скачать книгу бесплатно
См.: Novak M.E. Introduction // The Age of Projects / Ed. by M.E. Novak. Toronto, 2008. P. 3–28.
Defoe D. An Essay upon Projects. London, 1697.
Myers J. Defoe and the Project of “Neighbours Fare” // Restoration. 2011. Vol. 35. № 2. Fall. P. 1–19. Впрочем, негативное отношение к «прожектерам-изобретателям» к тому времени было вполне устоявшимся: в английской драматургии образ прожектера как недобросовестного хищника устойчиво фиксируется на протяжении всего XVII века. См., напр.: Ratcliff J. Art to Cheat the Common-Weale: Inventors, Projectors, and Patentees in English Satire, ca.1630–70 // Technology and Culture. 2012. Vol. 53. № 2. Р. 337–365. С другой стороны, прожектеров подозревали в неуместном энтузиазме – неуместном потому, что на определенном этапе европейской истории «энтузиазм» в религии, политике, других сферах начал восприниматься как проявление неумеренности и опасной увлеченности, разрушительной для социума и политического общежития, сродни «фанатизму», которого еще в конце XVIII века так боялась Екатерина II. См.: Гриффитс Д.М. Злодеи, фанатики, адвокаты: взгляды Екатерины II на Французскую революцию // Он же. Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет / Пер. с англ. Е. Леменевой, А. Митрофанова; ред. – сост. М. Лавринович, И. Федюкин. М., 2013. С. 119–148, здесь с. 129; Jones W.G. “C’est un fanatique”: Catherine II’s Judgment on Novikov // Study Group on Eighteenth Century Russia. Newsletter. 1979. Vol. 7. P. 32–33.
Novak M.E. Op. cit.; Кром М.М., Пимено-ва Л.А. Феномен реформ в Европе раннего Нового времени // Феномен реформ на западе и востоке Европы в начале Нового времени (XVI–XVIII вв.): Сб. ст. / Под ред. М.М. Крома, Л.А. Пименовой. СПб., 2013. С. 7–16.
Другое дело, что венценосные прожектеры вроде Петра, который «развлекался, копая каналы и строя города; убивая своих подданных невыносимыми трудами и переселяя народы с одного конца своей империи на другой, не жалея о тысячах, погибающих по дороге», хотя и почитаются теперь «полубогами», вызывают у Самюэля Джонсона отвращение. Им он противопоставляет «другой вид прожекторов»: тех, кто «ищет новые возможности природы или задумывает новые произведения искусства», кто «изобретает искусства, которых еще не хватает для благополучного устройства жизни» (Johnson S. Projectors injudiciously censured and applauded // The Adventurer. 1753. № 99. October 16).
Биржакова К.Э., Войнова Л.А., Кутина Л.Л. Очерки по исторической лексикологии русского языка XVIII века Л., 1972. С. 389.
Павлов-Сильванский Н.П. Проекты реформ в записках современников Петра Великого. СПб., 1897; переизд.: М., 2000.
Там же. С. 16–17.
Клочков М.В. Прибыльщики и доносители петровского времени // Записки Императорского Харьковского университета. 1915. Кн. 3. С. 1–16.
Андриайнен С.В. Империя проектов: государственная деятельность П.И. Шувалова. СПб., 2011; Петр Иванович Шувалов. Иван Иванович Шувалов. Избранные труды. М., 2010. См. также: Оточкин В.В. Граф П.И. Шувалов: реформатор или прожектер? // Военно-исторический журнал. 1995. № 4. С. 78–81.
Прокопенко Я.И. «Политический инженер» Генрих фон Фик и феномен реформ Петра I // Феномен реформ на западе и востоке Европы. С. 323–337. Обсуждение сборника см.: Российская история. 2014. № 4. С. 3–36.
Андриайнен С.В. Указ. соч. С. 5–6.
Там же. С. 13–23, 171–203.
