скачать книгу бесплатно
Парочка, не обращая на них внимания, начала страстно целоваться. Ловцы обошли их и углубились в переулок. Но Виктор зачем-то оглянулся. Картинка взбудоражила воображение. Прильнувшие друг к другу юные гибкие тела, слившиеся губы, спутавшиеся растрепавшиеся кудри, обхватившие талии руки, сжимающие все крепче – это было будто одно существо, полное любви и страсти, окутанное живой искрящейся энергией на фоне древнего умирающего города, пропахшего сыростью и заросшего плесенью.
– Ты хочешь любви, – сделал вывод Идрис, пристально глядя на спутника.
Виктор поспешил вперед. Но высший схватил его за локоть и развернул к себе. Его глаза горели, их светло-коричневая радужка казалась медовой и будто подсвеченной золотом солнца изнутри. Виктор замер, он все еще был раздражен, взбудоражен и никак не мог войти в состояние гармонии с миром и собой.
– Не хочу! – все же ответил он.
– Тогда что тебя так волнует сегодня? Помимо, конечно, предстоящего Совета…
– Я совершил проступок, – после паузы ответил Виктор, – я погулял в своем прошлом, оказался на том мосту… в своем родном городе…
– Я так и подумал! – сухо произнес Идрис. – Сколько вам говорим, да толку ноль! И чем дольше служба Ордену, тем все более непослушными вы становитесь! Было больно?
– Еще бы! – хмуро сказал Виктор и пошел вперед.
– Нельзя нарушать правила, – пробормотал Идрис, – для вашей же пользы они разработаны и соблюдаются веками. Все не просто так! Зачем раскачивать свою психику и этим ослаблять себя?
Они прошли до конца переулка и завернули за высокое здание. Мрачная, на вид готическая церковь возвышалась темным строгим силуэтом на высветленном фонарями ночном небе. Часть ее отражалась в воде узкого канала.
– Фрари, – сообщил Идрис.
– Мы на месте? – уточнил Виктор, глядя на темный силуэт с четкими вытянутыми крестами.
– В Венеции мы базируемся именно здесь, – ответил Идрис. – Собор принадлежит францисканскому ордену.
– Вот как! – удивился Виктор, обозревая громаду храма. – Насколько я помню, это нищенствующий монашеский орден, основан Франциском Ассизским с целью проповеди в народе апостольской бедности, аскетизма, любви к ближнему. Их еще называют минориты, то есть меньшие братья.
– Верно! – с улыбкой ответил высший. – Я доволен, что ты не прекращаешь учебу.
– Такой монументальный храм явно говорит о богатстве Ордена, – тихо заметил Виктор. – Даже захотелось побеседовать с самим Франциском, узнать, как он на все это смотрит! – после паузы добавил он и усмехнулся.
– Дело твое! – пожал плечами Идрис. – Подобные беседы не возбраняются правилами, и гулять в прошлом с такими целями разрешается. Но хочу ответить на твой вопрос, почему именно Фрари. Тебя ведь это интересует?
– А мысли читать запрещено, – подколол Виктор. – Хотя я уверен, что все высшие копаются в мозгах подчиненных, хотя никогда в этом не сознаются…
– Измени настроение! – посоветовал тот. – Так вот, отвечаю на твой невысказанный вопрос. Существует Третий орден францисканцев, так называемые терциарии. К ним принадлежал Данте Алигьери. И он был из наших. Поэтому ловцам оказана честь пользоваться собором для Советов.
– Великий Данте! – восхитился Виктор. – А я и не знал! И это информация к размышлению… его «Божественная комедия»…
– Думаю, все уже в сборе. Вон, мостик через канал, он ведет прямо ко входу, – сказал Идрис и быстро двинулся вдоль воды.
Они перешли на другую сторону, но высший не направился к главному входу, а обогнул здание справа. Виктор молча следовал за ним. Он внутренне собрался. Он уже принял решение, но сейчас хотел до конца избавиться от малейших сомнений, чтобы они не мешали ему на Совете.
