скачать книгу бесплатно
– Агафон? Он спужается связываться. Я ведь Афанасию рассказал про краску. И тот этого жирного борова крепко возьмёт за мягкие места. Хотя может и он подгадить да татей каких навести.
– А кого опасаешься?
– Никак я в толк не возьму, отчего отцовы друзья-товарищи меня всё зовут в послужильцы. Им что с того?
– Как что? – удивился Егорка. – Ежели ты пойдёшь к ним послужильцем, то поместье это тебе не унаследовать. А землица здесь расчищена и годная. Значит, явившись на смотр десятинный, можно будет себе её испросить. Если добро выйти да послужильцев поставить более положенного. Хотя бы на смотр.
– А так можно?
– Отчего нельзя? Сговориться можно легко с городовыми казаками[25 - Городовой казак – категория служилых людей «по прибору», то есть за жалование, которые нанимались и заселялись по городам, острогам и прочим укреплениям. Тут важно понимать, что слово «казак» неоднозначно и обозначает несколько близких явлений. Оно пришло из тюркских языков, где обозначало молодого мужчину, ищущего приключения на свою пятую точку, авантюриста, наёмника.] или ещё кем из иных за полтину, дабы выехать на смотр. Так иной раз промышляют.
– А чего иной раз? А чего не всегда?
– Так ежели окладчик[26 - Окладчик – выборный из среды поместных дворян, обладающий авторитетом и уважением среди них. В его обязанности входило знать всё обо всех. И во время смотров контролировать, не врёт ли поместный дворянин, не утаивает ли что, выставляя меньше людей, чем должно.] уличит в обмане, то накажут строго.
Андрейка помолчал. Устинка с Егоркой тоже ничего сверх говорить не стали. Он ведь прямо чувствовал, что альтруизмом желание помочь старых друзей отца даже и не пахнет. А оно вон что оказалось.
Немного уделив времени рефлексии, наш герой вернулся к делам. Понятное дело – мир суров. И чем тяжелее ситуация, тем больше желающих погреть руки на чужой беде. Но обижаться на это глупо. Нужно просто идти вперёд.
Итак – землянка. Почему он решил её ставить на холме? Потому что землянка, построенная так, не затапливается во время дождей и половодья. А заливает местную пойму реки по весне или нет, Андрейка не знал. Да и вообще слышал, что хоббиты себя в таких сооружениях чувствовали куда как комфортно. Вот и сам решил себе такую нору соорудить.
Для начала Андрейка разметил контур будущей землянки и Устинка с Егоркой занялись выкапыванием котлована под неё. Дёрн, как и в ситуации с могилой, сняли, порубив его топором на сегменты. А потом снимали их, подковырнув, и относили в сторону, чтобы использовать в дальнейшем.
Грунт рыхлили той же самой самодельной мотыгой. А вот извлекали разрыхлённую землю уже с помощью деревянной лопаты. Наш герой среди прочего приобрёл у Агафона парочку таких поделок с оковкой режущей кромки маленьким кусочком металла. Для выемки разрыхлённого грунта вполне подходяще.
Сам же Андрейка тем временем поставил вершу, пару ловушек на мелкого зверя и отправился за дровами, пользуясь всё той же волокушей, для чего прихватил с собой нормальный топор, насаженный на длинную ручку. Он ещё там, в Туле, озаботился тем, чтобы один из двух деловых топоров так оснастить, сделав его, по сути, двуручным.
Его путь лежал к старому дубу, упавшему пару лет назад. Порубить ствол этого могущего дерева на дрова Андрейка едва ли мог. А вот посбивать ему толстые ветви – вполне. И, нарубив их трёхметровыми кусками, притащить к стоянке на волокуше.
Так остаток дня и провели.
И Устинка, и Егорка старались. После произошедших событий они уверовали в правдивость слов своего хозяина. И теперь предвкушали. Нет. Не уход на все четыре стороны. Им этого не хотелось. Они собирались остаться с Андрейкой. Просто обрести новый статус, избавившись от позорного положения холопов. И это предвкушение наполняло их особо продуктивным настроем, поэтому до темноты они успели выкопать котлован подходящих размеров.
Андрейка планировал сделать хоть и землянку, но очень основательную, чтобы в дальнейшем использовать не один год. Основное помещение имело размеры примерно такие же, что и сгоревший сруб. Три на пять с двухметровой высотой. Перед ним размещались внушительные сени три на три.