О реформах в России XVIII века см. в первую очередь: Каменский А.Б. Oт Петра I до Павла I. Реформы в России XVIII века: Опыт целостного анализа. М., 1999. Среди работ последних лет, посвященных феномену реформаторства в России той эпохи, см.: Коршунова Н.В. Проекты реформ в России: (вторая половина XVIII – первая четверть XIX в.). Челябинск, 2009.
См.: Феномен реформ на западе и востоке Европы.
North D. Institutions, Institutional Changes, and Economic Performance. Cambridge, 1990.
DiMaggio P. Interest and agency in institutional theory // Institutional patterns and organizations: Culture and Environment / Ed. by L. Zucker. Cambridge, MA, 1988. P. 3–22.
Roberts N.C., King P.J. Policy Entrepreneurs: Their Activity Structure and Function in the Policy Process // Journal of Public Administration Research and Theory. 1991. Vol. 1. № 2. P. 147–175; Mintrom M. Policy Entrepreneurs and School Choice. Washington, DC, 2000; Teodoro M.P. Bureaucratic Ambition: Careers, Motives, and the Innovative Administrator. Baltimore, 2011; Battilana J., Casciaro Т. Change Agents, Networks, and Institutions: A Contingency Theory of Organizational Change // Academy of Management Journal. 2012. Vol. 55. № 2. P. 381–398; Battilana J., Leca B., Boxenbaum E. How Actors Change Institutions: Towards a Theory of Institutional Entrepreneurship // Academy of Management Annals. 2009. P. 65–107.
Козлов С.Л. Из истории интеллектуального предпринимательства во Франции: как была создана Практическая школа высших исследований // Пермяковский сборник: Сб. науч. трудов / Под ред. Н.Н. Мазур. М., 2010. Ч. 2. C. 400–442; Он же. Сообщество выскочек: «Субъективный фактор» реформы высшего образования во Франции эпохи Второй империи // Новое литературное обозрение. 2009. № 100. С. 583–606.
Ben-David J. The Scientist’s Role in Society: A Comparative Study. Chicago; London, 1984. P. 105.
Долбилов М.Д. Рождение императорских решений: Монарх, советник и «высочайшая воля» в России XIX в. // Исторические записки. М., 2006. Вып. 9. С. 5–48.
Некоторые наблюдения на этот счет нами уже формулировались в работе: Fedyukin I., Zitser E. For Love and Fatherland. Political clientage and the origins of Russia’s first female order of chivalry // Cahiers du monde russe. 2011. Vol. 52. № 1. P. 5–44.
Rowlands G. The Dynastic State and the Army under Louis XIV: Royal Service and Private Interest, 1661–1791. Cambridge, 2002; Chapman S.E. Private Ambition and Political Alliances the Phеlypeaux de Pontchartrain Family and Louis XVI’s Government, 1650–1715. Rochester, N.Y., 2004; Bushkovitch P. Peter the Great. Oxford, 2001; Седов П.В. Закат Московского царства: Царский двор конца XVII века. СПб., 2006; Adams J. Familial State: Ruling Families and Merchant Capitalism in Early Modern Europe. Ithaca, 2005; Parrot D. The Business of War. Military Enterprise and Military Revolution in Early Modern Europe. Cambridge, 2012.
Жуковская А.В. От поручения к учреждению: А.А. Курбатов и «крепостное дело» при Петре I // Очерки феодальной России. М., 2009. Вып. 13. С. 314–376.
Анисимов Е.В. Государственные преобразования и самодержавие Петра Великого в первой четверти XVIII века. СПб., 1997. С. 46–47; Седов П.В. Указ. соч. С. 30–33.
Наиболее подробный биографический очерк Курбатова см.: Серов Д.О. Администрация Петра I. М., 2008. С. 172–214, здесь c. 172–178. О его прожектерской деятельности, включая его предложения о развитии академий и школ, см.: Павлов-Сильванский Н.П. Указ. соч. С. 80–90.
