скачать книгу бесплатно
Open look, или Счастье видеть
Olga Lars
Повесть, в основе которой тема фотографии складывается в нелинейную историю из череды воспоминаний и реальных событий, возникающих как фотокарточки из коробки. Чтобы фотографировать – нужно жить. А чтобы жить – нужно не только думать, но и примечать, видеть и чувствовать. Вместе с героем-другом, который рядом в любое время, мы гуляем и размышляем, смотрим и видим, чувствуем, снимаем. Жизнь вмиг становится счастливее и светлее, ведь фотография – это светопись. Но мы не найдём в повести советы начинающему фотографу, трюки или хитрости – это не творческий челлендж. Это путь познания и самопознания, обретения своего смысла.
Живые, не ученические, занятия после каждой главы делают повесть не просто книгой, а совместным общением в настоящем времени. Подходит для детей от 12 лет и взрослым. Многие варианты занятий возможно использовать с детьми от 7 лет.
Повесть иллюстрирована авторскими снимками и дополнена личными размышлениями на тему фотографии. Ткань повествования соткана из жизни автора – её личности, окружения, близких людей, дневниковых заметок и писем – и собрана в один «пазл».
Яркая, ликующая и очень-очень тёплая история, которая пробуждает радость и ностальгию, прикасаясь к сердцу.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Olga Lars
Open Look, или Счастье видеть
Тебе, Свет мой
www.superizdateLstvo.ru (http://www.superizdatelstvo.ru/)
© OLga Lars, 2023
© СУПЕР Издательство, 2023
Пролог
– И что она говорит?
– …? Она же лошадь?
– Знаю, но что она говорит?
(из к/ф «Мечтатель»)
– Ну не-е-е-т, снова история с кошкой!
– Да, но это необычная кошка!
– А, по-твоему, бывают обычные кошки?
– Мими считала себя самой обычной кошкой, разве что невероятно счастливой и за это благодарной. Ну а я – обычная девочка из самой простой семьи, которых много в любых городах, посёлках и деревнях. Каждый день, без выходных и пропусков мои папа и мама слышали: «А скоро мы котёночка возьмём?» Летом у бабушки в деревне я целовала каждую кошку, если та позволяла. Всегда. Я грезила кошкой-подружкой, с которой мы будем вместе карабкаться по деревьям и слушать птиц, которая будет громко мурлыкать на моей подушке. И однажды она сбылась, полностью перевернув моё восприятие мира и себя. Её зрачки, как открытый объектив фотоаппарата, улавливали и сохраняли мельчайшее волшебство жизни. Она открывала в нежности – силу, в ничего не значащем – главное, в умирающем – живое, в малейшей части мира – целую вселенную. Однажды, дав почувствовать, как бьётся сердце птички, она показала мне трепет и дар жизни.
Сейчас мне семнадцать лет. Моя история тем и хороша, что происходит не только со мной, а случается в настоящем каждую минуту со многими девочками и мальчиками любого возраста, в том числе и с тобой, Свет мой. История жизни. История, которая никогда не заканчивается и не повторяется.
Глава 1
Разноцветные пятна в коробке
Осенним утром холодно и промозгло. Следы ночного тумана легли густой росой на траву и тропинку. Ленивые лучи солнца сомнительно греют, но ещё немного – и вспыхнет праздник медовым пиршеством сентября. Пропитаны мёдом листья деревьев, яблоки, груши, каштаны… Птиц, которых видимо-невидимо, переполняют внутри золотые и алые ягоды. Проснулась сегодня рано оттого, что они поднимают на своих крыльях мой дом и уносят его. Щебечут без умолку, садятся на крышу и стены, облепили сад, отчего ягодные кусты сделались серые и живые.
На завтрак в моей тарелке плавает в сливках спелая малина, но вот ласточка звонко стукнула клювом в оконное стекло – тарелка опрокинулась, и сливки пролились нежным, густым пушистым снегом. Искрящиеся на солнце снежинки размером с фундук похожи на самоцветы. Затопила печку, и в прохладных комнатах уютно запахло дымком. Тонкая струйка пара закрутилась из носика закипевшего чайника. Открыла окно, чтобы запустить озябшую кошку. Вместе с ней влетел ветер, размахивая занавесками, записками на столе, читая вскользь открытую книгу. В коробке запищал маленький толстый котёнок. Кошка восторженно ткнулась влажным носом в мою разгорячённую щеку, и я наконец-то проснулась по-настоящему.
