скачать книгу бесплатно
Кроме трех девчонок лет семнадцати в этой команде, как ни странно, оказались несколько молодых людей, которых никоим образом нельзя было отнести к одной компании. Среди них присутствовала пара представителей типичного дворового быдла в спортивных костюмах с бритыми головами и явный мажор рэперского пошива, в неизменных широких штанах и кепке с длинным козырьком.
За шумом электрички Егор так и не уловил, отчего и когда беседа его попутчиков переросла в явно агрессивную, однако события развивались стремительно. Прямо перед носом у Егора. Один из представителей «гопоты» прямо посередине перегона казалось бы ни с того ни с сего нанес несколько молниеносных ударов в лицо рэперу в кепке.
Никто из рядом стоящих пассажиров даже не успел как-то среагировать. А скорее, и не особо стремился. Кровь с разбитого носа тут же, еще во время серии последующих ударов, брызнула на белую рэперовскую толстовку и на «Монблан». Егор, очнувшись от легкой задумчивости, предпринял поспешную попытку ретироваться и тут же получил увесистым ботинком в зад.
– Ты-то куда, лошара? – кричало вслед разбушевавшееся быдло. – Быстро сюда, ссыкло, ща тоже выхватишь.
Егор, не оглядываясь, протиснулся между двумя дородными гражданками, полнясь надеждой, что они своими телесами хоть на время задержат преследователя, дав Егору выскочить на следующей станции. Тем временем остальные участники этой компании кое-как ухватили разбушевавшегося товарища за одежду, не дав ему отоварить еще кого-нибудь, кто попадется под руку. Рэпер в кепке непонимающе стоял у вагонных дверей, склонив голову и капая крупными алыми каплями прямо на пол.
Компания вышла на следующей станции. Егор подавленно стоял остаток пути среди пассажиров и старался незаметно оттереть след от ботинка у себя на брюках. И кровь на портфеле. Глаз он не поднимал. Ему было стыдно за себя.
* * *
Раз в год Егорче приходилось основательно править избушку. В свое время подсказал ему ее тот самый дед, у которого Егорча после побега из города приобрел самое необходимое для своей жизни на острове, включая моторку, снасти и ружье.
– Смотри, парень. Дело твое, дело молодое, – сказал Егорче дед тогда, в первый раз. – У каждого в жизни бывает, что бросить все хочется. Мне-то неведомо от кого и от чего ты бежишь. Заимку прибереги уж, присмотри. Я по возрасту давно тудой не езжу, хотя места вокруг на рыбу знатные. Вроде все тебе рассказал, что по первости потребоваться может.
Спустя зиму Егорча латал крышу, а через год с великими трудами выправил заметно осевший угол. Одному управляться было тяжело. С местными Егорча хоть и сталкивался, но держался особняком.
Редкая необходимость заключалась в том, что следовало все же покупать за деньги. Нехитрая одежда, мыло, боеприпас с топливом, соль, спички и прочая необходимая в быту мелочевка. Часть денег, увезенных из города, была припрятана прямо на острове. Оставалось еще прилично, где-то миллион сто с копейками.
Последний год Егорче помогал при оказии Пахом, мужик лет пятидесяти пяти, еще достаточно крепкий. Он время от времени промышлял охотой на медведя либо промыслом лосося и потому наведывался на острова частенько, когда моторкой, когда «бураном», в зависимости от времени года. Встречались они примерно раз в два месяца, хотя бывало и реже.
Последний раз Пахом пришел на новом моторе с деревни недели с полторы назад, привез чаю и патронов к ружью. Пахом частенько привозил кучу полезной мелочи, бывало, Егорча брал что-либо, бывало, отказывался. В любом случае обмен был справедливый, расплачивался он деньгами из своих запасов.
– Здорова, Егорча! Гля, какой агрегат я прикупил!
– Здоров, Пахом. Сколько лошадок?
– Пятьдесят, вот ей-богу. Да для моторки моей самое то, Егорча.
– Согласен, Пахом. Привез?
