скачать книгу бесплатно
Глава 7
Доменг родился и вырос на Филиппинах в маленьком городке у моря, на острове Минданао, где жили и умирали несколько поколений его предков. Происходил он из бедной тагальской семьи, был черноволос и черноглаз, со смуглой, выдубленной ветром и солнцем кожей. Совсем еще маленьким мальчиком начал он помогать отцу и дедушке Итою ловить рыбу и устриц. Жили они бедно, в ветхом домишке, но Доменг считал себя счастливым ребенком. Едва проснувшись, он бежал к морю, которое каждый день сулило ему новые чудеса и богатства. Где еще можно было сыскать столь восхитительное сокровище – перламутровую, острую, как рог, закрученную раковину? Она хранила вечное дыхание родного моря и переливы розовых кораллов на выпуклых боках. Кому еще выпадало счастье наблюдать, как красная пятнистая морская звезда плавно опускается на дно, свободно раскинув волнистые лучи, или как маленький рак-отшельник, боясь оставить без присмотра свою келью, таскает ее всюду за собой?
Раз в неделю отец брал за руку Доменга, бойцового петуха под мышку и отправлялся в портовый город Замбоангу, где была самая большая на островах площадка для петушиных боев и куда стекался простой люд со всего архипелага.
Доменг не любил петушиные бои и ходил на них только в угоду отцу – тот считал, что так воспитывает из сына мужчину. Мальчику совсем не нравилось зрелище окровавленных птиц, разгоряченных лиц и горящих глаз. Мужчины кричали, принимались ставки, радость одних сменялась разочарованием других. Отец тоже кричал и хватался за волосы. Доменг отключался от происходящего, гвалт вокруг него становился все слабее и слабее, и вот он уже в полной тиши, в предрассветном тумане, скользит в лодке по темной воде, бесшумно отталкиваясь бамбуковым шестом. Надо отплыть совсем недалеко от берега и здесь, на безупречной глянцевой глади моря, застывшего в предутренней дреме, закинуть удочку. Лодка чуть покачивается, вода хлюпает в днище; скоро край огромного красного диска покажется из-за горизонта – еще минута, и море вспыхнет, как сапфир, и это будет первым из чудес начинающегося дня.
Окончив школу, Доменг отправился искать работу. Отличный пловец, он надеялся устроиться спасателем на одном из туристических островов, но ему повезло еще больше. После недолгого обучения его взяли инструктором по подводному плаванию при отеле на маленьком острове, всего семь километров в длину, с экзотическими пещерами, буйной тропической растительностью и неправдоподобно белым песком. Остров был изумительно красив, но Доменга, влюбленного в море, больше притягивал глубинный мир с его таинственной, скрытой от глаз жизнью.
Налюбовавшись за день красотами коралловых рифов вместе с ныряльщиками, которых он опекал, Доменг вечером снова опускался под воду, вооружившись специальным фонарем. Он обнаружил, что настоящая жизнь на рифах начиналась именно ночью.
Непередаваемой палитрой красок расцветали кораллы, когда полипы раскидывали щупальца во все стороны в поисках планктона. Этот живой неземной сад завораживал юношу. Здесь, как и на суше, происходили свои безмолвные войны. Стаи прожорливых рыбок набрасывались на кораллы. Полипы нападали на соседей, отвоевывая друг у друга территорию. Из губчатых круглых отверстий выглядывали крошечные креветки, шевеля стеклянными усиками. Маленькие рыбешки, прячась от больших в коралловых зарослях, сбивались в серебристые косяки и вспыхивали то здесь, то там, мгновенно перемещаясь так, что не уследить глазом. Иногда приплывали большие горбоголовые рыбы, с зубами, похожими на резцы, и откалывали ими целые куски окаменевших кораллов, оставляя после своей трапезы тучи того самого белого песка, который покрывал пляж.
Ничего интереснее, чем эти часы, проведенные под водой, Доменг для себя не представлял. Сам того не подозревая, он сделал ряд маленьких, но ценных для любого океанолога открытий, но, по простоте своей, не смотрел на подводный мир с точки зрения науки.
