Право на счастье

скачать книгу бесплатно


Настя встрепенулась, взглянула на свои ручные часики и охнула, уже половина девятого, припозднилась она сегодня с завтраком!

– Ой, миленькие, простите, я сейчас, я быстро. – И унеслась из палаты.

Молодой парень, Данила, лежащий в левом дальнем углу, встал, взял костыли и сказал:

– Давайте, мужики, кто может своим ходом в столовку. Поможем девушке. Замоталась она. Видите, как переживает за тяжелого. Ведь она за каждого из нас так переживала. Давайте потихонечку. – И больные зашевелились, потянулись потихонечку в столовую.

Пока Настя бегала в столовую, готовила посуду под кормежку, больные первой палаты сами кто как мог, добрались до кухни. Настя, увидев их, замахала руками. Но мужчины, виновато улыбаясь, успокоили ее взмахами рук. Не беспокойся, мол, все нормально. Настя поблагодарила их кивком головы. Взяв несколько чистых тарелок, кастрюльки с кашей и чаем, побежала в палату. Быстро взглянув на Кирилла, она поняла, что все без изменений. Торопливо накладывала кашу в тарелки и подавала больным, которые не вставали и не могли пойти в столовую. Из мешочка, подвешенного на поясе доставала по кусочку ржаного хлеба и ложку, клала на краешек тарелки с кашей. У стены лежал мужчина лет тридцати. У него были забинтованы обе руки. Он не мог сам есть, он пока ничего сам не мог – ни сидеть, ни вставать. Настя подошла к нему.

– Давай, миленький, будем есть. Я тебя сейчас посажу и покормлю. – Взяв висевшее одеяло на спинке кровати, ловко свернув его жгутом, она осторожно подсунула его под голову парня, стала его кормить. Было видно, что он стесняется своей беспомощности, опускает глаза, смущается. А Настя настойчиво совала ему ложку с кашей в рот и приговаривала:

– Ешь, миленький, ешь. Надо набираться сил, иначе ты долго тут проваляешься. Когда мало сил, здоровье быстро не поправишь. Да и нечего тут разлеживаться, вон сколько раненых опять привезли, куда их класть. Так что, давай ешь побольше и выздоравливай.

И так разговаривая с Матвеем, она скормила ему всю кашу.

– Теперь давай чайку попьем, – поднесла к его губам светлую водичку, не очень, наверное, сладкую, но зато горячую. Матвей, выпив чай, дернулся вперед, сморщившись от боли, и поцеловал Насте руку, пока она не успела ее убрать от его рта, вытирая салфеткой его губы.

– Спасибо, Настенька.

– Ну, зачем ты это делаешь? Это моя обязанность, – зарделась девушка, – а, вообще-то, на здоровье, только быстрее поправляйся. – Настя наклонилась и поцеловала парня в макушку.

В палату вошел Илья Николаевич.

– Ну, как тут у вас дела? А где остальные больные? Настя, ты что их всех выписала?

– Илья Николаевич, честное слово я не виновата, они сами… ушли в столовую, – смущаясь до слез, пробормотала Настя.

– Ну, ну, успокойся, раз пошли, значит, могут ходить, значит, все хорошо. Радоваться надо, а не расстраиваться.

– Да ведь рано им еще, я же знаю.

– Раз смогли встать, значит не рано. Война, Настя, война. Как он? – Илья Николаевич кивнул в сторону Кирилла.

– Он без сознания, Илья Николаевич. Смотрите, все бинты в крови и подушка. Надо бы подушку сменить, но я боюсь трогать его. Вот ждала Вас.

– Да, ты права, он без сознания. Температура высокая?

– Полтора часа назад была тридцать девять и пять, а сейчас не знаю. Я сейчас…

– Настя, надо сделать ему перевязку, и заодно посмотреть, что у него там. Поди, принеси все необходимое. И снимай бинты. А я пока измерю ему температуру. – Он достал из кармана Насти градусник и, сказав “беги”, повернулся к Кириллу.

Когда Настя вернулась с чистой подушкой и подносом, на котором лежало все нужное для перевязки, Илья Николаевич смотрел на градусник.

– Ты опять права. Тридцать девять и четыре. – Не доверяет, проверяет – подумала Настя.

– Нет, нет, Настя, я тебе доверяю. Просто ты сама сказала, что давно не измеряла температуру, вот я и решил уточнить, – будто бы прочитав ее мысли, сказал врач.

Илья Николаевич приподнял голову Кирилла, и Настя быстро разрезала бинты. Голова Кирилла была побрита. Вокруг проходил красный шов, сквозь который сочилась кровь. Кожа около шва вспухла, кое-где были синюшные пятна.

– Так, Настюха, дела плохи. Обработай и забинтуй.

В палату начали собираться больные. Те, кто видел голову Кирилла, молча переглядывались.

Когда перевязка была закончена, Илья Николаевич с хмурым лицом, не сказав ни слова, вышел из палаты. Настя догнала его в коридоре, неся в руках поднос с отработанным материалом, пошла рядом. Она молчала, не спрашивая ни о чем. Она боялась его ответа. И ответ прозвучал.

– Не жилец он, Настя. Не надо переживать. Ты сколько уже у нас? Третий год? Неужели еще не привыкла? – он посмотрел на Настю и продолжил, – да, девочка, к этому нельзя привыкнуть. Крепись, Настя, скоро это кончится и, я надеюсь, что тебе-то, уж точно не придется смотреть смерти в лицо. Там…

Кто знает, – подумала Настя.

Войдя вслед за врачом в перевязочную, она машинально поставила поднос на стол и стала сбрасывать в мусорный бачок кровяные бинты.

– Ну, что, как там Берестов? – Это спросил Петр Иванович.

– Плохо, сутки не протянет. Ему бы сейчас дифтанизол, может быть, удалось бы спасти. Но где его взять? Его в мирное-то время бывало днем с огнем не сыскать, а сейчас и подавно. Гангрену можно победить только им. И то, если не будет уже поздно.

– На толчке возможно и есть, можно на что-нибудь выменять. На продукты или вещи, кому что надо. Ты не знаешь, откуда он. Может быть, он москвич, и у него тут есть родственники?

– Откуда же я могу знать, он ведь не приходил в сознание, кто ж его знает. По документам, он местный. Москвич.

Так тихонечко переговаривались врачи и вздыхали, а Настя, замерев, слушала их разговор. Как во сне она вышла в коридор, постояла, беспомощно опустив руки, и вдруг сорвалась с места и сломя голову бросилась к старшей медсестре.

– Марь Трофимовна, Марь Трофимовна, мне надо срочно в город, срочно, часа на два. Пожалуйста. А потом я целый месяц домой не пойду. Отпустите!

– Да что случилось, Настя? Конечно, я тебя отпускаю, ты очень редко уходишь домой. Конечно, иди, иди. Но что случилось?

– Марь Трофимовна, спасибо, я не могу сказать, но мне очень надо. Может быть потом, когда-нибудь я все объясню, а сейчас мне очень некогда, просто нет времени.