скачать книгу бесплатно
ослабление или вовсе устранение пограничных барьеров;
возможность виртуализации;
демократичность («гибкость» социального устройства, экономических моделей, политики, идеологии, национально-государственных отношений и т. п.);
эффект «мировой деревни» или «всемирной общины» и др.
В своем интегральном выражении данные характеристики обусловливают ситуацию взрывного взаимодействия пространства, времени и информации, что не может не влиять на структурные и содержательные особенности становления и развития современного коммуникационного процесса.
В XX в. сформировалась научная дисциплина, известная как теория коммуникации, наука о коммуникациях, коммуникационная наука и даже – коммуникология, коммуникативистика или коммуникатика, а в западноевропейском и американском наименованиях – communication studies, или просто – communications, а также метадискурс (Р. Крэйг) как процесс «коммуникации/взаимодействия/интеракции», понимаемый в качестве первоосновы для многообразных процессов жизни человека и общества, а также его результатов. Согласно Н. Луману, под коммуникацией следует понимать некое исторически-конкретное, протекающее, зависимое от контекста событие, специфическую операцию, характеризующую исключительно социальные системы перераспределения знания и незнания.
Исходя из своеобразных вех в развитии средств коммуникации, когда коренным образом изменялись методы передачи информации, ее объемы и качественные характеристики, можно выделить разные вехи или этапы в развитии социальной коммуникации. Таких вех было несколько: дописьменная первобытная культура, знаково-символическая культура, письменная культура, письменно-печатная культура, культура электронных средств социальной коммуникации. Кратко остановимся на каждом из перечисленных этапов, чтобы определить особенности их формирования и влияния на технологию социальной коммуникации.
Первый этап – первобытной дописьменной культуры – характеризуется, прежде всего, определенным устным способом передачи информации. Первоначально объемы передаваемой информации были минимальными, а средствами передачи информации служили непосредственно подручные человеку знаки (огонь, предметы обихода, собственное тело и т. д.), которые помогали обозначить свое отношение к конкретной ситуации, совершить совместные (коммуникационные) действия. Необходимость передачи все более сложных (информативных) сообщений, в связи с усложнением условий жизнедеятельности человека, привела к формированию речевой и далее – письменной культуры.
Следует отметить, что, несмотря на существование письма, сначала иероглифического, а потом – алфавитного, все древние традиционные культуры были по преимуществу устными. Расцвет устной культуры многие исследователи связывают с фактом передачи больших устных текстов, преимущественно эпического характера. На данном этапе характерна в целом сакрализация передаваемого устного текста. Например, в Древней Индии огромные тексты, которые считались данными богами, заучивались наизусть, и таким образом сохранялась преемственность культуры на протяжении многих тысяч лет. Образцом развития устной культуры может служить Античная Греция, в которой при условии существования письма доминирующую роль все же играли устные средства социальной коммуникации. Пиком их развития является риторика как искусство совершенной устной коммуникации, основанной на убеждении. Постепенно роль устной коммуникации меняется, и на первый план выходит письменность как возможность не только непосредственно обмениваться информацией, но и фиксировать ее, сохраняя и передавая информацию во времени и пространстве.
Письмо было эпохальным прорывом в развитии коммуникации. В истории развития письменности можно выделить два этапа. Первый – это развитие иероглифического письма, второй – появление алфавита. Иероглифическое письмо появилось в глубокой древности, примерно в 4-м тысячелетии до н. э. в Месопотамии. Первоначально оно носила фигуративный характер, непосредственно рисунком обозначая предмет. Такое письмо позволяло выразить прямой смысл передаваемой информации, так, например, рисунок птицы обозначал птицу и т. д. Уже в Древнем Египте иероглифическое письмо усложняется, позволяя передавать некоторые абстрактные высказывания, хотя, следует отметить, сохраняет преимущественно образный характер письменного языка. Такой язык был перегружен символами и был чрезвычайно труден для запоминания и использования.
В этом смысле изобретение шумерами алфавита значительно упростило способ передачи и записи информации. Древние шумеры стали использовать знаки не для передачи отдельных понятий, а для обозначения звуков языка, то есть происходит процесс сближения устного и письменного языков. Изучение алфавита не требовало колоссальных усилий по сравнению с иероглифическим письмом, письмо стало более активно использоваться в общественной жизни. Конечно, развитие письма было бы невозможным, если бы не развивались такие материальные средства передачи информации, как папирус, бумага и т. д., которые, в отличие от глиняных табличек, были более удобны в повседневном использовании. Письменные тексты становятся так называемой социальной памятью, позволяя сохранять и передавать знания, расширяя сферу их применения. По сравнению с Античной Грецией, культура Древнего Рима была уже по преимуществу письменной, так как письменность играла там одну из главных ролей в социальной коммуникации: взаимоотношения между людьми в социуме определялись письменными источниками, текстами, законами. Письменный текст более достоин доверия, как носитель «истинного знания», в отличие от устной речи, которая становится полем доминирования мнений, зачастую ложных. В письменной культуре впервые происходит процесс деперсонализации знания, знание о мире и человеке получает объективированное выражение. По мнению английского социолога Э. Геллнера, изобретение письменности сравнимо по своему значению с происхождением государства. «По-видимому, – пишет он, – письменное слово входит в историю вместе с казначеем и сборщиком налогов: древнейшие письменные знаки свидетельствуют, прежде всего, о необходимости вести учет» [88, с. 37–38]. В. М. Межуев определяет письменность как язык цивилизованного человека в отличие от устного языка народов, находящихся на доцивилизационной стадии развития.