Видимо, именно эта страсть к морю и стала причиной неожиданной и бесповоротной перемены в его судьбе, случившейся, как это обычно бывает, без всяких примет или предчувствий, но оказавшейся закономерным итогом больших и маленьких событий в его жизни.
В тот день, когда все было, как всегда, Доменг, снабдив очередного клиента аквалангом, маской и инструкцией, опустился с ним к коралловому рифу. Все шло хорошо. Они плыли вдоль рифа, время от времени останавливаясь, чтобы сделать снимки. Потом случилось что-то странное: Доменг, плывший чуть позади своего подопечного, почувствовал, как кто-то взял его рукой за щиколотку и удержал на короткую долю секунды. Он обернулся, но ничего не увидел, хотя ощущение было удивительно реальным. «Наверное, водоросль», – подумал Доменг и поплыл дальше. Тут ощущение повторилось. Он стремительно обернулся и успел заметить не руку, а скорее нечто похожее на лапу ящерицы с длинными золотистыми когтями. Он задержался и стал вглядываться в кораллы. Что-то неуловимо изменилось в их очертаниях. Они словно сливались в одну сплошную радужную массу, которая зыбко колыхалась и фосфоресцировала. Он протянул руку, но вместо острых веточек кораллов ощутил под пальцами абсолютно гладкую поверхность. От неожиданности он застыл на месте в совершенной растерянности. Потом взял себя в руки и нагнал увлеченного созерцанием подводных красот ныряльщика.
Проводив его обратно на пляж, Доменг решил вернуться, чтобы выяснить характер необычного явления. Он подплыл к тому же месту и на сей раз не увидел ничего странного. Юноша уже решил, что все это ему померещилось, как вдруг из-за рифа выплыл настоящий живой дракон. «Не может быть! – подумал Доменг. – Ведь их же не бывает!», но эта мысль как-то не задержалась в его сознании. Почему-то он не испугался, да и дракон был совсем не большой и не страшный, а, наоборот, очень красивый, с разноцветной переливчатой кожей и огромными янтарными глазами. Он покрасовался перед Доменгом, показал себя со всех сторон – и золотые рожки, и невысокий гребень на спине, и изящный хвост, как будто для того, чтобы у Доменга не осталось никаких сомнений в том, что перед ним действительно дракон. Выпустив напоследок небольшую струю пламени из красного зева, дракон ударил хвостом и исчез так же внезапно, как появился.
Доменг так и остался висеть столбом; со стороны можно было подумать, что это утопленник. Неподвижный, влекомый водой, он стал заваливаться на спину. Тогда только вышел из ступора и поплыл к поверхности. За день он еще несколько раз опускался под воду с другими клиентами, захватив фотоаппарат, чтобы непременно заснять дракона, но тот больше не появлялся.
К вечеру отдыхающие наконец-то угомонились и разошлись, кто в дискотеку или в бар, кто просто отдыхать. Влюбленные парочки целовались на берегу или созерцали, как всегда волшебный, закат.
Доменг тоже сидел на белом песке, раздумывая, стоит ли снова заходить в воду.
Он уже порядком устал, но невероятное видение не выходило у него из головы. Вдруг высокая незнакомая девушка подошла к нему и села рядом. На ней была розовая маечка и светлые шорты, волосы спадали на спину яркими разноцветными прядями, ногти на руках и ногах, казалось, были покрыты золотистым лаком.
– Привет, – заговорила девушка, растягивая слова. – Меня зовут Метта. А тебя?
– Я – Доменг, здравствуйте, – вежливо ответил юноша, привыкший быть предупредительным.
– Мы сегодня с тобой встречались, – сказала незнакомка. Видя, что он не понимает, вдруг близко придвинула к нему сияющие глаза, взяла его рукой за запястье и настойчиво продолжала: – Сегодня, у кораллового рифа. Вспомни – это я была там.
