скачать книгу бесплатно
Мальчик некоторое время бессмысленно рассматривал узор на пожелтевшей тюлевой занавеске, обводя пальцами вышитых на ней то ли змеек, то ли ящериц с короткими перепончатыми лапами. В детстве он сочинял сказки про эти картинки. Про смелых ящерок в услужении у хозяйки Медной горы.
Тогда он ещё приезжал сюда с родителями. Совсем малышом, первоклашкой. Уже шесть лет назад.
Так давно.
Тимка отпер входную дверь и вышел на крыльцо.
Холодный утренний воздух был напоен терпкой сыростью ранней осени. Дома вокруг стояли угрюмо-серые, тоскливые и неуютные, будто вымершие. Земля местами была покрыта тонкой блестящей ледяной корочкой – ночью, видимо, были заморозки. На пожелтевшей траве перед домом лежало плотное покрывало белесого ледяного тумана, и вместе с этим туманом землю укрывала глубокая-глубокая тишина. Вот так бы, наверное, и выглядел мир совсем без людей…
«А ведь ещё вчера было так ясно и тепло», – подумал Тимка. И к кому ему теперь идти? Домой он не вернётся, это точно. Вот не вернётся, и всё. Дудки.
По запястьям наконец-то перестали бегать противные колюшки, и Тимка почувствовал, как холод понемногу его отпускает.
– Куда же мне пойти, а? – спросил он вслух.
– Куда захочешь… – вдруг раздался за его спиной негромкий женский голос.
Мальчик вздрогнул и обернулся. На серых рассохшихся досках крыльца стояла женщина. Очень… очень странная женщина. Она выглядела на фоне их дачного домика так же неуместно, как могла бы выглядеть картина из Эрмитажа на стене его увешанной плакатами девятиметровки в тёткиной двухкомнатной квартире.
Женщина как будто сошла с иллюстрации к какой-то старинной книжке – лучшего сравнения Тимка не мог подобрать. Её длинное, глухое чёрное бархатное платье с меховой оторочкой было перевязано широким пурпурным кушаком, вышитым золотыми нитями. Вытянутые концы тёмно-красных замшевых туфель загибались вверх. Лёгкое серебристое покрывало прятало густые тёмные волосы, прижатое сверху тяжёлым бронзовым венчиком в виде множества переплетающихся маленьких змеек с изумрудными глазами. «Настоящая Серпентина», – подумал Тимка. Как в сказке про золотой горшок.
Женщина смотрела на него и улыбалась.
– Тебе теперь всё можно, – тихо повторила она. – Всё, что тебе захочется.
Сначала Тимке отчего-то показалась, что женщина сказала это по-испански – Тимка второй год учил в школе испанский язык и мог уже иногда разбирать на нём простые фразы. Секундой позже он понял, что все слова были произнесены по-русски. Тимка просто слышал каждое слово как будто бы за мгновение до того, как женщина открывала рот.
Он тряхнул головой, но странное ощущение не исчезало.
«Да я же просто ещё сплю», – дошло до него вдруг. В самом деле, это же только во сне можно засомневаться, на каком именно языке к тебе обращаются. Тем более что кроме русского, Тимка никаких языков никогда больше и не знал…
– Бывают такие сны, – на пробу сказал он, просто чтобы услышать собственный голос. – Когда я вроде бы уже проснулся и встал, а потом вижу в окне вместо парковки с тёткиной машиной всякие пейзажи. Очень необычные и яркие, совсем как ты сейчас. Но я всегда понимаю, что сплю.
Тимка действительно всегда это понимал. Он научился этому ещё в детском садике, когда не мог уснуть в тихий час – вроде бы спать, а вроде бы бодрствовать, видеть цветные сны и наблюдать за ними со стороны, или пытаться ими управлять. Это была очень интересная игра. Он всегда её любил.
Женщина покачала головой, и маленькие зелёные камни в её венце заискрились:
– Даже не знаю, Тим… Мне уже очень давно не снились сны.
