скачать книгу бесплатно
Его настораживала бесцеремонность этой разудалой компании.
«Как они смеют так нагло со мной разговаривать?» – рассуждал Махнев. Но оглядев внушительную фигуру и огромные кулачищи рыжебородого и его товарищей, он лишь натянуто улыбнулся. – И о каком червовом интересе они говорят? Зачем мне их альковные страсти? Какие-то глупости… Про какие такие остатки?»
Рыжебородый вернулся к своим товарищам.
Меж тем серая льняная скатерть, взметнувшись в руках лакея тугим парусом, ровно легла на поверхность некрашеного стола. Тарелка с гречневыми блинами, миска со сметаной, блюдо с кусками свинины и рассыпчатой кашей, горячие щи с укропом – все это было расставлено в живописном порядке, прямо на столе. От аппетитных запахов у Владимира закружилась голова, рот наполнился слюной. Дрожащая рука потянулась к запотевшему графину с анисовой водкой. Водка обожгла горячее горло. Вслед за первой рюмкой была выпита и вторая, и тоже залпом. По телу разлилось приятное тепло. Владимир стал быстро закусывать. Но еда не лезла в горло, его все также немного мутило.
Он едва лишь сумел проглотить несколько ложек горячих щей. Все остальные закуски остались нетронутыми. Казалось, что пересохшее, сузившееся горло, не может протолкнуть в себя никакую пищу. Он отложил в сторону ложку. От пережитых потрясений и выпитой водки у него выступили слезы. Он еле сдержался, чтобы не пустить слезу.
Сонливость накатила столь внезапно, что в следующий момент в щеку впечатался грубый узор льняной скатерти, а в нос ударил кислый и жирный запах застиранной ткани. «Неплохо было бы расспросить лакея о том, есть ли тут комната, где можно отдохнуть часок, другой».
Резкий звук заставил вздрогнуть – это востроносый лакей уронил поднос. Сон тотчас пропал.
Он стал медленно разглядывать посетителей этого странного заведения. За спиной шла оживленная игра на интерес. Владимир прислушался к разговору. И он понял, на что играли эти разухабистые, подвыпившие мужики… Они играли на… очередность в любовном сношении с одной из сидящих за столом дамочек – той, что выглядела смазливее и моложе своей товарки.
Дамочка знала, что ее ожидает любовная скачка с пятью или шестью мужчинами. Но, видимо, это обстоятельство ничуть не смущало румяную жрицу любви. Она была пьяна и сидела на коленях у черноволосого джентльмена казацких кровей. Ее мощный зад, обтянутый пестрым ситцем ерзал на месте. Она живо отзывалась на вульгарные выкрики, краснела, обмахивала себя широкими, растопыренными ладошками, словно воображаемым веером, неловко кокетничала и принимала обольстительные позы.
Один из мужиков потянулся к ней, волосатая лапища ухватилась за торчащую грудь и вывалила ее из ворота блузки прямо на стол. Компания одобрительно засвистела.
– Мужики, мужики, хорош озоровать! – крикнул рыжебородый. – Окститесь! Сейчас доиграем, и с Груней пойдет первым тот, чей интерес выпадет.
Игра не продолжалась слишком долго. По развязанным крикам подвыпивших мужиков Владимир понял, что первая ходка досталась какому-то Петруше.
«Сейчас они потащат свой трофей на сеновал, – рассуждал Владимир. – Девица пьяна и не дает себе отчета, что компания мужиков не так уж и мала. Опять я пекусь о том, что меня не касается, – Махнев нервничал. – Может, вступиться за честь дамы? – Болван! Какая честь у шлюхи? А может, она сама об этом мечтает. – Он старался не смотреть в их сторону. – Скорее бы они все свалили в номера или на сеновал».
