скачать книгу бесплатно
– Лучше бы его пристрелить. Он будет пугать скот и задирать наших собак, – заметил сквайр. – Эй, Купер! Надо сказать сторожу, чтобы он присмотрел за ним. Еще не хватало, чтобы пес добрался до моей баранины.
Отогнать собаку не удалось. Она с тоской посмотрела вслед сквайру, а после того, как Чарльз с дворецким немного отошли, робко последовала за ними.
Избавиться от животного оказалось невозможно. Бульдог бегал вокруг сквайра и Тома, как адский пес из «Фауста», разве что пламени за собой не оставлял. Кроме того, собака смотрела на Марстона с каким-то умоляющим видом, и это странное предпочтение льстило Чарльзу и казалось трогательным. Поэтому сквайр снова подозвал пса, погладил его и в конце концов решил взять домой.
Теперь пес послушно следовал за двумя людьми по пятам, как будто всю жизнь принадлежал Красавчику Чарли. Купер отпер маленькую железную дверь, и собака вошла за ними в часовню.
Марстоны рядами лежали под полом этого маленького здания. Склепов им не ставили, но у каждого покойника имелась отдельная могила, огороженная каменной кладкой. Каждое захоронение венчала мраморная плита с написанной в верхней ее части эпитафией – за исключением могилы бедного старого сквайра Тоби. Над ним не было ничего, кроме травы и ровной линии каменной кладки, которая указывала, на каком уровне следует расположить следующие захоронения.
– Действительно, это место выглядит поистине убого, – протянул Чарльз. – Вообще-то обеспечить должное отцу погребение обязан старший брат. Но если он не захотел устроить достойную могилу, придется позаботиться об этом мне, старина. А еще я прослежу, чтобы на надгробии вырезали большими буквами, что старший сын отказался отдать отцу последний долг, поэтому плита сделана младшим.
Они с Томом обошли маленькое кладбище. Солнце уже спряталось за горизонтом. Медно-красное сияние облаков, все еще подсвеченных уже скрывшимся светилом, зловеще сливалось с сумерками. Заглянув в маленькую часовню снова, Чарли увидел уродливую собаку, растянувшуюся на могиле сквайра Тоби. Она казалась по меньшей мере вдвое длиннее, чем раньше, и выделывала такие фокусы, что сквайр вытаращил глаза. Вы когда-нибудь видели кошку, катающуюся по полу с пучком валерианы, выгибающуюся, извивающуюся, трущуюся о пол мордой в полном экстазе? Тогда вы можете представить себе то, что увидел в часовне Красавчик Чарли.
Голова животного выглядела огромной, тело – длинным и тонким, а суставы – какими-то неуклюжими и словно бы даже вывихнутыми. Сквайр и старый Купер, вошедший вслед за ним, уставились на бульдога с чувством удивленного отвращения. И через пару мгновений псу досталось несколько ударов тростью от Чарльза. Зверь опомнился, отпрыгнул к изголовью могилы и замер там, такой же толстый и кривой, как и раньше. Он посмотрел в упор на сквайра с ужасной ухмылкой, и его глаза сверкнули характерным зеленым цветом собачьей ярости.
Но уже в следующую секунду пес униженно припал к ногам Марстона.
– Ну и дела! – пробормотал старый Купер, внимательно рассматривая собаку.
– А мне он нравится, – усмехнулся сквайр.
– Ну не знаю… – протянул дворецкий.
– Но здесь ему не место, – отрезал Чарли.
– Я не удивлюсь, если он окажется оборотнем, – проворчал старый Купер, который помнил историй о колдовстве больше, чем знают сегодня все люди в этих краях.
– Пес отличный, – задумчиво отозвался сквайр. – Были времена, когда я отвалил бы за такую собаку целую пригоршню монет. Но теперь я сам уже ни на что не гожусь. Пойдем со мной.
Он наклонился и похлопал собаку по спине. Та вскочила и с готовностью посмотрела ему в лицо, будто ожидая любой команды, пусть даже самой незначительной, которую могла бы выполнить.