Тимка провёл пальцем по перилам крыльца. Ну конечно же он спит. Вот и перила – они кажутся тёплыми, как будто нагретыми солнцем. А ведь на улице – раннее пасмурное осеннее утро. Значит, он на самом деле спит сейчас внутри дома, пригревшись в тепле, а всё это ему просто мерещится.
– Ты знаешь моё имя, а я не знаю твоего, – сказал он. – Но это ничего, я понимаю, что во сне всегда так бывает.
Женщина снова улыбнулась:
– Ты можешь называть меня Милис, – сказала она. – Донья Ми лис…
– Хочу этот сон подольше. Знаешь, они всегда так быстро кончаются, как только понял, что спишь, – пожаловался ей Тимка. – А там надо будет опять думать, что делать дальше. Куда деваться. А может быть, она сама за мной приедет и разбудит. Не дура же. Наверняка сообразит, что я здесь. А я не хочу.
– Ты всегда можешь изменить свой облик, – прозвучал в его ушах мелодичный голос. – Как захочешь. Ты хотел бы?
– А как это делается? – спросил Тимка.
Женщина шагнула ближе, взяла его руки в свои и крест-накрест приложила к его груди:
– …вот так. Сожми кулаки, Тим. Покажи мне зверя.
Сперва Тимка не почувствовал ничего особенного, но уже спустя несколько секунд у него вдруг отчего-то резко зазвенело в ушах. По напряжённым рукам от ладоней к плечам прошла волна мелкой вибрации, и тут Тимка ощутил, как всё его тело внезапно окутало жаром; запястья заболели, как будто их накрепко перетянули верёвкой.
И в следующий момент… что-то изменилось.
Крошечные колюшки защекотали сначала лицо, а потом и всё туловище; ледяной воздух вокруг сделался каким-то густым, одновременно сладким и терпким. Тимка рефлекторно сделал глубокий вдох и вдруг понял, что туман, лежащий на земле, словно проникает внутрь его тела, растворяется там, и от этого ощущения ему вдруг делается очень легко, будто он потерял часть собственного веса. Так легко, легко и беззаботно…
– Какой славный… – нежно сказала женщина. – Я буду звать тебя Аспид.
Преисполнившись какого-то странного волнения, Тимка обернулся к зеркалу, висящему на столбике крыльца.
С отражения на него большими синими глазами с широким вытянутым зрачком и подвижными разделёнными веками глядело… больше всего это существо напоминало ящерицу с продолговатой мордой, покрытой мелкой серебристо-серой чешуёй, но с почти человеческими губами и с маленькими заострёнными ушками. На груди у существа Тимка разглядел едва заметный узор в виде тёмных поперечных полосок. Он не мог видеть себя целиком, но сразу же посмотрел на свои руки – непривычно мускулистые и гибкие, оканчивающиеся крупными лапами с маленькими перепонками у основания пальцев и короткими загнутыми когтями.
Тимке не было ни страшно, ни странно – но так ведь оно всегда и бывает во сне.
– Откуда взялся этот облик? – только и спросил он.
– Из твоего подсознания, – ответила донья Милис. – Ты теперь не человек, материальное не властно над тобой… Как и над всеми нами.
– А кто вы такие?
– Мы – власть, мой мальчик. Мы хотим восстановить справедливость в мире, чтобы каждый в нём получил то, чего он на самом деле заслуживает. – Она взяла его руку, нет, его лапу в свою горячую узкую ладонь с длинными пальцами, унизанными старинными тяжёлыми перстнями. – Показать тебе, на что ты способен?
Глава 3
– Первый день у антиподов, и уже с открытыми плечами? Сме-е-лый малыш, – хмыкнул Алекс. – На, держи, – он порылся в карманах и протянул ей тюбик солнцезащитного крема.