См.: Федюкин И.И. Роль административного предпринимательства в петровских реформах…
См. также другие работы автора: Прокопенко Я.И. Генрих Фик и процесс интернационализации российской политической элиты в первой половине XVIII в. // Правящие элиты и дворянство России во время и после петровских реформ (1682–1750) / Ред. Н.Н. Петрухинцев, Л. Эррен. М., 2013. С. 149–177; Она же. «Политический инженер» Генрих фон Фик и феномен реформ Петра I.
Деятельность барона Нирота изучена пока недостаточно; см., однако: Азизбаева Р.Е. Барон Магнус Вильгельм фон Нирот и замысел сиротского дома // Труды Государственного Эрмитажа. Т. 58: Петровское время в лицах: К 30-летию Отдела Государственного Эрмитажа «Дворец Меншикова» (1981–2011): Материалы научной конференции. СПб., 2011. С. 5–11.
См., напр.: Joukovska?a-Lecerf A. Le conseil du tsar dans la culture politique de l’еpoque pеtrovienne: La gen?se du Conseil supr?me secret, fin XVII
si?cle–1726 // Cahiers du monde russe. 2003. Vol. 44. № 4. P. 577–604.
Подробнее об этом см. в моей статье: Федюкин И.И. «Честь к делу ум и охоту раждает»: реформа дворянской службы и теоретические основы сословной политики в 1730-е гг. // Гиштории российские, или Опыты и разыскания к юбилею Александра Борисовича Каменского: Сб. ст. / Сост. Е.В. Акельев, В.Е. Борисов; отв. ред. Е.Б. Смилянская. М., 2014. С. 83–142.
Основание Морской академии: документы барона де Сент-Илера и его преемников, 1715–1723
Игорь Федюкин
Основанная в 1715 году в Санкт-Петербурге Морская академия имеет все основания претендовать на звание первого «регулярного» учебного заведения России. Существовавшие ранее Навигацкая школа Фаркварсона и мало изученные небольшие артиллерийские и инженерные школы
были довольно традиционными с точки зрения своей организации: по сути, они представляли собой просто группы учеников, собиравшихся вокруг учителя. В силу высокой степени аморфности, неформальности своего внутреннего устройства они гораздо ближе стоят к традиционной средневековой школе, даже если программа обучения в них и кажется нам «современной» из-за преобладания ней математики. Морская же академия, как она предстает в проектах ее первого директора, известного нам под именем барона де Сент-Илера, должна была стать радикально модерным для своего времени учебным заведением. Устройство школы и действия ее руководителей должны были регулироваться правилами и инструкциями, подробно регламентировать предполагалось и повседневное поведение учеников; фиксировалась – пусть и в самом общем виде – программа обучения; функции директора регламентировались и отделялись от функций учителя; и так далее. В этом отношении проекты Сент-Илера следует считать прямыми предшественниками модерных регламентов и проектов, появлявшихся в 1730-х годах, таких как регламенты кадетского корпуса
и публикуемые в настоящем сборнике проекты нового регламента Морской академии и регламента Академической гимназии. Поэтому не только сами проекты СентИлера, но и обстоятельства их создания, и личность барона достаточно показательны с точки зрения того, как на практике происходила модернизация России и какова была в действительности роль в этом процессе «государства» и самого Петра.
Введенные в последнее время в научный оборот источники, в том числе из французских архивов, ясно показывают, что Сент-Илер был самозванцем и, называя вещи своими именами, международным авантюристом.
