скачать книгу бесплатно
Такие пироги
Александр Александрович Лазарев
Уникальность дарований Александра Лазарева в значительной мере определяется его человеческими достоинствами. Сочетание таких совершенно противоположных качеств, как доброта и нетерпимость, уравновешивается высокоразвитым чувством справедливости. Жизненный путь Александра Лазарева богат приключениями и множеством встреч с интересными людьми. Об этом и повествует его новая книга «Такие пироги». Память автора являет давние события так, как будто бы они происходили вчера. Увлекательное путешествие в страну, которой больше нет, без сомнения доставит истинное удовольствие читателям.
Поэт, прозаик, эссеист, член Союза писателей России Александр Карпенко.
Александр А. Лазарев
Такие пироги
С благодарностью Андрею Синяеву
за поддержку и долгие годы участия в моей судьбе!
Спасибо Александру Антипову
за помощь в подготовке иллюстраций
© Лазарев А.А., 2023
Предисловие
(отрывок интервью с автором)
– Журналист: Это уже пятая ваша книга, но вторая – прозы. Поясните, почему именно так вы записываете прозаические тексты? Кто-то называет это ритмической прозой, кто-то белым стихом…
– Автор: Не знаю, «он сам пришёл» – такой способ… мне странны любые попытки определения жанра и тесны всяческие рамки – скучно и душно. Получается: «Ты туда не ходи, ты сюда ходи». У меня есть один критерий буквально для всего, абсолютно для всех проявлений жизнедеятельности «двуногих тварей» – достойно или недостойно, благородно или низко, честно или фальшиво. Что-то может получиться удачней, что-то – не очень, но стараюсь придерживаться этого критерия. И мне трудно судить себя, здесь мне сродни мысль замечательно душевного и незабвенного поэта Михаила Анищенко-Шелехметского:
«…как яблоня не знает вкуса собственных яблок, так же и я не знаю вкуса своих стихотворений». Стараюсь, чтобы даже в строке мысль и смысл не были куцы и, по возможности, не оскоплены. Рад, что могу пояснить. Пора. Давно пора!
Ибо некоторые знакомые и незнакомые, а то и признанные медийные литераторы начали повторять написание текстов схожим образом. Вот, благодаря вам, таки застолблю деляночку. Но, лучше поздно, чем…
Итак: почему я записываю прозу именно так?
Легче будет понять меня по приведённым примерам…
Например, открываю наугад Марка Твена, читаю: «Теперь Хотчкис прочно сел на мель; он так и замер с открытым ртом, не мог произнести ни слова; ни одна здравая мысль…», – ну и т. д.
Ну как же «красиво»:
«Теперь Хотчкис прочно сел на мель; он так и замер с от-»! Прям душа радуется.
Слово «здравая» в строку не умещается, переносится. Мне категорически не нравится такая разбивка.
Для меня лучше так:
«Теперь Хотчкис прочно сел на мель; он так и замер с открытым ртом и не мог произнести ни слова; ни одна здравая мысль…».
Ну ведь лучше же?
В цитируемых строках этой книги – около 60 знаков!
Редкий формат сдюжит это, сохранив читабельность буковок!
Обычно в строке около 50 знаков, если больше – трудно обойтись без «ломки» строки.
Или из Н. В.Гоголя:
«…Был уже вечер, когда они своротили с большой дороги. Солнце только что село, и дневная теплота оставалась ещё в воздухе».
Ну, что это такое:
«…Был уже вечер, когда они своротили с большой до-»?! Это, как «Посторонним В».
Не лучше ли и не «съедобней»:
«… Был уже вечер, когда они своротили с большой дороги.
Солнце только что село, и дневная теплота оставалась ещё в воздухе»?
А вот из И. С. Тургенева:
«Не успел он взглянуть раза два на слишком известное «заведение», как вдруг калитка отворилась и выбежала Василиса, с желтым платочком на голове ив…»
Но здесь, ко всему, Василиса-то выбежала с жёлтым платочком на голове, а не с желтым! Никакие объяснения не принимаю! Категорически. Ни один высокообразованный важный архар не должен отменять букву «ё»!