– Да брось ты! – возмутилась Верена. – На дворе семнадцать градусов, и дождь вот-вот начнётся. И вообще это бе-е-е…
Они сидели под большим белым тентом, раскинутым над столиками университетского кафетерия, из приоткрытой двери которого слабо тянуло сладковатым запахом свежеиспечённого хлеба. Кругом галдели студенты, видимо, все поголовно совмещающие поглощение тостов с веджимайтом и крабовых палочек во фритюре с какими-то ужасно увлекательными научными дискуссиями. Влажная тропическая духота ранней весны, всего за сутки сменившая хрустальную берлинскую осень, всё ещё казалась Верене страшно непривычной, а краски вокруг – необычно яркими, как будто всему миру вокруг прибавили контрастности. В кронах деревьев над головой, каждое из которых состояло, как казалось, из нескольких плотно переплетённых стволов, раздавалось звонко-щёлкающее птичье чириканье.
– Над нами озоновая дыра. Практически открытый космос, – пояснил папа, поднося к губам кофейную чашку.
– Вот-вот. Когда мы месяц назад приехали из России, мой коллега в первый же день заработал ожоги на плечах, как от утюга, – наставительно заметил Алекс, с наслаждением откусывая от большого сэндвича с авокадо. – В такую же самую погоду. Здесь тебе не Европа. Так что лучше не ерепенься-ка ты и слушай старших.
– Не такой уж ты и старший, – из чистого упрямства проворчала Верена, показывая Алексу язык. Ей наконец-то опять было легко. В самолёте её всё ещё потряхивало от воспоминаний о предыдущей ночи, но после пересадки в Сингапуре всё вокруг разом сделалось таким чужим, необычным и занятным, что тревога почти полностью отступила, смытая волной новых впечатлений.
– Я-то? Да я тебя первый раз увидел, когда ты ещё говорить не умела. Когда это было, ты не помнишь, Пауль?
– Через две недели после того, как мы с тобой познакомились, господин Дворянов, – улыбнулся папа. – После симпозиума во Франкфурте.
Это была правда. Верена знала Алекса, сколько вообще себя помнила – папа регулярно приглашал его на семейные юбилеи и дни рождения, а один раз они все вместе встречали Рождество в Париже. Алекс постоянно устраивал Верене какие-нибудь сюрпризы, причём совершенно невозможно было заранее угадать, что ему придёт в голову в очередной раз. В семь лет он подарил ей, отчаянно мечтавшей тогда о каком-нибудь домашнем животном, енота на один день. Енота принесли из местного контактного зоопарка, и он за пару часов успел обгрызть мамины выходные туфли, содрать в гостиной обои со стены и в мелкие клочки растерзать папину энциклопедию по генетике, которая очень неудачно лежала на нижней полке шкафа. Верена и енот были в восторге, папа в ужасе, вечером довольного зверя увезли обратно в зоопарк, а мама ещё месяц отказывалась разговаривать с Алексом. Был он тогда, наверное, немногим старше, чем Верена сейчас. А кажется, что совсем не изменился…
Внезапно резким порывом налетел ветер, сбросил со стола салфетницу и опрокинул солонку. Алекс нагнулся, поднимая салфетницу с земли, потом отряхнул руки, и к его ногам тут же подошла крупная длинношеяя птица на тонких вытянутых лапах и стала тыкаться в пол кафетерия большим изогнутым клювом в поисках крошек.
– Красивый какой, – сказала Верена.
– Это ибис, – ответил Алекс. – Они здесь в Австралии вместо голубей. Хотя голуби вроде бы тоже есть.
– И как тебе тут в целом? – спросил папа, протирая салфеткой очки. – Ещё не скучаешь по снегу и свекольным салатам?
– Да мы же только на проект, – отмахнулся Алекс и убрал со лба влажную от пота каштановую прядь. – Не успеем соскучиться. А вообще здесь интересно.
Алекс говорил по-немецки удивительно свободно, совсем без акцента. Иногда Верена с завистью думала, что ей, кроме двух языков, которые она знала с рождения, так никогда и не удастся выучить ещё хоть один настолько же прилично.