По данным французского военно-морского ведомства, достаточно внимательно следившего за похождениями барона, он родился в Тулоне, в мещанской семье и носил фамилию Аллер (Allaire), был негоциантом в Байонне, пока не попался на мошенничестве со страховкой. Аллер был арестован и приговорен к галерам, но ему удалось сбежать и перебраться в Испанию, где в это время шли военные действия между франко-испанской и англопортугальской армиями в рамках Войны за испанское наследство
. В Испании Аллер к концу 1710 года каким-то образом вошел в доверие к французскому военачальнику маркизу де Бею (Alexandre Maоtre,marquis de Bay, 1650–1715). Как раз в ноябре 1710 года англичане и португальцы начали отступление из ненадолго оккупированного ими Мадрида, а 8–9 декабря потерпели серьезное поражение у местечка Бриуэга, что фактически поставило крест на их надеждах вернуть испанский престол Габсбургам. Одновременно летом 1710 года в Англии пал кабинет Годолфина, и пришедшие к власти тори через неофициального посредника, аббата Франсуа Голтье, начали прощупывать почву для сепаратных переговоров о мире с Францией. К декабрю в Париже знали, что тори не будут настаивать на восстановлении Габсбургов в Испании. В январе 1711 года Голтье привез в Лондон устные предложения от маркиза де Торси, в марте он вернулся в Версаль с английскими контрпредложениями, в апреле 1711 года Версаль направил в Лондон уже письменные предложения об условиях мира, которые были представлены английскому кабинету, а затем и союзникам-голландцам
.
В этом-то контексте и разворачивались испанские похождения Сент-Илера (как мы продолжим его именовать во избежание путаницы). Став в октябре 1710 года по одним данным – агентом, по другим – курьером маркиза де Бея в сепаратных переговорах о мире с Португалией, Сент-Илер до марта 1711 года курсировал с тайными посланиями между штаб-квартирой де Бея и Лиссабоном, а затем переметнулся вместе с доверенными ему депешами на сторону англичан. Французское военно-морское ведомство считало его предателем
, хотя сам барон позднее пытался убедить французские власти, будто известить англичан о готовности Португалии на сепаратный мир с Бурбонами ему поручил сам де Бей: этот шаг был якобы частью дипломатической игры
. В объяснительной же на имя Петра Сент-Илер, наоборот, утверждал, что с самого начала был тайным агентом на службе у англичан
. Так или иначе, но в итоге он оказался в Лондоне, получил от английского правительства 500 фунтов в награду, но затем из-за его «подозрительного» поведения был под благовидным предлогом выслан на континент. Именно после этого он и превратился из мещанина Аллера в барона де Сент-Илера: в награду за срыв переговоров между Португалией и Бурбонами император якобы возвел его в достоинство барона Священной Римской империи и назначил на должность морского интенданта в Неаполе. После этого барон принял участие то ли в реальном, то ли в вымышленном заговоре с целью сжечь королевский флот и арсенал в Тулоне и как минимум дважды побывал в тюрьме. В итоге к 1714 году у венского правительства накопилось достаточно подозрений в его адрес, чтобы вынудить его покинуть империю
.
В августе 1714 года Сент-Илер прибывает в Берлин, где впервые сталкивается с Анри Лави (Henry Lavie). В прусской столице оба находятся проездом: Лави должен занять пост французского морского комиссара в Санкт-Петербурге, а Сент-Илер направляется в Москву, поскольку господин Матвеев, посланник русского царя, (то есть граф Андрей Артамонович Матвеев) пообещал ему изрядную должность («employ considerable») на русской службе
. О том же писал позднее и сам СентИлер, признавая, впрочем, что документального подтверждения такого приглашения у него нет: зимой 1715 года он уверял Петра, что приехал в Россию «по простому обещанию, которое господин Матвеев, посол ваш, мне учинил»
. Как и где пересеклись пути Матвеева и Сент-Илера, мы не знаем, но сообщение это весьма правдоподобно: в этот период Петр настойчиво требует от своих представителей за рубежом рекрутировать на российскую службу иностранных специалистов
. Сам Матвеев, впрочем, в их позднейшей переписке нигде об этом своем приглашении не вспоминал, а наоборот, намекал, что ему известно о темном прошлом барона – причем узнал он о нем именно во время пребывания за границей: «Я во Франции и в Вене был и гораздо знаю ваши славныя такие дела, которые можно разве в сумерках, а не пред солнцем объявлять», пишет он барону в разгар конфликта между ними осенью 1716 года
.В марте 1717 года Лави также доносил, будто бы барон «три года тому назад (то есть как раз в 1714 году. – И.Ф.)… сознался в том, что будучи обвинен в злоупотреблениях и в преступных сношениях, пробыл шесть месяцев в тюрьме…»
.