Шестое февраля 2000 года. Минус восемь. Какой странный сон…
Утро встретило летящим ввысь небом и солнцем, пока ещё сонно лежащим за рядами облаков у самого горизонта. Открыла окно, впустив эту золотую свежесть в комнату. Красиво закипает вода в прозрачном чайнике, из колонок мурлычет фортепиано. Снимаю с полки банку с шалфеем, ромашкой и липой, добавляю ложечку мёда. Новый день распускается в заварочном чайнике вместе с цветами и травами, не спеша, со вкусом, постепенно проявляя свой аромат. Открывает дверь в мир света. Солнце тёплыми лучами будит деревья, а они поскрипывают, стараясь не тревожить ещё спящий в кронах ветер. Думала, послышалось, но нет, вот он – маленький дятлик на сухой ветке отбивает морзянку. А люди бегут в метро, из метро и просто бегут.
Старенькая Мими дремлет на моей кровати, свернувшись клубком и спрятав нос. Теперь она больше спит, чем гуляет, и редко тычется влажным носом в мою щёку… а когда-то было всё наоборот. Интересно, что снится ей? Воспоминания о наших прогулках? Я дотронулась до её сухой выцветшей шерсти, но она даже не проснулась.
В тот уходящий март мне было шесть лет, я спасла её жизнь, а она в каком-то смысле – мою. Долгожданный вечер пятницы. Детей из садика забирали пораньше, и у них уже начинались выходные. Я осталась одна. Ещё какое-то время провела на улице с мальчишками, которых увели последними. А меня что, забыли? Опустошение, одиночество и страх сменились злостью и обидой. Я хотела плакать, но не могла. Вместо меня капелью плакал уходящий март, оставляя огромные лужи.
Шумно ходила туда-обратно по дорожке вдоль садика, пинала камни и всё, что попадалось под ноги. Взъерошенная, как драчливый воробей, в сбившейся развязанной шапке, с разлетающимися варежками на резинках и в больших резиновых сапогах, надетых на шерстяной носок. В руках отломленная ветка – воображаемая сабля, со свистом рассекающая воздух.
Мне не хватало только красного деревянного коня, чтобы яро скакать, разбрызгивая лужи.
Очередной камень залетел в кусты и обо что-то глухо ударился. Послышался тихий писк. Я раздвинула ветки и увидела коробку, в которой лежал котёнок. Мечта почти сбылась! Теперь оставалось не растеряться и уговорить папу взять котёнка домой, показывая всем своим видом, что он провинился и я не вынесу ещё большей обиды и разочарования. Я уверенно и нежно спрятала маленький лохматый комочек под куртку, устремив взгляд к воротам садика.
Папа приехал взволнованный и растрёпанный.
– Лина, моя девочка, мой нежный маленький Оленёнок! Прости, я отвозил маму в больницу и опоздал забрать тебя из садика.
Папа присел на корточки, а я уставилась на него глаза в глаза. Ветка выпала из рук, нос раскраснелся и намок.
– Что с ней? Папа, что с мамочкой?!
– Всё хорошо, милая, всё хорошо! Просто скоро у тебя будет братик или сестричка.
И тут я расплакалась. За эти полминуты в моей голове пронеслось целое море штормовых мыслей. Он вытер мне нос платочком, завязал шапку и крепко обнял. Из-под куртки пискнул котёнок, и папа увидел смешную мордочку, на которой расположились разноцветные пятна: чёрные, рыжие и… зелёные. Папа улыбнулся – такого чуда он ещё не встречал!
– Лина, возьмём его, отмоем и посмотрим, какие из пятен настоящие, а какие – просто грязь.
Мы весело рассмеялись, и я вдруг услышала, как котёнок тоже смеётся. Но подумала, что мне показалось. Ведь кошки не разговаривают, а тем более не смеются.
…Вообще, я плохо помню в какой момент мы с Мими стали разговаривать, а спустя одиннадцать лет и вообще сомневаюсь, не было ли всё это плодом моего детского воображения.
Сейчас радостно вспоминать своё детство, но тогда оно не казалось таким уж безоблачным, хотя в моей истории началась глава о свете, кошке и фотографии, любви и дружбе – путь, который я хочу пройти вместе с тобой. Мне приятно думать, что сейчас ты рядом, Свет мой. Можно я буду называть тебя так? Это удивительно близко к сути фотографии, которая рисует наши дни штрихами света, рисует тебя и меня. А может, проявляет?
Как тебя зовут и сколько тебе лет? В каком городе ты живёшь и в каком году? Не знаю, имеет ли всё это значение, ведь свет не ведает, что такое «далеко».