– Все путь путем. Папиросы, патронов. Водки взял. Водку будешь, Егорча? – Пахом расплылся лицом в морщинистой улыбке и подмигнул сразу два раза подряд.
– Спасибо, Пахом. Ты же знаешь, от этого и бежал. Не употребляю я.
– Да знаю, знаю. Чаем-то угостишь?
– Конечно. Пойдем до избы.
К вечеру запалили костер. Пахом размеренно пригубливал от поллитры, Егорча поддерживал ровное бездымное пламя, подворачивая поленья, и слушал Пахома. Плотно поужинали, сварив привезенной им тушенки с картошкой. Особо жаден был Егорча до свежего хлеба.
Ближе к ночи Пахом засобирался до своей заимки.
– Ты смотри, паря. Тут недавно Лешего опять видели в лесах. На острова он вряд ли попадет, но ты, коль зверем промышляешь по осени на материке, будь осторожен все же.
– Добро, Пахом. Поберегусь.
Вместе вышли на берег. Было темно. Озеро лениво плескалось о прибрежные камни. Пахом сноровисто столкнул свою лодку в воду, широко шагнул два раза по мелководью и привычно, не черпнув голенищем, запрыгнул на нос. Поднял руку в прощальном жесте.
– Лешего уберегись все-таки, Егорча. Опасен он, говорят.
– Счастливо, Пахом. Спасибо тебе.
Про Лешего Егорче стало известно еще в прошлом году. Неизвестно с чего у мужика так поехала крыша, вроде и водку он пил не больше и не меньше других. Звали его Женька, женат не был ни разу, так и жил бобылем к своим сорока годам. В одну из ночей пробрался Женька в сельскую школу. За неимением особых ценностей сторожихой там была приставлена бабка Лукерья, которую он и искромсал за ночь топором в мелкое крошево, после чего скрылся в лесах.
Поймать сразу Женьку так и не смогли, вот он и появлялся время от времени, промышляя воровством и разбоем. Неизвестно, как и где он выживал и добывал пропитание. Те, что случайно видели его, хоть и издалека, говорили, что зрелище было отвратным. Заросшее дикое существо, потерявшее человеческий облик. Отсюда и пошло со временем Леший да Леший. В розыске он, понятное дело, у милиции числился, да где там его искать свистать по лесам, коль на всю округу в восемьдесят километров всего один участковый. Который и то две недели из каждого месяца в исправном запое.
* * *
Егор долгое время помнил, как он первый раз ушел в конкретный запой. Было это еще во время бурной студенческой юности. На третьем курсе Егор по причине неуспеваемости вынужден был отправиться не без помощи родителей в формально оформленный академический отпуск благодаря человечности и взяточничеству декана.
Проработав от безделья три месяца на заводе, Егор в одну из солнечных пятниц возвращался со смены домой. С весомой получкой во внутреннем кармане куртки. Путь лежал мимо общаги, куда он и завернул пропустить с пацанами по пивку. Пропускали три дня подряд. На четвертый день Егор проснулся в постели у Майи. Без получки. Майя была с Лахденпохьи и училась курсом младше Егора.
– Майка, сколько времени? – спросил Егор, с трудом открыв глаза.
– Одиннадцать, Егор.
– Черт, мне ж на работу. Сегодня что, понедельник уже?
– Вторник, Егор.
– Да ты что? Черт, меня же уволят. Я родителям хоть звонил?
– Звонил, звонил. Ты тут что только не делал за эти дни. Мы тебя уже от вахтерш прятали потом, начиная с воскресенья, когда ты три бутылки водки разбил прямо в пакете на первом этаже.
– Беда, Майка. Ни черта не помню. Что на работе-то говорить?
– Скажешь, что заболел.
– Ты это, Май. Все, что было между нами тут, это случайно, что ли. Ты не в обиде? Все нормально?
С завода Егора все-таки уволили. Расчет был поводом для следующего загула. Майя с ним больше не разговаривала.
