скачать книгу бесплатно
Да убежал уже к другой.
До свиданья, Ванечка,
Да я тебе не парочка.
Тебе тридцать, тридцать, вот,
А мне семнадцатый идёт.
Да у тя рожа бородата,
Я девчонка молода.
Тебя милый, за измену
Лихорадка затрясит,
Да на четырнадцать недель,
Да по четыре раза в день.
Топится, топится
В огороде баня, ох!
А мне Ваня изменил,
Да и опять ко мне пришёл.
Он опять ко мне пришел —
Меня дома не нашел!
Песня смолкла, послышался лукавый смех, в пустой глазнице окна мелькнул девичий силуэт в пестром сарафане и снова пропал. Владимира потянуло посмотреть ближе: кто эта таинственная девушка. Рука коснулась ржавой ручки, старая дверь легко распахнулась. В тот же момент по двору прошумел ветер, пригнулись камыши и бурьян, в воздух взметнулись вихри опавших листьев, из-под старой крыши вылетела стая откормленных, черных ворон.
«Ба, а вот и ветер. А я думал, его здесь и вовсе нет», – Владимир шагнул во двор странного дома. Какая-то неведомая сила приподняла его на четыре локтя над землей и бросила вниз. Кроме этого, на него свалилась отломанная трухлявая калитка и пребольно стукнула по лбу. Кто-то невидимый взял Махнева за шиворот и, тряхнув пару раз, вышвырнул пинком за ворота. Все эти манипуляции сопровождались дерзким и ехидным женским смехом. Старая калитка взлетела сама собой, зависла на пару секунд над забором, а после, будто нехотя, встала на прежнее место, ржавые гвозди с жутким скрежетом воткнулись обратно в расхлябанные петли.
«Ну, и черт с вами! Очень надо в гости к таким хозяевам ходить!» – обиженно рассудил Владимир и, отряхнув испачканные брюки, поплелся дальше в поисках дома мадам Лагранж.
Пройдя еще некоторое расстояние, он увидел кружевной кованый забор с высокими, остроконечными пиками. В воздухе запахло вербеной и пудрой. «Наверное, здесь и обитает мадам Лагранж. Надеюсь, что она-то не вышвырнет меня за порог».
Кованая ажурная калитка была чуть приоткрыта. Он зашел во двор. И просто застыл. Было такое ощущение, что вокруг изменилось пространство.
Впереди простирался огромный двор. Это был даже не двор, а целый парк. Аккуратные, ровные газоны, прямоугольные цветочные клумбы поражали яркостью и ухоженным видом. На клумбах пестрели крупные цветы пурпурных, фиолетовых, сиреневых, цвета индиго, гиацинтовых, лилейных, амарантовых, лазоревых, цвета Авроры, альмандиновых, цвета Марины, нефритовых, опаловых, жонкилевых, кошенилевых и многих других тонов. Это был целый фейерверк ярких неземных красок. Огромные бабочки, такие же пестрые, как и цветы, порхали с одного цветка на другой. Здесь было намного светлее, чем на улице. Владимир невольно посмотрел на небо – нет, солнца на нем не было. Свет шел откуда-то сбоку. Казалось: это свечение огромных прожекторов или театральных софитов затопило ярким светом этот шикарный двор.
«Ого! – присвистнул он негромко. – Господа, а вы часом не ошиблись? Я точно в аду? По моим скромным представлениям так должен выглядеть Эдемский сад».
Кроме клумб всюду красовались стриженные конусообразные, круглые, овальные деревья. Некоторые из них цвели: розовые и белые цветы источали тончайший аромат. Иные гнулись от множества диковинных плодов. Длинные, посыпанные мелкой розоватой мраморной крошкой, дорожки вели к высокому серому особняку, стоящему на небольшом зеленом холме. От кованой калитки до этого пышного дома простиралось значительное расстояние. Сей особняк напоминал французский дом в «Большом стиле»[23 - Большой стиль – (франц. «Grand maniere», Le style Louis Quatorze) – художественный стиль одного из самых ярких периодов в истории Франции, «золотого века» французского искусства второй половины XVII столетия. Связан с годами правления короля Людовика XIV (1643–1715), отсюда название. В этом стиле соединились элементы классицизма и барокко.]. Прямоугольные, гранитные кирпичики формировали крепкие, монументальные стены; шпалеры, увитые диким виноградом, доходили до второго этажа; высокие, резные окна украшали бархатные портьеры; лепные пилястры в виде цветочной мозаики спускались с крыши до земли; изящный портик с шестью колоннами венчался белым треугольным фронтоном – таков был дом мадам Лагранж.
С чувством уважения и восторга Махнев разглядывал этот необычный двор. «Да уж, вот это – роскошь! И как же она жила в прошлой жизни? Может, старуха была княгиней или графиней?» – невольно подумал он. – «Откуда, все это великолепие?»
Он двинулся вглубь двора. Повеяло свежестью, лицо и руки увлажнились – на них попали брызги чистой воды. Посередине двора серебряным зеркалом круглился мраморный фонтан. В центре фонтана красовалась скульптура обнаженной девушки с поднятыми руками. Внешность обнаженной мраморной прелестницы сильно напоминала Полин. Ту Полин, какую он увидел сегодня на пороге собственного дома, ту Полин, которая вначале так его очаровала. Из поднятых кверху ладоней стройной статуи бил мощный поток. Переливаясь бриллиантовыми искрами, прозрачная, чистая вода падала назад в мраморную круглую чашу. Владимир подошел к фонтану, ладонь поймала тонкую струйку. Он поднес воду к лицу и с наслаждением вдохнул почти родниковую, ледяную свежесть. Ему захотелось умыться – настолько приятной и чистой показалась эта вода. Он нагнулся и увидел: в бурлящей глубине фонтана мелькнули легкие тени. Через секунду показались красные и ранжевые спинки, развевающиеся, длинные плавники и ажурные хвостики больших золотых рыбок. Эти чудные создания плавали и резвились в маленьком искусственном водоеме.