Ловцы прошли почти до конца стены собора и оказались возле низкой металлической двери. Идрис стукнул кольцом ручки три раза, вход тут же открылся, словно их ждали. Монах в коричневой рясе с надвинутым на лицо капюшоном низко поклонился и пропустил гостей. Затем взял со стены факел и начал спускаться по узкой крутой лестнице. Через пять ступеней он скрылся в темноте прохода, а перед ловцами откуда ни возьмись появилась обнаженная девушка. Ее пышное, соблазнительных форм тело сияло, длинные рыжие кудрявые волосы разметались по округлым плечам, зеленые глаза искрились весельем, пухлые алые губы морщились от едва сдерживаемой улыбки, упругая грудь вздымалась, красные соски были крупными и неестественно яркими, словно подкрашенные вишневой помадой. Тело источало аромат, от которого у мужчин закружилась голова. Виктор замер, глядя на девушку, она улыбнулась ему, затем перевела взгляд на Идриса и облизала кончиком языка и без того влажные губы. Идрис расхохотался ей в лицо и пробормотал, что древние обряды давно себя изжили.
– Это прилипала? – шепотом предположил Виктор. – Но как она могла сюда попасть?
– Нет, не прилипала! – ответил высший. – Это… просто девушка.
– И что она хочет?
– Тебя! – ответил он. – Пойдешь с ней наружу? Она хороша и чувственна!
– Я что, по-твоему, неконтролирующий себя самец?! – искренне возмутился Виктор.
Девушка обогнула высшего и встала на одну ступень с Виктором. Она распахнула его плащ, прижалась к тонкой ткани рубашки обнаженной грудью и начала тереться. Ее веки отяжелели, губы приоткрылись, дыхание участилось. Ее рука скользнула вниз… Виктор оцепенел, но почти мгновенно справился с приступом физического влечения и оттолкнул девушку.
– Как-нибудь в другой раз, – холодно произнес он и обошел ее, спустившись на ступень к Идрису, молча наблюдавшему за этой сценой.
И тут же оглянулся. Девушка будто испарилась.
– Что за ерунда? – сухо спросил он.
– Это так называемая блудница, – с улыбкой пояснил Идрис. – Орден соблюдает древние обычаи перед тем, как ловец приходит на Совет. Но я всегда считал, что это изжило себя, однако блудница появляется перед каждым, хотя выглядит все это формально.
– Ну не скажи! – с натянутой улыбкой ответил Виктор. – Плоть волнует… все еще чувствую определенное неудобство… А если бы я поддался искушению и решил позабавиться немного с красоткой прямо сейчас? Пара минут и я бы предстал перед Советом физически удовлетворенным.
– А такое возможно? – удивился Идрис.
– Со мной нет, но мало ли! Кто другой воспользовался бы.
– И этот другой отправился бы восвояси, даже не дойдя до зала Совета, – уверенно ответил Идрис. – Если ловец настолько не в силах совладать с желаниями, то он не готов продолжать сотрудничество с Орденом и его исключат безоговорочно, – монотонно добавил он, словно читал один из пунктов Устава.
– Глупо…, – начал Виктор и осекся.
Грузную фигуру Идриса заслонила полупрозрачная женщина.
– Здравствуй, сыночек, – прошелестел голос.
– Мама, – растерянно сказал Виктор и ощутил приступ невыносимой боли.
Призрак начал словно бы материализоваться, прозрачность исчезала, черты лица проступали все четче. И вот на одной ступени с Виктором стоит женщина, реальная на вид и живая. Голубые глаза блестят, розовые губы улыбаются.
– Витя, – говорит она мягко и ласково, – как ты поживаешь?
– Хорошо, – неуверенно ответил он и заглянул через ее плечо.
Но Идрис спустился на несколько ступеней и его силуэт почти скрылся в темноте лестницы.