* * *
Дезертиров Егорча обнаружил в конце сентября, под Банной горой. Это место было на материке, недалеко от острова. По осени Егорча часто делал вылазки на материк в надежде подстрелить чего-нибудь покрупнее из дичи. Укладывал в лодку пару плотных мешков и топор. На гребях пересекал проливы, экономя топливо, прятал моторку в укромной загубине. Зарядив оба ствола, сторожко направлялся от побережья вглубь леса, не спеша поднимаясь по пологому склону к Банной горе. Удачей выпадал сохатый. Правда, удача такая была редка. Мясо Егорча коптил на костре за несколько дней и убирал в кадушках в схрон, вырытый загодя подле избушки.
В тот день Егорча несколько раз натыкался на свежие лосиные следы, но, идя от озера, оказывался постоянно с наветренной стороны, а в таком случае подобраться на выстрел становилось невозможно.
В распадке, под раскидистыми лапами угрюмой ели и обнаружил Егорча двух мертвяков в камуфляже. Погранцы. Пролежали они, судя по виду, недолго. По возрасту обычные срочники, ну, может, после первого года службы. «Странно», – подумал Егорча. На самострел не похоже. И тем не менее мертвяки валялись, раскинувшись в стороны друг от друга, словно пальнули разом в упор.
Автоматы валялись тут же подле. У первого бойца, видимо, выпав из рук сразу после выстрела. Второй же сжимал рукоять, так и держа палец на спусковом крючке. Первым делом Егорча аккуратно отложил в сторону оружие. Второй автомат пришлось вытаскивать из сжатых намертво пальцев с помощью ножа.
Прикасаться к белой коже мертвеца Егорча не решился. Едва касаясь, брезгливо проверил карманы. Документов не было. Засаленные «стольники», пара мятых пачек сигарет, зажигалки. В пакете, тут же под елью, Егорча обнаружил заплесневелый хлеб, три банки армейской тушенки с госзапаса в жестяных банках и без этикеток. Отчего-то постоял с минуту, думая о матерях этих парней. Хоронить не стал. Взвалил на плечо два «АКМа», пошел, не оглядываясь.
Вернулся Егорча на то же место спустя день, с лопатой и топором. Вырубал ягель с дерном тут же неподалеку, долго копал старенькой лопатой неподатливую землю. Осилил часа за три неровную яму с полметра глубиной. Осторожно, ухватившись за «берцы», перетащил туда покойников, наспех закидывал землей. После нарубил с близстоящих елей густого лапника, накидал поверх ямы. Больше в то место Егорча не возвращался, стараясь обходить его заведомо стороной, если случалось проходить мимо Банной горы.
Автоматы были большой удачей. Старенькая двустволка уже давно едва на ладан дышала, а тут такое богатство. Егорча после вечером пересчитал в избе боезапас, прихлебывая крепкий чай из горячей кружки. Оба магазина были почти полнехоньки, всего без нескольких выстрелов. Егорча как смог вычистил автоматы, досконально разбирать не решился по незнанию. Один схоронил на чердаке в мешке под слоем песка, что был отсыпан поверх дощатого потолка. Как раз супротив того угла, в котором была зарыта часть городских денег. Со второго сделал пробный выстрел. Автомат был пристрелян, и Егорча остался очень доволен случайными приобретениями.
* * *
Это была какая-то эйфория. Во-первых, Егору одобрили кредитную карту банка «Русский Стандарт». На пятьдесят тысяч. Во-вторых, он купил пневматику. В магазине на «Горьковской». Сразу после частичного обнала карты. Точная копия пистолета «Макаров». Баллоны с газом. Шарики. Как гасить кредит с чудовищными процентами, думать не хотелось. Да и было недосуг. Егор сидел на балконе своего второго этажа и не спеша напивался пивом. Вечер пятницы, впереди выходные.
Тем временем внизу, на детской площадке пили бомжи. Двое мужчин и трое женщин. Хотя женщинами их назвать уже было затруднительно. Егор пропустил момент конфликта и выглянул из-за оградки балкона только после истошных криков «прекрасных дам». Бомжи ожесточенно дрались. Егор зарядил «макара», тщательно прицелился и выстрелил. Он успел пальнуть еще несколько раз, пока бичье не сообразило, что их расстреливают. И, прекратив потасовку, стало оглядываться по окнам и балконам близстоящих домов. Егор подсматривал за ними сквозь оградку, сжимая в потной ладони свой «макар». Он был пьян и счастлив.
