скачать книгу бесплатно
Здравствуйте, я ваша «крыша», или Новый Аладдин
Юлия Леонидовна Латынина
Юмористически-приключенческое произведение о том, как книга с древними заклятиями попадает к братку. Поможет ли ему магия захватить власть в своей группировке, а может быть даже в стране, сделает ли она его хуже продажных чиновников или даже потустороннего беса?
Интересно? Не пугает атмосфера России 90-х годов? Тогда это книга для вас.
Юлия Латынина
Здравствуйте, я ваша «крыша» или Новый Аладдин
Шариф Александрович Ходжаев, 34 года, холост, сотрудник частного охранного агентства «Алмаз».
Восемнадцатого Князь позвал меня к себе вместе с Вовиком и велел съездить в Рязань – взять там у одного человека пакет и доставить пакет на дачку при Успенском шоссе.
Тачку мне выделили старую – драная «Волга» восемьдесят третьего года и цвет голубой, как у педика. Плохо. Чем задрипанней вид у тачки, тем опаснее дело. Скорость у тачки была ого-го – движок ей впаяли мерседесовский. Не «Волга», а «Мерседес» в «волгиной» шкуре. Совсем плохо. Если на задрипанной машине да хороший движок, то и волына не помешает…
В компанию мне дали Башку, да Сашеньку Старика, да Генку. Скажем прямо, неважная компания. Сашеньке один тип еще в семидесятых выстрелил в голову из дробовика, и с тех пор в голове Сашеньки сидят восемнадцать дробинок. Врачи отпустили Сашеньку с богом, сказав, что ни одна из дробинок не добралась до мозга. Я так думаю, что добираться было не до чего, вот и не добралась.
Димка Башка – оригинальный человек. Это единственный из моих знакомых, который ограбил магазин, используя в качестве оружия таракана. Он зашел в магазин, где кассиром работала девчонка, вытащил из кармана спичечный коробок и показал огромного таракана в коробке. Девчонка онемела от ужаса, а Димка сказал ей, что это тарантул и что он вытрясет тарантула ей за шею, если девка не отдаст выручку.
У Сашеньки две ходки, обе за ограбление. Один раз его поймали прямо у дверей обменного пункта, с пулей в заднице. Другой раз все сошло благополучно, они сели в украденную для такого случая тачку и поехали. Тачка была 1979 года выпуска, «Москвич», заела на первой скорости и не хотела переключаться. С той поры у Сашеньки в ходу поговорка: это опасней, чем угнать «Москвич» – про совсем гиблое дело.
Уже по дороге в Рязань слышу по радио: так, мол, и так, завалили в Рязани какого-то старичка. Хорошая у старичка была библиотека, мол, есть подозрение, что не вся библиотека на месте. В связи с этим какой-то фраер комментирует, что на недавно состоявшемся в Израиле совещании глав российской преступной общественности принято решение об увеличении потока антикварной контрабанды из России. Все, мол, иконы, уже повывозили, теперь придется браться за не православную старину… И вот результат. Ну-ну. Решения верхов, как известно, всегда тяжело сказываются на жизни трудящихся.
Хорошо. Приехали мы в Рязань, я пустил впереди себя Сашеньку, тот осмотрелся, зашел во двор: все в порядке. Взяли мы дипломат, погрузили и поехали обратно. Поехать-то поехали, да километров за полтораста от Москвы нас тормознул гаишник. Как раз напротив был длинный белый забор, и за ним – две трубы, толстые, как перевернутый горшок. Завод. Пригород какого-то Тьму-Тараканска. Гаишник интересуется, что, мол, везете, мы культурно объясняем. Не понравился мне этот гаишник.
Эти ребята в паре с братвой работают: гаишник выясняет, что, мол, да кто такие, а через полчасика тебя останавливают его хозяева в штатском и берут за проезд по высшему тарифу.
Словом, уже темнело, я решил не дожидаться напарников гаишника и остановился в городишке.
Подкатываем к гостинице. Гостиница гремит, весь первый этаж так и бьет светом, из раскрытых окон музыка, словно ста котам наступили на хвост, и у входа стриженые мальчики при ярко-красном «додже». С презрением смотрят мальчики на нашу голубую, как Эдик Лимонов, «Волгу». Ну, ясно – кто-то крутой свадьбу справляет или друзей кормит.
Мы сегодня не крутые. Мы вообще не крутые. Нам для этой публики лучше быть лохами. Да и мальчики не будут бить нашу тачку. Красивые мальчики. Прикинутые. Крутые, но не отмороженные.
Я Димку и Сашку инструктирую: не хамить, не задираться и вообще вести себя, как пионеры на всерайонном конкурсе лучших чтецов.
