скачать книгу бесплатно
Любовь виршеплета
Иван Лагунин
Виршеплет из Фиорены #2
Любовь, любовь… В гробу видал я эту любовь! Не бывало еще, чтобы известного ценителя женских прелестей – Аску из Фиорены, накрывало это треклятое чувство! Но увы… Даже лучшие подвержены этой напасти. И все было бы ничего, если бы из-за этой треклятой «любви» я вновь не попал в смертельно опасный переплет! Вторая часть "Саги о виршеплете".
Выношу горячую благодарность редакторам сего творения: Роману Б., Сергею И., Евгению П. и Анне К.
Глава 1
О Ушедшие!.. Как же мне хреново… Желудок решил разорвать со мной всякие взаимоотношения и зажить своей, независимой, жизнью. Я уже дважды опорожнял содержимое непокорного органа на серые бронепластины Шейлдара, чем заслужил две же порции отменной драконьей брани на трех языках.
Вообще, дракон оказался нормальным парнем. Несмотря на то, что был страхолюдным чудищем сорокаметровой длины. Кожистые крылья на полнеба, бугристая броня, хвост с шипами, рогатая башка с желтыми буркалами глаз – все как на миниатюрах в «Историки Процина». Но нрава спокойного, можно даже сказать, интеллигентного. Сразу предложил называть себя на «ты», мол, не дворянского, де, сословия. Мог ввернуть время от времени что-нибудь этакое на Древнем Наречии или процитировать какого-нибудь замшелого старого пердуна, что всегда в любом приличном обществе считалось признаком воспитанного э-э-э… человека. Впрочем, ценность его, как собеседника, заключалась в первую очередь в том, что был он отменным слушателем. С восхищением внимал историям о моих похождениях, лишь изредка вставляя «А он?», «А ты?», «А она?».
Россыпью мельчайших алмазов поблескивали гроздья звезд, узкий полумесяц серебрил драконью броню, колючий ветер покусывал кожу, а я, несмотря на периодически подкатывающую тошноту, вещал, словно профессор Прилл фо Харр после пары бокалов вина, коими он любил сдабривать свои лекции.
– Знал бы ты, Шейлдар, ах, какой это был ангелочек! Шейка лебединая, кожа бархатистая и такая белая, что кажется, то эльфийский шелк! А волосы, напротив, что воронье крыло – черные, как смоль! И такие губки… эта фифа их постоянно подводила малиновым соком. О Ушедшие, до сих пор помню этот треклятый вкус! Сложит, бывало, их так уточкой, хлопнет пару раз ресницами, будто опахалами, и посмотрит на тебя… как Хардарейна на последков. Ласково и с обещанием. В общем, не мог… Не мог мимо столь чудесного создания пройти такой известный ценитель дамских прелестей, как Аска из Фиорены! И все бы ничего, но неожиданно Проведение выкинуло презабавный фортель. Ибо столь чудесный цветочек вырос в семье драного злобного кактуса! А именно, у этого навозного жука, профессора Семалада фо Хиза, являвшимся замдекана философского факультета нашей славной университории!
И хрен бы с ней! Мало ли красоток курсирует по Белой Цитадели?
Но как-то раз, сидя на веранде таверны, попивали мы с моим другом Василивсом Три Шара янтарный ликер, балдея от чудесного летнего вечерка. И вдруг – плывет Она! А надо сказать, к этому времени мы уже прилично налакались этого самого ликера. И вот Василивс и говорит: «Спорю на что угодно, что сей прелестный цветок еще ни одному мужчине не довелось сорвать!» Вернее, сказал-то он, естественно, по-другому, но не буду же я цитировать дословно этого вульгарного ублюдка?
И я не был бы Аской Фиорентийским, известным ценителем женских прелестей, если б не забился с ним в ту же минуту на три золотых, что я в том гнездышке буду первым!
– И стал? – вопросительно прогудел дракон, пока я переводил дух и боролся с мутной волной, неожиданно подкатившей к горлу.
– Ха! Практически!
– Это как так?
– А вот так! Слушай дальше! Ибо, как говорил Аргилак, мать его, Ласточкино Крыло, что по недоразумению Проведения преподавал мне в Белой Цитадели стихосложение: «Главное интрига, Аска! Интрига – залог интереса, а интерес – залог успеха!»
– Какое, гм… глубокое речение… – заценил Аргилака дракон.