Прямо сейчас я с тобой. Или ты со мной?
Глава 2
Мими
Нет, любимая моя Лина, это никогда не было твоим воображением – дети долго не теряют способность слышать мир, разговаривать с животными, мысленно понимая друг друга без слов. И я отчётливо помню день нашей встречи. Темно. Пахнет молочной пенкой и ещё чем-то вкусным. Флисовая изнанка куртки обнимает, как мама. Наконец-то тепло, чувствую свои лапы и, наверное, даже плачу. Твоё сердце настукивает колыбельную, под которую я впервые провалилась в спокойный, глубокий сон, как в море. Если бы ты не нашла меня, смогла бы я пережить в коробке ещё одну морозную весеннюю ночь?
Вы жили тогда в замечательном маленьком городе, который соседствовал с мегаполисом. Вроде, обычный спальный район, но дух и аура истории висели в воздухе. Утыканный современными серыми зданиями-близнецами, между которыми то здесь, то там возникали старинные жёлтые и розовые домики с лепниной, как потерянные в детском кармане мармеладки. Рядом ютились частные дома с огородами и садами. Город утопал в старых и новых парках, в озёрах и водоёмах. Многоэтажек почти не было, а расположение у берега залива давало много воздуха и неба.
На первый взгляд здесь не было даже привкуса одиночества, безнадёжности и безысходности, люди словно просеяны через сито надежды. По утрам из окон пахло молочной кашей. Дворы такие просторные, зелёные и тенистые, что в них вывешивали сушить бельё, одеяла и пледы. Всё по-домашнему уютно, а где-то рядом шумит мегаполис. Однако я успела увидеть изнанку этого благополучия и знала, как по ночам бывает темно и тоскливо. Как хочется, чтобы наступило утро и чайки выплакали за тебя всю грусть.
Прошло совсем немного времени, и в один из тёплых апрельских дней домой вернулась мама. Она принесла с собой свёрток, пахнущий нежностью и молоком. Младенец был такой чарующий своей почти прозрачной кожей, пальчиками, которые просвечивали на солнце, тоненькими, как паутинка, волосиками, что хотелось забраться к нему в колыбель, смотреть на него и трогать лапкой.
– Кошка, тебе нельзя, – говорила мама и доставала меня из его кроватки. Она разговаривала мягким, как свежий хлеб, голосом. Когда малыш спал, мне казалось, что это только моя мама.
В один из вечеров я смотрела на вас, думая о том, какие вы красивые и разные. У папы – рыжие волосы и усы, а глаза коричневые, как шоколад. От этого он казался особенно тёплым, но не как лето, а, скорее, с привкусом осени, когда всем хочется сидеть дома, укутавшись в плед, смотреть из окна на золотые листья и пить горячее какао. Мама была младше папы и напоминала раннюю весну, пришедшую после долгой зимы. С голубыми глазами цвета ясного февральского неба и русыми волосами, лежащими плотными волнами. Ты была рыжеволосая и кареглазая в папу, а кудрявая – в маму, стеснялась своих непослушных волос.
– Какая она милая, – сказала вдруг мама, посмотрев на меня.
– Какое у неё милое пятнышко на носике, – сказала ты.
Я хотела ответить, что вы тоже очень милые, но получилось: «Ми-ми-ау!»
Папа оторвался от чтения книги и поднял глаза.
– Мими. Значит нашу кошечку будут звать Мими.
– Мими, Мими! – Ты захлопала в ладоши, подхватила меня на руки и закружила так, что вся комната завертелась перед глазами каруселью. – Пойдём к зеркалу, смотри какая ты красивая, Мими!
Но я бы сказала, что была скорее смешная, чем красивая. Разноцветные рыжие и черные пятна расползлись по короткой шерсти. Грудка и лапы – белые, хвост – чёрный. Под светлыми зелёными глазами торчал розовый нос, еле заметный среди рыжего и чёрного пятна. Зато подушечки лап были скрыты в такой густой шерсти, что движения становились почти бесшумными.
Дни тогда пролетали как электрички за окном – шумно и быстро. Каждое утро казалось, что по квартире носятся десятки, а то и тысячи, ног. Голоса бурлят, как весенний ручей.
– Лина, Лина, ты проснулась? Ты встала?
– Дорогая, ты не видела мой галстук?
– Завтрак готов!
– Уа-уа-а-а!
– Кто-нибудь, успокойте малыша!
– Лина, где ты? Мы опоздаем в садик!