Мы входим. Красота! В дальнем углу стол, широкий, и за ним человек двенадцать. Главный за столом как-то странно сидит… ба, да я же знаю его. По рассказам знаю. Кто Лешку Горбуна не знает? Лешка Горбун вообще-то не из этого городка. Лешка Горбун из Подмосковья. Но в Подмосковье для него тесно. Значит, и сюда приехал. Непонятно, чего они празднуют. То ли новый заводик купили, то ли завалили кого надо.
Я слыхал, как Леша Горбун асфальтовый завод покупал. На чековый аукцион выставили 20 % акций. Мой-то шеф заранее с Лешей договорился – куда Леша ходит, туда я не хожу, куда я хожу, тебе, Леша, не надо, а с фраерами никто не договаривался. Так Горбун поставил боевиков вокруг здания и отгонял всех, кому не положено. Один борзой бизнесмен потом заявил, что результаты аукциона были незаконны, и за это свое заявление вылетел из четвертого этажа. Между прочим, жив остался – в мусорный бак угодил. Туда, в бак, еще пальнули сверху – и тоже мимо. Но так или иначе, а подействовало: забрал бизнесмен свое заявление и больше не суетился.
А Лешка Горбун меня не знает. У него есть горб, а у меня нет. Он большой человек, а я маленький. А может, и знает. Может, у него компьютер есть. И база данных на всех, кто занимается схожим видом предпринимательской деятельности. Такая база данных, что в ментовке многие с Останкинской телебашни готовы прыгать, чтобы ее заполучить.
И вот сидит сейчас Леша, а перед ним поросята в хрену и закуски, и бутылок больше, чем людей. А еще перед ним стоит торт. И торт этот сделан в виде промышленного сооружения. И, постучав друг о дружку полушариями, я вдруг узнаю в этом торте тот самый заводишко, который мы проезжали минут двадцать назад. Ну да – газгольдеры из марципана, трубы из пряника, и даже сверху шоколадом изображен черный дым. И вот Горбун берет нож и ясно, что сейчас он этот завод будет есть, под шумное одобрение присутствующих.
Я говорю Саше: «Пикнешь – убью», – и бочком-бочком за ближайший к выходу столик. Моя кодла садится со мной. Минута, другая – к нам никто не подходит. Горбун любуется тортом, а потом он торт отодвигает и придвигает к себе поросенка – сладкое на потом. Наконец Генка цепляет пробегающего мимо официанта и тычет в меню.
– Свинину, – говорит Генка.
– Нету, – говорит официант.
– Тогда гуляш, – говорю я.
– Нету!
– А это что, – говорит Генка, указывая в зал, где Горбун старается над поросем.
– Заткни пасть, – говорю я Генке, – а что у вас есть?
– Макароны.
– Неси макароны, – говорю я.
Тут кто-то касается моего плеча. Я оглядываюсь, – за моей спиной два мальчика. Очень вежливые. Белые брюки и пиджаки в полосочку.
– Шел бы ты ночевать в свой номер, – говорит один из мальчиков. – И жратву тебе туда принесут.
Вообще-то, если бы я был сам по себе, я бы мог начать качать права. Это даже удивительно, что за столом нет моих знакомых. Но знакомые шефа уж точно найдутся. Я бы мог разъяснить кое-что этой лощеной «шестерке», которую опету-шат в первом же ИВС.
Но мы здесь инкогнито. Нам сказали не высовываться.
И я бледнею, как самый заправский лох, и, сглотнув, выбываю из зала.
Чтобы не выделяться, мы берем один номер на четверых. Номер – на третьем этаже, кровать-сексодром – посереди комнаты и сантехника времен царя Гороха.
Горничная заверяет нас, что ужин скоро будет.
Я кладу дипломат на кровать, и Генка отправляется в душ. У него привычка такая – мыться каждый день. Он эту привычку подхватил у буддистов. Генка три года медитировал у буддистов. Но они так его ничему и не научили. Они обещали его научить летать, а все, чем кончилось дело, – это его научили подпрыгивать в позе лотоса. Генка ужасно зол на эту публику и считает, что они его обманули. В прошлом году он крестился, но мыться каждый день не перестал.
Генка моется, на первом этаже ухает музыка и пляшут люди, время все идет, и в моем желудке одна кишка предъявляет иск к другой,
– Саша, – говорю я, – сходи за ужином. Но культурно. Без мордобоя.
Саша идет за ужином, Генка моется, а Башка сидит посереди комнаты и ноет:
– Ходжа, слышь. Ходжа! Посмотрим, что в дипломате!
– Иконы, – говорит Генка, выходя из ванной.
– Спорим, что книжки, – говорю я.
– Дай откроем!
– Зачем тебе?
– Ну, понимаешь, – мнется Генка, – на меня эти буддисты навели порчу. Ночью не сплю. Мне одна бабка в церкви посоветовала на иконы чаще глядеть.
– Нечего тебе в дипломат лезть, – возражаю я, – вон, иди вниз и покупай, сколько надо. Я там в холле киоск видел: лежит иконка Богоматери и даже написано: «Богоматерь Владимирская. Хорошо очищает прану».