Виктору захотелось обнять мать, крепко прижать ее к себе.
После ее смерти он почти не общался с ее призраком, хотя ловцы могли видеть потусторонних существ и даже говорить с ними. Но Виктор старательно избегал этого. Он всегда был импульсивным, впечатлительным, остро ощущал душевную боль, но когда стал ловцом, ее сила увеличилась стократ. Инстинктивно он избегал всего того, что могло принести новые страдания. И встречи с погибшей матерью были одним из сильнейших источников боли. Он не мог избавиться от чувства вины за то, что оставил ее, как только вступил в Орден. У него тогда появились неограниченные средства и он первым делом уехал из Коврова, перебрался в столицу и снял там квартиру. Тогда он осуждал ее связь с таким ничтожеством, как Николай Орестович, не понимал или не хотел понять мотивов. И полностью отстранился от жизни матери, не интересовался тем, что происходит, считая, что крупные суммы, которые он ей посылал, и есть исполнение сыновьего долга. И постоянной болевой иглой, которая входила и входила в его сердце, была мысль, что он мог предотвратить ее убийство, если бы оставался рядом с ней. После ее смерти Виктор даже хотел покинуть Орден, но Идрис тогда сказал, что его вины нет, это судьба, а ее почти невозможно предотвратить. Но Виктор ему не поверил, посчитав его довод стандартной формой утешения. Он мог допустить – все, что происходит в жизни, нужно принимать с верой. «Зло будет рано или поздно наказано», – эту формулу он отлично знал и даже верил в провидение Господне. Но в то время он не в силах был ждать справедливого возмездия и решил отомстить по-своему. И подослал Монику. Она охотно пошла на это, хотя Николай Орестович совершенно не был склонен к суициду. Но тем интереснее казалась ей задача. К тому же для прилипалы подобная сделка сулила одни выгоды. Во-первых, она получала в свое распоряжение аморфа – источника ее энергии, во-вторых, Виктор – а он был одним из самых способных ловцов и этим сильно досаждал прилипалам – давал ей преимущество над собой. Она могла в любой момент доложить о его преступлении. А такого рода сделки рассматривались именно как преступление против Ордена. И особым пунктом договора были выделены как архиважные.
«Ловец не может ни делом, ни устным принуждением, ни психическим внушением вызывать у любого человека, будь то самый страшный преступник, серийный убийца и по людским законам потерявший душу и продавшийся дьяволу, желание самовольно уйти из жизни. Это дело Господа нашего, и не ловцам вмешиваться в такие дела. Это преступление против воли Господа, только он карает и милует. И если будет такова его воля, то любой преступник раскается при жизни и муки его совести будут страшнее любого известного на земле наказания. От них не скрыться, не избавиться, не излечиться, и это Голгофа для любого, преступившего человеческие и божеские законы».
Только Моника знала о его преступлении, и пока она хранила эту тайну. И увидев трансформировавшегося на глазах призрака матери, он не только вновь испытал жалящее чувство вины, но и смертельно испугался, что сейчас все раскроется, Идрис узнает о том, что произошло почти восемь лет назад, его немедленно исключат из Ордена и лишат всех сверхвозможностей. Совершил бы он сейчас такое? Виктор не раз задавал себе этот вопрос, но четкого ответа у него так и не было. Он яростно ненавидел мучителя и убийцу матери, ему было мало тех страданий, который тот испытывал в теле аморфа, он бы самолично распинал его на кресте ежедневно, пытал и мучил все эти годы. И эта не проходящая ненасытная ненависть разрушала. Виктор понимал, что аномальные способности, которыми его наделил высший, вызывают такую сверхчувствительность, и просто терпел постоянно сидящее в нем жало ненависти и злобы, как обычные люди терпят неизлечимую болезнь, зная, что при жизни не смогут от нее избавиться. Именно поэтому он старательно избегал любого контакта с призраком матери. А она все никак не могла успокоиться и уйти в высшие сферы. Ее крепко держало то положение, в котором очутился Николай. Превратившись после смерти в ангела, она стала воплощением света, милосердия и добра и пыталась исправить зло. Ее душа не могла оставить в муках несчастного аморфа. И это был неразрешимый конфликт.