Причём основная часть землянки полностью уходила заподлицо с грунтом холма. А сверху наш герой планировал расположить чердак под двухскатной крышей, на который можно будет забраться из сеней. Чердак в качестве складского помещения. Сухого и нормально проветриваемого, чтобы там часть припасов поместить.
В сенях он планировал поставить небольшую печь – очаг с отверстием для установки горшка. И заглушкой керамической, когда готовить не требовалось. Дымоход же от неё проложить по полу землянки и вывести наверх у дальней стенки. Для чего требовались кирпичи. Хоть как-то обожжённые. Ну или камни. Там как пойдёт.
Крыша же, им задуманная, была простой и основательной. Деревянные жерди накладывались вплотную, укладываясь прямо на стропила и привязываясь к ним лыком. Сверху их должно было покрыть смесью из глины с травой. А потом ещё прикрыть кусками дёрна. Не самое лучшее покрытие, конечно. Но достаточно крепкое для того, чтобы по нему ходить и снега много держать. Непромокаемое в целом. И достаточно тёплое.
Землянка эта, по его задумке, должна была получиться просторной и тёплой. А главное, незадымлённой. Что он весь вечер и рассказывал Устинке да Егорке, пока они жевали кашу с рыбой. И слушал их возражения. Как правило, несущественные, так как почти все они сводились к «так не принято» или «так не делают». Хотя иногда проскакивали и дельные мысли. Но они больше касались не конструкции, а способов сбора и доставки строительного материала.
Легли спать.
Андрейка вдохнул аромат костра и улыбнулся, получше укрывшись одеялом. Жизнь потихоньку налаживалась. И очень хотелось спеть чего-нибудь. Но он знал – читатели это не любят. Да и попал он не в Индию, чтобы петь и танцевать по делу и без, поэтому вздохнул и ограничился своими воспоминаниями.
Музыки очень не хватало, как и интернета. Да и вообще каких-либо развлечений. Он здесь жил только вторую неделю, а парня это уже угнетало. Не сильно, но устойчиво. И если в первые дни было не до того, то теперь, когда вроде бы пошла рутина, стало сказываться намного заметнее.
Сам же он так и не освоил никакой музыкальный инструмент. Да и петь не умел, поэтому максимум, что мог изобразить, – это композицию из «Кин-дза-дза». Там ни голоса, ни слуха не требовалось. Но таким образом себя не развлечь и слух не усладить. А музыка, которую он слышал в своей прошлой жизни, потихоньку сойдёт на нет в воспоминаниях, становясь с каждым месяцем, каждым днём всё более бледной, безвкусной и тихой. Превращаясь в тень от тени. И это пугало, портя настроение. Вот Андрейка, чтобы перед сном не думать о печальном, и сосредоточился на мыслях более полезных и прикладных. Например, на пиле.
Пила занимала удивительное место в жизни европейцев. До XII века она у них употреблялась практически исключительно как орудие пыток.
Входила в обиход она очень неспешно и с трудом. Само собой, впереди всей Европы тут оказалась Италия, выступавшая главным центром регионального прогресса. Там уже в XII веке стали появляться пилорамы с приводом от водяного колеса. В Восточную Европу же этот замечательный инструмент вошёл лишь в XVII веке. Так что когда Андрейка захотел его купить, то пришлось обломиться. Ибо пил в продаже не имелось. А Агафон, поняв, что просит отрок, даже как-то с лица спал.
Что не так было с пилой?
Её критика базировалась на двух китах. Во-первых, считалось, что она хитрит и работает нечестно. Ведь с её помощью, например, можно спиливать деревья тайком. Во-вторых, её почитали женским орудием, ибо позволяла она достигать успеха, не применяя силу и твёрдость руки, потребные для того же топора. Хуже того – в средневековом восприятии распиливание и обтачивание имели нечто общее с ростовщичеством. Иными словами, дело грязное.
Уничижительная трактовка пилы распространялась далеко за пределы самого инструмента и круга тех, кто им пользовался. В репрезентативных системах всё зазубренное, изрезанное, зубчатое, как лезвие пилы, являлось негативно окрашенным и несло уничижительное значение. Украшенные так гербы и одежды принадлежали предателям, палачам, проституткам, шутам, бастардам, еретикам и язычникам. И так далее.
Но Андрейке была нужна пила.
Очень нужна.