– Ну да. Этот старый пердун, не Бранемор, конечно, Талантей, но заворачивал иногда весьма изобретательно… О чем это я? М-м-м… Так вот. Я был неумолим! Я был словно коршун, выслеживающий добычу! О Ушедшие, я штурмовал ее бастионы, словно легендарный Хардарейна! Я исписал сопливыми сонетами целый блокнот! А сколько летних вечеров вместо того, чтобы пить вино в компании друзей или валять глупых первокурсниц, я таскался с ней по краю ойкумены? «Ах, какой нынче закат, любовь моя!», «Ах, закат нынче какой…», «Ах, нынче какой закат…» И, о Ушедшие, ни одного похода в шлюшник! Ни одного! Чтобы ни одна завистливая сволочь не настучала на меня «любви моей»!
И свершилось! Пришел день, когда забежав за ней вечерком, чтобы отправиться на очередное любование треклятым, опостылевшим мне, закатом, я получил неожиданное предложение посетить ее альков!
Ох, Шейлдар, я до сих пор помню эту завлекающую улыбку. О, этот чудесный миг, когда вот только что «нет», а уже через мгновение «да»! Я схватил ее на руки, словно легендарный Баринор Легкий Шаг вознесся по лестнице в спальню, рычащим тигром сорвал наши одежды! И…
Я сделал театральную паузу, ибо история подошла к своей кульминации.
– Ну, ну и? – дракон вывернул шею, скосив на меня полуметровое желтое буркало, словно дальнейшие действия я собирался показывать, а не рассказывать.
– Ну, что сказать, Шейлдар. Во-первых, «этот чудеснейший цветочек» сорвать мне не удалось.
– Как? Почему?
– Ха! Да потому что его кто-то уже сорвал!
– ?
– Да-да! В ее гнездышке я не был первым! Траханная дашаком… – в возмущении я прибавил несколько совсем уж нелестных хандагадарских ругательств, за которые тут же стало стыдно перед интеллигентным драконом. – А строила-то, а строила… Треклятая фифа – разводила меня целых два месяца!
Я замолк, вновь переводя дух. О Ушедшие, не стоит так близко воспринимать дела давно минувших дней.
– А во-вторых?
– А во-вторых… – я вновь выдержал паузу, закручивая интригу, перед тем, как бросить на стол главный козырь. – А во-вторых, в самый ответственный момент двери алькова распахнулись, и в опочивальню ввалился ее папаша! Драный кактус профессор Хиз!
– Ох ты ж…
– Во-во! Старый пердун, вместо того, чтобы надираться своей любимой рисовой водкой в компании профессора Аргилака, решил ни с того ни с сего проведать родное дитятко!
– А потом?
– А потом я дал т-а-а-акого стрекача, что клянусь своими ушами, даже Баринор от последков так не бегал! Еле-еле успел подхватить одежонку, пока ее папаша, красный, словно рак, пытался вспомнить мое имя! Ведь мшистый пень почти два курса преподавал мне философию. И слава Провидению, что я уже сдал ему его драный предмет!
Несколько минут мы провели в молчании. Шейлдар переваривал услышанное, а я внимательно прислушивался к бесам в животе. Треклятые поганцы опять начали попинывать изнутри копытами. О Ушедшие, да за что же мне такое наказание?!
– А как же девушка? – вдруг спросил дракон.
– Какая девушка?
– Ну как это «какая»? «Шейка лебединая, кожа бархатистая…» Почему же ты не женился на такой красавице? «Хенкели стело, ар доминус мари» – как говорили древние!
«Хенкели» – «Счастье»… м-м-м, а «доминус»?.. М-м-м «доминус»… твою мать – не помню!
Я решил не спрашивать у Шейлдара перевод, чтобы не показаться невеждой.
– Ха! Друг дракон, да ты шутишь?! Что б я женился? На ней? И всю жизнь потом лысину ее папаши наблюдать на семейных пьянках? Да чтоб меня! Старый пердун отправил ее куда-то к родственникам на другой конец ойкумены. И это лучшее, что он мог сделать! И вообще. Я не знаю, как там у вас, у драконов, а у нас, у человеков… ну почти человеков – знай, ни одна баба не стоит двух месяцев шатанья у края Бездны и полусотни виршей, что я накатал для этой леди Неприступность! Как это там было…
Твоя улыбка, словно сталь коварного врага,
Меня сражает на лету… чего-то там… исподтишка…
Она еще месяца три присылала мне по письму в неделю, ха-ха! Эх, как же мы гульнули на те три золотых, что отвалил мне Василивс! Пришлось, правда, пригрозить рассказать всему честному народу о некоторых его грешках, так как эта скотина, ни в какую не хотела признавать мою победу в споре! Но в итоге он не смог противиться моим аргументам, отвалил монет, и мы на неделю зависли в шлюшнике мадам Пушты! Чуть было зачет по истории не профукал!
– Гм… – только и сказал дракон. Мне почему-то показалось, что сорокаметровая животина со мной несколько не согласна.
Я вновь прислушался к животу. Твою мать!