– Я знаю, кто ты, – продолжила она, – знаю, что за дело ты взвалил на свои плечи! И хочу предостеречь тебя…
– Мама! – остановил ее Виктор. – Я не могу обсуждать подобные вопросы! Ты же знаешь, что живое – живым! Уходи, не тревожь меня! Я давно сказал, что неправильно нам общаться, ни к чему хорошему это не приведет!
– Мне позволили, и я хочу рассказать тебе…
– Мама! – снова остановил ее Виктор.
Он глянул вниз, но фигура Идриса скрывалась во мраке уходящей вглубь лестницы, и создавалось ощущение, что Виктор остался наедине с матерью. Но он точно знал, что высший здесь и все слышит.
– Я не буду говорить о прошлом, – четко проговорил он и пристально посмотрел в глаза матери.
Она напрягалась и кивнула. Он едва заметно вздохнул.
– Я не скажу ничего лишнего, только хочу предупредить, – продолжила она более спокойно, – не все так замечательно в этой работе, как тебе кажется. Я вижу, вернее я чувствую, как сильно ты изменился за эти десять лет. Может, стоит сегодня все закончить? И попытаться вернуться к обычной человеческой жизни. Витенька, родной мой! Тебе всего двадцать семь! Еще можно получить профессию, найти хорошую достойную девушку, жениться и существовать, как обычный и счастливый парень! Сил нет смотреть, как ты меняешься, с кем ты общаешься… Я знаю, ты можешь попросить стереть из памяти весь этот кусок жизни ловца.
– Мама, я все решил! – ответил он и склонился к ней, пытаясь коснуться губами щеки.
Но ощутил лишь холодный воздух. Он вздрогнул и зажмурился.
– Вам не говорят, но есть случаи, когда сами ловцы добровольно кончают…, – зашелестел голос.
– Хватит! – перебил Идрис и возник на ступеньке рядом с ними.
Мать Виктора замолчала, ее облик затуманился, лицо будто поплыло, растворяясь, только голубые глаза сияли чистым небесным светом и озаряли темноту лестничного проема. Но вот и они потухли, призрак исчез.
Виктор закрыл лицо ладонями и замер. Информация, которую хотела передать ему мать, заставляла задуматься. Ему и в голову не приходило, что ловцы самоубийц могут сами совершить суицид. Он никогда не слышал о таком, и даже в Уставе Ордена не упоминалось о подобном исходе. И Виктор был уверен, что все члены застрахованы от этого страшного смертного греха, ведь информация о жизни аморфов могла раз и навсегда отшибить даже мысли о таком конце. Но мать не могла придумать такой аргумент, чтобы отговорить его не продлевать контракт. Ведь она была ангелом, а те не лгут. И было о чем поразмыслить.
– Ты готов? – услышал он голос, и открыл глаза.
Идрис стоял рядом на ступеньке и пристально смотрел на него. Чуть ниже находился монах, его лицо по-прежнему скрывал надвинутый капюшон.
– Полностью, – ответил Виктор и выпрямил спину.