Владимир с наслаждением опустил руку в бурлящую водную стихию. В этот момент произошло нечто странное: свет на мгновение потух, воцарилась полная, зловещая темнота. Он никогда не видел такой угольной темноты. Откуда-то из-под земли послышался сильный гул, уши заложило, стало страшно и одновременно тревожно. Спина моментально взмокла, ноги подкосились, и он упал на колени рядом с фонтаном. Вслед за темнотой на мгновение вспыхнул свет и вновь погас. Теперь вспышки света перемежались с полным мраком – словно кто-то баловался с огнем: то зажигал, то гасил яркие свечи. И среди этого неприятного мельтешения взгляд Владимира упал на воду в фонтане. Она перестала течь и играть. Она застыла, словно густой глицерин или липовый мед. Не плавали и золотые рыбки – неживыми яркими, лохматыми сгустками они застыли в этой странной, неподвижной субстанции. В коротких промежутках света он разглядел и то, что брызги падающей воды тоже застыли в пространстве и не падают вниз, а висят воздухе, словно гирлянды холодных алмазов. Свободная рука осторожно коснулась цепочки неподвижных капель – те с шумом осыпались на землю, как горох с обеденного стола. Владимир с восторгом и страхом таращился на стеклянную россыпь твердых капель, которые лежали у его ног горкой чистокровных бриллиантов. Свет все также мелькал. Владимир перевел взгляд на воду в фонтане – она оставалась статичной. Более того – вода загустела еще сильнее и даже слегка подрагивала, словно крутой холодец. Владимир пошевелил пальцами – они двигались с большим трудом. Он напрягся и с силой рванул руку из диковинной густоты. И как только рука, преодолевая огромное сопротивление тугих желеобразных пластов, выскочила наружу – тут же прекратились игры света и тьмы. Не успел он моргнуть, как все встало на свои места: вода снова стала текучей, искристой и прозрачной; рыбки заиграли красными плавниками; брызги воды приобрели свойства свободного падения; а под ногами Владимира образовалась небольшая лужица – россыпь твердых водных камней вновь стала жидкой.
«Что это? Дьявольские козни или игры со временем? Может, в этот момент произошло то, о чем говорила Полин? Наверное, Виктор захотел позабавиться с прерогативой Хроноса: то останавливал время, то запускал вновь. Однако каков проказник! Да уж, удовольствие не из приятных», – рассуждал Владимир.
Он направился к дому. Широкие мраморные ступени портика вели к массивной двери. Потемневшая бронзовая ручка, отлитая в виде когтистой лапы невиданного животного, шоколадный палисандр полотна – дверь также поражала своей необыкновенной роскошью. Два огромных капских[24 - Капский лев – ныне вымерший подвид гигантского длинногривого льва. Для самцов капских львов была характерна длинная черная грива, распространявшаяся за плечи и, покрывавшая, в том числе и живот.] каменных льва – застывшие стражники сидели возле двери. Владимир немного замешкался на входе, постоял пару минут в нерешительности, и наконец набравшись смелости, громко постучал.
Дверь почти мгновенно распахнулась. На пороге оказалась молодая белокурая девушка в скромном темно синем платье с белым воротничком и манжетами. Кокетливый передник, надетый поверх платья, выдавал в ней горничную или прислугу. Она приветливо улыбнулась.
– Добрый день, господин Махнев. Милости просим. Мадам предупредила меня о вашем визите.
– Да? – удивленно протянул Владимир и шагнул за порог. Позади он услышал звериный рык, скрежет когтей и странное глухое постукивание. В нос ударил резкий запах крови, запах дикого леса и запах опасности. Владимир быстро обернулся и остолбенел от ужаса: каменные львы внезапно ожили! Повернув кудлатые, черные головы вслед Владимиру, они злобно и раскатисто рычали; желтые холодные глаза смотрели с вызовом; толстые, длинные хвосты упруго постукивали о мраморный пол. Львы готовились к прыжку. Белокурая горничная испуганно захлопнула дверь перед носом двух чудовищ. Когтистая лапа стукнула по закрытой палисандровой двери, раздался злобный рык, а после все стихло.
«Ничего себе шуточки! Они же могли прыгнуть на спину и разорвать меня в клочья, – рассуждал Владимир со страхом. Он едва перевел дух. – Зачем эта старуха держит таких охранников? Чего ей охранять? Свою невинность?»
– Месье Махнев, пройдите, пожалуйста, в комнату для гостей. Мадам Лагранж просила вас немного подождать, – смущенно, но вместе с тем очаровательно пролепетала блондинка и сделала книксен. Владимиру удалось разглядеть ее чуть лучше. Под тканью скромного платья уместилась высокая, пышная грудь, ниже шла тонкая талия. Девушка была довольно высокого роста. Белокурые локоны спускались на покатые плечи. Светлый тон ровной кожи, голубые глаза, крупный чувственный рот. «Однако! Как хороша чертовка. Вот бы с кем я с удовольствием сошелся поближе. А то… подсунули старуху. А тут такие горничные ходят аппетитные». Блондинка, словно прочитав его мысли, чуть задержалась на пороге. Голубые глаза смотрели смело и с вызовом. После она изящно развернулась и вышла из комнаты, крутые бедра вильнули на прощание и скрылись за тяжелой бархатной портьерой.
Владимир огляделся. Его оставили в довольно большой комнате. Под ногами переливался начищенный до блеска, мозаичный паркет. На стенах висели роскошные гобелены, лакированные бордюры с искусственными фруктами и цветами шли вдоль огромных тканых полотен. Сюжет этих гобеленов сводился к изображению французских и итальянских пейзажей. Отблеск свечей в массивных бронзовых канделябрах выдавал щедрое присутствие золотых нитей в ткани рукотворных картин. Листья, трава, игры света в струящейся воде, облака в небе – во всех изображениях блистало натуральное золото. Мебели было мало: два массивных шкафа с потемневшими бронзовыми накладками, письменный секретер, несколько юфтевых банкеток и пара роскошных стульев, стоящих вдоль стен. Бархатные темно-вишневые портьеры украшали высокие окна. Такие же портьеры висели и на входе, куда удалилась горничная.