Распространению письменной культуры способствовало развитие технических средств передачи информации, революционным достижением которого стало изобретение печатного станка. С этого времени начинается так называемая эпоха Гутенберга. Она характеризуется принципиально новым уровнем развития технологий социальной коммуникации, когда различные средства коммуникации начинают использоваться совместно для получения оптимального результата в обеспечении коммуникативного процесса. Печатание приносит с собой возможность широкого тиражирования письменных текстов, процесс письменной коммуникации становится доступным большому количеству людей. Напечатанное знание потенциально общедоступно, что делает процесс социальной коммуникации качественно совершенно другим. «Большой скачок, – пишет Э. Тоффлер, – был сделан с изобретением письма, но и он проходил веками. Следующий большой скачок по направлению к приобретению знаний – изобретение в пятнадцатом веке Гутенбергом и другими печатания. До 1500 года, по наиболее оптимистичным подсчетам, в Европе издавалось около 1000 книг за год. Это означало, что потребуется целый век для создания библиотеки в 100 000 томов. Через четыре с половиной века, к 1950 г., этот уровень так возрос, что Европа выпустила 120 000 книг в год. Количество времени сократилось со столетия до десяти месяцев. К 1960 году, десятью годами позже, был сделан еще один рывок, и вековая работа требовала уже только семи с половиной месяцев. К середине 60-х годов мировое производство книг, включая Европу, достигло уровня 1000 книг в день» [352, с. 26].
Как считает Г. М. Маклюэн, описывая эту эпоху в своей книге «Галактика Гутенберга» [214], именно появление печатного станка спровоцировало появление нового типа человека – «индустриального» человека с его ориентацией на технический прогресс. Издание книг, кроме получения непосредственной экономической прибыли, приводило к тому, что новейшие идеи и научные исследования получали широкое распространение, способствуя секуляризации общественной жизни, становлению рационализма и светского просвещения, более динамическому развитию культуры.
С наступлением эпохи электронной коммуникации развитие коммуникативных средств и технологий пошло по пути диверсификации и интенсификации. Одновременно развиваются различные технические отрасли, приводя к совершенно новым техническим изобретениям, позволяющим значительно обогатить коммуникативные возможности человека, сделать коммуникацию более эффективной. В 1839 г. появляется фотография, так называемая дагеротипия, что позволяет «схватывать» и передавать визуальную информацию. Появление телеграфа позволило сократить во много раз время передачи информации с одной точки в другую. В 1877 г. Т. Эдисон впервые осуществил звукозапись, способствуя непосредственной фиксации речевого акта, а созданный и запатентованный в 1876 г. А. Беллом телефон позволил человеку забыть о пространственных ограничениях процесса коммуникации. Эту эпоху по праву называют эпохой первой технической революции в области массовой коммуникации: технические изобретения практически полностью изменили лицо культуры, являясь до сих пор ядром современной цивилизации, проходя по пути все большего усовершенствования.
В 1895 г. русский физик А. С. Попов изобрел устройство, которое теперь носит привычное название «радио», что позволило сделать канал передачи вербальной информации на тот момент предельно массовым. Многие стороны жизни стали принципиально открытыми, появилась возможность транслировать артефакты музыкального и литературного искусства, делая их продуктами массового тиражирования. Именно по радио люди получали большое количество актуальной, «свежей» информации. Большинство политических деятелей того времени пользовались данным каналом для получения эффекта широкомасштабного воздействия на массы и распространения своих идей.
Отдельным этапом в развитии одновременно и средств коммуникации, и нового вида искусства послужил кинематограф, который постепенно начал вытеснять из культурной жизни театр, так как был не просто завораживающим техническим чудом, но и доступным массовым развлечением.
Коммуникация, как относительно самостоятельный объект социальных наук, выделилась в связи с развитием технико-технологических средств передачи информации, особенно радио в 20-х гг. XX в., позднее – с развитием техники и технологий в целом и телевидения и компьютеризации в частности, а в современных условиях – с развитием процессов глобализации и региональной интеграции.
Первая кафедра коммуникации была открыта в 1950-х гг. в США. Осмысление коммуникации развивалось, как минимум, по трем направлениям:
англо-американское, направленное на лингвистический анализ и «прояснение языкового опыта» (Л. Витгенштейн);
французское, не ограничивающееся языковой коммуникацией и включающее такие различные социальные проблемы коммуникации современного общества, как осмысление идеологии и власти, критика капитализма, постижение дискурса;
мультинациональная «философия диалога» (М. Бубер, Э. Левинас, М. Бахтин, Ф. Розенцвейг, Ф. Эбнер, О. Розеншток-Хюсси, В. С. Библер и др.).
Теория коммуникации развивается целым рядом наук. Среди них:
этнография изучает бытовые и культурологические особенности коммуникации как общения в этнических ареалах;
психология и психолингвистика рассматривают факторы, способствующие передаче и восприятию информации, процесс межличностной и массовой коммуникации, а также различные аспекты коммуницирующих субъектов – коммуникантов;
лингвистика вербальной коммуникации – нормативным и ненормативным употреблением слов и словосочетаний в речи – устной и письменной, диалогической и монологической и других ее типах;
паралингвистика рассматривает способы невербальной коммуникации – жесты, мимику и другие несловесные коммуникативные средства;
социолингвистика сосредоточена на социальной природе языка и особенностях его функционирования в различных сообществах, механизмах взаимодействия социальных и языковых факторов, обусловливающих контакты между представителями различных групп;
социология коммуникации изучает ее социальную структуру и в частности – функциональные особенности общения представителей различных социальных групп в процессе их взаимодействия и в результате воздействия на их отношение к социальным ценностям данного общества и социума в целом.