Пожалуйста, из Л. Н. Толстого:
«– Да, я рассуждал плохо. После всех моих разочарований, ошибок в жизни, когда я нынче приехал в деревню, я так себе сказал решительно, что любовь для меня кончена, что остаются… только обязанно-».
Попробуем так:
«– Да, я рассуждал плохо. После всех моих разочарований, ошибок в жизни, когда я нынче приехал в деревню, я так себе сказал решительно, что любовь для меня кончена, что остаются… только обязанности».
Но примите во внимание, что в приведённых примерах предлагаю разбивку строк наспех и навскидку.
Продолжу с примерами из Э. М.Ремарка:
«В шестьдесят лет гоняться за любовью – значит быть идиотом и пытаться честно выиграть там, где другие играют краплеными картами. А в хорошем борделе я обретаю душевный покой».
Считаю – лучше бы оформить так:
«В шестьдесят лет гоняться за любовью – значит быть идиотом и пытаться честно выиграть там, где другие играют краплеными картами.
А в хорошем борделе я обретаю душевный покой».
А закончу из Я. Гашека:
«… – вот ведь гидра! Совсем как Боушек из Либни. Восемнадцать раз за один вечер его выкидывали из пивной «Экснер», и каждый раз он возвращался – дескать, «забыл трубку». Он лез в окна, в двери, через кухню, через забор в трактир, через погреб к стойке, где отпускают пиво, и, наверно, спустился бы и по дымовой трубе, если б его не сняли с крыши пожарные. Такой был настойчивый, что мог бы стать министром или депутатом! Дали ему как следует!».
Или (про пребывание в сумасшедшем доме): «Такая свобода, которая и социалистам не снилась, каждый может говорить всё, что взбредёт ему в голову, словно в парламенте».
Не лучше ли столь истинные мысли преподать так: «… – вот ведь гидра! Совсем как Боушек из Либни. Восемнадцать раз за один вечер его выкидывали из пивной «Экснер», и каждый раз он возвращался – дескать, «забыл трубку». Он лез в окна, в двери, через кухню, через забор в трактир, через погреб к стойке, где отпускают пиво, и, наверно, спустился бы и по дымовой трубе, если б его не сняли с крыши пожарные. Такой был настойчивый, что мог бы стать министром или депутатом! Дали ему как следует!»
И:
«Такая свобода, которая и социалистам не снилась, каждый может говорить всё, что взбредёт ему в голову, словно в парламенте».
Надеюсь, пояснил.
К тому же, по применяемой мною разбивке строк, они организуют фразу, обязывают подбирать слова: например, более короткие в написании эпитеты, которые вдруг могут оказаться более точными. Также стараюсь, чтобы в большей части строки и ритм был не хаотичный. В идеале – во всей строке. Иногда получается, а если и не выдерживается, что зачастую невозможно, – то органично перебивается короткой вставкой-сбивкой, будто бы ровный ритм партии на ударной установке – брейком.
Ну-да, не всегда получается, иногда увлекаюсь и не отслеживаю, порой просто не получается, но… «хлавное нАчать», как говаривал позорно вляпавшийся в Историю!
Всё вышесказанное не претензии, не замечания… это лишь моё мнение. И только.
Вёрстка текста производится не авторами, увы, я же всегда настаивал и настаиваю на своей версии.
Книга сегодня, особенно сегодня, когда людей уводят в цифровую неволю, в соцсети, в иллюзорный бесперспективный мир, – не только источник информации и развлечения, но, как и прежде – должна быть великим помощником в формировании духовной личности, в сохранении и умножении человеческого в гоминидах.
Считаю, не должно быть мелочей в столь ответственном деле, как издание книги.
Она должна быть максимально удобной для чтения, восприятия, для сопереживания и непременно привлекательной для отваживаемых от чтения. Особенно сегодня.
– Журналист: Обложки всех ваших книг заманчивы. Расскажите, пожалуйста, о последней обложке?
– Автор: Все обложки выбирал, предлагал сам и въедливо «работал» с художниками.
