. Разговаривать с ними не хотелось. Не знаю почему. Что-то в них было не то. Я их боялся.
Она нетерпеливо покивала и села напротив, у очага, чуть наклонившись вперед и внимательно слушая; стиснутые руки ее лежали на коленях. Мокрая юбка холодила ноги.
– Когда они проходили мимо, я услышал, как один из них сказал: «Дубовая Ферма». После этого я уже от них не отставал. Один все время говорил… О девочке.
– Что же он говорил?
Гед помолчал. Потом наконец выговорил:
– Что он собирается забрать ее и наказать. А потом вернуться за тобой. Потому что это ты украла ее. И еще он сказал… – Гед снова умолк.
– Что он и меня тоже накажет?
– Они все об этом говорили. Ну… об этом.
– Тот человек не Ловкач. – Она кивнула в сторону раненого. – Это не…
– Он говорил, что она принадлежит ему. – Гед тоже посмотрел на раненого, потом отвернулся к огню. – Он умирает. Нам нужна помощь.
– Не умрет, – сказала Тенар. – Утром я пошлю за Айви. Остальные-то по-прежнему неподалеку – сколько их там?
– Двое.
– Если он умрет, то пусть умрет; если выживет, пусть живет. Никто из нас наружу не выйдет! – Она вскочила, подавляя новый приступ страха. – Ты внес в дом эти вилы, Гед?
Он показал – четыре длинных зубца светились в углу возле двери.
Тенар снова села у очага, но теперь уже начало трясти ее; ее колотило так, что зуб на зуб не попадал – как раньше было с ним. Гед потянулся над очагом и коснулся ее руки.
– Все теперь в порядке, – сказал он спокойно.
– А что, если они все еще там?
– Они убежали.