С точки зрения Д. П. Гавры, в теориях коммуникации можно выделить два основных подхода к ее пониманию:
процессуально-информационный подход, в рамках которого разработаны такие теоретические конструкты коммуникации, как модель Г. Лассуэлла, математическая модель коммуникации К. Шеннона и У. Уивера, социально-психологическая модель коммуникации Т. Ньюкомба, модель Дж. Гербнера, интегральная (обобщенная) модель коммуникации Б. Вестли и М. Маклина, трансакционная модель коммуникации представителя техасской школы коммуникации А. Тэна;
семиотический подход, акцентирующий внимание на знаках и знаковых системах, представлен структурно-лингвистическим направлением и концепцией знака Ф. де Соссюра, логико-философским направлением и моделью знаков Ч. Пирса, логической моделью знаков Г. Фреге, а также работами Ч. Морриса, Ч. Огдена и И. А. Ричардса.
Заметно растет влияние системно-кибернетической методологии. В ее рамках в науку о коммуникациях был сделан существенный вклад, в частности такими социологами, как Т. Парсонс и Н. Луман, кибернетиками Н. Винером (в том числе осмысление прямой и обратной связи), X. фон Фёрстером (различение кибернетики первого и второго порядка). Важно учитывать и когнитивные теории коммуникации (Ч. Осгуд), влияние структурализма на осмысление коммуникации (К. Леви-Стросс), критический подход к коммуникации (марксизм, Франкфуртская школа), культурологическое направление (Р. Хоггарт, Р. Уильямс, С. Холл). В их рамках путем анализа дискурсов, действий и текстов, как несущих определенные идеологии, поддерживающих и укрепляющих власть одних социальных классов и групп над другими, рассматривается роль власти и насилия в коммуникационных процессах.
В теориях коммуникации различные авторы по-разному определяют понятие коммуникативной личности. На философском уровне сущности понятий «личность» и «коммуникативная личность» совпадают. Личность, как социокультурный субъект, социализированный индивид, не может существовать иначе, как коммуникативная личность, «человек общающийся».
Коммуникативная личность – одновременно человек, общавшийся в прошлом, – субъект и продукт предшествующей коммуникации, человек, общающийся реально, – в настоящем, и человек, общающийся потенциально, готовый к общению в будущем. В любой коммуникативной личности всегда присутствуют и неразрывно увязаны все эти три темпоральных среза – прошлая, настоящая и будущая/потенциальная коммуникация.
В коммуникациях по средствам их осуществления выделяются следующие основные виды: вербальная коммуникация; невербальная коммуникация или коммуникация, осуществляемая в паралингвистическом дискурсе: коммуникация с помощью знаков; коммуникация с помощью жестов; коммуникация с помощью символов; коммуникация с помощью других паралингвистических средств (например, мимики, поз и др.).
По субъектам коммуникации и типу отношений между ними принято выделять следующие ее виды:
межличностная коммуникация – вид личностно-ориентированного общения, связанный с обменом сообщениями и их интерпретацией двумя или более индивидами, вступившими в определенные отношения между собой; вид коммуникации в ситуации межличностных взаимодействий и/или отношений;
межгрупповая коммуникация – вид взаимодействия людей, детерминируемый их принадлежностью к различным социальным группам и категориям населения, независимый от их межличностных связей и индивидуальных предпочтений;
публичная коммуникация – вид институционального (статусно-ориентированного) общения с публикой (значительным числом слушателей); сообщение в такой коммуникации затрагивает общественные интересы и приобретает публичный характер;
массовая коммуникация – процесс систематического распространения информации, носящий институциональный характер, а также передача специально подготовленных сообщений с помощью различных технических средств на численно большие, анонимные, рассредоточенные аудитории; является регулятором динамических процессов общественного сознания, интегратором массовых настроений, а также мощным средством воздействия на индивидуальность и группы.
Осмысление выбора определенной комбинации способов, форм и средств коммуникационного процесса лежит в основе понятия технологии коммуникации, претерпевшей к настоящему времени существенную трансформацию.
Проблема типологии социальной коммуникации также не обделена вниманием специалистов самых разных научных дисциплин. В самом общем виде выделяют типы коммуникаций: по форме использования языка – вербальная и невербальная; по степени охвата аудитории – коммуникация в малых группах, коммуникация внутри организации, массовая; по характеру взаимодействия – монолог, диалог, полилог; по области реализации – религиозная, политическая, музыкальная коммуникации и т. д.; по условию обращения – непосредственная и опосредованная; по характеру речевой ситуации – официальная, бытовая и т. д. В рамках данного исследования наиболее целесообразным видится рассмотрение двух первых типов.
Как уже было отмечено, по форме использования языка можно выделить вербальную (языковую) и невербальную коммуникации, которые являются естественными каналами передачи информации.