Отправляясь в прошлое, он как-то совсем упустил из виду этот факт. Для его проектов требовалось много дров. А без пилы малыми силами их не заготовить. Так что, переключившись с музыки и «потерянного рая», то есть недостижимого более XXI века, он сосредоточился на мыслях о том, как её добывать. И проблема заключалась не только в том, что пилу просто так заказать было нельзя для простого смертного. Но и в том, что, даже если ты её сделаешь сам, до тебя всё одно могут докопаться. В общем, тот ещё квест. С мыслями о котором он и заснул…
Глава 7
1552 год, 26 июля, где-то на реке Шат
Андрейка потянулся и сладко зевнул, просыпаясь. Открыл глаза и едва заметно вздрогнул, не сразу поняв, где он находится.
Ему снилось, что он снова дома. Там, в XXI веке. Что он только-только защитил диплом в вузе и сегодня должен был поехать на отдых с родителями. Полететь, точнее. А тут такое пробуждение. Если бы он оказался хотя бы под открытым небом – полбеды. Мало ли. А то ведь над головой располагался навес, крытый пучками вялой травы. И выглядело это ещё более неожиданно, чем чистое небо для квартиры, в которой Андрейка ожидал проснуться.
– Почудилось что, хозяин? – вежливым тоном спросил Устинка. Они с Егоркой уже проснулись. Минут пять назад.
– Да так, – отмахнулся Андрейка.
Он решительно вскочил с лежанки и начал разминаться, просто чтобы разогреть слегка одеревеневшее за время сна тело.
Умылся из самодельного умывальника. Андрейка сделал его из старого растрескавшегося горшка. В дне его аккуратно проковырял дырку. И впихнул туда обструганную деревяшку, верхний край которой сохранял расширение, а на нижнем держался привязанный лыком камень-утяжелитель, чтобы не всплывала. Вполне достаточное для того, чтобы выступать стопором и не давать ей проваливаться в дырку. Ну и притёр её так, чтобы вода не просачивалась. Во всяком случае, сильно. Снизу чуть нажал на деревяшку, приподнимая её – пошла вода. Отпустил, она упала вниз и заперла отверстие. Просто и примитивно. После чего повесил этот умывальник на столб, привязав его лыком, что позволило ему каждое утро проводить водные процедуры. Ну хотя бы в минимальном объёме. Чистить зубы тут, правда, было нечем, поэтому после каждого приёма пищи он тщательно полоскал рот и старался избавиться от остатков еды. После пробуждения и перед сном тоже.
Устинка и Егорка на это всё смотрели подозрительно. Но молчали, никак не комментируя. Андрейке же этого вполне хватало. Здоровые зубы – это важнейшая ценность, которая была у него. И он хотел их сохранить как можно дольше. Стоматологов-то в здешних местах не водилось. А если какие и имелись, то лечили все зубные проблемы просто и банально – хорошо поставленным ударом.
Так вот, умылся он.
Взял отцовскую саблю и, отойдя в сторонку, начал с ней упражняться.
Четырнадцатилетнее тело его было достаточно слабо развито физически. И это обстоятельство не выглядело чём-то необычным или странным в глазах окружающих. Даже несмотря на то, что Андрейка был сыном поместного дворянина. Хотя, наверное, смутило бы многих его бывших современников, считавших поместную конницу аналогом рыцарства и выводя из этого ошибочного предположения соответствующие выводы, также, разумеется, не верные.
Поместная конница была по своей концепции близка к рыцарству, но к его самой архаичной форме, характерной для раннесредневековой культуры с поправкой на крайнюю скудность и бедность феодов, сближающей их не с рыцарской, а с фемной византийской практикой.
В чём отличие? В благосостоянии.
Если рыцарь мог себе позволить со своего надела купить доброго коня для копейного боя и хорошие доспехи, то поместный дворянин – нет. Если рыцарь мог позволить себе иметь управляющего в поместье, то поместный дворянин – нет, из-за невозможности оплатить его услуги. Если рыцарь мог проходить регулярное военное обучение через систему наставничества, то поместный дворянин – нет, так как такой системы просто не существовало. Ведь она требует наличие института оруженосцев или чего-то подобного.
И так далее.
В 1460-е годы на Руси существовала система дворового войска, которая представляла собой развитую иерархическую структуру из дружин самого разного толка. И эти дружины, выступая как более-менее устойчивые военные корпорации, занимались подготовкой новичков, попадавших в их ряды. Как – отдельный вопрос. Но они занимались.
Переход к поместному войску, произведённый в период правления Иоанна III, привёл к тому, что этот институт подготовки был утерян. Теперь поместный дворянин или сын боярский уже не являлся профессиональным военным, как ранее существовавшие дружинники. И не состоял на содержании у своего господина. Теперь он являлся хозяйственником, который нёс иррегулярную службу за право распоряжения выделенной ему землёй.