Из дневника Виктора:
«Лиза красива? Я последнее время все задаю себе этот вопрос. Тоненькая, хрупкая, с нежным лицом, иногда бледным, а иногда с тонким розовым румянцем, с голубыми глазами, опушенными длинными густыми ресницами, с волнами пепельно-русых вьющихся волос, падающих ей на плечи, с маленькими, но пухлыми губами… Она выбивается из общей массы девушек, которые делают упор на сексуальность, ярко красят глаза и губы, носят обтягивающие кофточки и короткие юбки. Их тела просто кричат: „Возьми меня! Я так доступна!“ И многие парни живо реагируют на этот немой призыв. А Лиза словно создана не из плоти, а из воздуха, вернее из полевых незабудок, ромашек и гвоздик. Кажется, ветер подует, и ее эфемерный облик разлетится на тысячи невесомых голубых, розовых, белых лепестков. И останется только сладкий свежий аромат. Именно так я ее воспринимаю. И мне кажется, что сексуальности она напрочь лишена. Одна нежность и закрытость, которые создают тайну. Лиза – бутон с сомкнутыми лепестками. И меня это будоражит и возбуждает куда сильнее, чем выставленные напоказ, обнаженные донельзя части тел некоторых девушек. Накрашенные блестящей алой помадой, сложенные в капризную гримасу или выставленные будто для поцелуя губы притягивают взгляд лишь на мгновение, вызывая быструю реакцию мужского организма. Но так же быстро она и проходит. Ведь все так очевидно. А вот любую тайну хочется узнать, это манит и цепляет намного сильнее.
Лиза… я так люблю тебя! Но нам не быть вместе! Остается любить тебя безнадежно всю жизнь… И другие девушки уже не существуют».
Они спустились еще на несколько ступеней и оказались перед металлической дверью. Пять кованых роз посередине, собранных в квадрат, повернутый углом вверх, зацепили взгляд Виктора. Это была эмблема ловца низшей ступени, своеобразный розовый крест. Он, как и остальные из пятерки, носил такое украшение, сделанное из черненого серебра. А вот у Идриса, как высшего пятерки, был крест другой формы: из шести роз. И средняя, в центре квадрата, вырезана из кроваво-красного рубина.
Монах раскрыл перед ними дверь. Мужчины сделали несколько шагов и остановились, одновременно произнеся формулу приветствия Ордена, неизменную веками:
– Sub rosa.
– Sub rosa dictum, – услышали в ответ и склонили головы.
– Прошу, проходите, – раздался громкий звучный голос.
Идрис двинулся вперед, Виктор следовал за ним. Его сердце колотилось, он впервые был на Совете пяти. Такое собрание состояло из высших других пятерок. Идрис, ровня им, привел своего ловца, чтобы узнать решение после окончания десятилетнего договора.
Виктор остановился посередине полутемного зала, он пытался успокоиться, но волнение только усиливалось. Перед ним находился массивный старинный на вид дубовый стол, пять подсвечников в виде кованых роз расположились в линию. Алые свечи в форме раскрытых бутонов освещали сидящих за столом. Их было четверо. Низко надвинутые капюшоны белых одеяний скрывали лица.
– Встань на место, – тихо предложил Идрис, и Виктор машинально поднял голову.
Он заметил на звездчатом потолке, характерном для архитектуры католических соборов, белую розу. Она была искусно выкована и выкрашена в серебристо-жемчужный цвет. Он встал под ней и оказался напротив середины стола. Идрис кивнул и занял центральное место в Совете. Виктор стоял перед ним, подняв голову.
– Начнем, – будничным тоном предложил Идрис.
И напряжение Виктора начало спадать. Он увидел, что члены Совета откинули капюшоны. Ловцы низшей ступени не были знакомы не только с высшими других пятерок, но даже с их подчиненными. Они шли по жизни одиночками, но ощущали неусыпную опеку своего руководителя. Он был словно отец, и Виктор в трудных случаях всегда мог обратиться к Идрису. Правда, раз в месяц тот собирал своих подчиненных, но между собой они общались неохотно. В пятерке Виктора были только парни, он знал, что девушек крайне неохотно принимают в Орден. Ловцы отличались чрезмерной эмоциональностью, при этом им запрещено было любить. Для женской психики такие условия часто оказывались не под силу. Поэтому Виктор сильно удивился, увидев среди Совета женщину. Она сидела справа у окончания стола, свет свечи слабо освещала ее лицо, но Виктор разглядел, что это эффектная брюнетка с короткой стрижкой, большими светлыми глазами, крупными яркими губами и нежным, показавшимся ему беззащитным выражением лица. Возраст определялся трудно. Виктор дал бы ей около тридцати. Остальные члены Совета были мужчинами. Он скользнул по их лицам быстрым взглядом и посмотрел на улыбающегося Идриса.