Прошло около пятнадцати минут – старуха так и не появилась. «Ей тяжело ходить – поэтому, ее так долго нет. Как только носят ноги эту несчастную Полин? Она вот-вот развалится от старости. Может, не стоило ее беспокоить? Надо было передать парасоль горничной и пойти домой. Пожалуй, я так и сделаю. Правда, есть одно «но»… Кто отгонит голодных хищников от двери? Похоже, я вляпался, куда не следует. Здесь на каждом углу подвох. Ну, разве может лев загрызть меня в аду? Теоретически – я давно умер. А практически – мне страшно. Черт знает что!»
Он хотел отправиться на поиски горничной, но взгляд задержался на тяжелой портьере у входа. Из-за портьеры показалась холеная и изящная женская ручка, обнаженная до локтя. Длинный пальчик с острым розовым ноготком согнулся полумесяцем и поманил Владимира к себе. Он пошел на этот странный зов. Раздался лукавый женский смех – похожий на звон серебряных колокольчиков. Потом смех пропал, испарилась и хозяйка прелестной ручки. Он вышел за порог комнаты, перед ним простирался длинный коридор. По обеим сторонам тянулись высокие дубовые двери. Часть из них была – закрыта, часть – распахнута. Слышалась музыка и дамский смех. В дверных проемах трепетал разноцветный шелк – это легкий сквозняк гулял по коридору и комнатам. Владимиру казалось, что помимо голосов он слышит чей-то лукавый и назойливый шепот. Он заглянул в первую распахнутую дверь.
Его взору открылся огромный зал. Убранство этого зала было еще более роскошно, чем в той комнате, где он пребывал недавно. Всюду блистали жирандоли[25 - Жирандоль – большой фигурный подсвечник для нескольких свеч. Произошло от Французского "girandole", Итальянского "girandola", что в переводе означает – сноп водных струй, ракет, канделябр.], отражаясь в блестящем мозаичном паркете, старинные портреты неизвестных господ в массивных бронзовых рамах украшали стены, обтянутые голубым шелком. Возле высоких окон с позолоченными, витыми решетками, примостилась пара темно-синих роскошных диванов, типа канапе[26 - Канапе – предмет мебели, подобный софе и дивану, обитый материей. При его изготовлении используется древесина грецкого ореха, вишни, красного дерева. От французского «canapе».],три мягкие банкетки и несколько стульев с высокими спинками. В углу располагался изразцовый камин, блики огня танцевали на черной, лакированной поверхности старого фламандского клавесина. Но главным было другое. За клавесином сидел строгий пожилой мужчина в мантии и светлом парике. Он играл инструментальную сюиту, напоминающую своими аккордами торжественную павану[27 - Павана – торжественный медленный танец, распространённый в Европе в 16–17 вв., музыка к этому танцу.] «Belle qui tiens ma vie»[28 - «Belle, qui tiens ma vie» (франц.) – Belle, кто хочет моей жизни. Известная павана.]. На пюпитре покоились открытые ноты, длинная, тонкая указка лежала рядом. Это был учитель танцев. Недалеко от него стояли ученицы, их было семь или восемь… Но какие! Это были – юные, прехорошенькие девушки, почти девочки в нарядных платьях и белых, припудренных паричках. На свежих щечках играл розовый румянец, большие, распахнутые глаза блестели от бликов каминного огня. А может, девушек так вдохновляла музыка. Музыка и впрямь была необыкновенной. Учитель, прикрыв усталые глаза, медленно перебирал пальцами по клавишам – девушки, затаив дыхание, слушали. Потом он перестал играть и сказал им что-то по-французски, Владимир не расслышал, что именно. Но девушки встрепенулись, встали парами и принялись разучивать сложные танцевальные па. Учитель ходил меж ними, строгий взор следил за правильной осанкой учениц. Старые руки учителя то и дело поправляли тоненькие ручки своих подопечных, указка постукивала по узким, изящным спинкам. Шел урок танцев. Владимир долго стоял, не в силах оторвать взгляда от столь юных и грациозных созданий. Хорошо, что его никто не заметил. Он постоял еще немного и покинул эту комнату.
В другой комнате он обнаружил несколько танцевальных пар довольно зрелых дам и кавалеров. Они танцевали менуэт. Невидимый оркестр играл красивую мелодию. Все дамы и кавалеры были одеты в изысканные шелковые с гипюром костюмы, которые носили при Версальском дворе, их головы покрывали напудренные парики, в шляпах пружинисто пестрели разноцветные эгреты[29 - Эгрета – это торчащее вверх перо или какое-либо другое украшение, прикрепляемое к женскому головному убору или прическе.]. Так роскошно и куртуазно могли выглядеть лишь вельможи самого короля. Движения танцующих отличались необыкновенной слаженностью, плавными линиями и жеманной манерностью. Дамы изящно делали плие, кавалеры снимали шляпы, производя ими в воздухе замысловатые пируэты. Затем танцующие церемонно кланялись друг другу – их лица выражали особую торжественность. Дамы проходили вперед и в бок, шурша мощными шелковыми юбками. Сие пышное действо напоминало королевский балет или спектакль.
Этот зал блистал еще сильнее двух предыдущих. На мраморных постаментах возвышались фарфоровые вазы, полные охапками белых и пурпурных роз. Розы источали дурманящий аромат. Возле дверей, словно неподвижные истуканы, стояли чернокожие слуги. Другие лакеи находились в глубине зала, на их руках покоились подносы с фужерами и бутылками темного вина. Сбоку от танцующих красовался овальный перламутровый стол, уставленный воздушными пирожными, вазами с фруктами и тарелками с яркими закусками – то были оранжевые креветки и омары в гирляндах кремовых и фисташковых розеток.