* * *
Оставались последние дни осени перед ледоставом. Егорча каждый день отправлялся на материк. Проливами на моторке старался пройти с самого утра. Волна уже была по-осеннему крутобокой и, бывало, к полудню разгонялась на ветру даже в проливах. Брал с собой один из автоматов, небольшой запас еды и почти весь день проводил в поисках добычи. Егорча старался ежедневно менять направления маршрута, когда удалялся от берега вглубь лесов.
Ориентироваться приходилось большей частью на ветер, который в последнее время все чаще уверенно поворачивал на северный и дул не останавливаясь. За последние пару недель Егорча исколесил уже, казалось, округу вдоль и поперек, однако на сохатого в этом году по осени особой удачи не было. Не попадались.
Вскоре, как начнет схватывать озеро первой тонкой наледью вдоль берегов, придется прекращать вылазки на месяц, а то и на полтора, пока не встанет лед. Вытащить и укрыть надежно на зиму лодку, перевернув кверху дном в густом прибрежном ельнике от лишних глаз. Перебрать напоследок сети, кольцо к кольцу, и тоже законсервировать до следующей весны. Дел хватит, скучать не придется. Особенно если взяться за дрова, которых сколько ни коли, а лишний запас никогда не помешает.
Обычно летом Егорча на близлежащих островах выбирал и валил выборочно хорошие смолистые сухостои. Благо сосны в этих местах было достаточно. В ход шел весь ствол, начиная от веток в костровище на дневную готовку летом и заканчивая необхватными чурками, которые предстояло переколоть поленьями на зиму.
Егорча старался всегда поддерживать приличный запас колотых дров. Хранил под небольшим навесом возле избушки, складывал по завалинкам, благо выпуск крыши был с запасом, чтобы уберегать бревенчатый сруб, проложенный мхом, от частых осенних дождей. В самой избе тоже было удобно хранить поленья под нарами.
Листва уже почти облетела, и Егорча старался во время вылазок на материк углубляться в дремучие ельники. Там было больше шансов остаться незамеченным, несмотря на то, что обзора явно не хватало. Егорча часто останавливался и подолгу стоял неподвижно, вслушиваясь в шум крон над головой и пытаясь уловить сторонние звуки.
В один из таких дней все начиналось как обычно. С вечера накануне ничего не предвещало затяжного дождя. Егорча привычно соскочил с нар с первыми лучами солнца. Наскоро закипятил котелок на костре, быстро отчаевничал и отправился на материк. Ветер, хоть и северный, был умеренный.
Пройдя проливами на моторке, Егорча направился чуть севернее Банной горы. Там пологими подножьями уходили вглубь густые ельники, изредка перемежавшиеся светлыми березовыми рощами и сосновыми борами на взгорках. Привычно скрадывая шаги в бесшумной поступи, Егорча не спеша уходил все дальше и дальше, то ступая по ровному ковру из ягеля, то путая ноги по колено в зарослях черничного куста. Неразлучный автомат висел на плече, стволом вперед, наизготовку.
Наткнувшись через полчаса ходьбы на свежий лосиный помет, Егорча надолго замер, вслушиваясь. По следам определил направление и, крадучись, медленно двинулся по следам. Копыта оставляли глубокие вмятины во мху, цепочка их уходила вперед, и Егорча изо всех сил напрягал зрение, всматриваясь в чащу.
Ему повезло, что лося он заприметил, находясь на гребне склона и оставаясь с наветренной стороны. Лось неторопливо шел внизу по распадку, останавливаясь и цепляя время от времени что-то с земли.
Егорча, разом замерев, не дыша, медленно взвел затвор. До лося было примерно метров шестьдесят, медлить было нельзя ни минуты. Егорча выждал момент, когда лось повернулся к нему широким боком, бесшумно выдохнул и выпустил один за другим три одиночных, целясь сохатому в голову. Лось взметнулся на дыбы и, мотая головой, завалился на правый бок. Егорча, пока до сих пор не веря своей удаче, выпустил вдогонку еще пяток пуль и бросился вниз по распадку.