Но как он ошибся! Компания и не собиралась никуда уходить. Послышался звон падающей посуды. Это кто-то из мужиков одним махом расчистил стол. Черноволосый казак поднял Груню высоко на руки – она взвизгнула от страху и засмеялась. Он покружил ее словно ребенка – женщина рассмеялась еще звонче от внезапного, головокружительного удовольствия.
– Ох ты, баловница-бабочка, тяжёленькая, да мягонькая какая. Украсть тебя, что ли? Нет, братцы, дайте отыграться. Жалко ведь… Не по-людски оно как-то – одну, да всем гуртом. С души воротит.
– Жальце у пчелки. Положь Груню на место. Без жвавых обойдемся. Ежели воротит, то проваливай. Нашелся цыган. Я те уворую…
Протяжный вздох вырвался из горла чернявого, смуглое лицо исказила болезненная усмешка. Было видно, что в его душе идет напряженная борьба. В какую-то секунду Махневу показалось, что этот казак готов броситься из трактира, прихватив с собой увесистую Груню.
– Сидай. Не балуй. Далёко не убежишь.
Чернявый замер, глянул исподлобья на подпивших и разгоряченных мужиков.
– Черт с вами. Забавляйтесь, грешнички.
Он возвратился и посадил девицу круглым задом на расчищенный стол. Двое других мужиков, нажав на полные плечи, повалили Груню на спину. Та беспомощно взмахнула руками и снова принялась деланно и нарочито громко смеяться, будто ее щекотали. Потом замолчала, смутилась, широкие ладошки закрыли алое, как маков цвет лицо. Один из мужиков, рябой, с широким, мясистым носом, недолго думая, задрал женщине подол цветастой юбки так, что обнажились полные ляжки, одетые в серые шерстяные чулки, круглый живот, темнеющий треугольником русых волос, и белоснежные шары полных грудей.
– Господа, господа! Так не пойдет. Прошу вас, покиньте наше заведение! У нас не дом свиданий! Здесь благородные люди трапезничают, – подлетел рассерженный востроносый лакей.
– Пшёл вон, пархатый! Не твое собачье дело, – огрызнулся рябой, сверкнув налитыми кровью глазами. – Не подходи лучше, мы пьяные, лихие. Долбанем кулачищем – от тебя мокрое место останется.
Рыжебородый знакомец, представившийся Григорием Пустохваловым, полез в карман полосатых штанов, выудил оттуда пару ассигнаций и бросил их на поднос обескураженного лакея.
– Иди милай, погуляй малость. У тебя что, на кухне дел нету?
– Есть… – растерянно пробормотал лакей и попятился задом. Гаденькая улыбочка растянула его узкие масляные губы. – Мы люди маленькие-с, и дела хозяйственные у нас завсегда-с найдутся. Мне и самоварчик надо нагреть, и стаканчики протереть… Вы только уж недолго, а то не ровен час хозяин вернется, али староста заглянет.
– Ступай, не мельтеши.
Как только лакей исчез за боковой дверью, прикрытой ситцевой, застиранный занавеской, честная компания шумно задышала, свирепо разглядывая беспомощную Груню.
Она поерзала, молочной белизны ноги разъехались в стороны. Дрогнули тугие икры. Раздался стук каблуков упавших красных ботиков. С маленьких ступней слетели шерстяные чулки – два серых комочка бесшумно приземлились на грязный и заплеванный деревянный пол. Хорошенькое лицо сделалось растерянным, русые волосы разметались по столу, красотка зажмурила глаза, потная ладошка прикрыла довольно крупный лобок.
– Ай! – вскрикнула она жалобно. – Чего вылупились, ироды окаянные? – голос был пьяный, но вместе с тем испуганный. Похоже, что до несчастной стал доходить истинный смысл происходящего.
Она сделала попытку приподняться, сжатые кулачки ухватились за край подола в надежде одернуть юбку. Но чернявый и его товарищ перехватили ее руки. После недолгой возни и злого смеха, подол юбки был задран еще выше – девушке закрыли им лицо.
– Не айкай. Не то юбку в узел завяжем, вообще не пикнешь.
