banner banner banner
Признание в любви моей собаке
Признание в любви моей собаке
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Признание в любви моей собаке

скачать книгу бесплатно


– Важно!

– Почему?

– Я не знаю. Попробуем еще одного и баста, поедем домой.

Наконец мы попали к дамскому парикмахеру… Старый кокер-спаниель свернулся клубочком под столом. Он отчаянный. Они с Ироко смотрят друг на друга.

– Моя собака вам не помешает?

Я еще не знала, что Жан-Доминик шутит с серьезным видом.

– А мой, мадам, Вам не помешает, спросил он, указывая на своего задыхающегося кокера.

– Не могли бы Вы постричь моих детей?

– Ох, мадам, у меня очень много народа!… У вас очень красивая собака…

На какой день Вас записать на следующей неделе?

Он чувствует, что я не настроена на игривый тон.

– Завтра похороны их отца, – шепчу я ему на ухо.

– Садитесь, дети. Дамы, перерыв. Мы заканчиваем.

Клиентки немного удивлены, но не противоречат Жан-Доминику.

– Я беру младшего. Астрид, займитесь старшим. Это займет полчаса.

– Оба?

– Да, оба.

Ироко, вес 38 килограмм

Бордо, Залив Аркашон, среда 30 августа 2006 года, похороны Вальтера

Отличное начало учебного года.

Похороны состоятся во второй половине дня. Утром, по крайней мере, Клаудио сможет пойти в школу. Я всегда считала, что очень важно, архиважно, пойти в школу в первый же день, в первый же час, начать с нуля вместе со всеми.

Пусть Клаудио сходит в школу хотя бы на час.

Я не ожидала, что войдя в школу, увижу небольшой плакат: «Сегодня мы молимся за папу Клаудио».

Я сдержалась, чтобы не проронить слезу. Чтобы люди не выражали мне соболезнования, не подходили слишком близко ко мне. Но эта фраза пронзила меня в самое сердце.

Я развернулась и ушла.

– До скорой встречи, Клаудио.

Когда через час я вернусь за тобой, я не стану смотреть на плакат.

Дети ходят в школу в Бордо. Похороны состоятся в заливе Аркашон.

В церкви, я как в тумане увидела, как вошли все школьные товарищи моих детей в сопровождении своих родителей, учителей начальной школы, учителей и директора школы.

В тот момент я решила, что в столице отменены все уроки ради моральной поддержки, которую почувствовали мои дети при виде всех своих друзей, которых они еще не знали в прошлом году.

На похоронах я произнесла речь, мне хотелось дать два обещания своим детям при свидетелях.

– Ваш отец хотел жить в Бордо, и мы останемся жить здесь.

– И Ироко всегда будет жить с нами (потому что Клаудио с Пауло боялись повторения истории своего отца – что Ироко станет для меня тяжелой обузой).

Через полгода я решила уехать из Бордо. Но мы никогда не расстанемся с тридцатью восьмью килограммами Ироко.

Кладбище

Залив Аркашон, август 2006 года

Кладбище. Мы идем за гробом Вернера, который несут мужчины в черном.

За ними Клаудио с Пауло, которых тянет за собой Ироко.

Точнее, Ироко идет сразу же за вашим отцом. Вы изо всех сил удерживаете свою собаку.

Теперь вы стоите у гроба, Ироко с достоинством сел.

Я попросила, чтобы вас проводили. Мне не хотелось, чтобы вы присутствовали при захоронении. Моя родня отвезла вас домой.

Все кончено. Вернер в могиле. Я ухожу с кладбища и замечаю, что я одна, совершенно одна.

Странные люди, никто со мной не остался.

Их пугает мое вдовство?

Но со мной мой Ироко. Ты, по крайней мере, меня не покинул.

Ироко, как отрадно было видеть тебя, когда ты шел по траве и тянул за собой двух сирот.

Ироко, ты помог им пережить невыносимое.

Мой Ботеро

[1 - Фернандо Ботеро Ангуло (род. 19 апреля (https://ru.wikipedia.org/wiki/19_%D0%B0%D0%BF%D1%80%D0%B5%D0%BB%D1%8F)1932 (https://ru.wikipedia.org/wiki/1932_%D0%B3%D0%BE%D0%B4)) – колумбийский (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%BE%D0%BB%D1%83%D0%BC%D0%B1%D0%B8%D1%8F) художник, скульптор, работающий в технике фигуративизма (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D0%B8%D0%B3%D1%83%D1%80%D0%B0%D1%82%D0%B8%D0%B2%D0%B8%D0%B7%D0%BC), называющий себя «самым колумбийским из колумбийских художников», стал известен после того, как выиграл первый приз на «Выставке колумбийских художников» в 1959 году. Известен своими персонажами округлой и чувственной формы.]

Пауло, каждый день ты ложился рядом с Ироко.