Вербальная коммуникация реализуется при употреблении слов, словесных выражений, использование которых упорядочено правилами, существующими в данном языке. Когда мы говорим о вербальной коммуникации, то имеем в виду, прежде всего, речевую коммуникацию. Речевая способность – одна из определяющих характеристик человека как разумного существа. Язык служит инструментом для передачи смысла и непосредственного содержания социальной коммуникации. Следует отметить, что речь может вестись о языке только в том случае, если можно выделить минимальную значимую единицу в структуре языка при условии существования набора этих единиц и правил, определяющих их системную организацию и условия перевода на любой другой язык.
Невербальная коммуникация представляет собой такой тип коммуникации, при котором коммуникативное сообщение сопряжено с передачей информации о характере, прежде всего – об эмоциональном состоянии взаимодействия общающихся. Данный тип коммуникации обычно дополняет вербальную коммуникацию, зачастую значительно влияя на понимание содержания сообщения, его смысла другим человеком. В процессе невербальной коммуникации человек получает информацию о личности коммуникатора, об отношении коммуникаторов друг к другу, а также об отношении к самой ситуации коммуникации. Необходимо отметить, что формы невербальной коммуникации являются первоначальным этапом в развитии коммуникационного акта, как в онтогенезе, так и в филогенезе. Сначала это выражается в непроизвольном выражении своего эмоционального состояния (крик, улыбка и т. д.), отношения к характеру коммуникативной ситуации, а затем возникает их сознательное употребление и возможность манипуляции невербальными формами коммуникации при передаче сообщений. Посредством невербальной коммуникации человек получает порядка 90 % информации, которая зачастую воспринимается им бессознательно.
Существуют различные формы невербальной коммуникации, среди которых можно выделить паралингвистическую коммуникацию, зрительную коммуникацию, коммуникацию посредством мимики и пантомимики (кинестезическая коммуникация), тактильную коммуникацию, проксемическую коммуникацию.
Паралингвистическая коммуникация является дополнительным средством для придания вербальной коммуникации большей выразительности и эмоциональной звуковой окраски. К данному типу коммуникации относятся комплекс неязыковых звуков (стон, крик, смех, сипение и т. д.) и такие различные признаки коммуникации, как высота и интенсивность звука, тембр речи, интонация, а также паузы, темп речи.
Говоря о зрительной коммуникации, следует отметить, что зачастую она является определяющим фактором нашего восприятия. Посредством зрения мы устанавливаем первичный контакт с собеседником при непосредственном общении и далее можем влиять на характер протекания коммуникационного процесса. В данной форме коммуникации закрепились выражения, не относящиеся напрямую к свойствам человеческого взгляда, но образно выражающие эмоциональное либо оценочное отношение коммуникатора, его эмоциональные состояния, например холодный взгляд, злой, пронзающий, отсутствующий и т. д. Особенности проявления зрительной коммуникации свидетельствуют о характере отношений между людьми, например, в ситуации близкого доверительного общения коммуникаторы постоянно сохраняют зрительный контакт, тогда как в случае общения с малознакомым человеком визуальный контакт менее интенсивен.
Мимическая коммуникация часто дополняет другие виды коммуникации, выступая «универсальным языком», в общем понятным всем людям без исключения. Мимическая коммуникация раскрывается через различные выражения лица, которые являются своеобразными иллюстраторами нашего внутреннего эмоционального состояния. Зачастую многие мимические выражения возникают у человека бессознательно, являясь реакцией на коммуникативную ситуацию.
Пантомимическая, или кинестезическая, коммуникация имеет более сложный семантический характер, чем мимическая коммуникация. Дополняя вербальную коммуникацию посредством жестов, движений, положений тела, кинестезическая коммуникация может полностью заместить ее, в частности, в ситуации общения глухонемых. Более того, кинестезическая коммуникация в большей степени зависит от культурного контекста, в котором совершается коммуникативный акт, например, в одних культурах кивок головой имеет характер утверждения, в других – характер отрицания.
К своего рода «биологическим» видам коммуникации можно отнести тактильную коммуникацию (непроизвольная паралингвистическая также является основополагающей в процессах филогенеза и онтогенеза). Большую роль тактильная коммуникация играет в детском возрасте, так как именно через прикосновение передается отношение матери к ребенку и соответственно – отношение мира к ребенку. В более поздний период тактильная коммуникация скорее говорит о степени межличностных отношений либо выполняет символическую функцию при социальном взаимодействии, например рукопожатие, которое является знаком доверия, похлопывание по плечу как выражение поддержки и т. д.
Проксемическая коммуникация говорит об особенностях коммуникационного акта исходя из межличностной дистанции. Характер межличностной дистанции определяется личностными качествами коммуникаторов, отношениями между ними, культурными особенностями сообщества, в котором они находятся. Можно выделить четыре зоны, обусловливающие характер межличностной коммуникации, – интимная, личная, социальная и общественная. Нарушение границы той или иной зоны коммуникаторами может внести существенные изменения в процесс коммуникации либо полностью разрушить ее.
Таким образом, невербальная коммуникация является дополнительным источником информации, который в большинстве случаев активно воздействует на характер и весь ход вербальной коммуникации.
Реализация вербальных и невербальных видов коммуникации нередко зависит от степени ее охвата коммуникационным процессом. Очевидно, что невербальные формы могут проявляться более ярко при непосредственном межличностном общении, чем, например, в массовой коммуникации.