«Что это? Бал? Кто эти люди? Это гости мадам Лагранж? Но где же она сама?» – рассеянно рассуждал Владимир, глядя на пеструю вереницу жеманных господ.
Он покинул и эту комнату. Странным было то, что на него никто не обращал внимания, будто он стал невидимкой.
Другая открытая комната была чуть меньше. Она скорее напоминала учебный класс. За ученическим столом сидели двое юношей, лет семнадцати или восемнадцати, и записывали что-то в тетради. Напротив, на небольшом возвышении, находился стол учителя. На нем расположились голландский глобус, старинный микроскоп, потемневшие от времени, толстые книги в кожаных переплетах, стеклянные колбы с неизвестным содержимым, валялось множество заточенных гусиных перьев. Раскорячив короткие когтистые лапки и приоткрыв узкую зубастую пасть, сбоку от стола, на специальном постаменте, стояло чучело довольно крупного, желтобрюхого, нильского крокодила.
На стене висели гравюры, изображавшие странные металлические механизмы и огромных насекомых в разрезе. Учитель стоял спиной к ученикам. Твердая рука чертила мелом геометрические фигуры и цифры. Ученики смотрели на доску и, высунув от усердия розовые языки, записывали в тетради научные знания. Учитель повернулся. Владимир смог хорошенько рассмотреть его четкий, немного хищный профиль, уголки опущенных узких губ, волевой подбородок. На вид ему было около сорока лет.
Владимир пошел дальше. Он не стал более заглядывать в боковые комнаты, его потянуло к той, что находилась в самом конце этого странного коридора. Она была плотно закрыта. Он подошел к двери, душу охватило странное волнение. Постояв пару минут, Махнев решительно взялся за ручку.
Глава 3
«Надо же, какие длинные ноги… и цвет кожи – le cafе au lait – «кофе с молоком». Кто это – мурин[30 - Мурин – так часто в 18–19 веке в России называли негров, арапов, чернокожих. (Примеч. автора)], араб или мулат? Но, до чего красив! А она? Она – королева…» – думал Владимир спустя несколько минут.
Он распахнул последнюю дверь. И увидел нечто, что сильно поразило его воображение. Пред ним открылся огромный зал. Цвет стен, мебели, тяжелых бархатных портьер переливался нежно сиреневыми и лиловыми оттенками, сгущаясь по углам в темно-синий кобальт. Свет множества свечей был столь ярок, что напоминал целое пожарище холодного огня – мягкие, но яркие лучи не просто светились, они слегка люминесцировали, делая воздух густым и дымчато-перламутровым.
Посередине этого огромного зала стояла широкая кровать, заправленная белоснежным шелковым бельем. У этой кровати была одна – задняя полированная, инкрустированная змеевидным узором, спинка. Все остальное пространство оставалось свободным. Благодарному зрителю открылось великолепное, торжественное, ярко-бесстыдное таинство…
Вначале он увидел длинные мужские, чуть раздвинутые ноги. Более всего смущал их экзотический кофейный оттенок и необыкновенная длина. Это были ноги крупного, атлетически сложенного мужчины-мулата. Чуть позднее Владимир разглядел его мощный торс, сильные руки и курчавую темноволосую голову. Лицо мулата с вывернутыми, полными губами, синими глазами и тонким носом также поражало изысканной южной красотой. Мулат лежал на спине полностью обнаженный. На нем сидела хорошенькая, стройная девушка. Цвет ее белоснежной кожи настолько контрастировал с кожей мужчины, что этот «кофе со сливками» мог потрясти фантазию любого художника. Махнев, будучи в душе поэтом, в очередной раз пожалел о том, что боги не наградили его еще одним талантом – талантом живописца.
Девушка сидела на мужчине, спиной к Владимиру. Но это он понял чуть позже. Разрозненные детали этой яркой картины постепенно овладевали сознанием. Вначале показались белоснежные полушария довольно крупной попы, выше шла тонкая подвижная талия и узкая спина. Копна каштановых, вьющихся волос нестройным водопадом спускалась на обнаженные плечи. Девушка не просто сидела на мужчине, она совершала движения любовного танца, а вернее не танца, а бешеной скачки. Роскошный, влажный зад скакал галопом на толстом шоколадном стволе. В какую-то минуту она приподнялась чуть выше – ствол выпал. Владимир поразился его внушительным размерам. Девушка сладострастно вскрикнула, изящная ручка с жадностью схватила то, что упало рядом, и водрузила сей предмет на место. Узкая спина выгнулась, как у кошки, розоватый альков двух полушарий раздвинулся сильнее – Владимир, затаив дыхание, смотрел на то, как мощно и упруго движется ее сочный зев, скользя по толстому фаллосу. Ниже, словно два мохнатых кокоса, дрожали упругие, темные шары. Быстрые движения, звуки шлепков, сладострастные стоны – все это завораживало настолько, что Владимир не мог пошевелиться. Он стоял, словно околдованный и впитывал в себя детали этого возбуждающего действа.
Гибкая спина прогнулась вперед, девушка на минуту замерла, тонкая ладонь отвела прядь густых волос за ухо, обнажился нежный профиль. Владимир попытался рассмотреть ее ближе – она лукаво усмехнулась и вновь отвернула гордое лицо. Его тянуло посмотреть ей в глаза, но он не решался двинуться с места. Смутная догадка закралась в сердце – уж больно ее профиль походил на профиль Полин Лагранж. На ту юную Полин, которую он встретил на пороге своего дома. Тот же упрямый, чуть вздернутый носик, та же форма губ, та же длинная шея. В ответ на его любопытство девушка на мгновение повернула лицо. Это была… Полин. Но эта Полин выглядела еще моложе. Этой Полин было не более семнадцати, восемнадцати лет.
