Магия дружбы

скачать книгу бесплатно


Вот что сломало твою девочку, Дорал. Не погоня, не фантомы и даже не мертвяга-ребятенок. А то, что этого гада отпустили. Он таких дел натворил – она ж видела это все. Едва себя не угробила, чтобы поймать эту погань. А его отпустили.

И кто ей такую подлючесть подсунул? Своя же Школа. Которая твою девочку растила, воспитывала и шесть лет говорила ей про маговский долг.

Такое вот получилось дело. Нет моей вины. Я не знал, куда приведет эта история, а только выходит так, что без девочки мы бы не справились. Не всякий другой искатель нашел бы эту сволоту, не всякий бы стал так выкладываться. И одной гадине из двух все-таки башку отрубили.

Вот и скажи мне: радоваться или печалиться, что твоя девочка с нами поехала?

Пойдем, Дорал. Смеркается. Теперь-то чего уж.

И знаешь, что? Я после этой заразной истории зарекся возить некромантов на судилища. Если случится какому из них напаскудить и попасть ко мне в руки – живцом не уйдет. А больше я ничего сделать не могу. Ты же знаешь.

Воплощение (четыре месяца после выпуска)

Вы предложили Школе взять на перо всех магов Ортая, включая приезжих, переезжих и самоучек. Вы тут с ума посходили? Это все равно как если бы жрецы отвечали за действия каждого человека, умеющего читать. К тому же школьная канцелярия не успевает справляться даже с отчетами гласников!

Не переоценивайте возможности магии. Не так часто любимым детям Божининым случается натворить непоправимого, а на такие случаи в Ортае имеются законы и судилища. Не вижу дурного в желании магов избирать свой собственный путь.

    Из выступления ректора в столичном совете

Лучше бы она громила все вокруг.

Ефима собиралась спокойно и деловито, как будто сверяясь с невидимым списком у себя в голове. Может, и в самом деле соорудила его: несколько раз Хон ловил ее сосредоточенный взгляд, обращенный в один и тот же угол. Но было непонятно, то ли это случайность, то ли там и впрямь висит видимый только Ефиме фантом.

Фантомный список необходимых вещей? Вполне в ее духе. Она любила эксперименты с бытовой магией. Да и с другой тоже.

Лучше бы она рвала эти вещи на куски и швыряла на пол.

Ефима собиралась очень быстро: укладывала необходимые в дороге мелочи в котомку, остальное – в сундучок. Тот заполнился всего наполовину. Удивительно, как мало вещей у нее скопилось за четыре года!

Она не старалась тянуть время, чтобы он смог прочувствовать всю глубину случившегося, успеть остановить ее. Да он и не сумел бы. Не потому, что не хватило бы времени теперь, а потому что его не хватало раньше. Теперь-то уж что.

Она решила. Значит, остановить ее может разве что смерть, или каменная стена, или отряд наемников с самострелами. Причем стена и наемники – лишь ненадолго.

Иногда Ефима натыкалась взглядом на Хона, безотчетно и пусто улыбалась. Эмоций в ее глазах было не больше, как если бы на стуле восседал не Хон, а пустой тулуп.

Лучше бы она избегала смотреть на него.

Уложив в сундук последнюю склянку, Ефима снова вперила взгляд в угол. То ли сверялась со списком, то ли вспоминала, не забыла ли чего. Хон не сводил с нее глаз. Хотя ни на что не надеялся.

Ефима в последний раз рассеянно мазнула по нему взглядом, снова отсутствующе-пусто улыбнулась и направилась к двери. Котомку она повесила на плечо, сундук плыл следом. Она не обернулась. Не потому, что наказывала его, – просто было незачем.

Хон закрыл глаза.

Лучше бы она еще испытывала к нему хоть что-нибудь. Злость, ненависть, да пусть даже презрение.

Что угодно.

* * *

– Коврижку? – Наместник гостеприимно подвинул плетенку поближе к Хону.

Тот потянул носом и аж зажмурился от вкусного медового запаха.

Через занавесь дикого винограда на дощатую террасу лился солнечный свет – утренний, мягкий. Поглаживал теплыми пальцами столики и еду-питье на них, плетеные стулья, сухие доски пола и полотняную шторку, что прикрывала наместников кабинет от жары и от мух.

Жаль, что его стряпуха не кладет в коврижки орехов: утверждает, что эти гномские затеи – излишества или, говоря стряпухиным языком, «Не пойми чего удумки». Хон считал, что ей просто лень возиться.

Он отпил глоток отвара из малины и впился зубами в коврижку. Восхитительно!

Наместник, Террибар, с одобрением следил, как старшина городской стражи поглощает печево.

– Еще бери, – подбодрил наместник. – А то, гляжу, совсем с лица спал за эти дни. Посмурнел, побледнел. Отощал. Скоро сможешь за мною прятаться.

– Не дожжешшса, – невнятно прочавкал оркоподобный Хон и повел широченными плечами. Проглотил кусок и добавил: – Таких, как ты, за меня троих спрятать можно, Террий.

Наместник, молодой, тонкий, шустроглазый, выглядел рядом с Хоном как куница, примостившаяся подле медведя. Пучок солнечного света попадал через листву на его щеку и темные волосы, вылавливал в коротких темных кудрях медные сполохи.