В харчевне повисла тишина. Как не странно, теперь проснулись даже те посетители, кто спал мертвецким, пьяным сном. Плотная толпа бесцеремонно обступила деревянный стол.
Владимиру казалось, что теперь любопытствующих зрителей стало гораздо больше. Человек двадцать или тридцать в немом восхищении пялились на обнаженное тело пьяной девахи.
– Петро, ты что забыл о своем выигрыше? – крикнул кто-то. – Сымай портки, лядащий. Пихай ей дышло, раз твоя фарта вышла… Чего томишь бабу?
Владимир крепко зажмурил глаза. В уши вливался похотливый стон распутницы, одобрительные крики мужиков, всеобщая возня. Он услышал треск рвущейся ткани – кто-то из мужиков сорвал с женщины последние остатки одежды.
– Вы пошто, черти, сарафан изорвали?! Он же новехонек ешо! – визжала обиженная Груня.
– Рубликов дадим, десять таких купишь! Молчи лучше, дура, не то и рот сейчас заткнем…
– Вертай ее задом. Теперь ты, Родя, наподдай. Да не шевелись ты, сучка, и так мало не покажется.
Странное дело – Владимир зажмурил глаза у своего стола, а когда открыл, то обнаружил себя в толпе ликующих зрителей. Он сделал пару шагов назад, но кто-то невидимый толкал его кулаком в спину, заставляя как можно пристальней рассматривать детали этой кабацкой оргии. В какой-то момент ему показалось, что он даже чувствует запах женского пота – аромат возбужденной самки. Все его сознание сосредоточилось в фокусе выпуклых волосатых подмышек полных белых рук, запрокинутых за голову, сжатых в замок пальцев, колыхающихся овалов мягких, распущенных грудей с тугими сосками, круглого живота, влажного от семени лобка и опухшей, сочной вульвы бесстыжей развратницы.
«Да что же это за наваждение, – едва подумал он, и тут же почувствовал сильное желание. – Может, и мне пристроиться? – от этой мысли он чуть не задохнулся. – Полно, не с ума ли я сошел? Давно ли, еле живой остался после любви трех ведьм? Что со мной? Я всегда был охоч до любовных утех. Но что бы так-то вот…»
– Владимир Иванович, иди и ты, – доброжелательно шепнул на ухо Григорий.
– Да, неудобно. Я же не играл с вами на интерес, – неуверенно промямлил Махнев.
– Да ладно, уж. Груню лишним удом не испортишь. Она от скоромного только краше становиться. А барский уд он слаще других. Правда, Груня? – подмигнул ей рыжебородый. – А барин тебе рубликов сверх уговора накинет.
Груня только кивнула, горячечно разевая красный от поцелуев рот, мохнатые ресницы прикрыли влажные глаза.
Владимир и сам не заметил, как вошел в сладкое и горячее лоно женщины. Она отдавалась ему так жарко, что кто-то из мужиков присвистнул:
– Вот они бабы, как под барчуками-то прогибаются. Это тебе не с нашим братом, чернорылым, любовь крутить. Али уд у него золоченый? А, Груня?
– У нашего барина хрен до самых колен! – крикнул кто-то из толпы мужиков. Раздался дружный хохот.
Возбуждение Владимира все возрастало. Он вспомнил то ощущение, испытываемое им в годы студенческой юности – похоть, застилающую глаза. Тогда, в молодые годы, ему нравилось лицезреть групповые оргии, когда одна женщина вынуждена была ублажать нескольких мужчин по очереди, словно течная сучка всех дворовых кобелей.
Прошло несколько минут, и он испытал мощнейший оргазм. Не успел он отойти от распластанной, мокрой Груни, как на его место встал кто-то другой. Дрожащей рукой Владимир отсчитал несколько золотых монет и отдал их в руки Григорию.
– Передайте Аграфене… Не знаю, как ее по батюшке.
– Груне-то? Не переживай, передадим.