Он поверил ей сразу и безоговорочно. Такие глаза нельзя было спутать ни с какими другими. Они ошеломляли – янтарные зрачки казались очень большими, из их мозаичной глубины лился мягкий теплый свет, да и вся она непостижимо напоминала давешнего дракона, впрочем, у Доменга и так не было никаких сомнений – почему, он и сам не смог бы объяснить.
– Ты превратилась в человека? – простодушно спросил он.
– Нет, я не человек. У меня только вид человека. Я искала тебя несколько дней.
Сейчас я все объясню.
Она стала рассказывать. Погасла вечерняя заря. В сгустившейся небесной синеве зажглись нефритовые огоньки. Темные волны, золотясь в свете луны, роптали у берега. В раскидистых кронах деревьев запели сверчки. Ночная жизнь вступала в свои права, а Метта все говорила и говорила, глядя в черные глаза Доменга, где плавали отблески далеких звезд.
Наутро Доменг, ничего не объясняя, взял расчет, и больше его на острове не видели.
Глава 8
Время шло, а Рене и малыш Сэнди по-прежнему жили пленниками, деля на двоих одну комнату и одну кровать. Сэнди теперь упорно не хотел спать на подстилке. Правда, каждый вечер он послушно отправлялся в свой угол, но всю ночь вздыхал, ворочался, а то и начинал ходить по комнате, вырывая Рене из сна стуком когтей.
В конце концов Рене приходилось брать его к себе под бок; лишь тогда беспокойное чадо, еще немного покряхтев, затихало и начинало мирно посапывать. Часто, просыпаясь, Рене обнаруживал у себя на груди его забавную мордашку, как у всякого младенца чистую, безмятежную и трогательно доверчивую.
Рене продолжал наблюдать за ним с дотошностью ученого, ежедневно фиксируя в блокноте буквально каждое его движение. Через неделю после исчезновения Жана, Рене услышал, как у ворот взвизгнули тормоза. Он быстро спрятал записи и приготовился к худшему. Опасения его подтвердились, когда дверь открылась и вошел Жан, а за ним двое мужчин, на этот раз Рене незнакомых. Они внесли большой ящик с проделанными в нем отверстиями, в каких перевозят животных. Парни поставили ящик на пол и вышли. Дверь за ними захлопнулась, Рене с Жаном остались вдвоем, если не считать Сэнди, который ходил вокруг нового предмета, обнюхивал его и старался заглянуть вовнутрь.
– Вот, вот, правильно, привыкай к своему транспорту. – Теперь самодовольная усмешка не сходила с лица Жана. Он чувствовал себя хозяином положения, и видно было, что ему это очень нравится.
Сенди, как будто поняв его слова, побежал и забился под кровать.
– Ты смотри, – хохотнул Жан, – понимает, уродец.
Тут, до сих пор молчавший, Рене не выдержал и изо всех сил ударил бывшего приятеля в челюсть. Тот потерял равновесие и упал.
– Сам ты уродец. Законченный моральный урод! – Рене заходил по комнате, потирая ушибленную руку. Раньше ему не приходилось драться, но и в подобную ситуацию он попадал впервые. – Не пойму только, когда ты им стал, в какой момент. Как ты мог до такого докатиться?!
Жан медленно поднялся, достал из кармана платок и стал вытирать кровь с подбородка – Рене врезал-таки порядочно. Потом посмотрел на своего обидчика и неожиданно расхохотался.
– Ну и ну! – и схватился за разбитую губу. – Видел бы ты себя со стороны. Этакая добродетель во плоти. Пока ты пускал сопли по поводу животных и снимал о них слезливые фильмы, я зарабатывал деньги. Мне и сейчас нет дела до твоих дурацких сантиментов, и если ты собираешься здесь разглагольствовать о морали, то не теряй времени даром. У меня своя мораль. Жить ведь как-то надо. Ты нужды никогда даже не нюхал, вот и бряцаешь тут громкими фразами. Нашлись человечки, у которых была во мне надобность, не в пример тебе. Я им помог – они мне деньжат подкинули, а потом пошло и поехало. Теперь у меня своя клиентура, и я вполне доволен жизнью, представь, даже скопил кое-что.
