Мемория

Н. Ланг

Мемория

Глава 1. Дверь в прошлое

Дождь стучал по куполу Академии Технологий, как миллионы метрономов, отсчитывающих последние мгновения старого мира. Капли, преломляясь в фильтрах атмосферных решёток, рисовали на стёклах призрачные узоры – неожиданные всплески красоты в городе, где воспоминания стали товаром.

Михаил Беспамятный замер перед архивом №7, чувствуя, как нейроимплант – холодный осколок меди, вживлённый четыре года назад за правое ухо – пульсирует в такт сигналам тревоги. По закону имплант, синхронизированный с сервером «Газа», обязан иметь каждый совершеннолетний гражданин. Предупреждение горело в зоне восприятия алым:

<<Доступ запрещён. Уровень Clearance: Delta required>>

Но дверь… Дверь была приоткрыта ровно на ширину ладони.

– Эй, техноманьяк! Ты вообще меня слышишь?

Рыжие волосы мелькнули в периферийном зрении. Лера Корсакова – единственный человек в Академии, называвший его по имени, а не по фамилии – щёлкнула пальцами перед его лицом. Они вместе воспитывались в специальном учреждении для сирот – «Очистнике». Так, иронично прозвали училище для детей из неблагонадёжных семей. В заведении прививали «правильные» манеры, однако, так и не сумели убить любопытство.

– Судя по холоду, там пусто, – прошептала она, прижимая указательный палец к металлической двери. Её нелегальный нейросканер, вставленный в висок и замаскированный под меддатчик, загорелся тревожным жёлтым. – Но архив вибрирует. Кто-то сейчас выжигает данные.

Михаил глубоко вдохнул. Воздух пах озоном и металлом. Вероятно, это запах страха.

– Нам нужно войти, – в его карих глазах, воспалённых после бессонной ночи и чтения разрешённых голографических книг, вспыхнул огонёк интереса. Он ослабил узел галстука с эмблемой Академии и засучил рукава пиджака.

Лера закатила глаза. Друг методично исследовал дыры в памяти. Искал воспоминания о минувшем. Что-то из детства гложило его, но он не мог объяснить что. Он носит с собой чип с детским голосом. Миша даже не помнил, откуда взялся этот загадочный чип, будто кулон всегда висел на цепочке у самого сердца. Временами из вещицы доносилось далёкое эхо. Девочка Лиза звала Беспамятного по имени.

– Опять твоя мания героизма? Ладно… – хмыкнула Корсакова. – Но если нас поймают, я тебя лично придушу.

Дверь скрипнула, словно нехотя пропуская их на запретную территорию. Они с детства любили всё запретное. Особенно игры. Например, прятались в «мёртвых зонах» вентиляционных шахт, где импланты теряли связь. Перестукивались мозговыми импульсами под носом у преподавателей. Самая рискованная забава – «исповедь машин», когда с помощью незаконного нейросканера подключались к отслужившим андроидам и считывали цифровые воспоминания. Недавно дряхленький робоуборщик поведал, что «Газ» стёр всех в седьмом секторе. А ведь сюда стекались мысли со всех нейроимплантов. Звучало любопытно. Михаил и Лера решили выяснить, что же вычистили дурманом.

Для подданных Сомниума «Газ» – медицинский холдинг, который лечит «травмы прошлого». Их слоган: «Ваше счастье – в чистом будущем». «Чистыми» называли людей и андроидов без «нежелательных» воспоминаний. «Чистые» воспоминания (без боли, смятений, бунта) формируют идеальное общество. А «опасные» воспоминания (войны, восстания) перерабатывают в дурман, чтобы подавлять волю оппонентов. Поговаривали, что организацией руководил ИИ «Редактор». Но никто точно не догадывался, кто управляет искусственным интеллектом.

***

Архив №7 оказался криптой забытых знаний. Голубоватый свет квантовых камней – капсул с памятью поколений – отражался в лужах конденсата на полу, создавая ощущение, будто они ходили по звёздному небу. Рабы памяти – те, что перекраивали воспоминания, уже отправились по домам. Сегодня они назвали Вторую мировую войну «санитарной акцией», а эпидемию чумы «великим очищением». Переработанные воспоминания становились сырьём для пропаганды. Их потом крутят на панелях «Башен Единения», возвышающихся над Сомниумом.

– Три минуты, – Лера прижала ладошку к стене, ощущая вибрации через подкожные датчики. – До перезагрузки.