Пахло сбежавшим на плиту молоком, подгузниками, мятой, кожей и ещё чем-то резким и неприятным.
– Дорогой, вынеси коляску на улицу!
– Да, уже вынес. Я на работу, до встречи вечером!
– Лина, ну что ты там, ещё не оделась? Ты же уже большая девочка! Будешь так копаться, ничего в жизни не успеешь!
Аты, по правде сказать, была ещё совсем маленькой девочкой – в июле исполнилось всего шесть, и тебе очень хотелось, чтобы мама помогла завязать эту неудобную шапку. А ещё ты искренне не понимала, почему вы каждое утро вовремя встаёте, так быстро бегаете и всё равно ничего не успеваете.
Выходные дни мало чем отличались от будней. Они начинались с плача малыша, и все вставали не выспавшись. Завтрак готовил папа. За столом можно было сидеть в пижаме, а тебе разрешали взять тарелку и смотреть мультики в комнате. Папа брал кружку с чаем и отправлялся читать книги.
В один из таких дней мама вздохнула и посмотрела в окно.
– Скоро совсем станет тепло, Мими…
Она взяла меня на руки и гладила. Руки её – заботливые, лёгкие и пахнут молоком. Это так приятно, что я замурчала.
До вечера я просидела на подоконнике. Каждый день за окном происходило почти одно и то же, но никогда не повторялось. Утром люди спешили, преодолевая ветер с залива и своё нежелание выходить из дома. Тянули за руки ещё сонных детей. Шапки сбивались, терялись варежки. Кто-то плакал громко, а кто-то – про себя. Старая электричка свистела, словно тренер в сиплый свисток, чайки хриплым голосом подражали. Потом всё успокаивалось, и дворники спокойно убирали улицы. В тот день ветер трудился вместе с ними – раскачав высоченные кроны тополей, вымел, как мётлами, все хмурые облака и тучи. Вытащил на небо солнце. Разбудил его. Земля вмиг согрелась, снег растаял, по тропинкам и дорожкам потекли ручьи. Выхватил из-под оттаявшего снега старые осенние листья и ветки и унёс куда-то вдаль. Разбудил спящие кусты, которые, проснувшись, зарделись румянцем.
С залива долетал запах моря, хотя оно было ещё подо льдом. Доносился щебет птиц, чьи гнёзда трепетали на деревьях, как флаги. Всё ликовало. Солнечные лучи проникали сквозь снег, ветви и траву, сквозь сердца людей. Неслись сорванные ветром шапки, потерянные варежки. К обеду стало мягко и хорошо, как будто ветер развеял все недуги, печали и страхи.
А вечером снова свистела электричка, и люди бежали уже домой. Оттаявшие на дневном жарком солнце клочки голой земли к ночи серебрились инеем. Ночи в апреле морозные, часто первые проталины заботливо прикрыты свежим снегом, как одеялом.
Кок проходит твой день, Свет мой? Особенно утро. Расскажешь?
Хорошо, когда в нём всё до капельки нравится, ну а если нет – можно ведь изменить? Как думаешь?
Мои дни часто такие шумные, что спроси кто-нибудь, помню ли я глаза своего папы – не смогу ответить! Но потом я их разглядела, и теперь это уже навсегда. Ещё он смешно бровь поднимает, когда думает. Здорово помнить, какие глаза у твоих любимых. Ты помнишь?
В окно я обычно смотрю по утрам выходных или вечером будней, когда в комнате уже не горит свет. Я смотрю в глаза уличным фонарям, и им становится не так грустно. Бывает, они расскажут, как вообще день прошёл, что происходило на улице. Им ведь совершенно не с кем поделиться! Представляешь? И, оказывается, столько всего было, а мне все дни кажутся одинаковыми.
Расскажи, что за твоим окном?
Глава 3
Укромный уголок детства
Мими, ты так подёргиваешь лапками во сне – можно подумать, что снятся тебе наши лучшие дни… Сегодня солнечно и как-то торжественно. Воздух ароматный, а в парках вполне бело. Снежный город мечтает о море, а пока… Пока снег за окном, и чьи-то детки растут. Заварился чай, я вдохнула аромат трав и сделала пару глотков – вкус незабываемого лета.
О море мы тогда и не мечтали, только о летних каникулах и поездке к бабушке в деревню. Меня отправляли туда примерно в середине мая. Деревня находилась севернее нашего городка, поэтому я всегда успевала застать две весны. В то время, когда у нас уже зацветала сирень, там только-только набирала цвет черёмуха.