В любом случае барон появился в Санкт-Петербурге, судя по всему, в начале января 1715 года (то есть как раз одновременно с Лави): «Уже два месяца есть, как здесь обретаюсь с великим повседневным иждивением», жалуется он в письме Петру от 2 марта
. Оказавшись в Санкт-Петербурге, барон буквально за пару месяцев становится своим человеком в придворном обществе. В донесениях Лави Сент-Илер впервые фиксируется в Петербурге в письме от 19 марта, а уже неделю спустя Лави сообщает о помолвке барона с придворной дамой принцессы Шарлотты, супруги цесаревича
. Избранница Сент-Илера была не только любимой фрейлиной крон-принцессы, но и племянницей барона Ганса-Христофора фон Шлейница, обер-гофмейстера Шарлотты, вскоре ставшего русским посланником в Ганновере, а затем, в 1717–1720 годах, во Франции. Лави, воспринимавший барона как прямого конкурента, уверял Париж, что последний якобы не пользуется доверием русских вельмож и не получит никакой должности в силу своего плохого характера
. Однако уже в середине мая он же пишет о nouptiales[1 - Свадебных торжествах (фр.).] барона, прошедших во дворце Шарлотты в присутствии Петра, Екатерины, царевен, вдовствующих цариц, герцогини Курляндской и «всего двора». Царь, по сообщению Лави, одобрял этот брак и обещал предоставить барону на 5 лет особняк («la belle maison») сосланного Кикина, 12 солдат для несения караула и жалованье в 2000 рублей. Решен был к этому моменту и вопрос о создании корпуса морской гвардии численностью в 200 человек под командой барона
.
Именно к этому периоду и относятся публикуемые ниже документы, хранящиеся в РГАДА под заголовком «Дело об учреждении в С. Петербурге Морской академии под надзиранием барона Сент-Гиля-ра. Тут же и прошение его об уволнении из России. 1715 февр. 12 – 1717»
.В этом же деле находится еще несколько писем Сент-Илера Петру, а также черновые переводы некоторых из этих документов на русский язык. Первый из известных нам проектов создания Морской академии барон, видимо, составил в середине февраля 1715 года. Именно этим «Проектом для сочинения Морской академии»
и открывается данная подборка (документ 1.1): хотя этот документ был опубликован Феодосием Федоровичем Веселаго в качестве приложения к его «Очерку истории Морского кадетского корпуса» (где он ошибочно датирован 1713 годом)
, мы сочли не лишним воспроизвести его с исправлением допущенных первыми публикаторами неточностей. Следующий документ (1.2 в нашей подборке) содержит предложение о создании особой комиссии для составления морского регламента и одновременно – об организации строительства кораблей на Адриатике, которым предстояло собрать по средиземноморскому побережью морских специалистов, ремесленников и купцов, желающих переселиться в Россию. Помимо ремесленников, корабли эти предполагалось загрузить в Марселе дешевым «горячим вином», последующая продажа которого должна была окупить всю операцию (и, видимо, принести барону прибыль): от Петра требовалось лишь предоставить гарантии по кредиту, необходимому для начала операции
.