Куперу не нравились кости, торчащие сквозь шкуру животного. Дворецкий не мог понять, что такого восхитительного нашел в собаке хозяин.
По ночам Чарльз оставлял пса в оружейной, а днем тот сопровождал сквайра в его беспокойных блужданиях по окрестностям. Чем больше хозяин любил бульдога, тем меньше пес нравился Тому и другим слугам.
– В нем нет и намека на отличного пса, – ворчал Купер. – Я думаю, мастер Чарли ослеп. Вон даже Старый Капитан, – он кивал на красного попугая преклонных лет, который сидел прикованный цепочкой к жердочке в дубовой гостиной и весь день разговаривал сам с собой, грыз когти и кусал жердочку, – даже Старый Капитан – единственное живое существо, кроме меня, еще пары слуг и самого сквайра, которое помнит старого хозяина… Даже он, как только увидел эту собаку, завизжал, словно его ударили, дико встряхнул перьями и упал, бедняга, повиснув на одной ноге, в припадке.
Но капризы человеческие не знают предела. Сквайр был одним из тех строптивцев, которые, чем больше их увещевают, тем тверже упорствуют в своих прихотях.
Самочувствие Чарльза Марстона, однако, продолжало ухудшаться из-за хромоты. Внезапный переход от активного образа жизни к жалкому существованию, полному ограничений от полученных травм, никогда не совершается без риска для здоровья. И теперь его осаждало множество серьезных расстройств, таких как несварение желудка, о существовании которых он раньше и не подозревал. Ко всему прочему по ночам сквайра нередко мучили кошмары. И в этих видениях неизменно присутствовал его новый любимец. Причем, как правило, он являлся центральным, а иногда и единственным персонажем. Пес растягивался на краю кровати у ног Чарли, будто увеличиваясь в размерах и ужасно напоминая старого, похожего на бульдога сквайра Тоби, и начинал выделывать свои трюки, вертя головой и вскидывая подбородок. А затем пес заводил долгие беседы о Скрупе – что с ним «не все так гладко» и что Чарльз «должен помириться с братом», что он, старый сквайр, «оказал любимому сыну плохую услугу», что «время близится» и «справедливость должна восторжествовать», и что «нет ему покоя на том свете из-за Скрупа».
Затем это полуживотное-получеловек приближалось к Чарльзу, подползая и прижимаясь к его телу, тяжелое, как свинец, пока морда зверя не оказывалась на лице Чарли. И начинались все те же отвратительные ужимки, потягивания и кривляния, которые пес вытворял на могиле старого сквайра. В конце концов Чарльз просыпался со стонами, задыхаясь, и резко выпрямлялся в постели, обливаясь холодным потом. И всякий раз ему казалось, будто он видит что-то белое, соскальзывающее с изножья кровати.
Позже Чарльз объяснял себе, что это, должно быть, сполз край занавески или одеяла, сброшенного его неловким движением. И каждое утро после таких снов собака была более ласкова и подобострастна, нежели обычно. Словно нехитрым этим приемом старалась она стереть чувство отвращения, которое оставлял после себя ужас ночи.
Доктор почти убедил сквайра, что в подобных снах нет ничего такого, чего нельзя было бы объяснить несварением желудка, от которого Чарльз действительно часто страдал.
Как бы в подтверждение слов врача, на некоторое время собака вообще перестала ему сниться. Но затем видение повторилось, причем еще более неприятным образом, чем раньше.
В этом новом кошмаре комната была погружена в непроглядную тьму. Чарльз слышал негромкий топот и знал, что это снова явилась его странная собака. Она медленно двигалась от двери к кровати – с той стороны, откуда всегда приходила во сне. Часть пола в спальне не была застелена ковром, поэтому отчетливо была слышна жуткая поступь животного, стучавшего когтями по паркету. Это были легкие, крадущиеся шаги, от каждого из которых комната, однако, будто сотрясалась. А потом сквайр почувствовал что-то тяжелое в ногах на кровати и увидел пару зеленых глаз, пристально смотревших на него в темноте. Он не мог отвести взгляд. А затем услышал голос старого сквайра Тоби:
– Одиннадцатый час прошел, Чарли, а ты ничего не сделал – хотя мы с тобой причинили Скрупу зло!