Внезапно Верене показалось, что с неба послышалось низкое прерывистое жужжание. Усиливающийся ветер сорвал с головы белую, купленную накануне в кингсфордовском аэропорту кепку с вышитым на ней подмигивающим кенгуру и стремительно понёс её куда-то в сторону университетского парка.
– Ну ничего себе у вас тут погоды, – начала было Верена, поднимаясь, но следующий порыв ветра уже чуть не сбил её с ног.
Алекс бросил короткий взгляд на небо и, внезапно посерьезнев, коротко бросил папе: «Пауль, иди-ка в здание, забери дочь…» Папа что-то ответил, вставая, но Верена уже не расслышала его слов за нарастающим гулом, которым наполнился вдруг воздух. И тут она увидела, как подхватывает и уносит в небо, словно воздушный шарик, большой цветной зонтик с лужайки.
И дальше всё стало происходить очень быстро.
Одновременно послышались громкий треск справа и оглушительный звон где-то над головой, а потом крики «Осторожнее! Стёкла!» Ветер взвыл особенно сильно; Верена повернула голову и увидела, как медленно накреняется, заваливаясь вбок, высокое, с гладким серым стволом и множеством мощных, в руку толщиной, ветвей, дерево на лужайке напротив. Она успела заметить, как молодая девушка в красной бейсболке, чудом вынырнув из-под пушистой кроны, пригибаясь к земле и подволакивая левую ногу, бегом кидается к зданию кафетерия.
А потом началось что-то совсем странное.
Перед глазами у Верены всё поплыло, предметы внезапно начали двоиться. Страшный ветер с рёвом гнул деревья, вокруг слышались панические крики, но на их фоне она различала и ещё какие-то голоса. Низкие, жужжащие, они гудели меж её висков и совсем не напоминали человеческие.
«За горло его…» – «Бе-е-ей!» – «Уничтожьте их!» – «Все-ех…»
Папа куда-то пропал, Алекс тоже. Верена в панике прислонилась спиной к стене кафе, не решаясь оторваться от неё и сделать хоть пару шагов вперёд, сквозь бушующий ураган ко входу в здание, где толпились люди. И снова пронзительный хрип-вопль «Убе-е-ей!» прозвучал как будто бы прямо над её головой.
Верена посмотрела в небо – и оторопела от ужаса.
В воздухе стаей роились существа, при одном взгляде на которых начинали подкашиваться колени. Это были не животные – не бывает таких животных! – а какие-то гигантские химеры, монстры, порождение чьего-то ночного кошмара. Зубастые, с длинными лягушачьими языками рыбы, которым зачем-то приделали крылья; длинные и толстые, как водопроводные трубы, змеи с шипастыми перепончатыми хвостами; чёрные, покрытые шерстью то ли жуки, то ли ежи с фасеточными глазами и множеством многопалых изогнутых когтистых конечностей. Что-то вроде гигантских мух, но с длинными заострёнными жалами и блестящими, как у жаб, телами; голые уродливые вроде бы птицы, но с вытянутыми, закрученными внутрь скорпионьими хвостами.
Вот один, состоящий, кажется, из одних только белых костей и с тяжёлыми вывернутыми рогами, оседлал уличный фонарь и стал швырять сверху осколки, метя в бегущего по земле, прикрывающего голову человека. Другой, напоминающий огромного краба с множеством мелких паучьих глаз, прыгнул сверху на парусом натянувшийся тент над столиками и острыми клешнями начал рвать его на мелкие кусочки. Вот ещё одна тварь, похожая на богомола-переростка с толстой дубиной в коротких хитиновых лапах, соскочила с дерева и с размаху ударила дубиной по затылку молодого парня, который на карачках пытался отползти за угол здания.
И посреди всего этого Верена вдруг увидела Алекса.