Именно этот второй проект и датирован 12 февраля 1715 года – и существенно, что эти два столь разных документа были поданы бароном, можно сказать, единым пакетом. Почерки, которыми написаны беловые версии двух документов существенно разнятся, но в нашем распоряжении имеются черновики переводов этих двух текстов, выполненные одним почерком
.При этом черновик «Проекта для сочинения Морской академии» имеет в верхнем левом углу помету «№ 1», а в конце (л. 18 об.) приписку почерком переводчика: «Сему следует друго дело, которое в подлиннике писано в одной тетрати», далее опять отчеркнуто и написано «Зри № 2». Соответственно, в левом верхнем углу черновика второго из проектов (начинающегося словами «Ежели его величеству надобно делать генеральной регламент…») имеется помета «№ 2» (л. 19).
Что эти два проекта были созданы Сент-Илером одновременно, следует и из письма барона Петру от 2 марта 1715 года:
Августейший и мочнейший кесарь, – писал Сент-Илер. – Всепочтенно представляю вашему освященному величеству, что по вашим указам толкования двум пунктам вручил я господину Остерману тому две недели есть. Тому 8 до 10 дней есть как имел я честь подать о том же копию господину Великому Адмиралу. Первой пункт есть толь наипаче полезнейший вашему освященому величеству, что изволите доволствие иметь усмотреть в последовании времяни, что возможет ваше величество иметь из подданных своих так добрых морских оффицеров, как и протчие морские державы. Что касается до второго пункта о предложении, которое я имел честь вашему величеству учинить, для строения кораблей
.
Очевидно, что речь здесь идет как раз о той самой «тетрати», где под номером 1 шел «Проект для сочинения Морской академии», а под номером 2 – план спекуляции французской водкой. Сходятся и даты: за две недели до 2 марта – это как раз середина февраля, указанная в беловом варианте «адриатического» проекта. Петр же как раз с 9 по 26 февраля отсутствовал в Петербурге: он вместе с Екатериной находился в Красном Селе
.
Несколько обстоятельств обращают здесь на себя внимание. Вопервых, это неопределенность планов барона: на этой стадии он изучает придворный контекст и нащупывает возможные направления прожектирования. Как мы видим, уже в первые недели своего пребывания в России ему каким-то образом удается выявить интересующие царя темы, такие как строительство кораблей, в том числе за границей, или импорт иностранных специалистов. Соответственно, формулируется несколько прожектов. Представлению прожектов могло предшествовать какое-то обсуждение с царем: барон упоминает, что подготовил документы «по вашим указам». Из второго, «адриатического», «прожекта», можно понять даже, что это был не первый документ, представленный бароном царю: Сент-Илер упоминает «таких людей, которых я имел честь предложить чрез един от мемориалов моих». Поскольку, однако, «такие люди» в данном случае – это квалифицированные навигаторы, то, может быть, речь идет просто о проекте Морской академии, поскольку он как раз и позволил бы царю завести в своем государстве таких специалистов. Впрочем, уверенности в успехе прожектов нет: в марте Лави сообщал, что Сент-Илер планировал отправиться в Лондон и что его невеста раздобыла для него у крон-принцессы Шарлотты рекомендации к английскому двору
. Очевидно, что барон пытается подстраховаться: если российские прожекты не увенчаются успехом, он постарается использовать матримониальный успех в Петербурге как трамплин для нового раунда прожектерства в Англии.