В зависимости от степени охвата аудитории коммуникация может разделяться на межличностную, коммуникацию в малых группах, коммуникацию внутри организации, массовую.
Межличностная коммуникация предполагает ситуацию непосредственного общения между коммуникаторами и, в свою очередь, делится на персональную или имперсональную. Персональная коммуникация основана на уникальности каждого человека в ситуации коммуникации. Она обычно протекает между знакомыми людьми, которые обмениваются личными мнениями, взглядами, частными проблемами и т. д. Имперсоналъная коммуникация – это ситуация непосредственного общения между чаще всего незнакомыми индивидами для достижения конкретной практической цели. Такой характер носит, например, деловая коммуникация.
Коммуникация в малых группах возникает в конкретных референтных группах, к которым относится человек. Примером таких групп могут выступать класс, команда, группа, объединенная общим интересом. В большинстве случаев процесс общения рождается в процессе совместной деятельности, в данном случае успешная групповая коммуникация влияет на характер протекания совместного деятельностного процесса, так как реализует функции взаимопонимания и взаимоподдержки.
Коммуникация внутри организации является более общей формой групповой коммуникации и характеризуется общей стратегической целью, которую она реализует в сообществе. Данный тип коммуникации может проходить как на уровне социальных институтов, так и на уровне конкретных организаций, занимающихся той или иной деятельностью. Процесс коммуникации данного типа имеет, как правило, более опосредованный и формализованный характер.
Массовая коммуникация направлена на охват аудиторий большого количества людей. В большинстве случаев массовая коммуникация носит опосредованный характер. Она стала возможна только с появлением феномена массового общества, «человека-массы» (X. Ортега-и-Гассет), а также развитием таких средств массовых коммуникаций, как радио, телевидение и т. д. Как один из подтипов массовой коммуникации можно выделить публичную коммуникацию, так как публика представляет собой массовое собрание людей, объединенных какой-то целью. Массовая коммуникация носит по преимуществу однонаправленный характер, хотя в случае публичной коммуникации мы можем наблюдать обратную связь, которая выражается, например, в реакции аудитории. Массовая коммуникация направлена на анонимного реципиента и обращается ко всем возможным коммуникаторам сразу. С развитием цивилизации роль массовой коммуникации все больше возрастает, так как современные электронные средства коммуникации позволяют существенно расширить границы коммуникативного процесса.
Данные средства сформировались сравнительно недавно и характеризуют собой совершенно новую стадию социальной эволюции, равно как и новые возможности, типы и формы социальной коммуникации. История же последней в контексте формирования средств коммуникации уходит в глубь веков человеческой цивилизации. Средства коммуникации значительно расширяют те коммуникативные возможности человека, которые изначально заложены в его природной сущности. История их возникновения фактически неотделима от возникновения элементарных потребностей в общении. Первые средства коммуникации мало напоминали современные. Постепенно развиваясь и становясь более технически совершенными, новые средства коммуникации привели к качественным трансформациям человеческой культуры и способов социальной организации.
Отмеченные фундаментальные сдвиги в практике и теории социальных коммуникативных процессов на порядок повысили интегративную роль семиотики, или семиологии (с древнегреч. – знак, признак), – науки, исследующей состояние естественных и искусственных языков, свойства знаков и знаковых систем. Согласно Ю. М. Лотману, под семиотикой понимается наука о коммуникативных системах и знаках, используемых в процессе общения.
В семиотике выделяются три основных аспекта изучения знака и знаковой системы:
синтаксис (синтактика) изучает внутренние свойства систем знаков безотносительно к интерпретации;
семантика рассматривает отношение знаков к обозначаемому;
прагматика исследует связь знаков с «адресатом», то есть проблемы интерпретации знаков теми, кто их использует, их полезности и ценности для интерпретатора.
Наиболее существенные результаты в междисциплинарном поле достигнуты в семантике. Предметом ее исследований является смысловое содержание информации. Знаковой считается система конкретных или абстрактных объектов (знаков, слов), с каждым из которых определенным образом сопоставлено некоторое значение. Таких сопоставлений может быть по меньшей мере два. Первый вид соответствия определяется непосредственно материальным объектом, которым обозначается слово, и оно называется «денотат» (или в некоторых работах – «номинат»). Второй вид соответствия определяет смысл знака (слова), и он называется концептом. При этом исследуются такие свойства сопоставлений, как «смысл», «истинность», «определимость», «интерпретация» и др. Для исследований нередко используется аппарат математической логики и математической лингвистики.
Идеи семантики, намеченные еще Г. Лейбницем и Ф. де Соссюром, сформулировали и развили Ч. Пирс, Ч. Моррис, Р. Карнап и др. Их основным достижением стало создание аппарата семантического анализа, позволяющего представить смысл текста на естественном языке в виде записи на некотором формализованном семантическом (смысловом) языке. Семантический анализ является основой для создания устройств (программ) машинного перевода с одного естественного языка на другой.
Слово есть символ символов, соединяющий мыслящего человека с реальностью. Оно не дано сразу в непосредственном чувственном опыте, но постепенно и опосредованно извлекается из нее и предстает в формах искусственных знаков – значений сущностей вещей. Ф. Ницше писал об устойчивой иллюзии воспринимать слово как нечто само собой разумеющееся, «самое правильное, самое простое выражение», в котором «бытие хочет стать словом». В действительности – «сначала образы… Затем слова, отнесенные к образам. Наконец, понятия, возможные лишь когда существуют слова, – соединение многих образов в нечто невидимое, но слышимое (слово)». И лишь в конечном счете «мы мыслим… в форме речи» [265, с. 233, 241].