– О Ушедшие, Шейлдар… кажется, опять начинается…
– Аска, да что б тебя…
Дурнота резко подступила к горлу, в панике я оглянулся на Сервиндейла, но седой маг мирно похрапывал, привалившись спиной к тюку, и плевать он хотел на мои проблемы с желудком. Вот урод!
И я вновь опорожнил взбунтовавшееся нутро.
А ведь поначалу все шло неплохо. Отойдя от первого шока, я позволил Сервиндейлу себя убедить, что дракон – это лучшее средство передвижения в Расколотом Мире. И уже вскоре с трепетом глядел на вытянувшегося между скал ящера, на которого маг буднично навьючивал поклажу, состоящую из наших котомок, страховидного посоха, гитары, а также увесистого тюка, что он выудил откуда-то из-за скалы. Под подбадривающее бубнение дракона маг протянул мне руку, и я сам не понял, как оказался в уютной ложбинке между крыльев, где был привязан к, специально просверленной для такого случая, броне.
Короткий разбег, толчок под пятую точку, едва-едва смягченный подстеленным пледом, и гигантская тварь, расправив кожистые крылья, взмыла в воздух под аккомпанемент моего истерического писка!
О срань великана! Кому рассказать – не поверят. Я – и на горбе дракона! Огромные крылья периодически закрывают полнеба, на каждом взмахе мы ухаем на несколько метров вниз, а потом также резко выравниваемся. Где-то подо мной что-то периодически шумит, шуршит, сопит и приговаривает густым басом, вибрация от которого пробирает от задницы до макушки: «Да не боись, виршеплет, наслаждайся видом…»
Пока я, вцепившись в веревки, обозревал удаляющуюся родную ойкумену, маг скупо поведал дракону о последних событиях, потом еще о чем-то поболтал с ним на незнакомом языке и, привалившись к тюку с вещами, внаглую уснул.
Я же, сжавшись в комочек страха, гонял по мозгу одну мысль – как же так получилось, что одного ослоумного виршеплета угораздило оказаться между небом и скверной верхом на бронированной страхолюдной твари!
Но постепенно отпустило. Может то заскучавший за неделю сидения в скалах дракон меня разболтал, или все дело в той красотище, что разостлалась на западном горизонте…
А ведь посмотреть было на что! Я, конечно, не раз летал над скверной на корабле. Это, признаться, то еще испытание для нервов. Когда под мерно покачивающимся куском дерева разверстывается покрытая сизой дымкой Бездна, через которую, как сквозь порванную кожу проглядывает лазурная подложка. Мрачное сияние скверны, пробивающееся сквозь тенистые махры тумана, дрожит и меняет оттенок от светлого, будто утреннее небо, голубого до мрачного густого синего, чужеродного и невозможного в природе. Завораживающая и ужасающая картина.
Но Расколотый Мир с загривка дракона – это еще более чудесное в своей нереальности зрелище! Уже почти завершившее дневной бег солнце маячит как раз между рогов драконьей башки, рядится в кровавые одежды и превращает каждую встречную ойкумену в навершие острого кинжала, пропарывающего бугристую равнину.
Увы, красотами пейзажа я восторгался недолго. На меня обрушилось проклятье, о котором вряд ли помянут в героических эпосах: я как раз с упоением рассказывал дракону о знакомстве с Василивсом, когда все эти «вверх-внизы» меня-таки доконали. Не раз, бывало, сей недуг прихватывал меня и на корабле, но оказалось, что и драконий полет строго противопоказан моему бедному желудку.
Я только успел попросить у Шейлдара прощения, услышать недоуменное: «За что?» и опорожнил нутро на броню дракона.
Так и летели следующие три часа. Дракон то внимательно слушал очередную историю о разухабистой гулянке в Белой Цитадели, то материл меня, на чем свет стоит, за расплесканную жижу. Как ни странно, процесс болтания шел мне на пользу, будто бесы в животе тоже прислушивались к похождениям Аски Фиорентийского.
Небо уже покрылось россыпью звезд, когда я, рассказав историю про дочку этого драного кактуса профессора Хиза, наконец сдался и растолкал спавшего, как убитого Сервиндейла, чтобы вытрясти из него хоть какую-нибудь лечебную волшбу.
Длинный маг недоуменно посмотрел на забрызганный левый борт дракона, пробормотал ядовитое сочувствие, почему-то ему же, буркнул заклинание и снова завалился на тюк.
«Твою мать, Аска, какого драного хрена, ты не обратился за помощью раньше?» – бормотал я, засыпая в блаженном умиротворении.
Впрочем, умиротворение оказалось кратковременным. Спать на ходящей ходуном спине дракона – та еще задача. Едва я смыкал глаза, как просыпался от мысли, что каким-то образом, несмотря на ремни, вот-вот упаду в Бездну.