В итоге, при всей своей кажущейся абсурдности, прожекты на поверку оказываются склеенными из вполне реальных фрагментов, подсмотренных наблюдательным бароном в Петербурге. Возьмем «адриатический прожект»: как известно, именно в этот период Борис Иванович Куракин по приказу Петра строит новые и покупает готовые корабли для российского флота в Голландии и Англии. Одновременно тот же Лави сообщает о миссии Лефорта-младшего, отправленного рекрутировать в Европе ремесленников на строительство Петербурга
: эти планы воспринимаются французским правительством вполне серьезно и вызывают даже легкую панику в Морском совете, подогреваемую тем же самым Лави и французским консулом в Данциге
. Примечательно, что один из нескольких французских торговых кораблей, добравшихсятаки в 1715 году в Санкт-Петербург, был гружен именно вином и водкой: узнав о его прибытии, Петр лично прибыл на борт и продегустировал напитки
. Наконец, развернуться «адриатический» проект должен был именно в том регионе, где барон отметился своими похождениями и который он хорошо знал: в июле Лави доносил, что Сент-Илер переписывался с французским консулом в Мессине, которая была ключевым пунктом в предприятии
. Кажется, даже идея жениться на придворной даме могла быть «подсмотрена» бароном: 28 января, буквально через несколько недель после его прибытия в Петербург, там состоялась свадьба другого француза, Никиты Петровича (Франца) Вильбоа, с русской придворной дамой, внешняя непривлекательность которой, по словам Лави, компенсировалась ее обширными поместьями в Ливонии и Эстляндии
.
Одновременно мы видим достаточно последовательный интерес со стороны Петра к устройству французского флота и флотской администрации. Еще за год до описываемых событий Б.И. Куракину было поручено раздобыть копии всех уставов и регуляций французского флота, и уже в марте 1714 года «ордонанция французская адмиралтейству» была направлена Петру. Видимо эта «ордонанция» – как раз тот устав «Ordonnance de Louis XIV pour les armees navales et arsenaux de marine» от 15 апреля 1689 года, который в сентябре того же года Петр поручил переводить Конону Зотову. Перевод был закончен уже к концу ноября того же года, а 24 января 1715 года, то есть, видимо, буквально через несколько дней после первой беседы Петра с Сент-Илером, Конону Зотову велено было ехать во Францию, вступить там в морскую службу и все «присматривать» касательно адмиралтейства и флота, и «все, что ко флоту надлежит на морю и в портах, сыскать книги» и их перевести
. Именно на фоне этого интереса Сент-Илер и готовит свой «Проект для сочинения Морской академии», который при ближайшем рассмотрении оказывается практически дословным переводом двух разделов (раздел 1 главы 7 и раздел 1 главы 19) того самого французского устава «Ordonnance de Louis XIV». В первом случае в его перевод не вошли статьи 1–5 (необходимость подтверждения дворянского происхождения гардемаринов и порядок зачисления в гардемарины), статьи 15–18 (запрет покидать порт, к которому они приписаны, без разрешения) и статьи 25–27 (запрет покидать корабль во время морского похода без разрешения, а также размер жалованья). Во втором случае не использованы статьи 1–2 (необходимость следовать установленному расписанию), статьи 9–11 и 19 (обучение кораблестроению, артиллерийскому делу, дворянским наукам и строевой подготовке, уже затрагивавшиеся во фрагменте, основанном на главе 7) и статья 18 (порядок рассмотрения журналов, которые гардемарины вели в походе). В целом из всего проекта не являются прямым переводом глав 7 и 19 ордонанса лишь первые три абзаца, устанавливающие возрастные ограничения для гардемаринов, структуру корпуса и должность «комманданта». Примечательно, однако, что Сент-Илер, судя по всему, не пользовался переводом Конона Зотова. Текстуальное сравнение показывает, что, хотя в основе обоих текстов лежит один и тот же оригинал, стилистика переводов различается:
«Проект для сочинения Морской Академии» Сент-Илера (РГАДА. Ф. 370. Оп. 1. Д. 7. Л. 1–7 об.)
«Устав Людовика 14, короля французского» в переводе К. Зотова (РГАДА. Ф. 9. Отд. I. Кн. 49. Л. 74 об. «Устав Людовика 14, короля французского», Гл. 7)
[л. 2] Два часа после полдень да найдутся они в назначенном месте в арсенале, для мушкетного учения;
[л. 74] …Повинны прийти в час пополудни к месту, [л. 74 об.] назначенному в арсенале для обучения артикулу с мушкетом и иных обращений воинских, яко баталион каре и прот., а отправляться сие должно замкнув ворота и без барабану.