– И чем же вы тут промышляете? – спросил Рене. – Макаки? Какаду?
– Ну нет, мы такой мелочью не занимаемся. У меня был заказ на гарпию. Мои ребята видели парочку на Минданао. – Он говорил о великолепном редком филлипинском орле.
– Да что ты, – язвительно удивился Рене, – я думал, их уже не осталось. Вы же, наверное, и постарались.
– Постарались те, кто вырубает леса, – возразил Жан. – Ты и сам это прекрасно знаешь.
– Ну а здесь зачем в горы полезли?
– За долгопятами, конечно. Парни мои свое дело знают. Пошли ночью, бродили, бродили и нашли вот этого, – Жан кивнул в сторону кровати. – Теперь главное его вывезти. Если уж тебе неизвестно, что это за зверь, значит, мне светят хорошие денежки. – Он довольно потер руки.
– Да, я вижу, дело у тебя поставлено широко. Только учти, стоит тебе появиться в Париже, и тебя сразу же арестуют. Я сам об этом позабочусь.
– А ты попробуй, докажи. Завтра утром мы заберем ящерицу и уедем, а ты посидишь здесь еще денька два. Потом тебя выпустят, и можешь отправляться на все четыре стороны.
Жан повернулся к двери, собираясь выйти. Рене все же не хотел сдаваться. Будучи сам человеком интеллигентным и глубоко порядочным, сталкиваясь с людьми дурными, он думал о них лучше, чем они того заслуживали, что было не только результатом его воспитания, но и всего образа жизни. Выросший под пристальным вниманием состоятельных родителей, он рано увлекся зоологией, что постепенно переросло в страсть, и как-то незаметно проскочил и трудный подростковый возраст и все соблазны необузданной юности. Как истинный исследователь, далекий от интриг и мук тщеславия, подсиживания и склок, неизбежных в закрытом пространстве одного учреждения, избрав ареной деятельности весь мир, общаясь лишь с такими же, как он сам, влюбленными в свое дело энтузиастами, он не имел врагов, вернее, он их не видел.
Может быть, именно поэтому, избавленный от дрязг и конфликтов, не видя противника в лицо, он воспринимал нарастающее уничтожение природы как одно всемирное зло, не имеющее конкретных лиц и имен, и боролся не с видимым врагом, а взывал с экрана или со страниц своих книг к человечеству в целом.
И вот сейчас перед ним стоял тот самый враг, то самое всемирное зло, обретшее циничное лицо Жана, и сегодня ему нужно было убедить не все человечество, а хотя бы единственного его представителя. Теперь он сознавал, что даже эта задача могла оказаться невыполнимой, и в этом, считал он, была его, Рене, вина.
Обрати он раньше внимание на этого парня, который явно тянулся к нему в студенческие годы, но которого он никогда не замечал в пылу своей эгоистической увлеченности, и кто знает, возможно, сейчас он имел бы перед собой не врага, но друга и единомышленника. Впервые жизнь преподнесла ему урок – своим равнодушием к людям он сам же и навредил природе, которую пытался защитить.
– Зачем же тебе столько денег, Жан, – задал Рене вопрос заведомо провокационный с единственной целью – задержать того для разговора, – ну девочки, вино – все это быстро надоедает, что потом?
– Не считай меня дешевым недоноском, – тут же озлился Жан. – Я давно вышел из этого возраста. – Потом немного успокоился и сказал: – Помнишь Жюли? Я собираюсь на ней жениться. Заведу семью, детей, куплю дом на берегу моря…
– Наверное, с садом … – подсказал Рене.
– А почему бы и нет, – снова вспылил Жан, – у тебя самого целый замок в Эперне!