Наконец серый рассвет окончательно пробудил меня от беспокойного сна. Небо было затянуто тучами. На востоке набухшей воспаленной полосой алел горизонт. В сумраке дымчатый полог испарений казался почти черным, а синие мазки проглядывающего сквозь него Слова Богов выглядели еще мрачнее, чем обычно.
Скверна… какое… гм… скверное слово. Проклятье нашего времени. Живое воплощение воли Ушедших. Яд, что оставил от нашего мира жалкие огрызки. И который однажды поглотит и их.
Я поежился, протер режущие от недосыпа глаза, потянулся, оглянулся… И встретился взглядом с Сервиндейлом.
– Э-э-э… Доброе утро.
– Доброе, – буркнул маг. – На, это твой завтрак.
Он вручил мне тряпичный сверток и вперился куда-то вдаль, всем своим видом показывая, что опять раздумывает над глобальными проблемами мирозданья. Ну и хрен с ним.
– Здравствуй, Шейлдар.
– Здравствуй, Аска, тебе лучше?
Приятно, что хоть кто-то интересуется моим здоровьем. Впрочем, быть может, дракона скорее волнует, не повторю ли я снова ночные непотребства? Я поглядел на левый борт Шейлдара, и мне стало стыдно. Затем прислушался к желудку, но, кроме вполне здорового урчания, никаких тлетворных позывов не заметил. Вот что делает магия, примененная в мирных целях!
– Да, вроде, все в порядке…
– Отлично!
– Вот и поболтали… – пробормотал я и принялся подкрепляться выданной магом снедью. В свертке оказалась жареная ножка индейки, пара луковиц и кусок немножко зачерствелой лепешки.
Что за вульгарная крестьянская жратва? Ни тебе соусов, ни подлив, я уж не говорю об отсутствии винца для улучшения переваривания. Впрочем, это я, конечно, наговариваю. Главное, что измученный бесами желудок с энтузиазмом принял эту незамысловатую еду.
Я уже доедал ножку, когда Сервиндейл неожиданно спросил у дракона:
– Как ты, Шейлдар?
– Сойдет, – после некоторой паузы прогудел тот в ответ.
– В смысле? Вы о чем, господа… – я завертел головой, переводя взгляд с мага на рогатую голову Шейлдара и обратно. И тут меня пробрала дрожь.
Я был так занят индейкой, что сразу даже этого и не заметил.
Дракон летел ощутимо медленнее, чем вчера. Взмахи огромных крыльев хлопали реже, а каждый вдох-выдох сопровождался тревожащим хрипом.
– Твою ж… – я обернулся к Сервиндейлу и зашипел дрожащим шепотом. – Мессир, что с ним такое?
– Ничего такого, о чем тебе следовало бы волноваться…
– Хрена се «ничего такого», да мы же на высоте… да Ушедшие знают, какой высоте! Да мы ка-а-ак грохнемся, костей не соберем… Что за шуточки?..
– Прекрати панику, виршеплет.
– Последствия неприятного инцидента, произошедшего после нашего с Сервиндейлом вылета с Бастиона Тарена, – внезапно вклинился дракон, который, оказывается, прекрасно все слышал. Я с тревогой приметил нотки усталости в его голосе.
– ?
– Едва мы отлетели от Бастиона на полтысячи километров, как на нас напали. Два дракона последков и тройка магов, – объяснил длинный мессир.
– Ох ты ж…
– Мы сумели отбиться, но Шейлдар был ранен, и нам пришлось укрыться в скалах на одной пустынной ойкумене.
Было видно, что маг без особой охоты рассказывает об этих событиях. И, кажется, я знаю почему.
– Полтысячи километров в сторону Ледяной Горы? М-м-м… Это довольно далеко от территорий последков. Неужели линия фронта настолько дырявая, что сквозь нее можно незаметно протащить двух драконов?!
– Ха. При желании сквозь нее можно протащить хоть сотню драконов! – усмехнулся Шейлдар, отчего его спина пошла ходуном. Я рефлекторно вцепился в бугристую броню. – Другое дело, что найти нас с Сервиндейлом среди тысяч ойкумен Пограничья…
– Опять предатель!
– Да. И с этим нам еще предстоит разобраться, – мрачно отрезал маг, и на месте тех, с кем ему «предстоит разобраться» я бы задумался о том, чтобы свалить куда подальше.
– Так, а что с Шейлдаром?
– О, Шейлдар дрался, как легендарный Гохар, – ответил Сервиндейл с неожиданной теплотой в голосе, – но был тяжело ранен, и потребовалось почти четыре месяца, чтобы он окреп настолько, что мы смогли продолжить путь.