Михаил подошёл к центральному терминалу. Экран ожил, выплюнув строки зелёного текста:

<<Последний доступ: 12.10.2025. User: K.Vedomaya>>

Минул век. Терминал архива №7 был старенькой моделью – матовый чёрный параллелепипед с трещиной в углу монитора. Такие стояли по всему Сомниуму, но лишь избранные знали: если провести пальцем по трещине, можно было увидеть вспышку древнего интерфейса – голубые буквы на антрацитовом фоне, как в догазовскую эпоху. Трещина на экране аккуратная, будто её прорезали лазером. Михаил вспомнил лекции Карины Ведомой: такие знаки оставляли повстанцы Первого Падения, чтобы маркировать «окна» в системе. Миша дотронулся до скола. Дисплей дёрнулся, и на секунду сверкнуло: «Допуск к raw-памяти запрещён». Потом механизм «исправился».

Файл открылся с треском, словно рвалась ткань реальности. Это было письмо – отсканированные строчки, написанные от руки. Почерк дрожал, как будто автор пребывал в лихорадке:

«Мемория – не просто передатчик мыслей. Это зеркало для слепых.

«Редактор» правит, переписывая прошлое. Но кольцо памяти нельзя разорвать…»

– Мишка! – шепнула Лера. – Нас обнаружили. Они идут.

Корсакова скопировала из письма на сканер схему устройства «Мемории». Шаги за пределами комнаты звучали близко и синхронно – как хорошо отлаженный механизм. Нужно спрятаться там, где сигналы нейроимплантов недосягаемы. Надёжнее вентиляции места не придумать.

Глава 2.

Газовый туман

Вентиляционный тоннель содрогался, будто существо в агонии. Лера шла впереди, её сканер проецировал в воздухе трёхмерную карту, линии которой трепетали от помех. Миша включил глушилку, которая скрывала нейроимпланты.

– Налево – к серверным фермам, направо – к лифтовым шахтам, – её голос звучал хрипло.

Михаил прислушался. В трубах шелестел Газ – невидимый, но осязаемый. Дурман G-113 добывали в подпольных лабораториях из мозгов диссидентов. Это побочный продукт от переработки воспоминаний, особенно травматичных. Нейросети анализировали страх на молекулярном уровне. «Газ» выжимал из страданий нейротрансмиттеры, превращая их в кристаллы G-113. Ощущался металлический привкус на языке, будто Миша лизал батарейку. Его самодельный карманный спектрометр выдавал тревожные цифры:

<>

Лера вдруг остановилась. Её пальцы впились в ржавую стенку тоннеля.

– Стоп. Кто… кто я?

Лерины зрачки расширились, став чёрными дырами, поглощающими воспоминания.

Михаил схватил её за хрупкие запястья – кожа была ледяной.

– Ты Лера Корсакова. Мы учимся вместе на третьем курсе. Вчера мы взломали нейрочат повстанцев «Заслона», чтобы посмотреть запрещённые лекции Карины Ведомой. Помнишь?

Она заморгала.

– Лекции… да. Она говорила о… – Лера вдруг закашлялась, из уголков глаз потекли слёзы. – Память ускользает.

Спектрометр завизжал:

<<1.2 ppm! Опасность!>>

– Лер, надо уходить, – он мягко взял девушку за локоть. Миша и сам почувствовал, что начинает забывать, для чего они пошли в архив.

Глава 3. Чёрная жемчужина

Заброшенная лаборатория робототехники пахла палёным пластиком и надеждой. Лера, всё ещё дрожа, подавала детали, как операционная медсестра в полевом госпитале:

– Квантовый чип с сервера… нейроинтерфейс от медицинского сканера… – её пальцы оставляли отпечатки на глянце шаблона.

Михаил паял схему, капли пота падали на раскалённый графен. Устройство размером с чип напоминало чёрную жемчужину – матовый овал с голубыми прожилками.

– Это гибрид терминала и нейросканера, – прошептала Лера. – «Газ» вырезает воспоминания через экраны, а мы… воткнём нож в их же систему.

Михаил вспомнил, как в детстве видел «Зеркала Единения» – общедоступные терминалы, которые тогда казались волшебными. Они показывали мультфильмы, где улыбающиеся герои сдавали воспоминания, как одежду в гардероб. Теперь он знал: за каждой сценой стояла пара сотен стёртых умов. Находились и такие граждане, что «добровольно» сливали нежелательные воспоминания в обмен на баллы соцрейтинга.