– Представляю вам моего лучшего ловца по имени Виктор, – продолжил Идрис. – Сегодня истек его десятилетний договор, и он готов озвучить нам свое решение.
Члены молча кивнули. Их лица остались бесстрастными, только женщина едва заметно улыбнулась, так показалось Виктору.
– Я остаюсь в Ордене, – просто сказал он.
Сидящий с левого края мужчина встал. Он оказался высоким и широкоплечим. Его славянская красота, точеные черты лица, мягкие золотистые кудри и глубокие серые глаза притягивали взгляд.
– Петр, – представился он. – Твое решение осознанно? Ты готов следующие десять лет посвятить служению? Тебе будет уже тридцать семь. Еще десять лет жизни отдать Ордену. Ты – человек, и для тебя время имеет решающее значение. Что скажешь?
– Готов, – быстро ответил Виктор.
Петр кивнул и сел. Поднялся тот, что сидел рядом с ним. Худощавый, на вид юный и артистичный, он представился высоким чистым голосом:
– Даниэль.
И широко улыбнулся, засияв синими глазами. Виктор невольно заулыбался в ответ, мгновенно поддавшись тонкому обволакивающему обаянию парня.
– Скитаться по свету, без семьи, без друзей…, – ласково продолжил Даниэль. – Всегда один, закрытый для всех, кроме потенциальных клиентов. Вечный странник по миру… скорби. И еще десять лет? А тебе это нужно? – весело спросил он. – Может, ну его, это служение? Расстанемся здесь и сейчас! Тебе сотрут из памяти все, что ты пожелаешь. Начнешь новую жизнь обычного парня. Или все еще прельщает путь… одинокого волка?
– Я остаюсь в Ордене, – ответил Виктор.
Даниэль пристально на него посмотрел, его живое подвижное лицо на миг застыло, глаза прищурились, словно он к чему-то прислушивался. Виктор знал, что проникать в мозг к кому бы то ни было запрещено правилами, но сейчас у него появилось четкое ощущение, что высший копается в его мыслях. Он инстинктивно отключил поток сознания и создал внутри себя полную тишину. Даниэль вздрогнул и словно пришел в себя. Он улыбнулся, кивнул и сел на место.
– Соланж, – раздался нежный голосок, женщина встала и чуть наклонила голову.
«Сейчас начнется разговор о любви! – подумал Виктор. – Кому, как не женщине поднимать эту тему! И какое красивое у нее имя. Скорей всего, француженка!»
– Есть ли у тебя тайны? – неожиданно спросила она. – Так ли ты прозрачен для своего высшего, как он думает?
«Вообще-то этот вопрос должен задавать Идрис», – замелькали мысли, н Виктор усилием воли погасил их.
Он вдруг подумал, что, возможно, именно на Совете разрешено читать все, о чем он думает в данный момент. Он до конца не понимал возможностей высших, но догадывался, что они велики. Он постарался «затемнить» разум, и прямо глянул на женщину. Лицо Соланж было прекрасным, он не мог этого не отметить, но ее взгляд проникал острыми ледяными иглами прямо ему в мозг. Это было неприятно. Виктор внутренне собрался и выставил перед собой воображаемый черный щит. Создалось четкое ощущение, что иглы Соланж ломаются об него. Но ее лицо осталось невозмутимым.
– У меня нет тайн от Ордена, – спокойно ответил он.
И сам в этот момент поверил в собственную ложь. Он знал, что это самый надежный способ убедить кого угодно в правоте. Веришь сам – поверят другие. Виктор часто пользовался этим приемом в своей практике ловца.
– Никаких? – уточнила Соланж и прищурилась.