Затем голос стал говорить что-то быстро и много, а напоследок добавил:
– Время близко, скоро он нанесет удар.
И существо с протяжным низким рычанием стало подкрадываться к Чарльзу. Он видел на простыне отблеск горящих зеленых глаз, которые медленно приближались к самому его лицу.
С громким криком Чарли проснулся. Свет, который сквайр в последнее время привык оставлять в спальне, почему-то погас. Некоторое время Марстон лежал, боясь встать или даже просто оглядеться: он был уверен, что увидит в темноте зеленые глаза, смотрящие на него из дальнего угла. Едва оправившись от первого шока после кошмара, он только-только начал приходить в себя, когда часы пробили двенадцать. Тут Красавчик вспомнил слова:
– Одиннадцатый час прошел… Время близко – скоро он нанесет удар!
Чарли почти ожидал услышать, что голос отца снова это повторит.
Спускаясь утром в столовую, сквайр выглядел совсем разбитым.
– Знаешь ли ты, старый Купер, комнату, которую раньше называли комнатой царя Ирода? – спросил он дворецкого.
– Да, сэр, когда я был еще ребенком, в той комнате были гобелены с историей царя Ирода, – ответил тот.
– Там есть чулан, не так ли?
– Я не совсем в этом уверен. Но если и есть, он уже не представляет никакого интереса. Драпировки сгнили и отвалились от стен еще до вашего рождения. А внутри не осталось ничего, кроме старых сломанных вещей и прочего хлама. Я сам их туда складывал, когда бедный Твинк – помните, слуга, он еще был слепым на один глаз? – умер здесь, в этом доме, во время Великого Мороза[2 - Зима 1708–1709 годов – необычайно холодная зима в Европе в конце 1708 – начале 1709 годов, которая оказалась самой холодной в Европе за последние 500 лет. В Великобритании известна как Великий Мороз, во Франции – как Великая Зима.]. Нам потребовались немалые усилия, чтобы похоронить беднягу!
– Принеси ключ, старина, я хочу посмотреть эту комнату, – велел сквайр.
– И какого дьявола вам могло там понадобиться? – поинтересовался Купер в грубоватой манере, которую ему позволяли старомодные привилегии деревенского дворецкого.
– А какое, черт возьми, тебе до этого дело? Но я могу объяснить. Не хочу, чтобы моя собака жила в оружейной. Хочу переселить ее куда-нибудь в другое место, и мне все равно, куда. Так что можно отправить ее в ту комнату.
– Бульдог в спальне? Сэр! Люди скажут, что вы окончательно спятили!
– Ну и пусть говорят. Возьми ключ, и пойдем заглянем туда.
– Вы бы лучше застрелили пса, вот это было бы правильно, мастер Чарли. Вы разве не слышали, какой шум он поднял прошлой ночью в оружейной? Ходил взад-вперед, рычал, как тигр на представлении. И потом, что ни говори, эта собака не стоит того, чтобы ее кормить. В ней ни капли собачьего нет, это дурной пес.
– Я в собаках получше разбираюсь, и он хороший пес! – раздраженно возразил Марстон.
– Если бы вы разбирались в собаках, вы бы его повесили, – не унимался Купер.
– Я не собираюсь его вешать, так что хватит об этом. Иди за ключом и помни – не спорь со мной. Я и сам могу передумать.