Владимиру не хватало воздуха, он поспешно рассчитался и с лакеем, возникшим, словно из-под земли, заплатил щедрые чаевые и вознамерился покинуть это странное заведение. Лишь на минуту он помедлил и кинул прощальный взгляд на почти бесчувственную Груню, залюбленную до одури безудержными насильниками.
О, ужас! Ему показалось, что с румяным лицом кабацкой девицы произошли странные метаморфозы. Теперь на Владимира смотрели до боли знакомые, синие глаза. На столе, извиваясь от похоти, истекая белой влагой, лежала чуть живая… Глаша. Она смотрела на него молящими глазами.
– Стойте! Не трогайте ее! – едва крикнул Владимир.
Бревенчатые стены кабака странно вздрогнули и побежали в разные стороны, стал таять и растекаться бурой древесной жижей потолок, в быстрой карусели замелькали довольные мужицкие рожи, и он тут же потерял сознание.
Очнулся Владимир от того, что занемевшая, почти деревянная кожа лица ощутила немыслимый холод – востроносый лакей щедро вылил ему на голову ковш колодезной воды.
– Чтой-то, вы барин, так пугаете нас? Вам на воздух надобно. Тут душно – накурено сильно. Покушали-с и идите своей дорогой.
Владимир огляделся – вокруг было совсем тихо – слышалось даже жужжание сонной мухи возле закопченного оконца. Посетителей в кабаке почти не осталось. Все было чисто и прибрано. На столах одиноко красовались стеклянные стаканы с полевыми цветочками, обернутые в папиросную бумагу. О прошедшей оргии ничто не напоминало.
«Полно, а была ли эта оргия?» – тяжелые мысли едва ворочались в горячей голове.
– Глаша! А где моя Глашенька? – вскинулся Владимир, голова ударилась о ножку обеденного стола.
– Какая, такая Глаша? Не было у нас здесь таких девиц. Отродясь не было. Шли бы вы, барин, во двор, на свежий воздух. Мы закрываться скоро будем. Поздно уже… – ворчал лакей, выпроваживая Владимира за дверь.
Владимир поднялся и, слегка пошатываясь, пошел к выходу. Рука толкнула дубовую дверь. Дверь со скрипом распахнулась, потянуло вечерней свежестью. Он сделал несколько шагов и тяжело опустился на лавку. Голове стало немного легче. Послышалось до боли знакомое стрекотание сверчка. Он поднял глаза – на посиневшем куполе высокого и довольно обычного, южного неба, проступили яркие, лохматые звезды…
«Ого, какие декорации-то пошли», – устало подумал он и закрыл глаза.
– Охо-хо, денек-то к ночи катиться, а торговля моя никак не ладится, – раздался сиплый мужской голос справа от Владимира.
Скрипнула деревянная лавка – кто-то тяжело ухнулся рядом. Владимир открыл глаза и посмотрел на внезапно появившегося соседа. Это был мужчина средних лет, одетый в темный долгополый кафтан из казинета[19 - Казинет – это плотная бумажная или полушерстяная ткань для верхней одежды.], шерстяные, не по погоде теплые штаны и низенькие, довольно разношенные сапоги из свиной кожи. Узкое, потертое плечо этого мужичка оттягивал широкий, плетеный ремень. К ремню крепился массивный деревянный короб, расписанный аляповатыми красными маками и зелеными горошинами.
– Коробейник я, барин, – пояснил мужичок в ответ на пристальный и вопросительный взгляд Владимира. – Вот, хожу по деревням и селам, торгую мало-помалу суровским[20 - Суровский товар – это шелковые, бумажные и легкие шерстяные ткани.], да халантерейным товаром.
Он распахнул деревянный ящик, склонился над ним и извлек мотки разноцветных атласных лент, сноп ситцевых платков и холщовый мешочек с какими-то звенящими побрякушками.
