Самая короткая ночь. Эссе, статьи, рассказы

скачать книгу бесплатно


Братец, сын дяди Шуры, работает у Самбука. В чудовищно заросшей грязью каптерке братца слушаю скучный поток жалоб на Самбуков – вечно чего-то требуют, гады. Спускаюсь к дому Сергея, пропускаю рюмашку уже с ним, слушаю поток таких же скучных жалоб на Алешку: ничего не делает. Трудно ему, живя на даче, получая зарплату ни за что, скосить траву и покормить собак!? Жалобы то жалобами, а понять Самбука мне не трудно. С чувством жму руку Сергею, искренне благодарю за поддержку братца, пустившегося в новый круг своего извечного бичовства.

А от сосен – терпкий, очень любимый мной запах, строгий и сильный. Накатывает ветер из лесу, несет запахи нагретых солнцем трав. Накатывает с озера ветер, несет запах влаги, особенную смесь испарившейся пресной воды. Надо всем – синее небо с пухлыми белыми облачками.

Вечер и ночь… Лес стоит тихий, ни ветерка. Серый сумрак, видно далеко. В такие ночи хорошо идти одному по лесной дороге, вдыхая запах трав и деревьев, принимая прямо в душу что-то особенное… Какой то не сравнимый ни с чем аромат Севера. Почему-то он приходит ночью, вместе с рваным полетом белого мотылька, с шорохом в папоротниках – наверное, так крадется ёж. Благоговейная тишина, мир превратился в храм, и ты допущен в него.

Все гаснет, и никак не может до конца погаснуть громадный северный закат. В градусах – верная треть окружности охвачена светом, все оттенки желтого и красного. Описать эти краски все равно невозможно, да они к тому же все время меняются. Палевые, нежные, северные.

Спускаюсь к бане Самбука: тут устроен удобный спуск к воде, со ступеньками между валунов. Спуск начинается у деревянной же площадки под навесом, примыкающей к бане, со столами и креслами. Сижу. Отражается небо в воде. Ни ветерка. Озеро еле задевает валуны: даже не рябь, а скорее дыхание Озера. Единственные огоньки – за Озером, где туристская база, километрах в шести. Далеко в поселке лениво взбрехнула собака. Зудит одинокий комар. Громадная золотая луна, полнолуние… От нее – мерцающая дорожка по воде, тоже золотая и багровая. Тридцать восемь лет назад, в 1975, над этим Озером я писал:

Лунная дорожка пролегла,

К счастью несомненная дорога.

Забавно. Тогда казалось – счастье непременно состоится. Оно не произошло никогда, и уже ясно – не будет. А дорожка… вот она, золотистая, зыбкая, с размытыми неясными краями! Та самая, в точности, как бежала ко мне по волночкам тогда, в юности. Мани, лунная дорожка, новое поколение. Мани, Луна, моих сыновей и дочерей. Делай свое доброе старое дело – хоть у кого-нибудь счастье да состоится. И валуны те же. И лес. Мир, конечно, изменился за треть века. Но я изменился куда больше.

Второй час ночи. Прохладно – север, север… Жарко было днем, а ночи прохладные, ясные. Луна встала выше, делается серебряной, и дорожка от нее – из серебра. И закат стал ниже и темнее. Скоро останется только полоска, светлый краюшек неба за Озером. Так и будет стоять, пока к четырем часам не поднимется новая заря.

Жаль, у меня нет тех эмоций, с которыми я треть века назад, молодым, сидел на берегу Озера, смотрел на такую же луну. Есть такие… умеренные переживания, нет половодья чувств. Взгляд прохладный, спокойный, сухой.

Вот ты и похолодел…

Наверное, необратимо.

Ты сам же этого хотел,

Так что затосковал, родимый?

Это писалось года три назад. Тоже на Озере. С тех пор я перестал тосковать по угасшей внутренней жизни. «Гуннар оперся на копье… А что поделать? Ноги то все равно уже нет».

В который раз за последние годы, поднимаю лицо к мерцающему небу в разводах посеревших облаков, к смутному небу белой ночи:

– Спасибо, Господи!

За что спасибо? А за все. За здоровье – в «почти шестьдесят» бодр и активен. За мои два выводка детей, здоровых и умных. За то, что мама ушла из мира поздно, в 87 лет. За сделанную карьеру. За мою известность. За слово, сказанное в науке… и которое я продолжаю говорить. Спасибо за состоявшуюся жизнь.

