скачать книгу бесплатно
Олимпа Боги! Вас могу ль утратить
И пригвоздиться к вере во Христа?
Могу ль предать своих богов я ради
Терпевшего мучения креста?
И как же в слабости мне уповать
На Бога одного, пусть он велик?
Ужель мне не поможет Зевса рать
В страданиях моих и в грусти миг?
Неужто нет дриад в холмах лесистых,
Где часто я брожу совсем один?
И нет наяд в источниках сих чистых?
И нереид среди морских глубин?
Но никнет вера древности пред новой.
Христово имя воздух сотрясает.
Моя ж душа с расшатанной основой,
Богов в мольбе последней призывает.
On the Ruin of Rome
Low dost thou lie, O Rome, neath the foot of the Teuton
Slaves are thy men, and bent to the will of thy conqueror:
Whither hath gone, great city, the race
that gave law to all nations,
Subdu’d the east and the west,
and made them bow down to thy consuls.
Knew not defeat, but gave it to all who attack’d thee?
Dead! and replac’d by these wretches
who cower in confusion
Dead! They who gave us this empire to guard and to live in
Rome, thou didst fall from thy pow’r
with the proud race that made thee,
And we, base Italians, enjoy’d
what we could not have builded.
На развалинах Рима
Низко лежишь, о Рим, под пятою тевтона
В рабстве мужи твои, чтут захватчика волю:
Город великий, племя где то,
что народы повергло,
Запад с востоком
пред консулами твоими склонив?
Непобедимый, сдался ты всем нападавшим?
Мертв! лишь отбросы жалкие
вместо тебя
Мертв! тот народ, что империю дал нам
Рим, ты все ж пал,
с гордым племенем, тебя сотворившим,
А мы, итальяшки, владеем тем,
чего недостойны.
To Pan
Seated in a woodland glen
By a shallow stream
Once I fell a-musing, when
I was lull’d into a dream.
From the brook a shape arose
Half a man and half a goat.
Hoofs it had instead of toes
And a beard adorn’d its throat.
On a set of rustic reeds
Sweetly play’d this hybrid man
Naught car’d I for earthly needs,
For I knew that this was Pan.
Nymphs and Satyrs gather’d round
To enjoy the lively sound.
All too soon I woke in pain
And return’d to haunts of men.
But in rural vales I’d fain
Live and hear Pan’s pipes again.
К Пану
Раз в долине я лесной,
Ручеек где пробегал,
Наслаждался грез игрой
И тихонько задремал.
Воды разом отступили,
Человек-козел возник.
Вместо ног копыта были,
Бородой украшен лик.
На сиденье он простом
Сладко трели выводил,
Я забыл о всем земном —
Ибо знал, что Пан то был.
Вкруг сатиры, нимфы встали,
Песням радостно внимали.
Пробудясь от сказки сей,
Я вернулся в быт людей.
Лучше б жил я средь полей,
Внемля звукам Пана флейт.
On the Vanity of Human Ambition
Apollo, chasing Daphne, gain’d his prize
But lo! she turn’d to wood before his eyes.
More modern swains at golden prizes aim,
And ever strive some worldly thing to claim.
Yet ‘tis the same as in Apollo’s case,
For, once attain’d, the purest gold seems base.
All that men seek ‘s unworthy of the quest,
Yet seek they will, and never pause for rest.
True bliss, methinks, a man can only find
In virtuous life, & cultivated mind.
На тщетность человеческих стремлений
Гонялся Аполлон за Дафной зря:
Схватил – в руках лишь дерева кора.
И нынче метят пастушки на злато,
Им вещи суетной добиться надо.
Но Аполлона случай то как раз:
Сокровище добыв, в нем видят грязь.
Что люди ищут, поисков не стоит —
Однако их ничто не успокоит.
А истинное счастье, мнится мне,
В безгрешности и развитом уме.
[To His Mother on Thanksgiving]
Dear Mother: —
If, as you start toward Lillie’s festive spread,
You find me snoring loudly in my bed,
Awake me not, for I would fain repose,
And thro’ the day in quiet slumbers doze.
But lest I starve, for lack of food to eat,
Leave here a dish of Quaker Puff?d Wheat,
Or breakfast biscuit, which, it matters not,
To break my fast when out of bed I’ve got.
And if to supper you perchance should stay,
Thus to complete a glorious festive day,
Announce the fact to me by Telephone,
That whilst you eat, I may prepare my own.
[Матери на День благодарения]
Дорогая мама —
Когда на праздник к Лилли ты пойдешь,
Храпящим громко коль меня найдешь,
То не буди, покой так нужен мне,
Хочу проспать весь день во сладком сне.
Чтоб с голоду не умер я покуда,
Поставь мне здесь пшеничных хлопьев блюдо
Иль с завтрака осталось что печенье —
Чем пост прервать вслед сна, мне нет значенья.
А если ужинать там будешь вдруг,
Веселый так чтоб завершить досуг,
О сем по телефону извести —
Я приготовлю сам, пока ешь ты.
The End of the Jackson War
Indulgent sir, pray spare an inch or two,
And print the carping critics’ joint adieu.
So long it is since we began the fray
That readers swear we’ve filched your Log away!
Forgive, we beg, the sinners that presume
To fill with venomed verse such precious room.
Inflamed by war, and in a martial rage,
We held a while the centre of the stage
Till, blinded by each other’s furious fire,
We battled on, forgetting to retire.
But fiercest feuds draw sometimes to their ends,
And ancient foemen live to meet as friends:
So do we now, conjoin’d in lasting peace,
Lay down our pens, and mutual slander cease.
What sound is this? ‘Tis but a joyous yell
From thankful thousands, as we say farewell.
Конец джексоновской войны
О сэр, достанет дюйма для изданья
От критиков совместного прощанья.
Давно свою мы ссору развязали,
Клянут уж нас, что ваш «Журнал» украли!
Простите, молим, наши все грехи —
В сокровищницу с ядом слать стихи.
Неистовой захвачены борьбой,
Удерживали сцену за собой,
И яростным огнем ослеплены,
Забыв об отдыхе, сражались мы.
Стихает ярость распрей иногда,
Друзьями сходятся враги тогда:
Вот так и мы, мир прочный заключим,
Отложим перья, ругань прекратим.
Но что за шум? Звучит то ликованье