Многозначная роль языка изучается рядом наук. В семиотике выясняются не только природа и сущность, но и функции языка.
Информационная функция означает выработанный человечеством способ освоения, хранения, передачи и преобразования совокупности знаково-символических образов родовых и видовых свойств вещей и процессов, вовлеченных в мир человека, различных проявлений его чувственного и интеллектуального опыта.
Коммуникативная функция языка, в особенности письменность, обеспечивает деятельное и универсальное – непосредственное и опосредованное – общение между людьми. «Для того чтобы понимать друг друга… – писал Ф. Ницше, – надо еще обозначить теми же словами один и тот же вид внутренних переживаний, надо иметь с собеседником общий опыт» [263, с. 310]. Еще более возрастает роль языка в общении между народами. В этом ракурсе, например, по замечанию известного культурфилософа Н. И. Конрада, японцы – «жадные читатели и усердные переводчики». В контексте обострения проблемы государственного языка в ряде постсоветских стран поучителен опыт функционирования государственных языков в Бельгии, Швейцарии, Финляндии. Благой пример – и русско-белорусское двуязычие.
Кумулятивная функция языка заключается в его способности быть не только хранителем, но и накопителем информации о человеческом опыте. Динамичная пластика языка почти полностью замещает генетическую память, но главное – обеспечивает его способность опереться на совокупный социальный опыт и быть инструментом его обогащения. «Язык – это наследие, получаемое от предков, и оставляемое потомкам наследие, к которому нужно относиться… с уважением, как к чему-то священному», – отмечал Ф. Ницше [263, с. 324].
Роль письменности, как связующей нити между прошлыми, настоящими и будущими поколениями, убедительно продемонстрирована П. Сорокиным в мысленном опыте. «Представим на минуту, – писал он, – что во всех цивилизованных странах все графические обозначения – книги и так далее – были бы неожиданно уничтожены… Такое разрушение сокрушило бы нашу цивилизацию, превратив ее в реликт, подобный часам старых соборов, которые никто не может завести, потому что ключи потеряны» [343, с. 210].
Но истории известен обратный – и потрясающий – эффект: народы – творцы древнегреческого и латинского языков – канули в Лету, а их языки не только живут, но и остаются корневой системой современных европейских языков.
Коммуникативные функции языка проявляются в двух ипостасях – по «горизонтали» и «вертикали». В первом ракурсе язык служит средством согласования совместных действий людей на основе взаимопонимания относительно значимых для них феноменов и их символов. Другой, «вертикальный», ракурс – постоянное обозначение словом процесса руководства людьми. По словам американского историка А. Шлезингера, «привлечение широких масс на свою сторону требует от руководителя не только умения ставить цели, но и доводить их до современников. Язык связывает политику с реальностью» [409, с. 623].
Способность человека выполнять жизненно важные функции с помощью символико-знаковой системы, прежде всего языка, имеет универсальный характер. Символика жестов, танца, музыки, архитектуры также изначально и непреходяще обладает коммуникативным смыслом и потенциалом. Вербальный же язык не всегда велик, но нередко могуч своими дисфункциональными проявлениями: понятиями и суждениями – «перевертышами», то есть бессознательными ошибками или сознательной «подменой основания», выражением иллюзорных представлений человека о мире и о себе. Естественное следствие – деформации или даже разрыв коммуникации.
Дисфункции языка – результат действия неоднородных факторов. Их общий исток – преобладание процессов дифференциации, обособления человеческих общностей над их интеграцией. Этот феномен емко выражен в библейской притче о Вавилонской башне. По существу, язык – это средство не только интеграции, но и дезинтеграции народов.
Проблематичной остается роль незрелости общественно-исторической, в том числе духовной, практики в деформировании языка. К примеру, версия Земли «на трех китах», поиски «философского камня» или «флогистона». Свою лепту вносит и запечатлевающий эту незрелость консерватизм письменного слова. Сократ относился к письменному слову как к беззащитному, открытому для спекуляций и злоупотреблений. В отличие от устной речи, письменный текст не может постоять за себя. Но далеко не всегда может постоять за себя иная устная речь.
Насилие над языком – горький плод и социально-политических страстей. В особенности это относится к эвфемизмам – сознательно конструируемым словам-призракам, сущему проклятию чистоты языка. Они проявляются в деформациях функций языка как форма социальной магии, призванная скрыть эгоцентричные интересы. Например, «общество благоденствия», «либерализм», «мировая шахматная доска», «гуманитарная интервенция» и т. п.
Как полифункциональный «блеск» языка, так и «нищета» его многоликих дисфункций нередко ведут к представлениям о языке не как инструменте постижения или искажения реальности, а как о ее творце. Еще Цицерон заметил, что духовную жизнь античного мира «давно мучают споры о словах». Это споры о Слове как начале мира, его со-творении, смысловом и системообразующем центре упорядочения хаоса, символико-знакового выражения его логоса. Nomen est питеп (называть значит знать) – говорили римляне. Итогом стал феномен «сумасшедшего фортепиано», о котором писал французский просветитель Д. Дидро: оно возомнило, что само сочиняет музыку. Таким, по сути, сумасшествием было официальное приветствие последних римских императоров «Ваша вечность!», и это в то время, когда империю уже крушили так называемые «варвары». А как относиться к заявлению Н. Хрущева с трибуны ООН в адрес Запада: «Мы вас закопаем» или словам «Союз нерушимый…» из гимна позднего, уже уходящего с исторической сцены Советского Союза?