9. Потом повинны пойти в полату, где карабельнные мастеры и иные искусные офицеры будут им по правилам толковать состроение кораблей, и пропорции о всех частях в карабле; откуда поведутся в школу к пушкарям и учатся пушечной стрельбе.
Оставя ружье свое, да идут они в салу строения где карабельные мастеры, и искуснейшие офицеры будут им толковать чрез правило маниру, как корабли строить, и пропорции всех штук, которые те карабли составляют, оттоль да ведут их в пушечную школу для обучения.
[л. 2 об.] Бригадир и подбригадир, входя в школы, имеют свои бригады смотреть, и радеть, чтоб молчание было, також чтоб всякой поочередно дело свое делал…
10. Брегадиры и подбригадиры, приходя в школы, повинны собрать свои брегады и смотреть, дабы была тихость между ими, и чтоб всякой принимал учение от мастеров з добрым порядком, то есть один после другаго…
Так или иначе, февральский проект академии, очевидно, в целом устроил Петра. Во всяком случае уже в середине апреля Сент-Илер составляет и направляет царю свой контракт-«капитуляцию» (документ 1.3)
, а из письма барона Петру от 12 мая следует, что «капитуляция» к этому времени уже получила одобрение и была им подписана
. В последующей переписке Сент-Илер неоднократно ссылается на свой генеральский чин, и ни Петр, ни русские сановники этих претензий не оспаривают. Из документов также видно, что где-то с середины 1715 года барон действительно начинает получать жалованье. В начале лета 1715 года назначение Сент-Илера директором академии становится общеизвестным фактом
.
В конце лета работа по созданию Морской академии активизируется, 31 июля царь отдает распоряжение о переводе всех учеников и учителей Навигацкой школы из Москвы в Санкт-Петербург к 1 октября. Однако перевозка 600 с лишним человек, тем более по осенней распутице, оказалась неразрешимой логистической задачей, и к началу октября принимается решение перевести в новую столицу лишь 300 учеников, а прочих оставить в Москве
. Сент-Илеру, однако, уже к 18 сентября стало известно от Апраксина, что Академия будет насчитывать именно 300 человек, и в связи с этим он пишет царю письмо «представление», а по сути, новый проект (см. документ 1.4)
. В преамбуле Сент-Илер ссылается на свой предыдущий план («учреждение, которое он имел честь вашему кесарскому в[величеству].представить»), но почему-то указывает, что план этот не может быть реализован при такой численности учеников «без великого смущения». Это довольно удивительно: ведь «Проектом для сочинения Морской академии» в ней как и предполагалось иметь 200–300 шляхтичей. Теперь же оказывается, что при такой численности учащихся невозможно будет разместить в Кикином доме, так что требуется строительство специального помещения и увеличение штата преподавателей до 60 человек. Проект этот попал в руки Петру лишь 30 сентября и вызвал острые комментарии со стороны царя
.
Тем временем, судя по всему, Сент-Илер продолжал работу над своими проектами, результатом которой стала «Инструкция Морской академии» (далее – «Инструкция»), опубликованная в «Полном собрании законов» (далее – ПСЗ) под датой 1 октября 1715 года
. Как легко заметить, документ этот имеет мало общего с предыдущими текстами, что заставило, например, Веселаго прямо заявить, что Сент-Илер не имел к созданию этого проекта никакого отношения
. Это, очевидно, не так. В «Деле об учреждении в С. Петербурге Морской академии» содержится черновик этой инструкции
: он не подписан и не датирован, однако выполнен тем же почерком, что и переводы более ранних проектов. Из правки в документе также видно, что именно в ходе работы над ним и появился в окончательном виде текст, опубликованный в ПСЗ
.Таким образом, с большой вероятностью перед нами текст, появившийся в процессе перевода первоначальной, иноязычной версии «Инструкции морской академии» на русский язык.