Мужчина стоял на поляне перед кафетерием, поразительно спокойный на фоне окружающего их хаоса. Он стоял к ней спиной, и Верена попыталась крикнуть ему что-то или позвать на помощь – но тут совершенно отчётливо увидела, как линии его фигуры плывут и стираются, превращаются в яркое рыжее пятно, которое приобретало явственные формы то ли лисицы, то ли собаки с длинной вытянутой мордой и оскаленными клыками. И этот странный зверь стремительно прыгает в небо, одного за другим начинает рвать монстров зубами и когтями, а те кидаются от него врассыпную, и он догоняет, раздаёт удары направо и налево мощными лапами, а потом опять, и опять…
А ветер всё усиливался. И внезапно прямо перед Вереной, в каком-то шаге, словно бы из-под земли, вынырнул ещё один монстр – жуткая смесь летучей мыши и бультерьера, со светящимися жёлтыми глазами, торчащими из пасти лезвиями клыков и страшными когтями на огромных, в несколько метров шириной, перепончатых крыльях.
«…я же уже видела её! Только не при солнечном свете…» – окатило вдруг Верену внезапное озарение. Чудовище распахнуло зубастую пасть, страшно взревело и сцапало её длинными чёрными когтями за шкирку, резко потянув вверх. Верена открыла было рот для крика, но захлебнулась в бешеном ветре, а в следующий миг почувствовала, как отрывается от земли, – и тут руки её, которыми она нелепо молотила в воздухе, словно бы обретя свой собственный разум, будто вспомнив что-то, сжались в кулаки и крест-накрест легли на грудь. Тело окутало волной сухого жара, как в сауне, тварь заверещала, разжимая когти, и Верена ничком рухнула на землю вниз лицом…
Верена лежала в номере отеля с холодным полотенцем на лбу; её всё ещё била мелкая дрожь. Кондиционер в комнате уже час как был выкручен на семнадцать градусов, но Верена всё равно чувствовала, как лихорадочно горят её щёки. Над кроватью вполголоса бормотал включённый телевизор.
– Между двенадцатью и тринадцатью часами в Ньюкасле неожиданно поднялся сильнейший шквальный ветер. На стройке во дворе дома по Оксфорд-стрит ветром сорвана кровля с нескольких зданий и опрокинут строительный кран, есть пострадавшие. Сильно искрят провода в районе Бельмонта, загорелась электропроводка. Разбиты все стёкла в кафетерии университетского кампуса, девять человек находятся в госпитале с повреждениями разной степени тяжести. Возможно возникновение дальнейших чрезвычайных ситуаций, связанных с обрывом линий связи и электропередачи, падением слабо закреплённых конструкций, нарушением работы транспорта и дорожных служб, увеличением количества аварий на дорогах…
– Слава богу, что ты не пострадала, – сказал папа, убавляя звук. – Никогда ещё не видел здесь таких штормов. Да ещё так внезапно… Врач сказал, что с тобой ничего серьёзного, только пара ушибов, но давай ты всё-таки переночуешь сегодня у меня, хорошо?
– Конечно, пап, спасибо, – медленно сказала Верена и снова закрыла глаза. Девушка чувствовала, что у неё совершенно нет сил произнести ещё хотя бы слово. «Ничего серьёзного, – медленно повторяла она про себя. – Ничего серьёзного…»
Что с ней происходит?
Купленные и исчезнувшие браслеты. Свет, распространяющийся от её рук. Шторм. Шквальный ветер. Пикирующие с неба монстры. Огромная летучая мышь с крысиной мордой и жуткими перепончатыми крыльями.
Та же самая, что и тогда, в парке.
…может быть, она просто сходит с ума?
* * *
Донья Милис скрестила руки на груди, и Тим увидел, как плавно меняется её лицо, превращаясь в совсем иное – нечеловеческое, пепельно-белое, словно бы вырезанное из мрамора, почти безгубое, с неестественно узким треугольным подбородком и огромными зелёными глазами с тонким узким зрачком. Кожа женщины сделалась перламутрово-серой и очень похожей на змеиную, а её длинные, до пола, волосы стали отливать малахитовой зеленью и заплелись во множество гибких, как хлысты, кос, каждая из которых оканчивалась острым чёрным жалом.