– Господин хороший, барин, а не угодно ли глянуть, какой у меня товар-то знатный? Товарец первой руки – хоть полсвета обойди, лучше не сыщешь. Авось и себе присмотрите что-нибудь из халантереи на одёжу – для форсу, али для хозяйственной нужды. Ваши деньги – наш товар, вам покупка – мне навар!
Владимир сухо кивнул.
– Спасибо, милейший. Не доставайте ничего. Я не собираюсь ничего покупать. Мне, право, ничего не нужно.
– Ну, как так, ничаво? – затараторил торговец, не обращая внимания на решительный отказ Махнева. – Вы только посмотрите – авось что-то и глянется. Вот нитки разноцветные – и миткальные имеются и шелковы. Есть ремни опойковые и матерчатые, галштуки разные, в цветок и в горошину, расцветок затейных. Есть пуговицы костяные, есть и деревянные. А вот и лезвия для бритья. Не надо? А может, вашей даме подарок – есть кружево вологодское, на коклюшках плетеное – не плоше аглицкого; веера с каменьями; булавки с бисером. Платков много, шаль ажурная имеется. Подошвы есть…
– Вы не трудитесь, пожалуйста, я же сказал вам – мне решительно ничего не надобно-с.
– Охо-хо, плохо, что ненадобно вам ничегошеньки, – разочарованно процедил коробейник. – Но есть у меня пару вещиц, которые, как мне думкается, именно у вас спрос сыщут. Товар полюбится – ум расступится.
Темная спина согнулась в три погибели, послышался шорох и натужное кряхтение – мужичок рылся на самом дне тяжелого короба.
– Вот! – торжественно произнес он. – Перчатки опойковые, последней Парижской моды. Шик модерн! И цена невысокая – чай, сторгуемся, голуба.
И он шлепнул на колени изумленного Владимира нечто совершенно странное – мягкое и одновременно шелестящее на ощупь.
Как только Владимир присмотрелся к тем странным предметам, оказавшимся на его коленях, из его груди вырвался глухой крик.
– Нет! Уберите это сейчас же.
Он узнал снятую с рук кожу двух несчастных, погибших в зыбучей пустыне. Он уже почти забыл о том страшном случае, который произошел с ним чуть ранее. А теперь перед глазами красовались эти странные остатки человеческих рук с настоящими ногтями и тончайшей сеточкой замерших линий на мертвых ладонях.
– А неча морду-то воротить от моего товара, – взвизгнул коробейник. – Худого не держим. Пошто вам перчатки-то мои не ндравятся? Кожа настоящая, не тряпица чай какая-то.
– Прочь! Уйди! – Махнев зажмурил глаза. Но услыхал какой-то булькающий, ехидный смешок прямо возле своего уха.
Владимир отмахнулся – смешок перекатился к другому уху.
Он вскочил на ноги, и недолго думая, бросился назад в харчевню. Рука с силой толкнула широкую, дубовую дверь.
Глава 3
Глаза не увидели света – вокруг царил полумрак, и запах был незнакомый. Новое помещение совсем не напоминало ту харчевню, в которой он недавно отобедал. Уши заволокло какой-то гулкой, звенящей тишиной, прерываемой лишь монотонными ударами – где-то вдалеке капала вода. Пока Владимир соображал о том, что произошло, и куда подевался кабак с его востроносым лакеем, он споткнулся о невидимый, крутой порожек и упал – колени больно ударились о каменный пол. Стало прохладно, потянуло подвальной сыростью – Владимир зябко поежился. Глаза с трудом осваивались в новой обстановке.
Он потихонечку встал и осмотрелся. Взгляд наткнулся на темную каменную стену, расположенную на расстоянии четырех шагов. Он развернулся – позади высилась такая же, немного неровная, каменная кладка. Потолок и вовсе был невидим из-за угольно-черной, рваной темноты. Посмотрел направо – впереди стелился густой, влажный сумрак.
«Похоже, я попал в какой-то коридор, – рассуждал Владимир. – Где та дверь, откуда я вышел? Как из придорожной корчмы я очутился здесь? Да и вообще: где я?»