Эта причуда с посещением комнаты царя Ирода имела, по правде говоря, совершенно иную цель, чем та, которую озвучил сквайр. Голос из кошмара дал определенное указание, которое теперь засело у него в голове. И Марстон знал, что не успокоится, пока не проверит это. На самом деле в тот день Чарльз был далек от того, чтобы испытывать симпатию к собаке. Пес начинал вызывать у него мрачное подозрение. И если бы старый Купер не показал в очередной раз свой скверный характер, диктуя хозяину, что делать, Марстон немедленно избавился бы от животного еще до вечера.
Они с Купером поднялись на давно заброшенный третий этаж. В конце пыльной галереи находилась просторная комната. Старый гобелен, из-за которого она получила свое название, много лет назад заменили современными бумажными обоями. Но даже их теперь покрывала плесень, а в некоторых местах они свисали со стен. На полу лежал толстый слой пыли. В одном из углов валялись сваленные в кучу несколько сломанных стульев и досок вместе с другим хламом, тоже в паутине и пыли.
Сквайр и дворецкий заглянули в чулан, который оказался совершенно пуст. Чарли огляделся, и трудно было сказать, испытал он облегчение или разочарование.
– Здесь нет мебели, – сказал он и посмотрел в грязное окно. – Ты, кажется, говорил мне что-то в последнее время – я имею в виду не сегодняшнее утро – то ли об этой комнате, то ли о чулане?.. Не помню, что…
– Господь с вами! Ничего такого я не говорил. И уже сорок лет не вспоминал об этой комнате.
– А есть ли в доме какая-нибудь старинная мебель, называемая буфетом? – задал сквайр новый вопрос.
– Буфетом? Да, конечно, в этой комнате был встроенный буфет. Теперь вы напомнили мне об этом, – кивнул Купер. – Но сейчас он заклеен обоями.
– И как он выглядит?
– Как маленький шкафчик в стене, – ответил старик.
– Хм… Интересно… Так он где-то здесь, под обоями? Покажи мне, где.
– Ну, я думаю, он был где-то тут, – предположил дворецкий, постукивая костяшками пальцев по стене напротив окна. – Да, вот он, – добавил Купер, когда его постукивания гулко зазвучали по деревянной дверце.
Сквайр сорвал со стены обрывки обоев и открыл дверцы небольшого встроенного шкафчика площадью около двух квадратных футов.
– То, что нужно для моих пряжек и пистолетов, а также для остальных безделушек, – заявил он. – Пошли отсюда, и оставим собаку там, где она живет сейчас. У тебя есть ключ от этого шкафчика?
Дворецкий покачал головой: ключа у него не было. Старый мастер в свое время забрал из буфета все вещи и запер его, после чего велел, чтобы его заклеили обоями – вот и все.
Когда сквайр и дворецкий спустились вниз, Чарльз, оставшись один, достал из мастерской крепкую отвертку, тайком вернулся в комнату царя Ирода и без особого труда взломал дверцу небольшого шкафа в стене. Там нашлось несколько писем и расторгнутых договоров аренды, а также документ, написанный на пергаменте. С большим волнением Марстон взял его с полки и прочитал. Это был имущественный документ, составленный примерно через две недели после других и гласивший, что Гилингден является так называемым «заповедным имуществом», а значит, переходит по наследству от отца к старшему сыну.
За время тяжбы с братом Красавчик Чарли приобрел кое-какие юридические познания. Ему стало ясно, что результатом обнародования этого документа будет не только передача дома и земель Скрупу. Чарльзу самому придется сдаться на милость обозлившегося на него брата. И тот получит полное право взыскать с Чарли лично каждую гинею, которую он когда-либо получал в качестве арендной платы со дня смерти отца.
Мрачный, пасмурный день словно таил в себе смутную угрозу. Туда, где стоял в оцепенении Чарльз, упала густая тень от кроны одного из склонившихся к окну огромных старых деревьев.
В состоянии тягостного замешательства Чарли попытался обдумать свое положение. Он положил документ в карман, почти решившись уничтожить его. Еще недавно в подобных обстоятельствах он не колебался бы ни минуты. Но теперь его здоровье и нервы были расшатаны, и сквайр испытывал необъяснимую тревогу, которую это странное открытие усилило еще больше.