Бабушка жила в маленьком деревянном доме, стоящем на высоком берегу реки. Он был построен из толстых брёвен, которые состарились, как и бабушка. Покрылись морщинками и бороздами, глубокими трещинами, но от этого стали лишь добрее. Однажды меня привезли в деревню на зимних каникулах, и я помню, как от сильного ночного мороза брёвна трещали – громкий и плотный звук вибрировал по стенам дома. Летом я старалась найти все эти трещины и убедиться, что дом не сломался. Он был для меня живым существом, хранящим нас с бабушкой в безопасности.
Городские жители часто думают, что в деревенском доме очень тихо. Но это не совсем так. Ночью лают дворовые собаки, рассказывая друг другу новости за день, ранним утром щебечут птицы, громко скачут по крыше сороки и белки, синички шумно вытаскивают мох из щелей между брёвен. Ветер всё время чем-то постукивает и побрякивает. Жизнь разговаривает в полный голос, и кажется, что дом вздыхает и почёсывается, за редким исключением тихих предзакатных летних вечеров.
К дому была пристроена лёгкая веранда, которую мы почти каждый год красили в новый цвет. В этом году она – нежно жёлтая, излучающая свет в любую погоду. А погода на севере сильно переменчивая. Утром ледяной ветер поднимает белые барашки на поверхности реки, а в полдень носа из дома не высунешь – обгорит на солнце. К вечеру собирается дождь – сильный и такой скорый, что мы с бабушкой еле успеваем убрать скошенную сухую траву для овец.
Весь бабушкин домик— комнатка с кухней, коридор и веранда. Летом всегда готовили и ели на веранде, а коридор закрывался и становился тёмным и большим, как чрево кита. Там стоял очень старый шкаф, мне всегда казалось, что через него можно попасть в волшебную страну, хотя про Нарнию мне никто не рассказывал. Но, думаю, старые шкафы они такие и есть – двери в другой мир. В нём лежал ветхий (наверное, дедушкин) зонт – огромный, чёрный и местами дырявый. Кастрюлька с подушечками в сахаре и маленькая ёлочка с крошечными новогодними игрушками, что уже само по себе было волшебством.
Из тёмного коридора, словно заново рождаясь, я входила в светлую кухню и комнату с многочисленными окнами. Здесь стоял уже совсем другой шкаф – маленький полированный шифоньер, особо пахнущий бабушкиными шафрановыми румянами, духами и чистым, высушенным на солнце и свежем ветру, бельём. Был и сервантик – где стояли книги, немного красивой посуды, фарфоровые статуэтки, и только нижняя часть закрывалась на ключ. Когда бабушке там что-то было надо, я заглядывала в это потаённое от детей место, как в сокровищницу. Самым вкусным для меня сокровищем была вызревшая смола лиственницы, хранившаяся в оранжевой банке с крышкой. Бабушка доставала кусочек – его надо положить на язык и держать, пока не станет мягким от тепла, тогда можно аккуратно разжевать. Сладко-терпкий хвойный аромат обволакивал рот и словно увлекал за собой в лес, где необхватные лиственницы, огромные, как корабли, упирались в небо.
В центре между кухней и комнатой стояла печка, всегда беленькая, как яичко. На полке за печкой лежал плюшевый заводной мишка, держащий в лапах бочонок с мёдом. Играла я им редко и аккуратно. Дом этот излучал заботу, радость и, казалось, вечное истинное счастье. Я чувствовала себя не в гостях у бабушки, а по-настоящему дома. Я ощущала себя собой.
В конце лета ночи становились совсем прохладные, и рано утром я бежала на кухню, поближе к печке, ныряла в тёплую перину на маленькой кухонной кровати. Смотрела, как бабушка «заводит» тесто, приносит свежей воды. Кипятит и пьёт чай. Чувствовала, как теплеет, как румянятся мои щёки, скидывала одеяло и заворачивала вместе с бабушкой «улитки» с сахаром и изюмом. Бабушка «сажала» их в печку, и запах стоял такой, что можно было захлебнуться слюной.
– Мими, ну что же ты, моя кошечка, даже кушать сегодня не встаёшь.
А я, пожалуй, открою заветную баночку малинового варенья – подарок на Новый год, и зимний день мгновенно превратится в душистое лето, то – самое первое, когда тебя привезли в деревню…
На мгновенье мне показалось, что Мими по кошачьи улыбнулась.
А у тебя, Свет мой, есть воспоминания, которые греют теплее солнечного дня? Может, они и не из детства, это вовсе не важно. Поделишься?
Глава 4