Она самодовольно улыбнулась. Откуда-то сбоку, словно из-под земли, появились еще двое почти одинаковых, обнаженных мулата. Они подошли к кровати и встали с двух сторон. Это были очень высокие, стройные мужчины. Владимир никогда не видел таких красивых, атлетически-развитых африканцев. Их крупные фаллосы находились в полной боевой готовности и слегка подрагивали…
Полин прошептала что-то на незнакомом, шипящем с присвистом языке, щелкнула пальцами, еще раз оглянулась на Владимира. Её лукавый, чуть насмешливый взгляд стал почти зловещим, карие глаза потемнели. Она походила на прекрасную ведьму. Две нежные, но сильные и властные ручки потянулись к дрожащим приапам.
Спустя мгновение картина стала и вовсе потрясающей. Теперь Полин была похожа на всадницу, ведущую под узду двух великолепных жеребцов-ахалтекинцев[31 - Ахалтеки?нец – верховая порода лошадей, выведенная на территории современной Туркмении, предположительно около 5000 лет назад. Это древнейшая из культурных пород, оказавшая влияние на многие породы – арабскую, верховую или английскую скаковую. Относится, наряду с чистокровной верховой и арабской, к числу эталонных верховых лошадей.]. Мускулистые, поджарые мужчины так напоминали этих древнейших, породистых скакунов. Пылкий темперамент, высокое телосложение, широкая грудь, атласная смуглая кожа с сеточкой едва проступающих темных вен, широко поставленные, миндалевидные глаза – создавали это странное сходство. Полин все также скакала верхом на одном мулате, белые ладошки едва удерживали рядом двух других. Тонкие пальчики с трудом обхватывали их напряженные, каменные орудия.
Неизвестно сколько времени бы длился тот ступор, в котором оказался Махнев. Он чувствовал, что его собственный жеребец с большим удовольствием бы погрузился в любое свободное отверстие Полин. Тем паче, что одно из них – темная кофейная звездочка, манило так, что не было сил терпеть.
Неожиданно рядом с собой он услышал влажный шепот и другой женский голос.
– Месье Махнев, мадам просит прощения. Она заставляет вас ждать. Не соблаговолите ли, обратить внимание на других дам? Хотя бы на меня?
Мягкие ладони почти с силой отвернули его лицо от Полин.
И тут у Владимира еще сильнее закружилась голова. Он отвернулся от мадам Лагранж, но увидел другое… Вся огромная комната наполнилась обнаженными мужчинами и женщинами. На полу, застеленном пушистым персидским ковром, на креслах, банкетках, возле стен и окон в разных, довольно откровенных позах, одновременно предавались греху множество людей. Все они были хорошо сложены, молоды и красивы. Цвет кожи разнился от ослепительно белого, до иссиня черного.
В стороне от кровати, прямо на ковре, двое белокожих, крепких на вид мужчин, одновременно совокуплялись с хорошенькой широкобедрой чернокожей девушкой. Она стонала, закатывала кверху голубоватые белки глаз, сочные, почти коралловые губы то раскрывались ярким цветком, то вытягивались в тонкую, бутонообразную трубочку. Мимика ее лица казалась необычайно подвижной. Замысловатые ряды африканских косичек делали ее голову несоизмеримо маленькой, относительно широких подрагивающих, мясистых бедер. Длинные обезьяньи пальчики теребили дутые золотые кольца, вставленные в торчащие соски маленькой, конусообразной груди. Такие же кольца, только крупнее украшали тонкие запястья и щиколотки. Владимир долго не мог отвести взгляд от этой экзотической чернокожей красавицы. Особенно ему понравились узкие, розоватые ступни с круглыми светлыми пятками и мелкими, почти детскими пальчиками. Концы пальчиков венчали крохотные, похожие на рыбью чешую ногти, окрашенные темно-красной киноварью[32 - Киноварь – минерал, сульфид ртути. Самый распространенный ртутный минерал. Имеет алую окраску, на свежем сколе напоминает пятна крови. Греческое название киновари, употребляемое ещё Теофрастом, по одной из версий происходит от др. – перс. zinjifrah, вероятно, означавшем «драконья кровь». Киноварью также называют неорганический пигмент, в прошлом получаемый из данного минерала, и соответствующий оттенок красного цвета.]. Ему так захотелось рассмотреть ее везде: «Интересно, а там у нее тоже есть какое-нибудь колечко? Наверняка, есть…» Мелькнул нежный зев крохотной, почти устричной раковины, мелькнуло и золото кольца… Владимир, завороженный блеском золота, пялился на багровую плоть распахнутых губ, обрамленных кружевом черных волос. Темнокожая вакханка, сидя верхом на любовнике, будто нарочно раздвинула ноги так, что любопытный Владимир смог хорошенько рассмотреть всю яркость ее бесстыдного лона. Золотое кольцо, продернутое сквозь скользкую плоть, дрожало от малейшего касания. Широкая ладонь одного из любовников нырнула к коралловому сокровищу, настырный палец нащупал колечко и потянул его к верху…
«Что он делает? – с тревогой подумал Владимир. – Неужели ей не больно?»
Как ни странно, негритянка в ответ на жесткую ласку протяжно застонала. Но Владимир готов был поклясться – это был стон наслаждения. Пока Махнев рассматривал анатомические особенности шоколадной дивы и раздумывал о том: есть ли у неё клитор, или же колечко продернуто сквозь лепестки оставшейся плоти, оба ее любовника почти одновременно закончили страстный танец. Один из них разрядился в ее узкое лоно, прокричав какое-то странное ругательство на непонятном Владимиру языке. Другой, с проворством дикого зверя, вскочил с колен и поспешил отправить огромный жезл в полураскрытый рот женщины. Она с жадностью заглотила его внушительное орудие и чмокнула от удовольствия… Дрогнули плетеные косички, бутончик подвижных губ едва сомкнулись на толстом орудии белого мужчины. Темнокожая красавица принялась так энергично двигать головой по натянутому стволу фаллоса, что изо рта любовника вырвался не стон, а судорожное шипение. Жестом руки он указал ей, что она должна двигаться чуть медленнее. Теперь она совершала неторопливые кругообразные повороты головой. Мужчина стонал от наслаждения.