Мучительные размышления Марстона прервало сопение за дверью комнаты, настойчивое царапанье и протяжное низкое рычание. Он собрался с духом и, не зная, чего ожидать, распахнул дверь, за которой увидел пса – не такого, каким тот был во сне, а извивавшегося от радости, приседавшего и ластившегося с нетерпеливой покорностью. А затем зверь прошелся по комнате, глухо ворча в каждом углу и, казалось, пребывая в неодолимом волнении.
Завершив свой странный обход, собака вернулась к хозяину и снова принялась ластиться, сев у его ног.
Теперь, когда первый испуг Чарльза прошел, чувство отвращения и страха начало утихать. Он почти упрекнул себя за то, что отплатил бедному одинокому животному за привязанность антипатией, которую тот на самом деле ничем не заслужил.
Чарльз ринулся прочь из комнаты, и собака побежала за ним вниз по лестнице. Как ни странно, вид этого зверя после первого приступа неприязни успокоил Марстона. В его глазах пес снова стал преданным, добродушным и, по-видимому, самым обычным.
К вечеру сквайр решил избрать средний путь: не сообщать брату о своем открытии, но и не уничтожать документ. Он знал, что никогда не женится – время, когда это было возможно, уже прошло. Так что он мог оставить после себя письмо, в котором рассказал бы о найденном документе. Письмо можно будет адресовать единственному из указанных в нем попечителей, оставшихся в живых. Тот наверняка уже и забыл бы об этом деле. Так Чарли обеспечил бы себе дальнейшее пребывание хозяином дома и сделал бы так, чтобы все было исправлено после его смерти. Разве это не справедливо? Во всяком случае, это вполне удовлетворяло то, что Марстон называл своей совестью, и он подумал, что это чертовски хороший компромисс для его брата.
На закате Чарльз отправился на свою обычную прогулку.
Когда он возвращался в сгущающихся сумерках, собака, как обычно сопровождавшая его, вдруг начала особенно резво и дико скакать и бегать вокруг – так же, как в первый раз, когда Чарльз ее встретил. Она носилась с бешеной скоростью, опустив большую голову к передним лапам. Ее возбуждение все росло, круги сужались, а непрерывное рычание становилось все громче и яростнее. В конце концов ее хозяин остановился и крепко сжал трость, потому что зловещие глаза и оскал зверя выглядели слишком угрожающе. Сквайр заметался, отмахиваясь от разошедшегося пса. Тщетно пытаясь ударить бульдога тростью, Чарльз так устал, что почти отчаялся его отогнать. Но вдруг собака резко остановилась и подползла к ногам хозяина, покорно припадая к земле.
Более извиняющегося и униженного пса трудно себе представить. И когда Марстон нанес ему пару сильных ударов тростью, тот лишь заскулил, скорчился и стал лизать ему ноги. Сквайр сел на поваленное дерево, а животное начало как ни в чем не бывало рыть носом среди корней. Чарли нащупал в нагрудном кармане пергамент – он был в безопасности.
В этом уединенном месте сквайр снова задумался. Должен ли он сохранить документ, дабы брат после смерти Чарли мог восстановить права на дом? Или ему следует немедленно уничтожить бумагу? Мужчина начал склоняться к последнему решению, и тут его снова напугало протяжное низкое рычание собаки.
Странная игра света – слабое красное свечение, отраженное небом после захода солнца, – теперь придавала сгущающейся тьме зловещую неопределенность. Унылая роща, расположенная в пологой лощине, из-за горизонта, скрытого со всех сторон, навевала особое ощущение одиночества.
Чарльз встал и кинул взгляд на некое подобие ограды, случайно образовавшейся из сваленных стволов срубленных деревьев. Собака стояла с другой ее стороны. Она вся напружинилась и вытянулась, так что ее уродливая голова, казалось, увеличилась вдвое. Сквайр снова ясно вспомнил свой сон. Тем временем между стволами просунулась неуклюжая голова животного, за ней – напряженная удлинившаяся шея, а потом и извивающееся тело, похожее на огромную ящерицу. Пробираясь через бревна, собака рычала и смотрела на хозяина так свирепо, словно собиралась сожрать его.