– Ну, положим, не у меня, а у моих родителей, – возразил Рене. – Стало быть, ты будешь сидеть в саду и любоваться морем и закатами? Ты, что же, любишь природу? – спросил он с усмешкой и, так как Жан не сразу нашелся, что ответить, продолжал – Да ведь ты же ее и грабишь. Ты и такие, как ты. Я много путешествовал и на самых красивых островах мира видел роскошные виллы президентов компаний, чьи танкеры вылили тысячи тонн нефти в океан; промышленников, чьи заводы загрязняют и отравляют воздух; дельцов, наживающихся на вырубке лесов. И вот в чем парадокс: когда им надо отдохнуть и отвлечься от святого дела самообогащения, они все как один лезут на лоно природы. Жаль, что она не может постоять за себя и дать им здоровенного пинка под зад.
Вы что же думаете – на ваш век хватит? Может и хватит, но что вы предложите вашим детям и внукам? Небо без птиц, голую, изгаженную землю, маслянистое море? И все это уже не за горами. «Сантименты», говоришь?
Жан ничего не успел ответить, и Рене так и не узнал, какое впечатление произвела его речь, потому что внезапно за дверью послышался шум, глухие удары и крики. Жан бросился прочь из комнаты, выскочил в коридор и захлопнул за собой дверь. Снова послышалась возня, потом все стихло. Рене совсем было решил, что передрались жановы прислужники, и хотел позвать схоронившегося Сэнди, но тут дверь распахнулась, и на пороге возникла высокая девушка с диковинными разноцветными волосами. За ее спиной стоял юноша лет семнадцати.
– Где он? – спросила девушка по-английски и прошла в комнату.
– О ком вы говорите? – не понял Рене. – «Хорошо, что Сэнди не видно», – подумал он, а вслух сказал: – Если вы о Жане, то его здесь нет.
Но девушка уверенно направилась прямо к убежищу Сэнди, опустилась на колени и заговорила на непонятном тягучем языке. Сэнди энергично заскреб когтями под кроватью, вылез и бросился ей на грудь. Девушка счастливо засмеялась; они оба посмотрели на Рене совершенно одинаковыми, сияющими радостью глазами. Рене в изумлении воззрился на странную парочку. Они были необъяснимо похожи друг на друга, не только глазами, но и общей цветовой гаммой. Сэнди слился с распущенными волосами девушки, как звериный детеныш сливается с телом матери; только и видны были его яркие глаза-фонарики.
– Все, пойдем, Метта, – сказал ее спутник и направился к двери.
– Ты можешь пойти с нами, если хочешь, – предложила девушка Рене совсем просто, ничего не объясняя и ничего не спрашивая, как будто знала, о чем он думает, и без труда читала в его сердце жажду разрешения внезапно явившейся загадки.
Завернув Сэнди в покрывало и прихватив приготовленный для него ящик, они вышли в прихожую, где видны были следы борьбы и валялся сломанный стул. Из-за закрытой двери, ведущей в другую комнату, доносилось сдавленное мычание.
– Ничего, – сказал юноша, – пусть посидят. Им это полезно. Потом их выпустят – я позаботился.
Рене подумал: «Как быстро все меняется. Ведь это я должен был сидеть здесь запертым и связанным, с кляпом во рту. Что ж, по крайней мере, они этого заслуживают».
Они вышли в уличную прохладу, где под сенью мангового дерева стоял очередной легкомысленный джип. Юноша, которого звали Доменг, сел за руль, Рене рядом, а Метта с Сэнди на заднем сиденье. Джип взревел и покатил по тенистым улицам, мимо дремотных лавочек и магазинчиков; хозяева сидели на пороге, улыбались и приветливо кивали головами.
– Могу я узнать, куда мы едем? – осведомился Рене, решив, что пора потребовать объяснений.
– Нам надо добраться до Минданао, – ответил Доменг, – оттуда поплывем на Борнео. Все уже решено.
– Да кто же это решил? – занервничал Рене. – Нельзя таскать Сэнди взад-вперед и показывать людям. Найдутся новые любители редких животных.
– Он не животное, – невозмутимо возразил Доменг, – и его зовут Ургонд. Это имя дали ему родители.