– Это все не то, – говорит Генка, – мало ли на чем эти иконки напечатаны! Их, может быть, на таком оборудовании печатали, на котором раньше стряпали карманный справочник атеиста. Они так тебе прану очистят, что сразу в лапы бесам попадешь. А художник, который их рисовал, он, может, вообще к Белому дому в 1991-м ходил.
– А чего плохого? – говорю я. – Или он к Белому дому в 93-м должен был ходить?
– Никуда он не должен был ходить, – объясняет Генка, – истинный православный не должен иметь дела с сатанинским государством. В армии не должен служить, налогов не должен платить и к их должностям не иметь никакого отношения. Вот так живут праведные люди.
– Здорово, – говорю я, – прямо «синяки».
– Дурак ты, – говорит Башка, – а истинная икона, которая до раскола, она знаешь как помогает? Если от нее щепочку съешь, то ни один «калаш» тебя не возьмет.
– И вправду. Ходжа, – поддакивает сзади Генка, – открой ящик, не жлобствуй!
Ну, открыл я дипломат, ключа у меня не было, я булавкой поковырялся и открыл. В дипломате пять книжек, одна старее другой. Таких старых и на свалках-то не встретишь. Вовчик ухватился за книжку и стал смотреть. Аж язык высунул от усердия.
– Да ты вслух читай, – просит его Генка.
– Да тут по-английски.
– А вон Шариф у нас образованный, – говорит Генка.
Ого! Образованный! С третьего курса выперли, так уж и образованный!
Взял я книжку и стал читать.
Вдруг – бац! Треск, шум, посереди нашего номера какой-то парень вываливается из шкафа, и тут же гаснет свет.
Мы, естественно, разбирать не стали – Генка хватает «макар», я «ТТ» – и мы начинаем по этому парню в темноте очень ловко палить. Все, думаю, шерстяные.
Парень лежит и не шевелится.
– Сматываемся, – говорит Генка.
– Да погоди ты, – говорю я, – никто ничего не слышал.
Действительно. В ресторане идет большой праздник, даже на третьем этаже пол вздрагивает, и какие-то охламоны под хеви метал – бух! Бух! Наш с Генкой дуэт на волынах никто и не услышал.
Тут – стук в дверь, и входит Башка, с кастрюлей в руках.
– Принес, – говорит, – макарон. А вы чего, ребята, без света сидите?
– Лампочка, – говорю, – разлетелась.
– А это, – спрашивает Башка, – кто лежит под столом?
– Сейчас узнаем, – говорю я. Щупаю провод и зажигаю бра на кроватью.
– Ого! – удивляется Вовчик.
На полу лежит парень, свернувшись, как цыпленок в яйце. Во-первых, живой. Во-вторых, одет он… Да в общем, ничего одет. Я один раз фильм «Ричард III» видел, так вот – этот Ричард был примерно так же одет. Красная такая хламида, шитая золотыми дракончиками, и берет с пером.
– В шкафу сидел, падла, – объясняет Вовчик и спрашивает парня:
– Ты кто такой?
Тот отвечает что-то такое невнятное, так что я его для улучшения дикции луплю по роже. Он глаза закрыл и не шевелится.
– Ладно, – говорю, – сейчас посмотрим, откуда ты, сокол.
И начинаю его обыскивать. Хламиду я его на нем разодрал, сунул руку за пазуху – мать честная!
– Братцы, – говорю, – это девка. И точно – груди, как на третьей странице газеты «Сан». Глаза у Вовчика потеплели.
– Ну, – говорит Вовчик, – раз девка, будет весело, – и дерет на ней рубашку дальше, до самого конца.
– Е! – говорит Вовка, – это не девка. Я смотрю – мать честная! Груди грудями, безо всякого лифчика, а на срамном месте такая, понимаешь, скалка, я таких скалок даже в порнушках не видел.
Тут наш гость начал в себя приходить. Я говорю:
– Ты кто?
Оно чего-то не по-нашему.
Я его хрясь!
– Ты по-русски знаешь?
– Знаю, – говорит наше гость, – простите, ясновельможные паны.
Произношение у него! Как у радио во время грозы!
Я интересуюсь:
– Ты кто, парень или девка?
А он:
– Я – бес, ясновельможный пан. Ты меня зачем звал?
– Бес? – говорит Сашка, а сам трясется, – какой Бес? Беса в прошлом году завалили.
Это он, значит, имеет в виду Бесо Ананиашвили, вора пиковой масти, хороший был человек.
– Да цыц ты, – говорю я Сашку, – не видишь, он не грузин. Он, по-моему, вообще поляк. У тебя какая национальность, парень?
Парень (если оно парень) обижается. Глаза его блистают.
– Ты подумай, – возмущается он, – какая у беса может быть национальность. Чего ты мелешь! А еще колдун!
– Кто колдун?
– Ты!