– Панибратствуешь, – укорил Террибар.

Старшина стражи фыркнул. А как официальничать с человеком, который моложе тебя на десять лет и с которым отношения почти дружеские? Даже если по форме один другому подчиняется.

К тому же Террибар никогда не задирал носа. Молодой, а толковый. Понимает, что одно дело делаем, что в мире надо жить, подходы искать, отношения налаживать.

– Еще кружечку? – Наместник поднял кувшин, долил отвара себе и старшине стражи.

Хон взял из плетенки новый кусок печева.

Ефима всегда добавляла орехи в коврижки, не ленилась возиться. Напротив, она всегда говорила: если мельчить орехи в ступке, при этом думая о ком-то неприятном, то занятие тут же обретает смысл и дело движется споро.

В последние месяцы Ефима не пекла коврижек. Оно и к лучшему: Хон очень хорошо понимал, чье лицо она бы представляла на дне ступки. А печево наместниковой стряпухи и без орехов получилось замечательным.

Террибар тоже потянулся к плетенке.

– Люблю утро, – поделился он. – Неспешный завтрак, свежий воздух, солнце мягкое. Можно выпить две-три кружки отвара, не забивая голову никакими делами.

Хон учтиво угукнул, хотя прекрасно знал, что наместник не расстается с заботами о городе ни на вздох, даже во сне. Слишком серьезными были его обязательства, слишком многим не по душе недавнее назначение, и совсем уж без меры запущенным – Мошук, город, во главе которого встал Террибар.

Весь восточный Ортай знал, что приниматься за спасение города нужно было еще десять лет назад. Предыдущий наместник многие годы занимался сплошным вредительством и попустительством, при нем безнадежно захирело даже лозоплетение, которым в былые времена Мошук славился на весь Ортай. Люди слонялись без работы и грызлись между собой, город обрастал грязью и безнадежностью, многие семьями разъезжались по родственникам, оставшиеся не видели надежды на лучшее.

И кто же был в силах спасти Мошук от умирания, вернуть утраченное, наладить забытое, найти потерянное? Террибар? Вот этот сопляк, едва разменявший третий десяток? Выходец из южного Ортая, ничего не понимающий в лозоплетении?

И все-таки у него получалось. Понемногу, постепенно. Первые подвижки уже были видны: чистые улицы, налаженная торговля с соседними селениями, собственный мошукский птичник. С помощью городского мага вычистили плантации вербы от травы, разросшихся пеньков, долгоносика и мавок-визгляков. И, хотя все понимали, что сделать предстоит еще очень много, люди стали глядеть веселей.

У Террибара были замечательные помощники. Мудрые, зрелые, рассудительные – такие как Хон. Или вот такие, как городской маг, недавний выпускник Школы. Он был даже моложе Террибара, а в Мошук прибыл всего четыре месяца назад, однако сумел поставить себя так, что с ним и считались всерьез, и советовались охотно.

Почти все. Почти.

– Отвары гоняете, значит? – Легкий на помине, маг выглянул из-за полотняной шторки.

– Заходи, Оль, – махнул рукой наместник и подхватил со столика в углу еще одну глиняную чашку, – подсаживайся. У нас сегодня дивные коврижки!

Маг потер ладони и уселся за стол.

Был он невысокий, плотненький, с добродушным круглым лицом и светлыми волосами. С первого взгляда заподозрить в нем мага было решительно невозможно. Со второго, третьего и далее – тоже. Мошукский гласник походил на молочника, пекаря, сапожника – кого угодно, только не на мага.

Оль в самом деле происходил из семьи пекарей, был сыном незамужней женщины и заезжего молодца. То, что молодец был магом, стало понятно не скоро – только когда Оль подрос и стал проявлять не абы какие способности.

Достаточные, чтобы в двадцать лет окончить обучение и получить должность гласника – городского мага, назначенного Школой. И спокойно, обстоятельно, без всякой, упаси Божиня, злобы, показать окружающим, что место свое занял не зря.

Теперь Оля в Мошуке ценили, очень уважали и даже любили, пожалуй. Почти все.

– Как твои дела? – поинтересовался маг, обернувшись к старшине стражи. – Где пропадал-то? Как сам, как жена?

Ефима молодого мага на дух не выносила. Хон считал, что совершенно напрасно.

Оль ее тоже не терпел. Хон признавал, что не без причин.

– Ефима ушла от меня, – ровным голосом произнес он и с вдумчивым интересом стал изучать кусок ковриги. – И уехала из города. Навсегда.

Террибар смущенно прочистил горло. Он-то, в отличие от Оля, знал, где Хон был в последние дни. В кабаке, вот где. Не то чтобы напивался – сосредоточенно и мрачно поддерживал состояние среднего опьянения, ни с кем не говорил и подолгу изучал огонь в очаге.

– О как, – Оль тоже смутился на вздох, но все-таки не удержался, уточнил: – Так тебе сострадание выразить или поздравить?

Хон отправил в рот последний кусок ковриги.

– Еще не решил, – признался он. – Но в лоб зарядить за такие вопросы уже могу.