– Сейчас не время для шуток, юноша, – строго сказал Рене. – Вы сделали доброе дело, освободив меня и Сэнди, или Ургонда, если угодно, но теперь надо вернуть его туда, где нашли.
– Вот этого нам делать нельзя. Убежище Ургонда и его родителей раскрыто, поэтому нам надо перевезти его в джунгли Борнео, где он и его семья смогут пожить несколько лет, прежде чем перебраться на материк. Позже я вам все объясню.
Рене задумался: пожалуй, парень прав. Контрабандисты не успокоятся, пока не обшарят все горы в поисках ускользнувшей добычи.
– Ты сказал, у него есть родители?
– Да, и они будут ждать нас в самом сердце Борнео.
У Рене было много вопросов, но он решил отложить их до более удобного случая. Разговоры с этим несловоохотливым юношей сбивали его с толку. «О чем он говорит? – думал Рене. – Как это они договорились с родителями Сэнди? Бред какой-то!»
Но, памятуя об обещании Доменга в дальнейшем все объяснить, он решил набраться терпения и не быть навязчивым.
Глава 9
Метта и ее спутники сошли с парома на острове Минданао и немедленно отправились на попутной машине домой к Доменгу. Ургонд совсем притих в своем ящике, где ему пришлось скрываться на время путешествия. К счастью, такие клетки на пароме были не редкостью – филиппинцы везли бойцовых петухов в Замбоангу, так что в дороге никто не заинтересовался содержимым ящика.
Рыбацкий городок, куда направлялись наши герои, находился от порта совсем недалеко. Mиновав несколько бедных построек, маленькую церковь и два-три магазинчика, машина остановилась у дома, окруженного покосившейся изгородью. Едва войдя в мощенный камнем двор, Метта открыла ящик и выпустила Ургонда из его узилища.
К всеобщему удовольствию, малыш немедленно запрыгнул в лохань с водой, стоявшую поблизости, и стал в ней плескаться в точности так, как делают это птицы, часто хлопая крыльями и вздымая тучи брызг.
Из дома к ним уже спешили родные Доменга.
– Фели, Фели, – звал дедушка Итой, ковыляя навстречу внуку, – смотри, кто приехал! Наш Доменг!
Матушка Фели торопливо спускалась с бамбуковой веранды, вытирая передником мгновенно навернувшиеся слезы.
– Доменг, мальчик мой! Ну как же так? – причитала она, целуя сына. – Ничего никому не сказал, не предупредил. Мы бы хоть подготовились. И отца дома нет – уехал на три дня на рынок, рыбу продавать.
Тут из дверей вылетела тринадцатилетняя сестренка Доменга, Маринг, и повисла у него на шее. Рене невольно залюбовался девочкой. Она была очень похожа на брата чистым матовым лицом и такими же непроницаемыми, как беззвездная тропическая ночь, удлиненными глазами.
Доменг попытался представить своих гостей, но, видно, в этом не было никакой необходимости. Гостеприимное семейство радовалось каждому, кто пришел в их дом.
– А это кто? – спросила Маринг, дергая за рубашку Рене и указывая на Ургонда.
Тот уже вылез из своей ванны и теперь топтался у изгорoди, сосредоточенно разглядывая куст жасмина с явным намерением им поживиться. – Он не кусается?
– Нет, нет, – заверил Рене. – Это – Ургонд. Он очень добрый и все понимает.
– Ургонд, иди ко мне, – обрадовалась Маринг и, схватив его так, что передние лапы оказались у нее на плечах, а задние вместе с хвостом свисали до земли, поволокла десятикилограммового красавца в дом, с трудом преодолев ступеньки крыльца.
Рене и Метта весело переглянулись и вошли вслед за ними в чистые комнаты, устланные тростниковыми циновками.
Рене все уже знал о Метте и Ургонде. Доменг сдержал слово и рассказал французу все, что ему было известно о драконах, когда они вдвоем стояли на верхней палубе раскачивающегося парома, глядя на пену и брызги, вылетающие из-под киля.