Возвращаясь из школы, ты делился с ним своим обедом. Ты приставал к нему, играл с ним. Те же игры в течение одиннадцати лет. Затем ты ложился прямо на пол и засыпал рядом с ним. Раньше тебе было шесть лет, но в семнадцать лет ты, по-прежнему, также спал рядом с ним.

А в знак вашего пробуждения ты чмокал его в нос. Я никогда не видела, чтобы Ироко встал раньше этого сигнала.

Мы привыкли быть осторожными, чтобы не разбудить вас, перешагивать через вас обоих, чтобы пройти. Вы образовывали великолепную скульптуру.

Каждый вечер Ироко прыгал к вам на кровать, чтобы пожелать спокойной ночи, и каждое утро он будил вас. У него был свой ритуал: вечером сначала Пауло, затем Клаудио, а утром наоборот. Я называла его «мой маленький белокурый мальчик», потому что не могла считать его своим сыном, но считала его вашим братом, а вы такие смуглые.

Опухоль, метастазы, но рака нет

Бордо, 18 января 2006 года, за восемь месяцев до смерти Вернера

– Договорились, что ты ничего не скажешь детям? – спросил меня Вернер.

– Посмотрим.

– Нет. Ничего им не говори.

Но как говорят дети, если мама сказала «посмотрим», значит, она сказала «нет».

Перед сном Пауло и Клаудио.

Они знают, что их отец болен и что он только что сделал рентгенографию и прочую компьютерную томографию. Атмосфера ужина была крайне тяжелой. Дети всегда догадываются и чувствуют, поскольку их сознание не омрачено знаниями и у них безошибочная интуиция.

– Мама, это серьезно? – спросил меня Пауло.

– Я не знаю.

– Папа умрет? – в свою очередь спросил Клаудио.

– Я не знаю. Знаю только, что всегда скажу вам правду, скажу, когда ему станет лучше, скажу, если станет хуже.

Я сказала правду, всю возможную правду.

В ожидании неизбежного

Вначале эта болезнь, называемая раком, незаметна, некоторые ее формы не проявляются до самого конца.

Накануне смерти иногда кажется, что больной идет на поправку, это последняя ремиссия, когда он из-за всех сил тянется к жизни. Чтобы быстрее уйти на следующий день. Сразу же, мгновенно.

Было очень тяжко видеть вашего отца, на вид здорового человека, зная, что смерть затаилась внутри.

Анна, моя подруга детства, сестра Антуана, говорила, что это больница сделала его больным.

Я вспоминаю Анну и ее собаку, Макса, которого она взяла, думая, что выздоровела. Макс заставлял ее выходить гулять. Макс внушал ей иллюзию, что она увидит, как вырастет ее сын.

Ироко, я не хотела, чтобы ты страдал так же, как твой отец в последние месяцы своей жизни.

Корали

Париж, среда 16 июня 2010 года

Ироко у ветеринара. Он умер.

– Что Вы будете делать с Вашей собакой? – спросила ассистентка ветеринара. – Вы хотите ее кремировать?

Я растерялась от такого вопроса.

– Не знаю. Мои дети хотят похоронить его.

– В случае похорон Вам надо обратиться на кладбище для собак.

Я устала, мне больше не хватит духа на похороны. Слишком сложно. Дети меня поймут или не поймут.

Я согласилась на кремацию. При условии, что это будет не общая кремация.

– Вы будете присутствовать на церемонии?

– Я не знаю.

Она добавила:

– Грузовик по перевозке животных на кремирование заберет его завтра утром. Если Вы хотите присутствовать, вам надо позвонить им, чтобы назначить дату.

Я все еще не знаю. До меня, как далекое эхо, доносятся ее слова.

Проснувшись утром, 17 июня, я поняла: мне обязательно нужно увидеть Ироко в последний раз, пока его не увезли.

Когда я, запыхавшись, прибежала, грузовик уже был там и парковался.

До сих пор термин «перевозка» означал для меня скорее привоз в школу и развоз школьников по домам на автобусе, но это тоже не лучше, если вдуматься в смысл этого слова.

В тот момент, когда грузовик отъезжал, я поняла, что хочу присутствовать на кремации Ироко, что хочу помочь ему, хочу быть рядом со своей собакой…

Главное, я хочу его увидеть.

Еще раз.

В последний раз.

Где-то в департаменте Ивелин, вторник, 22 июня

Мы подъехали к крематорию.

Меня встретила Корали. Я дважды разговаривала с Корали по телефону, но видела ее только один раз и никогда не забуду.

Это место, этот склад или завод-крематорий находится на краю света. «Работает с десяти до двенадцати часов и с четырнадцати до восемнадцати часов».

Когда я назначала встречу по поводу кремации Ироко, Корали поняла, что надо мне помочь. Что я больше не владею ситуацией.