По темной шее прошла волна – второй любовник получил желаемое. Долгий спазм узкого, черного горла красноречиво свидетельствовал о том, что ее партнер разрядился приличным количеством семени. Он дернулся еще пару раз и осел на мягкий ковер.
Оба мужчины полежали некоторое время, приходя в себя. Затем один из них достал откуда-то с полу небольшую кожаную котомку. Сильные руки развязали прочную тесьму, широкая ладонь нырнула в глубину дорожной сумки. Судя по озабоченному лицу крепыша, он что-то искал внутри. Через минуту суровое выражение сменилось некоторой удовлетворенностью. Волосатая рука извлекла что-то блестящее. Это была длинная золотая цепь толщиной в палец, ее конец венчал маленький крючковатый карабин.
Мужчина встал, расправил затекшие ноги и, глядя сверху вниз на лежащую на ковре негритянку, проговорил ей что-то хриплым голосом. Его любовница приподнялась на локтях и вдруг замотала головой, круглые, выпуклые глаза смотрели с испугом. Раздалось нервное бормотание, какое-то тонкое всхлипывание, гладкие колени судорожно сжались, плотно закрыв яркую раковину. Тогда мужчина прикрикнул на нее, выражение его глаз внезапно сделалось суровом, почти злым. У шоколадной дивы дрогнул подбородок, она покорно опустила голову и развела стройные ноги. Мужчина подошел к ней, его руки закопошились возле ее раздвинутого лона. Сначала Владимир не понял его движения. Но через пару секунд ему все стало ясно. Мужчина закрепил конец золотой цепочки за колечко, спрятанное в алькове темно-красной плоти чернокожей любовницы. Оба мужчины пошли куда-то и потянули за собой даму так, словно это была собачонка, посаженная на привязь. Женщина вынуждена была поспешать, ибо любое промедление могло доставить ей физическую боль.
«Судя по всему, эта шоколадная пери является их рабыней. Но кто эти люди? Какого они роду и звания?» – все эти мысли, обгоняя друг друга, проносились в воспаленном сознании Владимира.
Рядом со странной троицей лежала еще одна обнаженная рыжая блудница. Разметав огненные локоны по теплому ковру, она кусала от сладострастия губы, полные белоснежные груди с яркими, красноватыми сосками круглились двумя подвижными шарами. Другая – темноволосая женщина-лесбиянка, стоя на коленях, ласкала губами горячий альков, широко раскинутых, стройных ног рыжеволосой менады[33 - Менада (безумствующая) – в древнегреческой мифологии спутница и почитательница Диониса]. На эту увлеченную парочку поглядывал высокий, напомаженный, несколько манерный блондин с широкими, бледными плечами в рыжих конопушках. Он смотрел на внушительный, миндальный зад склоненной брюнетки, и поглаживал длинный красноватый фаллос.
Спустя минуту он грохнулся возле увлеченной парочки лесбиянок и направил решительного гостя во влажное лоно брюнетки. Женщина вздрогнула, но не отогнала от себя настойчивого поклонника. Ее круглый зад поддался навстречу высокому блондину. Тот принялся наносить резкие удары. Брюнетка выгнулась еще сильнее и застонала от удовольствия. Ее рыжеволосая подруга подняла голову и отстранилась, чтобы не мешать удовольствию страстной брюнетки. Помедлив пару минут, она подползла на коленях к мужчине и встала рядом со своей подругой, оттопырив пухлый, в ямочках, белокожий зад. Озадаченный взгляд блондина прошелся по распахнутым вратам обеих подруг. Но он не растерялся – теперь его мощный фаллос входил то в одно отверстие, то в другое. Обе женщины мычали от острого наслаждения.
С правой стороны, перекинув пышнотелую красотку через подлокотник шелкового кресла, мужчина с длинными усами и волосатой грудью, внешне похожий на бравого гусара, энергично двигал задом над распростертым женским телом. Женщина охала, повизгивала и издавала весьма сладострастные звуки. «Гусар» долбил ее так, словно хотел проткнуть насквозь, однако дама не высказывала ни малейшего признака или желания переменить свою участь. «Гусар» выкрикивал что-то несуразное командирским тоном, широкая ладонь звонко шлепала ее полный зад, он приказывал женщине менять позу. Та проворно подчинялась, с готовностью раздвигая ноги так широко, словно работала ранее гимнасткой или акробаткой. Последняя поза, в которой усатый мужчина употребил свою партнершу, выглядела столь странно, что Владимир усомнился: не сломает ли дама спину, свернувшись в столь затейливый узел…
Чуть поодаль Владимир заметил высокого, голубоглазого, коротко стриженого блондина, напоминающего чертами баварца или австрийца. В объятиях блондина, трогательно прижавшись к широким плечам, сидел другой мужчина – смуглый юноша, хрупкого телосложения с копной темных, вьющихся волос и по-женски пухлыми губами. «Баварец» стиснул запястье своего любовника, другая сильная ладонь ухватилась за копну густых волос и притянула податливую юношескую голову к раскрытому паху. То, что произошло между ними дальше, заставило Владимира вздрогнуть и отвести глаза.
В другом углу – одна смелая брюнетка принимала одновременно троих. Ее полные ноги свешивались по обе стороны бедер крупного мужчины, лица которого Владимир не разглядел. Второй, смуглый и поджарый любовник наносил довольно быстрые удары в покорный женский зад. Третий направлял могучий фаллос прямо в рот, едва дышавшей от возбуждения брюнетки. Еще трое голых крепышей покорно ждали своей очереди. Их похотливые глаза горели от возбуждения, горячие ладони сжимали воспрявшие, готовые на бой, орудия. Брюнетка стонала и визжала, словно молодой поросенок, но лишь тогда, когда освобождался ее крупный, растянутый развратом, рот…
«Бедная дамочка, а если очередь желающих удвоится? – подумал Владимир. – До чего же похотливые создания, эти несносные бабы! Неужто было мало одного?»