Про «лицо» этой книги и пояснения не требуется!
На вопрос же о задней обложке… (поёт из Галича): «Нашей памятью в те края/ облака плывут, облака»… Хотя, и это не сложно.
– Журналист: Спасибо за беседу, и хочу пожелать счастливой судьбы вашей новой замечательной книге.
Что никогда…
Что никогда…
Вот расскажу-ка я вам, братцы, что никогда не приведётся вам ни изведать, ни вкусить…
Каждое лето с первого и по четвёртый класс проводил я у бабули – матери моей мамы – в деревне Новомихайловское, дальнего Подмосковья.
В отрочестве же – только в августе, ибо в июне-июле трудился в спортивных лагерях, повышая мастерство.
Обновлённый дом наш стоял на самом краю деревни, а в метрах пятнадцати в сторонку уже начинались поля, неоглядные поля с редкими вихрами «кустов».
Так у нас называли длинные и узкие рощицы, разделявшие поля, где бывалые грибники всегда набирали белых грибов изрядно.
В разные годы помню то поля пшеницы, то гороха, а то овса, ячменя или льна… даже конопля росла в те честные времена! И мак рос на огороде.
В палисаднике же, метрах в трёх от окон дома, прямо пред челом его, росли два дерева черёмухи.
Сегодня понимаю, что это были уникальные деревья: высоченные, более полутора детских охватов стволы с густой кроной, с плодами редкого волшебного вкуса.
Частенько я забирался на самый верх и лакомился ими.
Зачастую до почернения языка и… ну и не только.
Но здесь уже следует пояснить, что «дом» в те времена со-овсем не то, чем являются дома сегодня.
Тогда нашим родовым домом была изба, «просторная» деревенская изба, – пятистенок из длинных и толстенных брёвен.
Сегодня же закрываю глаза и мысленно с крыльца захожу в просторные сени, где была летняя кухня с большим обеденным столом, скамьями повдоль него, здоровенным сундуком под сухие продукты и крупы, массивная неподъёмная лавка, со стоявшими на ней тремя ведрами чистейшей и ледяной колодезной воды, да кровать под лёгким уютным красивым пологом для защиты от неугомонных звенящих и жужжащих.
Не упомню сегодня, как назывался прибор, на котором наши мамки и тётушки с бабулей готовили еду для всех: примус ли, керогаз, керосинка? – помню лишь, что всегда был нужен дома керосин.
И неизменный вопрос к кому-либо из старших ребят:
«Ты за керосином-то в лавку сходил?»
Из сеней за тяжёлой дверью были две жилые комнатки и крохотная кухня с монументальной русской печкой.
А русская печь – это же чудо. Чу-до!
Простое многовековое чудо, но непростая постройка, героиня многих народных сказок – печка-матушка.
Очаг в самом высоком значении этого слова!
Она обогревала избу и согревала ребят (некогда деток на лопатах отогревали в печах), приготовляла и кормила, освещала жилище; стирала, сушила и лечила, предсказывала погоду (дрова горят с треском – мороз, гудят-шумят – буран), а могла и заклинать мороз… да и просто – красавица.
А печная зола для стирки, для мазей, отваров?
Ну, чудо же!
У нас на верхней лежанке печи чего только не было: телогрейки, валенки, лоскутные красавцы-покрывала, но главная мальчишечья ценность – берданка!
Заберёшься втихаря ото всех и ну затвором клацать, выцеливать «врага» и уничтожать его.
А если попадались дядьям за этим занятиям – справедливо получали по ушам: нечего боёк сбивать холостыми щелчками.
На лето всё больше ребятни отправлялось к бабуле: семейства прибывали естественным образом и всё острее вставала потребность в дополнительных спальных местах.
Хотя для взрослых переночевать на матрасах, брошенных на пол – не проблема, но… уже и в космос человечество шагнуло, так что решили дядья пристроить терраску.
Долго ли, коротко ли, а терраска вышла знатная.
И поместились в ней три кровати, стол и этажерка.
Но! Для нас – вездесущих непосед – самым интересным и привлекательным было то, что находилось огороженным под пристройкой…