Все это и многое подобное – эдипов бунт сына против отца, попытка сына-языка поставить на колени отца – творящую язык практико-преобразующую деятельность человека. Numen est потеп (знать – значит называть). Поэтому называя современность такими «именами», как переход к «постиндустриальному», «информационному», «сетевому» и т. п. обществу, уместно поставить и предложить адекватную интерпретацию культурно-цивилизационных оснований этих объективных тенденций, выявить их корневую систему.
1.3. Культурно-цивилизационный контекст информационно-коммуникативных процессов
Благодаря информационному и коммуникативно-семиотическому характеру своей деятельности человек взаимосвязан с «первой» – космической, «второй» – социальной и «третьей» – аксиологической природой. Первая из этих связей – «человек – природа», вторая – «человек – человек» и третья – «человек символический».
Становление и развитие взаимодействия «человек – природа» обусловлено мощным импульсом динамики нашей планеты и объективно – ответом наших предтеч на вселенский вопрос «Быть или не быть?» в обретении ими в процессе эволюции способности перехода от адаптивного поведения к познанию сущностных связей окружающего мира, их имитации и реконструкции в технологиях (греч. techne – одновременно орудия и искусство их создания и совершенствования). Однако общественное производство по своей сути и значению выходит далеко за рамки организмического отношения «человек – природа». «Именно в переработке предметного мира человек впервые действительно утверждает себя как родовое существо. Это производство есть его деятельная родовая жизнь», – отмечал К. Маркс [236, с. 94].
Объективно самоцелью этой деятельности является «богатый человек… нуждающийся во всей полноте человеческих проявлений жизни». «Богатый человек» – это творец общественного богатства. «Чем иным является общественное богатство, как не универсальностью потребностей и способностей, средств потребления, производительных сил и т. д. индивидов, созданных универсальным обменом? Чем иным является богатство, как не полным развитием господства человека над силами природы, т. е. как над силами так называемой "природы", так и над силами собственной природы? Чем иным является богатство, как не абсолютным выявлением творческих дарований человека без каких-либо предпосылок, кроме предшествующего исторического развития, делающего самоцелью эту целостность развития, т. е. развития всех человеческих сил как таковых, безотносительных к какому бы то ни было заранее установленному масштабу», – писал Маркс [233, с. 476].
Такая деятельность лишь внешне аналогична стадному или родовому образу жизни. Производство требует нового типа отношений «человек – человек» на основе формирования, получения, хранения, передачи (обмена) и переработки информации относительно общественных отношений. Родовую потребность в них эмоционально выразил Вольтер: «Пусть уж будет как будет, здесь моя цель – изучить человека, живущего в обществе. Не могу в нем жить, если существует общество вне нас» (цит. по: [136, с. 353]). Невозможность социальной робинзонады выявил Л. Фейербах: «Понятие человека непременно предполагает другого человека, или точнее – других людей, и только в этом отношении человек есть человек в полном смысле этого слова» [362, с. 190].
Термин общество, или социум, есть «обозначение согласия и принятия неких ценностей, но в то же время и сила, которая делает согласованное и принятое величественным. Общество оказывается такой силой потому, что, подобно самой природе, оно существовало задолго до нас и сохранится после того, как каждый из нас покинет этот мир» [51, с. 2]. Поэтому, согласно А. Камю, если нет нас, нет и меня. Но справедливо и обратное: если нет меня, нет и нас. Взаимосвязь «общество – субъект» – это проблема не «яйца или курицы» или, говоря на философском языке, первичности или вторичности. Меня нет без нас, но быть «наедине с собой» – это также необходимая предпосылка для самореализации в обществе и тем самым – реального приращения субъектом своих сущностных сил.
Таким образом, «вторая природа» человека заключается в общественном (социальном в широком смысле слова) характере объект-субъектных и субъект-субъектных информационных и коммуникативно-семиотических взаимосвязей его деятельности.
Однако эта характеристика была бы неполной без внимания к их ценностному измерению. Аксиология (от греч. axio – ценность) – это философское знание о человеческой деятельности с присущими ей значениями и ценностями. С того момента, когда мифическая Сфинкс вопрошала Эдипа, мы задаемся парадоксом: «Кто же здесь, собственно, задает нам вопросы? Что такое в нас самих стремится к истине?.. Мы спросили о ценности этого стремления… мы хотим истины: почему же не лжи?.. Проблема ценности истины предстала перед нами – или мы сами подошли к этой проблеме? Кто из нас здесь Эдип? Кто Сфинкс?» [263, с. 154].
Очевидно, «сфинкс» – тот внешний мир, с которым Эдип-человек связан не как с данностью, а как с требующей постоянного разрешения проблемой. Они неизменно имеют двусторонний характер: с одной стороны, субстрат потребностей, или объективно существующие свойства вещей, структур, процессов, а с другой – сознательно целеполагающее определение человеком их назначения для себя. Цели предшествует оценка вещей, осознание значимости их свойств для человека, которые в силу этого становятся ценностью для него. П. Сорокин писал, что «под значением» нужно понимать «все то, что для одного сознания… имеет значение и ценность, возвышающиеся над чисто физическими и биологическими свойствами соответствующих действий» [343, с. 191–192, 200].