На подоконнике восседала другая русоволосая красавица. Разведенные в стороны длинные и полные ноги поражали молочной белизной и открывали темный, бесстыдно распахнутый альков крупного лона, выше которого круглился чуть розоватый, мягкий живот. Завитки длинных, распущенных волос струились по плечам и касались деревянного полотна подоконника, томный взгляд зеленых глаз рассеянно скользил по макушке темноволосого мужчины. Рослый брюнет, стоя на коленях, не отрывал рта от жадного до ласк, мохнатого сокровища. Красотка стонала, широкий зад двигался навстречу, тяжелые груди с вздувшимися сосками торчали в стороны, пухлый рот судорожно хватал воздух, полное тело содрогалось от удовольствия.
Рядом с ней, сидя на шелковом пуфике, занималась любовью другая пара. Женщина казалась чрезвычайно хрупкой, с детскими неразвитыми формами: маленькая, плоская грудь, узкие мальчишеские бедра, худенькие ножки. Прямые, длинные волосы иссиня черного оттенка почти закрывали желтоватое лицо.
Она двигала плечами, густые конские пряди падали назад. Она походила на китаянку или жительницу океанических островов. На широком, но нежном лице красовались узкие миндалевидные глаза, некрупный, приплюснутый носик и маленькие, сочные губы. Возле нее примостился рослый рыжеволосый великан с внушительным орудием… Его фаллос, буравя узкую плоть, двигался медленно и с таким трудом, что китаянка морщилась от боли.
«Не мог найти себе кого-то покрупнее, – озабоченно подумал Владимир, – он же раздавит и порвет эту маленькую крошку с далекого острова…» Но «крошка», как ни странно, не оказывала никакого сопротивления. Гримасы боли перемежались с выражением полнейшего удовольствия. Ее глаза светились восхищением, признательностью, каким-то восточным благоговением перед бурным натиском рыжего великана. Она трепетно вздыхала и шептала какую-то тарабарщину на туземном языке. А может, это была ее молитва или любовная мантра? Лишь изредка с маленьких губ срывался легкий стон, худенькие ножки дрожали, на затуманенные глаза набегали слезы. Но может, это были слезы любви и восторга?
«Кто их разберет этих баб? – рассуждал Владимир. – Развратница! Пускать в себя такую оглоблю…»
Он чувствовал, что его самого уже начинает трясти от страшного, звериного возбуждения.
Всюду, куда бы ни посмотрел наш герой, была одна похоть. В ушах стоял гул из стонов, криков, сладострастного шепота. Владимир не понимал: спит он, или все это происходит наяву. Перед глазами мелькали длинные языки, раскрытые мокрые губы, разномастные ягодицы, бесстыдные раковины вагин, и огромное количество разноцветных эрегированных фаллосов.
Он вздрогнул – чья-то мягкая рука настойчиво теребила его плечо. Махнев попытался сосредоточиться. Перед ним стояла обнаженная блондинка – горничная мадам Лагранж. Как он мог о ней забыть?
– Месье Махнев, простите меня за назойливость, не составите ли вы мне компанию, пока мадам занята? – кокетливо, немного смущаясь, пролепетала она.
– Конечно, составлю, – прохрипел ошеломленный Владимир.
Было такое ощущение – словно его на мгновение выдернули из быстровращающейся детской карусели или из середины пестрого калейдоскопа. Кружилась голова, немного подташнивало. Не смотря на это, вожделение было столь сильным, что казалось: его фаллос треснет от натуги, и скоро польется кровь.
– Меня зовут Анетта, – едва успела проговорить блондинка. Последние звуки ее голоса потонули в сладострастном поцелуе. Владимир, словно хищник, набросился на хорошенькую Анетт.
Он с удивлением обнаружил то обстоятельство, что на нем не было никакой одежды. «Когда я успел раздеться? Опять какая-то чертовщина!» – едва подумал он, и тут же погрузился в теплое, узкое лоно блондинки.
Анетт оказалась очень темпераментной женщиной. Она так энергично двигала круглым, упругим задом, большие груди с острыми сосками были столь аппетитны, что через пару минут наш герой буквально взорвался потоком живительной влаги. Они полежали несколько минут, ошарашено разглядывая причудливые позы совокупляющихся сладострастников. Всеобщая вакханалия имела такой накал, что любой, кто попадал в ее поле, сразу же, неумолимо заражался безудержной похотью.
Лежа на ковре, краем глаза Владимир успевал поглядывать на середину зала, на ту кровать, где «скакала» главная наездница, хозяйка дома – величественная Полин. В струйках перламутрового тумана образ Полин выглядел нечетко, а чуть размыто. Даже сквозь пелену Владимир уловил еще одну перемену декораций… Появился четвертый мулат. По его характерным движениям Владимир понял: любительница содомии получила еще одного желанного жеребца. Он замкнул тылы этой странной «кавалькады», вогнав внушительное орудие в спелый зад королевы.
«А бабушка-то не промах. Хотя, какая же она бабушка? Черти! Вы задурили мне все мозги… Я так устал от ваших мистификаций», – путались мысли Владимира. Мысли путались, а фаллос предательски стоял.
Он еще раз сблизился с Анетт. На этот раз он поставил ее на колени и вогнал, налитой от крови член, прямо в узкий, розоватый анус. Анетт вскрикнула от боли и поддалась вперед, пытаясь освободиться от столь крупного и решительного гостя. Но, охваченный безумным вожделением, Владимир не дал ей опомниться. Сильные пальцы впились в нежную шею блондинки – он притягивал ее с такой силой, что женщина стонала, всхлипывала и крутила задом. Через минуту она обмякла и покорно выгнула спину, а еще через минуту принялась сама насаживаться на упругий ствол.