Сказать, что Рене был поражен, значило бы не сказать ничего, однако человек очень быстро привыкает к тому, что вчера еще казалось невозможным. Теперь же, наоборот, Рене упрекал себя в том, что сам не увидел очевидного, не только, как ученый, но и как человек всесторонне образованный, хорошо знакомый с мифами и легендами о драконах.
Правда, ему не давала покоя загадка удивительной трансформации Метты, и особенно ее длительность, не поддававшаяся никакому научному объяснению; но все же, думал Рене, не надо забывать, что это существа высокоорганизованные, обладающие исключительными свойствами, для человека недосягаемыми даже с помощью техники. Чего только стоит их энергетическая связь с аурой планеты!
Он понимал со всей серьезностью – судьба свела его и Доменга не с чем иным, как с защитными силами Земли, и теперь их долг состоял в том, чтобы всячески опекать юную и неопытную Метту, попавшую в опасный мир людей.
После того, как гости умылись и привели себя в порядок, радушная матушка Фели усадила всех за накрытый стол и принялась потчевать их адобо – национальным филиппинским блюдом из свинины с уксусом, чесноком и перцем. Метта, до сих пор не знавшая вкуса мяса, поковырялась в тарелке, к большому огорчению хозяйки, и переключилась на жареную рыбу – бангуса, которую мгновенно уплела с большим аппетитом.
Дедушка Итой, хитро улыбаясь за спиной Фели, извлек из необъятных буфетных глубин большую бутыль тубы – пальмового вина. Метта, понюхав неизвестную жидкость, в ужасе отшатнулась, тогда как мужчины приложились к рюмке с большим удовольствием. Рене, знатоком вин, сыном виноделов из Шампани, двигал почти профессиональный интерес. Опробовав напиток, он пришел к выводу, что вкус тубы рождает образы моря, солнца и самого дедушки Итоя.
Ургонда тоже покормили и уложили спать здесь же, в комнате, на узком топчане.
Маринг, не сводившая с Метты восторженного взгляда, едва дождалась конца обеда и потащила гостью к себе в комнату показывать свои девичьи сокровища. С тех пор как Доменг начал работать в туристическом бизнесе, дела семьи заметно поправились: дом подремонтировали, обновили крышу, купили телевизор и подержанную автомашину, на которой отец возил рыбу на продажу в Замбоангу. Даже у дедушки Итоя была теперь своя большая моторная лодка, с которой он без конца возился, подкрашивал, смолил и конопатил. У Маринг тоже прибавилось нарядов и безделушек.
Метта, будучи ненамного старше этой приветливой девчушки, принялась с увлечением украшать себя бусами, платками и заколками, впервые с удивлением разглядывая свое отражение в зеркале и не подозревая, как она хороша. Лицо ее притягивало взгляд – оно было необычайно интересно той очаровательной неправильностью черт, которая делает некоторых женщин намного привлекательнее самых классических красавиц. Несмотря на высокий рост, в ней угадывалась угловатость подростка, в то же время движения ее были полны плавной грации и силы.
Недаром Доменг не мог оторвать от нее глаз, да и Рене, как истинный француз, по достоинству оценил ее внешность, впрочем, и здесь пытаясь все подвести под научную основу. Он был твердо уверен – и никто не смог бы его переубедить, – что женское лицо лишь тогда по-настоящему красиво, когда на нем лежит печать доброты и интеллекта, а поскольку Метта сочетала в себе чистоту и щедрость самой природы с мудростью дракона, то вполне закономерно, считал Рене, что она приобрела столь неотразимую человеческую внешность.
Покрутившись у зеркала, юные кокетки побежали в столовую продемонстрировать украшения и застали странную картину. Ургонд восседал на топчане и с его высоты недоуменно взирал на подвыпившего дедушку Итоя, который стоял на коленях и время от времени бился лбом об пол. Рене и Доменг покатывались со смеху, а матушка Фели испуганно выглядывала из кухни с кувшином в руках.