Попадание было идеальным. Когда Егорча подбегал к сохатому, тот уже конвульсивно дергался, находясь в предсмертной агонии. Подойдя ближе, Егорча прицельно добил лося в голову еще парой выстрелов. Присел тут же, под близстоящей сосной, привалился обессиленно головой к шершавому стволу. Посидеть, успокоить неровное сбивчивое дыхание. Лось был крупным. Уже лежал недвижно, зарывшись мордой в ягель.
С этого момента начиналось самое сложное. Егорча бегом вернулся обратно к лодке, подхватил топор и два мешка. Предстояло разделать тушу и перетаскать мясо в лодку. И чтобы успеть засветло, пока день. Темнеет по осени быстро и разом.
Несмотря на то, что хищников в лесах хватало, Егорча предпочитал все же на следующий день вернуться и закопать наскоро кости и требуху, чтобы не оставлять лишних следов и не привлекать ненужного ему внимания. После уже дело было за малым. Закоптить мясо на костре и уложить на зиму в укромный схрон.
Обратный путь от лодки Егорча преодолел быстро, почти бегом. Поднявшись на гребень склона, он буквально рухнул на землю, сдерживая шумное дыхание. Внизу, возле подстреленного лося, стоял человек и, осторожно осматриваясь вокруг, как раз смотрел в сторону Егорчи.
Шумно стучало сердце, кровь тугими толчками била в виски. Егорче казалось, что его дыхание было отчетливо слышно даже там, внизу. Осторожно, еле двигаясь, он переполз под укрытие ствола ближайшей сосны. Чуть приподнявшись, с опаской глянул вниз.
Незваный пришелец уже обернулся к подстреленному Егорчей сохатому и исполнял какие-то странные скачки и подпрыгивания вокруг. В правой руке у него было одноствольное охотничье ружье с перемотанными синей изолентой прикладом и цевьем. В левой руке он сжимал длинный нож лезвием вниз. Егорчу смутило другое. Одежда и волосы.
У странно танцующего внизу мужчины была копна давно не мытых длинных волос, которые были собраны пучками и перевязаны разноцветными тряпками. Одежда его тоже состояла из набора каких-то невнятных лохмотьев. Поверх стеганой фуфайки песочного цвета были навешаны какие-то веревки с повязанным тряпьем. Сколько ни всматривался Егорча сверху, практическое предназначение всех этих тряпок и лохмотьев на незнакомце осталось для него непонятным.
Тем временем пришелец отбросил в сторону ружье и принялся бросаться на поверженного лося с ножом. Выкрикивая что-то нечленораздельное, он падал на тушу плашмя и втыкал нож в бочину и брюхо. Егорча решил, что на этом терпеть спектакль достаточно.
В конце концов, внизу если не местный, то попросту какой-то сумасшедший, но уж явно не охотовед и не лесничий. Откуда взяться здесь сумасшедшему он не знал, но сейчас Егорчу больше заботила сохранность его добычи. Высунувшись из-за ствола, он набрал в легкие побольше воздуха и, постаравшись придать голосу как можно больше грубости и агрессии, крикнул: «Эй, что творишь? Это мой лось!».
Незнакомец вздрогнул, молниеносно метнулся к лежащему подле ружью. Взвел курок и безошибочно выстрелил в сторону Егорчи, хотя даже не видел, где конкретно он залег.
– Женькино мясо! Женька я! Все Женькино! Лес Женькин! – кричал он, торопливо перезаряжая ружье.
Егорче вспомнился недавний разговор с Пахомом, и он, аккуратно выглядывая из-за ствола, снял автомат с предохранителя. Все складывалось к тому, что внизу действительно был Леший. И имя совпадало, и предупреждение Пахома о том, что Лешего снова встречали в окрестностях.
Тем временем Леший, перезарядив свое ружье, бросился зигзагами вверх по склону, прямо к Егорче.