– Делай как я, малыш Ас-спид, – произнесло это странное существо, далеко выпуская узкий длинный раздвоенный чёрный язык. Затем женщина, не оборачиваясь, спустилась с крыльца, вытянула вверх скрещенные ладони и плавно развела их в стороны, и Тим, не отрывая от неё взгляда, словно загипнотизированный, повторил за ней эти движения. По телу женщины пробежалась рябь, вновь исказившая и размывшая очертания её фигуры, словно отражения в бегущей воде, – ив следующее мгновение на её месте с шумом распахнул крылья огромный дракон, тёмно-зелёный, с переливчатым, словно ожерелье, перламутровым узором на гибкой длинной шее и со множеством тонких, увенчанных чёрными блестящими шипами хвостов.
А потом они взлетели.
Это было очень странное ощущение. Тима потянуло вверх, как воздушный шарик – сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее, но при этом он совершенно не ощущал сопротивления воздуха вокруг. Как на аттракционах, стремительно ухнуло вниз крыльцо, на котором он только что стоял; Тим увидел, как россыпь серых рубероидных крыш быстро-быстро удаляется, превращается в крошечное тёмное пятнышко, которое миг спустя невозможно различить среди других чёрных, тёмно-зелёных и коричневых пятен, лоскутным покрывалом лежащих на земле.
И совсем не было страха – только учащённое дыхание и сердце, бьющееся где-то в горле. «Почему же нет страха, – подумал Тим, – я же всегда боялся высоты». «Потому что тебя держат не крылья, а весь мир», – услышал он где-то в голове голос доньи Милис.
Тим уже очень давно не летал во сне, но помнил, что раньше ему никогда не удавалось увидеть в сновидениях собственное тело. Сейчас он мог отчётливо разглядеть, что тело его уже даже близко не напоминает человеческое. Он будто бы даже не летел, а словно бежал вверх по воздуху на четырёх мощных, покрытых изумрудной чешуёй коротких лапах – а может быть, плыл, а может, просто позволял потокам тёплого ветра нести себя вслед за доньей Милис. Каким-то образом Тим понимал, что та держит его; странная, не физическая, но тем не менее хорошо ощутимая сила не давала ему ни отдалиться от зелёного дракона, ни потерять высоту.
Стремительный полёт длился совсем недолго – максимум пару минут, как показалось Тиму. Он ещё успел заметить, как далеко внизу проползает, оставляя за собой ровный, проведённый как по линейке белый след, маленький белый самолётик – но миг спустя тот тоже перестал быть различимым с высоты. «Неужели же мы настолько далеко от земли», – подумал Тим. Он посмотрел вверх и увидел, как в чёрно-фиолетовом небе над головой слабо мерцают звёзды, а когда снова опустил взгляд, то сумел разглядеть лишь смутно виднеющиеся сквозь облака очертания каких-то кусочков земли на фоне мерцающей, как гигантское зеркало, воды. Белесая вата затянула было эти кусочки окончательно, но уже в следующий момент небо снова сделалось ясным, а потом резко потемнело, пересыпанное звёздами, и над горизонтом справа блеснула луна, а внизу опять раскинулась бесконечная водная гладь. И Тим каким-то шестым чувством понял, что под ними океан.
Драконья фигура перед ним начала снижаться и внезапно ушла в крутое пике, но и спуск, стремительный и захватывающий дух, как на американских горках, длился не более нескольких мгновений. Потом дракон без брызг ушёл в чёрную воду, и Тим последовал за ним, словно его тянуло на буксире.
Тим не ощущал никакого страха. Это странное полузвериное тело явно существовало по каким-то своим собственным законам, далёким от человеческих законов биологии и физики, и ему вовсе не нужен был воздух. Вода лишь окатила его едва заметной прохладой; перепадов давления не ощущалось совсем.