Ценность не существует ни как самодостаточная «вещь в себе», ни как творение «из ничего» в сознании. Она всегда возникает в информационно-коммуникативных процессах, выражает их взаимосвязь и имеет объектно-субъектный характер. Отсюда потребность «связывать ценность данного поступка, данного характера, данной личности с намерением, с целью, ради которой действуют, поступают и живут» [343, с. 310]. Неизменно «центром является человек… все в этом мире приобретает смысл, значение и ценность в соотнесении с человеком» [25, с. 509].
С точки зрения немецкого философа Г. Риккерта, первостепенен человекотворческий характер ценностей. «Как бы широко мы ни понимали эту противоположность (природы и культуры. – А. Л.), сущность ее всегда остается неизменной: во всех явлениях культуры мы всегда найдем воплощение какой-нибудь признанной человеком ценности, ради которой эти явления или созданы, или, если они уже существовали раньше, взлелеяны человеком… В объектах культуры, таким образом, заложены ценности», – отмечал он [314, с. 53].
Ценности – это любые символически выраженные феномены (вещи, процессы, поступки), которые значимы для человека во взаимосвязи между их объективными свойствами и потенциальной, а в практической деятельности – реальной, способностью удовлетворять потребности человека, служить достижению желаемых целей. Поэтому, писал Ницше, «тот, кто вне ценностей культуры, подобен умирающему от жажды посреди моря» [263, с. 209].
Ценностно-ориентированный и практико-преобразующий характер человеческой деятельности предполагает особый способ духовного освоения мира и его феноменов – их символическое, знаковое и прежде всего вербальное обозначение. Э. Кассирер, автор «Философии символических форм», даже полагал, что суть человека – в его символической системе. Человек живет не столько в физической, сколько в символической Вселенной. Поэтому он не только мыслящее животное – animal rationale, но и animal symbolicum.
Рассмотренные в совокупности, эти особенности человеческой деятельности свидетельствуют о том, что она зиждется на фундаментальных социокультурных основаниях. Однако такой подход не избавляет от проблемы выяснения информационно-коммуникативной сущности культуры и других сопряженных с ней феноменов.
Уместно отметить сомнения на этот счет. Так, с позиций профессора Стокгольмского университета У. Ханнерца, автора книги «Культурная сложность», «само прилагательное "культурный" вполне могло бы стать приемлемым: оно не обожествляет культуру как субстанцию и лишь обращает внимание на одно из свойств, присущих вещам» [390, с. 112]. Существует и версия сугубо национальных границ коммуникаций «культура – цивилизация» как «целиком немецкой идеи». Утверждается, что во французской и английской традиции эти понятия не содержат глубоких различий. В качестве аргумента выдвигается этимологическая версия понятий «культура» и «цивилизация». В таком ракурсе, например, во французском языке, в отличие от немецкого и русского, нет четкого разграничения между понятиями culture и civilization.
Вместе с тем ясно, что версии культуры, как «прилагательного», и «фигура умолчания» о соотношении культуры и цивилизации или их различения в границах того или иного национального ареала – это результаты затруднений формально-семиотического, но не сущностного характера. В действительности эти понятия гораздо более емкого происхождения и смыслов, и в европейской традиции значима их точка опоры. Более того, эти смыслы закономерно актуализировались в контексте формирования информационного общества, которое не столько заново отвечает, сколько вопрошает: что есть современная цивилизация и культура, каковы вызовы и угрозы их трансформации в направлении общественного прогресса? Изначально ответить на эти судьбоносные вопросы – значит определиться с «природой вещей».
Камнем преткновения остается неопределенность «последних оснований» (Аристотель) исходных и базовых концептов культуры и цивилизации, их информационно-коммуникативных смыслов. В многоголосье представлений внятно слышен лейтмотив единых оснований и взаимосвязей, но все же различных смыслов культуры и цивилизации. Ницше писал об утраченном понятии «культура» и призывал к восстановлению этого понятия, «высшему пониманию культуры» [263, с. 374–375]. В этом же духе – глубокое замечание О. Шпенглера о том, что «одной из важнейших причин хаотической картины исторической внешности не была усмотрена истинная структура истории, было неумение взаимно отделить друг от друга проникающие комплексы форм культурного и цивилизационного существования» [410, с. 74].
В информационно-коммуникативной парадигме взаимосвязь и специфика этих комплексов сводятся к следующему:
1. Культура – субъективированная, целе-ценностная деятельность, а цивилизация – объективированная, целе-функционалъная деятельность по производству общественного богатства. Они различаются как творящее и творимое, «культурная субъективность» (Гегель) и совокупность ее воплощений в социальной «материи» – вещах, структурах, формах, технологиях и т. п. – объективно существующих плодов творчества. «Культура contra цивилизация, – писал Ницше. – Высшие точки подъема культуры и цивилизации не совпадают… Цивилизация желает чего-то другого, чем культура… От чего я предостерегаю? От смешения средств цивилизации с культурой» [265, с. 97]. С точки зрения испанского мыслителя X. Ортеги-и-Гассета, «жизнь идет с помощью техники, но не от техники… Цивилизация не дана нам готовой, сама себя не поддержит. Она искусственна и требует художника, мастера» [274, с. 148, 150].