Рука пошарила сзади – дверь пропала, растаяла, будто ее и не было. Пальцы наткнулись на холодный, влажный камень. Он стоял посередине узкого длинного коридора. Уставшие ноги сделали пару шагов в сторону. Он пошатнулся и снова чуть не упал. Впереди, в кромешной тьме, что-то блеснуло. Это напомнило свет живого огня.
Владимир устремился к этому мерцающему свету. По мере приближения к огню, сумрак рассеивался, становился отчетливей рисунок каменных стен. Часть старинной кладки стерлась от времени, неровные круги черной плесени переходили во что-то зеленое, напоминавшее бурую тину на болоте или выцветший мох. Монотонный стук капель усилился.
«Что это? Стены, как в средневековом замке. Черт, где же я? Неужто коварные ведьмы бросили-таки меня в зловещий застенок к инквизиторам? Жалкие лгуньи! И как отсюда выбраться? Да, и куда я вообще теперь должен выбираться? Мне бы домой и поспать. Господи, как я устал…»
Свет стал еще ярче – это оказался факел, закрепленный в потемневший и закопченный от времени, чугунный обруч.
Владимир прислонился к стене и сполз вниз, на холодный каменный пол. Идти не было сил. Веки отяжелели, сон мигом затуманил сознание. Перед лицом промелькнули странные пестрые ленты, охапки зеленых листьев посыпались на голову и грудь, растаяли и утекли зеленой жижей сквозь слабеющие пальцы; желтые дороги гибкими змеями побежали в мглистую, влажную даль; жидкой слюдой зажурчали по камням юркие ручьи; алмазные росы упали на сочные луговые травы. В завершении всех видений перед лицом мелькнули чьи-то серые пытливые глаза. Казалось, они заглянули в саму душу, удивленно округлились, протекли слезами и растворились в белой дымке. Все картины смешались в пестром калейдоскопе, уносясь в жадную и слепую воронку крепкого и безотчетного сна.
Наш герой не понял, сколько прошло времени. Пока он дремал, рядом с ботинком что-то неприятно, но увесисто шоркнуло. Он с трудом разлепил сонные веки и чуть не вскрикнул. На расстоянии аршина от ноги сидела огромная черная крыса. Это была крыса-переросток – ее размеры в два раза превышали размеры хорошо упитанной кошки. Пламя факела играло в кровавых и пристальных зрачках зловещего грызуна.
Сон пропал в один миг. Владимир вскочил на ноги.
– Кыш, кыш! Пошла отсюда! – он не узнавал собственного голоса.
Крыса не испугалась. Наоборот, она села на задние лапы и ощерила чуть желтоватые клыки. Владимир не стал искушать судьбу. Не раздумывая, он бросился бежать вглубь коридора, подальше от черной хищницы. Бежал он довольно долго – гулкое эхо, ударяясь о каменные стены, летело в мглистый потолок. Он бежал, не оглядываясь – ему казалось, еще секунда, и в его ногу вопьются острые зубы.
«А вдруг здесь целые полчища этих монстров? Может, мне уготована судьба, быть заживо сожранным этими ужасными созданиями? Ненавижу крыс!»
Мерещился даже стук тысячи острых коготков по каменному полу, склизкое шуршание толстых, как веревка, голых хвостов.
Он так и не понял, как далеко убежал. От быстрого бега сбилось дыхание, кровь толчками разрывала виски. Он притормозил и оглянулся назад. Позади, колеблясь в такт стуку сердца, тянулся пустой коридор с рваными островками густеющей мглы. Крыса не преследовала его. Владимир осмотрелся. В этой части было намного светлее и суше – факелы на стенах теперь встречались чаще. Взгляд скользнул по каменной кладке – ее рисунок резко обрывался, пугая темнеющей пустотой. Он подошел ближе. В этом месте коридор сворачивал налево.