Помещик-отец ныне оказался более озабочен вопросами получения денег, нежели воинским делом. Ведь поместья были ничтожно малые. И средств, что с них собирали, мало на что хватало. А помещик-сын помогал ему в этом. Систематических же военных упражнений не велось. Не до них.
Конечно, любой помещик-отец, понимая, что сын когда-нибудь подменит его на службе, старался по возможности чему-то научить его. Но делалось это эпизодически, бессистемно и бестолково. Случались, конечно, и исключения. Но в целом переход на поместную систему ОЧЕНЬ сильно просадил уровень выучки личного состава[27 - Не только выучки, но и оснащения. Переход к поместной системе уменьшил объём ресурсов, выделяемых на оснащение всадника, в четыре и более раз, откатив уровень материального оснащения войск на пять веков – до уровня Святослава – Владимира Святого. Введение поместной системы позволило получить много войск, но их качество уже через полвека в плане выучки, оснащения и мотивации пробило дно, добравшись до абсолютного минимума за всю историю Руси.]. Поначалу, первые десятилетия, всё ещё действовала «старая школа». Но потом, по мере естественной убыли людей, сформированных в дружинной среде и получивших там подготовку, уровень выучки резко пошёл вниз.
А ведь на отсутствие регулярных и систематических собственно военных упражнений накладывался ещё и фактор общей физической подготовки, которой не было. Вообще не было. Последнее место, где ей хоть как-то занимались, было римские легионы ДО кризиса III века. Потом она вернулась в обиход лишь по завершении Первой мировой войны.
Так что Андрейка в свои четырнадцать лет выглядел вполне обычно. Худой. Скорее даже дохлый. Слабый. Не очень выносливый. И это ему категорически не нравилось.
Вот поэтому-то он каждое утро и начинал с гимнастики-растяжки. Потом переходил к упражнениям с саблей. И завершал общеукрепляющей физкультурой, которой он занимался в самом конце из-за того, что ручки после неё тряслись. И парень просто опасался махать саблей в таком состоянии.
Пока он отрабатывал с оружием ровно два приёма.
Первый – разминка для кисти. Фланкировка. Она смотрится красиво, но не имеет никакого практического боевого применения. Зато кисть развивает. И связки укрепляет, разогревая руки перед тренировкой. Особенно спешить или разгоняться не требовалось. Да и с этим телом он не решился бы пока на такое. Так что фланкировка шла вяленько, но шла.
Минут через пять он переходил ко второму приёму – отработке кистевых ударов. Ничего сложного или хитрого в том не было. Андрейка просто отводил саблю назад до плеча и резко, вращая её лишь кистью, поворачивал так, чтобы она составила с рукой единую линию. Ну примерно. Причём делал при этом шаг вперёд и выпрямлял руку для увеличения дистанции удара. А потом шаг назад, возвращая саблю в исходное состояние.
Раз. Раз. Раз.
Махал он саблей, рисуя парные кресты. Сначала вертикальный сверху вниз. Потом косой, смещая на сорок пять градусов по часовой стрелке. Потом боковой. И так по кругу. Всего восемь ударов. И в другую сторону, уже против часовой стрелки.
Смена руки. И то же самое.
Чёрт его знает, как там в жизни у него всё сложится. Но погибнуть или попасть в плен только потому, что его ранили в правую руку, ему не хотелось, то есть левой он тоже должен хотя бы минимально владеть саблей. Вот и махал. То левой, то правой, по очереди.
Хотелось бы уделять тренировкам больше времени. И с саблей куда шире работать. И с копьём поупражняться, и с луком. Однако возможности его тела этого попросту не позволяли. Он начал с самого простого – укрепления кисти и отработки самых ходовых быстрых ударов. Слабых, но очень полезных против противников без доспехов или имеющих большое количество уязвимых мест.
Устинка же с Егоркой всё время тренировки за ним наблюдали. Внимательно-внимательно.
– А чего вы на меня так смотрите? У меня хрен на лбу вырос, что ли?
– Дивное ты творишь… дивное…
– Разве батя мой не упражнялся с сабелькой?
– Упражнялся. Чего уж там, – кивнул Егорка. – Хворост рубил да иногда игрался с Борисом.
– А вот так?
– Не видели.
– А где тот Борис?
– Погиб. По позапрошлому лету.
– Тоже от стрелы?
– С коня сверзился и шею сломал. По пьяному делу решил дубок поваленный перескочить. Все говорили, что его кляча не сможет, а он хорохорился. Вот и…
– Не смогла?