– Прости милая, тебе придется чуточку потерпеть… – едва выдохнул он. – Ты сама этого хотела… Сейчас тебе станет хорошо…
Анетт простонала что-то в ответ, открывая припухший от поцелуев рот. Через несколько минут он разрядился в узкую дырочку доброй порцией, горячего как лава семени, и упал на персидский ковер. Спина и мокрые от пота руки с наслаждением окунулись в мягкий, шелковистый ворс. Тяжелые веки сомкнулись от усталости, хотелось спать. Прошло несколько минут.
Но и после этого возбуждение не утихло. Странным было то, что оно разгоралось с еще большей силой. Рука пошарила рядом – он хотел еще раз воспользоваться услугами гостеприимной блондинки. Изощренная фантазия услужливо подкидывала новые похотливые позы, в которые он намеревался поставить податливую Анетт. Но блондинка куда-то исчезла.
Владимир недолго пребывал в одиночестве.
– Меня зовут Акеми, – звуки нежного голоса заставили вздрогнуть. От сладкого спазма шевельнулись волосы на груди и голове. – Господин не будет возражать, если Акеми присядет рядом?
– Нет, нет, – Владимир качнул головой. – То есть да, присаживайтесь.
Легкий шелк коснулся голой ноги и живота, круглой россыпью прозвенели колокольчики, пахнуло чем-то свежим, и одновременно горьким. Это был запах белой хризантемы. Над ним проплыло нечто странное: белые, черные, пурпурные и золотистые тени… Это была японка. Кукольное лицо покрывал тонкий слой рисовой пудры, ярко-вишневые губы выглядели маленьким темным пятном, узкие, чуть припухшие глаза, подведенные черной тушью, смотрели ласково и совершенно бесстрастно. Черный глянец волос, уложенных в причудливую прическу, контрастировал с фарфоровой белизной лица. Из волос торчало несколько деревянных палочек, костяные гребни, и множество живых цветов – розовых и ярких фуксий, спускающихся длинной гирляндой по тугим, распущенным прядям.
«Что за диво-дивное? Наверное, это гейша, – подумал Владимир. – Но к ней нужен особый подход, уединенность. У меня никогда не было гейши. Не буду, же я ее при всех…»
– Владимир-сан может не стесняться. Я не гейша, я юдзё[34 - Юдзё – собирательное название проституток и куртизанок (но не гейш), существовавших на протяжении всей японской истории]. Правда, совсем недавно я получила почтенный ранг таю[35 - Таю – высший ранг дорогих японских проституток]. Со мной ты можешь без стеснения делать многое. У тебя такой могучий жезл, что Акеми без колебания выбрала именно его. Он будет моим талисманом и защитой от злых духов. Если бы мы оказались у меня на родине, я повела бы тебя в сэнто[36 - Сэнто – японская общественная баня] и отдала бы подобающие почести твоему «священному жезлу». Здесь иные правила, – она поклонилась, маленькие ладони соединились в трепетный бутон. Воцарилось молчание, кроткий, восхищенный взгляд коснулся груди и живота обнаженного Владимира. Она старалась не смотреть на твердеющий член – он наливался свинцовой тяжестью и расправлялся прямо на ее глазах. – Оу, какой Владимир-сан сильный мужчина! – смущенно пролепетала она. Вишневые губы обнажили полоску зубов, покрытых золотистой, почти черной пылью. – Если господину угодно, пусть он свяжет меня и воспользуется своим священным правом. Акеми любит, когда ее связывают.
Японка снова поклонилась, тонкие ладони коснулись золотистого пояса кимоно, несколько ловких движений, и красный шелк соскользнул с узких, мальчишеских плеч. Обнажилась неразвитая девичья грудь, плоский живот, узкие бедра и худенькие ноги. В алебастровой белизне сомкнутых бедер топорщился кустик иссиня черных, густых волос.
– Владимир-сан, свяжи меня подобно морской звезде, и пусть твой ласковый угорь вползет в раскаленную раковину, – она протянула моток пеньковой веревки. – Только позволь вначале обмыть твоего резвого кальмара, прежде чем он ворвется в волшебные врата рубиновой пещеры.
Рядом с полуобнаженной японкой, на которой из одежды оставался лишь золоченый пояс и деревянные сандалии на высоком каблуке с тремя подставками, возник фарфоровый тазик с водой. Пахнуло чайной розой и миндалем. Холодные пальчики прикоснулись к натянутой плоти. Эти прикосновения напомнили трепет крыла садовой бабочки или дрожание полураспустившегося бутона бархатной фиалки. У Владимира снова пошел мороз по коже, и встали дыбом все телесные волоски.
– Ииии, – простонал он. – Акеми, милая, что ты делаешь со мной?
– Я лишь хочу обмыть твой славный жезл, мой господин, – прозвенел тоненький голосок.
Она взяла в руки торчащий сверх меры член, движением ноги подвинула таз с водой и принялась аккуратно и нежно обмывать раздутую головку и лиловый от возбуждения ствол. Владимир стонал от наслаждения. Через пару минут Акеми достала тряпичную салфетку и промакнула капельки душистой воды. Она полюбовалась на чистый и вполне готовый к бою инструмент. Вишневые губки прикоснулись к блестящей головке.
– Как ты хочешь, чтобы я тебя связал?
– Раздвинь широко мои ноги и привяжи ступни к двум концам этой бамбуковой палки. – Владимир огляделся. В этом чертовом доме все предметы возникали прямо из воздуха. Рядом с японкой оказалась крепкая, длинная палка. – Я хочу, чтобы Владимир-сан мог хорошенько видеть рубиновые стены моей пещеры, а не только заросли у входа. Но перед этим Владимир-сан я попрошу тебя связать мои запястья над головой.