– Слышь! А ну стой! Стрелять буду! – выкрикнул Егорча из-за дерева, и тотчас жакан из ружья Лешего пропел над головой, отщипнув от ствола кусок коры.
– Женькино! Женька я! Женькино все! Женька! – кричал Леший. Он необычайно быстро в стремительном прыжке укрылся после выстрела за камнем и, судя по доносившимся оттуда звукам, в очередной раз перезаряжал ружье.
– Стой, тебе говорят, придурок! – крикнул Егорча и сделал предупредительный в воздух.
Леший выскочил из укрытия. Рыча и сверкая бешеными глазами, он замысловатыми прыжками в разные стороны неумолимо двигался прямо на Егорчу. Еще один предупредительный. Уже в сторону Лешего. Расстояние сокращалось.
Егорча перевел автомат на огонь очередями. Еще немного и Леший достигнет гребня склона и попросту застрелит его в упор. Впоследствии он вспоминал этот момент и удивлялся, как много пронеслось в его голове мыслей за эти несколько мгновений.
Когда Лешему оставалось не более десяти метров, Егорча выставил автомат из-за дерева и выпустил одну-единственную очередь в приближающийся силуэт. Автомат с непривычки задрало стволом вверх, но первые пули все же достигли своей цели.
Леший, взревев, согнулся пополам и, сделав по инерции пару шагов, упал лицом вниз. Выстрелить в ответ он не успел, хотя находился уже в опасной близости.
Егорча долго лежал с автоматом в руках, пытаясь унять противную мелкую дрожь. Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем он поднялся и подошел к только что убитому им человеку. От Лешего нестерпимо воняло застарелой мочой, нестираной одеждой и псиной. Если это, конечно, был действительно он.
Ветер усиливался. По небу мчались белые облака. Совсем скоро затянет озеро первым хрупким льдом, отрезав Егор-чу на острове от внешнего мира. Оно и к лучшему. К весне следующего года местные все чаще стали именовать остров Егорчиным.
Глава 3
Пришлый
Егорча шаманил. Сидел на самой дальней от избы островной косе. Каменная гряда уходила полого в воду, выгибаясь чуть влево, словно гигантский хвост доисторического зверя. Вечер был безветренным, озеро зеркальной гладью лежало подле ног, простиралось вдаль. Чуть левее горбатился темным холмом сумрачных елей Эхо-остров.
От него будто тянуло постоянно ощущением промозглой сырости и неясного по своему происхождению холода. Даже при жаркой летней погоде. Егорча знал место на своем острове, с которого следовало кричать слова. Если при этом обернуться в сторону Эхо-острова, то причудливым эхом обратно возвращались даже длинные фразы, порой чуть искажаясь в конце. Поначалу это было особенно жутко.
Подле Егорчи на плоском камне курился дымком костерок из можжевелового лапника.
Скрестив ноги и чуть раскачиваясь, Егорча словно парил над гладью озера, уносясь мысленно в далекие воспоминания из своего прежнего прошлого, когда он еще был Егором Балазейкиным. Постепенно стирались из памяти многие моменты тех лет, что столько времени мучили Егорчу кошмарами. Особенно долгими зимними ночами сквозь тревожный сон под треск поленьев в печи.
Лешего прошлой осенью Егорча все же похоронил. Нашел в себе силы вернуться на то место на следующий день. Сперва разделал и вывез сохатого, после долго копал яму возле покойника. Превозмогая тошноту и отвращение, спихнул Лешего палкой, наскоро закидал землей и больше в то место не возвращался. Старался обходить стороной даже ближайшие окрестности, выбираясь зимой на лыжах вглубь материка для охоты.
Егорча рассказал после Пахому про этот случай, указал даже примерное место, где закопал Лешего. Пахом задумчиво кивал головой.
– Это ты молодец, паря. Справедливость, можно сказать, восстановил что ли.
– Страшно, Пахом. Спать не мог потом неделю почти. Боялся чего-то.
– Ну а ты как думал, Егорча. Это тебе не по дичи дробью садить.
– Ага.