– Ногами зацепилась. И они вместе кубарем полетели. Чуть полежал на траве и душу Богу отдал, болезный…
Андрейка хмыкнул. И вернулся к упражнениям.
Борис этот ему очень бы пригодился. Или если не он, то хотя бы кто-то для нормального спарринга. Хоть вот этих двух «весёлых ребят». Только перед этим какие-нибудь учебные сабли сделать, выстругав из дерева, чтобы не убить никого ненароком. И не травмироваться.
После болтовни и небольшого перерыва наш герой перешёл к общей физкультуре. Только с акцентом на развитие выносливости. Сила силой, но пока с таким телом она была малополезна.
Так совокупно около часа и прозабавлялся. Позавтракал. Ещё часок отдохнул. И они втроём занялись хозяйственными делами.
К этому времени землянка была уже готова. И импровизированный сортир с поганым ведром соорудили. То дело нехитрое оказалось. Поставили четыре столба, обвязанные по верху жердями для придания им хоть какой-то жёсткости. Шесть жердей положили сверху, как слеги, формирующих наклонный профиль небольшой односкатной крыши. С десяток вязанок травы[28 - Соломы у Андрейки под рукой не было, поэтому он ограничился тимофеевкой, вполне подходящей для этих целей.] на крышу. Несколько волокуш лозы, чтобы сформировать стенки. Глина, замешанная с травой, на обмазку плетёных стенок. И лёгкая дверца с такой же «плетёнкой», только уже без обмазки. Ну и внутри немного повозиться пришлось.
День на него угробили. Однако результат Андрейку полностью удовлетворил. Он не хотел постоянно бегать по округе и гадить под кустами. Особенно зимой, по морозу. Можно, конечно, ставить поганое ведро в землянке. Но запах? И гигиена. Кроме того, пока это не требовалось, но сбор мочи и кала был полезным делом. И просто так их расходовать – не продуктивно.
Так или иначе, но чуть в стороне от землянки он сортир этот и соорудил. А потом занялся большим таким и просторным навесом, чтобы заниматься делами в ненастье не в землянке, а на свежем воздухе.
Круто наклонённая двускатная крыша задала определенную вытянутость конструкции, чтобы обойтись без слишком длинных столбов. Вот с этим навесом сегодня и надлежало поработать. И перекрыть его полностью пучками травы, надёжно привязав её к жердям, чтобы ветром не сдувало. Потому как за вчера удалось покрыть только десятую часть – у самого входа в землянку. Там-то они лежаки и поставили.
А после покрытия крыши он планировал сформировать по периметру навеса невысокую плетёную изгородь из лозы, чтобы под навес ветром снег зимой не заносило. Во всяком случае, в большом количестве.
Казалось бы, удалось уже много всего.
Но работ, намеченных Андрейкой, предстояло ещё огромное количество. И каждое утро он просыпался с ломотой во всём теле.
Хорошее питание, которое он обеспечил себе за счёт краски и ловушек, давало организму и углеводы, и белки, и микроэлементы. Много физической активности обеспечивало их усвоение и укрепление растущего тела. Но вот ощущения… они были ниже среднего. Однако Андрейка не роптал и не пытался ахать. Он, стиснув зубы, трудился и шёл к своей цели. Потому что с его судьбой тут ещё ничего не решилось. Она как была подвешенной, так и оставалась…
* * *
А в Туле в это время Афанасий нервно вышагивал по церкви и вспоминал разговор, что неделю назад у него состоялся…
– Шуметь пришёл? – мрачно спросил воевода, когда к нему наведался Афанасий.
– Да чего уже шуметь-то… – махнул рукой священник. – Шумом дело не поправишь. Сам разуметь должен – краска эта должна попасть богомазам. А ты…
– Я дал Агафону десяток в сопровождение и грамотку отписал о том, что торгует он трофеем законным, а не воровским образом добытым. За что он обещался передать на нужды крепости полсотни рублей. Зима близко. Разорение же страшное. Чую я – прокорм закупать нужно, чтобы зиму с весной продержаться. Многие поместные дворяне оказались с пустыми поместьями. Коли не поддержать – разбегутся.
– Да куда они пойдут?
– Куда? Да хотя бы в послужильцы кому из бояр, заключив ряд. Уже слухи такие ходят. А город чем оборонять, коли татары вновь сунутся?
– Государь наш не оставит Тулу в беде.
– Дай Бог ему здоровья! – вполне искренне перекрестился воевода. – Не оставит. Но когда помощь от него поспеет? Чай, не у нас одних беда. Да и казанские татары шалят. Слухи ходят, что он по зиме в поход может пойти на них.
Помолчали.