Если братец даст доверенность сыну, мы с Сашкой прихватизируем кусок земли… И тогда я построю тут дом. А сейчас я еще прогуляюсь. Я пройду мимо дома, где жил на даче сорок лет назад. Мимо бревенчатого здания, где тогда была библиотека, от которого вела тропинка к причалу. Я постою у развалин причала и вспомню, как в сильный ветер бились об него волны Озера. Как я, четырнадцатилетний, смотрел на волны и ловил лицом пену, которую ветер срывал с волн. Я пройду мимо кладбища, где лежит мой дурной племянник, неудачливый рэкетир Ванька. Я еще постою под соснами в прохладном сумраке самой короткой в году ночи. И пойду спать. Завтра ночь уже станет короче на какую то ничтожную часть суток.

Эссе 2010

Через Европу

В Финляндии лежит снег, свистит ледяной ветер. Минус пять. Финны кутаются в шубы, им страшно холодно. Самолет поднимается, и видно, что в Балтийском море плавают льдины. Их немного, но они все-таки есть. Потом под крылом самолета пошел берег. Зеленый такой, и при том низменный. Зелень на нем сменяется проплешинами снега. Очень скоро опять берег, мелководье, и на нем – то ледяные поля – с воздуха прикинуть, по нескольку сот метров каждое, то серая вода, под которой хорошо видны отмели и вообще рельеф дна. Светлая такая вода, вряд ли глубже нескольких метров. Ага! Это мы пролетели «ножку» полуострова Ютландия.

Вода, вода. Отмели… Суша подходит близко к поверхности воды, но никогда не поднимается наружу. Когда-то, в конце Великого оледенения воды хлынули на эти земли. Все, кто не успел бежать на юг, кого окружила и не выпустила вода, утонул. Не только люди, множество животных тут погибло. В этих местах нашли и челюсть саблезубого гомотериума. Здоровенная была кошка, почти с тигра, и с клыками примерно в 10 см в верхней челюсти. Не как у махайрода, который и закрыть челюстей не мог, но все же в 2 раза длинней львиных.

Самолет ложиться на крыло, пошел берег, повыше и попрочнее прежнего. Холмы… Холмы все выше, и без малейших признаков снега. Снега нет вообще! Вершины холмов заметно ближе к самолету, но и они покрыты лесами. По большей части лес черный, лиственный. Редко мелькают колки зеленых сосняков. Между холмами – дороги, аккуратные четырехугольники полей и садов, домики вдоль дорог, городки, и среди городков ? высокие красивые соборы. Это уже Франция, Арденны. Бельгия Люка к северу, Германия ? к северу и востоку. Речки, маленькие и какие-то тоже аккуратные, сильно петляют среди холмов. Никаких признаков снега! И солнце стоит высоко: это же юг, 48-я параллель. Совсем другая страна, экологическая зона, другая часть нашей праматери-Европы.

Дом

Много, что тут и похоже, и не похоже на привычное. Метро? Ага. Только никаких подземных дворцов все очень просто и функционально. Есть RER – такая электричка, которая едет то в туннеле, то по верху. Есть метро как таковое. Оно редко выходит наверх. Вагоны в метро – на резиновом ходу. И туннели сделаны сразу для двух путей. Встречный поезд едет параллельно твоему, останавливается так, что на него не пересядешь, так что надо внимательно смотреть, в какую сторону садишься: чтобы поехать в обратную сторону надо будет выйти из метро и сесть снова.

Но и шум меньше ? ведь туннель намного шире, в нем звук резонирует не так сильно.

Но еще интереснее дом, где живет Женя. В нем есть консьержка, как в романах Сименона! Огромная рыжая баба, и ей надо сказать, если она вылетит из своей каптерки ? «Бонжур, Звета». Именно Звета, потому что она – не какая-нибудь русская Света, а сербская Звета.

И лестница на второй этаж: кривая, изогнутая, почти что винтовая. Место люди экономят. И номеров квартир нет. Действительно ? что же это?! Что за привычка, переводить людей на номера?! Квартиры обозначаются латинскими буквами: A, B, D, E, F. У Жени над дверью – литера F. В других домах вообще нет ни номеров, ни литер, там только фамилии владельцев квартир.