Быстро, насколько позволяла хромота, сквайр поспешил из этого уединенного места к дому. Вряд ли он сам осознавал, какие мысли проносились у него в голове. Однако когда собака догнала Чарльза, она казалась умиротворенной и даже радостной и вовсе не походила на зверя, который преследовал его в кошмарах.
В тот же вечер, около десяти часов, сквайр, уже порядком напуганный, послал за сторожем и сказал ему, что, мол, собака бешеная и ее нужно немедленно пристрелить. Собаку лучше спокойно убить в оружейной, где она сейчас находится. Пара дробин в драпировке не имеет значения, зато у пса не останется шансов сбежать.
Чарльз вручил сторожу двуствольное ружье, заряженное крупной дробью. Сам он в оружейную не пошел, но перед дверью остановил слугу и положил ладонь на его руку, державшую ружье. И сторож потом говорил, что рука хозяина дрожала и он выглядел «белым как молоко».
– Слышишь? – прошептал сквайр.
Собака, опять явно в сильном возбуждении, металась по комнате – угрожающе рычала, вскакивала на табурет у окна и снова прыгала на пол, бегала кругами.
– Будь начеку. Имей в виду – не дай ему шанса проскользнуть мимо, понимаешь? Разряди в него оба ствола! – велел Марстон.
– Это не первая бешеная собака, которую я прибил, сэр, – заверил его слуга с очень серьезным видом и вскинул ружье.
Когда сторож открыл дверь, собака бросалась на решетку нерастопленного камина. Он рассказывал потом, что «никогда не видел такого пристального и свирепого дьявольского взгляда». Зверь сделал вираж, будто собираясь прыгнуть в дымоход – «но туда ему было не протиснуться» – и завыл. Причем не как собака, а как человек, попавший в мельничные жернова. И прежде чем зверь бросился на сторожа, тот выстрелил в него из одного ствола. Пес прыгнул на него, перекатился кувырком и, упав на пол, получил второй заряд в голову, вереща у ног сторожа!
– В жизни не видел ничего подобного, не слышал такого визга! – пробормотал сторож, отшатываясь от пса и выходя из оружейной. – У меня странное чувство…
– Он… совсем мертв? – спросил сквайр.
– Не шевелится, сэр, – сказал сторож, волоча животное за загривок по полу.
– Немедленно выбрось его за дверь, – приказал Чарли. – И не забудь вынести за ворота сегодня ночью. Старый Купер говорит, что это оборотень. – Бледный сквайр улыбнулся. – В Гилингдене нельзя его оставлять.
Никогда еще человек не испытывал такого облегчения, как Марстон в тот момент. Целую неделю после этого он спал как младенец.
Если у человека появляются какие-либо благие намерения, надлежит действовать незамедлительно. Ибо существует в душе определенная тяга к злу, которая, если пустить ее на самотек, приведет к плачевному результату. Так и наш сквайр: в момент суеверного страха он решился на большую жертву и собрался действовать честно по отношению к Скрупу. Но скоро справедливое решение уступило место мошенническому компромиссу. Теперь Чарли удобно отложил восстановление справедливости до того срока, когда сам он уже не сможет наслаждаться жизнью в отцовском доме. А затем до него дошли новые известия о яростных и угрожающих выпадах старшего брата. Тот всегда обещал одно и то же – что он не оставит камня на камне, чтобы доказать: существует документ, который Чарльз либо спрятал, либо уничтожил, и Скруп никогда не успокоится, пока Чарльза не повесят.