Путь с залитой лунным светом поверхности в глубину тоже был неправдоподобно быстр. По мере погружения Тима всё больше окутывало холодом, вокруг сделалось было совсем темно – но зрение тут же изменилось, и мир вокруг него стал зеленовато-серебристым, как если бы Тим смотрел на освещённый луной пейзаж сквозь толстое бутылочное стекло. Вот вроде бы прямо перед ним мелькнула стая то ли акул, то ли вовсе китов, но тут же исчезла, оставшись далеко наверху. Потом Тим успел увидеть какого-то гигантского краба, а может быть, осьминога со светящимися тусклым фиолетовым светом щупальцами, медленно ползущего по вершине гигантской подводной горы – и снова помчался вниз, вниз, вниз… пока он не разглядел под собой, наконец, голое каменистое дно. В мерцающей изумрудной мгле виднелись силуэты гигантских безглазых рыб с головами как у ящериц и пастями в половину их размера. На дне суетливо копошились какие-то полупрозрачные существа, похожие на фосфоресцирующих жуков.
Стремительный драконий силуэт перед ним, распространяющий ровный зелёный свет, плавно нырнул в широкую щель между двумя лежащими на дне огромными чёрными валунами, и Тим почувствовал, как его тоже затягивает в этот длинный глубокий подводный лаз, словно в гигантскую воронку.
Неожиданно перед глазами полыхнула яркая бело-розовая вспышка, сознание на миг померкло – и внезапно Тим понял, что уже никуда не плывёт, а сидит на коленях посреди небольшого, освещённого то ли лампадками, то ли какими-то светящимися самоцветами каменного зала, опираясь ладонями – звериными перепончатыми лапами – о гладкий блестящий пол и тяжело дыша.
– Ну, вот ты и дома, Аспид, – услышал он глухой женский голос над собой. – Добро пожаловать в Цитадель…
* * *
Наверное, сейчас Кейру уже можно и даже нужно было двигаться в сторону дома. Можно, наверное, даже пешочком, вниз по Пятой Авеню, и потом через мост обратно в Бруклин – часа через три он будет на месте, заодно и голову проветрит. Всё ведь в порядке, верно? Полиция явно его потеряла. Отпечатков своих он нигде не оставлял. Да и делать ночью в Центральном парке, по-хорошему, совершенно нечего. Только драки с каким-нибудь отморозком ему сегодня ещё не хватало для полного счастья…
Но Кейр не мог заставить себя подняться со скамейки. Ноги дрожали.
И руки тоже.
По правде говоря, Кейр вообще плохо соображал, как он очутился на этой скамейке, и это его немного пугало. Тот дом был на Бруклинских высотах. До Центрального парка ехать, конечно, всего полчаса… Но ведь он же не спускался в сабвей, верно? Он совершенно точно не спускался в сабвей.
Парень ещё помнил, как сломя голову в панике бежал сначала, расталкивая прохожих и распугивая гуляющие парочки, будто бы по набережной. Как минимум, там рядом точно была вода – много воды, пронзительно-синей, как и небо над ней, и ещё он точно видел пирсы с пришвартованными белыми теплоходами, маленькую зелёную фигурку статуи Свободы вдалеке и ослепительно сверкающие на солнце силуэты небоскрёбов на противоположном берегу. Потом Кейр вроде бы оказался на кладбище святого Михаила – по крайней мере, ему какое-то время казалось, что он стоит напротив мемориала погибшим полицейским и тупо перечитывает имена на чёрных мраморных обелисках, а в воздухе раздаются звуки колокола. Ещё спустя какое-то время он внезапно понял, что уже, оказывается, наискосок перебегает Парк Авеню прямо под железнодорожными путями, над головой страшно грохочет и громыхает, а напротив него в это время с жутким скрипом тормозит чей-то минивэн… Но все эти воспоминания были начисто лишены всякой конкретики, как будто Кейр пытался вспомнить какой-то кошмарный сон. Это же всё было днём, днём, чёрт побери! А сейчас он сидит на скамейке в Центральном парке под старым фонарём на берегу водохранилища, и небо над ним густо усыпано звёздами.