Это, конечно, была пустая болтовня. Сначала она только злила Чарли. Но вскоре недавно пережитые и подавленные муки совести породили в нем страх. В пергаменте таилась опасность, и мало-помалу Чарльз пришел к решению уничтожить документ. Он долго колебался и несколько раз менял решение. Но в конце концов он избавился от того, что в любой момент могло стать причиной его позора и разорения. Поначалу это принесло ему облегчение, но затем нахлынуло новое ужасающее чувство реальной вины.
Однажды ночью он проснулся – или ему казалось, что проснулся – от того, что кровать сильно затряслась. В полутьме Чарльз увидел стоявшие в ногах две фигуры, державшиеся за столбики кровати. Один из них, судя по всему, был его братом Скрупом, а другим, несомненно, – старый сквайр. Младший Марстон понял, что это они разбудили его. Сквайр Тоби что-то говорил, когда Чарли проснулся, и младший сын услышал его последние слова:
– …Изгнанный тобой из собственного дома! Но это долго не продлится. Теперь мы войдем сюда вместе и останемся. Ты был предупрежден заранее, ты знал, что делал! Теперь видел нас своими глазами, и Скруп повесит тебя! Мы повесим тебя вместе! Посмотри на меня, ты, дьявольское отродье!
И старый сквайр, дрожа, повернул к Чарли лицо, израненное выстрелами и окровавленное. И с каждым мгновением все больше и больше становясь похожим на собаку, он начал вытягиваться и взбираться на кровать по изножью. А рядом с ним Марстон-младший видел другую фигуру, нечеткое черное пятно – тень, которая тоже стала залезать на кровать. И в комнате тут же воцарились ужасная суматоха и шум, послышались гомон и смех. Чарльз не мог разобрать слов… Он проснулся с криком и обнаружил, что стоит на полу. Призраки и шум исчезли, но в ушах все еще раздавался грохот и звон осколков. Большая фарфоровая чаша, из которой многочисленные поколения Марстонов принимали крещение, упала с каминной полки и разбилась.
– Мне всю ночь снился мистер Скруп. Я бы не удивился, старина Купер, если бы узнал, что он умер, – сообщил сквайр, спустившись утром в столовую.
– Боже упаси! Он мне тоже снился, сэр: снилось, что он чертыхался и тонул, а в его пальто была прожжена дыра. И старый хозяин – да пребудет с ним бог! – сказал совершенно отчетливо… Я бы поклялся, что это был именно он! Он сказал: «Купер, вставай, ты, проклятый вор! Что вылупился? Помоги мне повесить его – потому что этот глупый пес мне не сын». Я полагаю, это все из-за собаки, застреленной той ночью. Она не выходит у меня из головы. Еще мне показалось, что старый хозяин ударил меня кулаком, и я, проснувшись, вскричал спросонок: «К вашим услугам, сэр!» И потом какое-то время не мог отделаться от ощущения, будто хозяин все еще находится в комнате.
Письма из города, однако, вскоре убедили сквайра в том, что его брат Скруп не только не мертв, но и очень даже активен. Адвокат сообщил Чарли, что старший Марстон откуда-то узнал о дополнительном имущественном документе и намеревается возбудить дело, чтобы отстоять право стать хозяином Гилингдена. В ответ Красавчик Чарли, собрав все свое мужество, написал адвокату храброе опровержение. Но тяжелые предчувствия его не покидали.
Скруп продолжал во всеуслышание угрожать брату обещанием «повесить наконец этого мошенника».
Однако в разгар проклятий и шантажа неожиданно воцарился мир: Скруп умер, так и не успев перед смертью осуществить свои угрозы. Это был один из тех случаев болезни сердца, при которых смерть наступает внезапно, как от пули.
Чарли не скрывал триумфа, и это выглядело шокирующе. Он не был, конечно, совсем уж злым человеком, но освобождение от тайного гнетущего страха вызвало у него бурю ликования. Кроме того, как выяснилось, сквайра ждала еще одна величайшая удача. Всего за день до смерти Скруп уничтожил завещание, в котором все до последнего фартинга доставалось любому незнакомцу, который согласится продолжить судебное преследование против Чарли.
