скачать книгу бесплатно
Они познакомились в очереди к мавзолею… У нее в сумке была зубная щетка… И синяк под левым карим глазом… Они познакомились в очереди к мавзолею… Его звали Тони Вуд, и он не понимал, о чем говорят люди вокруг… Они познакомились в очереди к мавзолею… Его звали Тони Вуд… У нее была зубная щетка и синяк… Он не понимал, о чем говорят люди вокруг… А ей сейчас очень нужен был кто-нибудь… Они познакомились…
Он подошел к ней сзади, тронул за плечо… Она улыбнулась уголками губ… Услышала: – Я за вами.
– А я ждала Вас раньше…
– Раньше я был занят…
– Ничего… Раньше и я была не свободна…
Она достала зеркальце и припудрила левый глаз… Обернулась…
– У меня, кстати, есть зубная щетка…
– Отлично! Не придется покупать… А вы…
– Давайте перейдем на Мы?
Они познакомились в очереди к мавзолею… У Них была зубная щетка и синяк… И они не понимали, о чем говорят люди вокруг…
Они познакомились в очереди к мавзолею…
Проба пера…
Золкин, Сидоров и Нахимович дружили с детства… Были почти как братья… Даже мать у них была одна на троих… Не говоря уже о брюках цвета мокрый асфальт, которые и носили по очереди… Золкин – вчера, Сидоров – завтра, а Нахимович – не снимая… Они дружили с одной девочкой… И даже свадьбу сыграли в один день… И в браке были счастливы… А у Нахимовича еще и жена была… В общем, жизнь складывалась… Грех жаловаться… И никто не грешил… А Нахимович, как известно, был неверующий… Жизнь складывалась… Не хватало малого… Чего-то для души…
Сидели, думали… Сидоров пощипывал жену Нахимовича и отражался в пробегающих мимо детях… Золкин потягивал из кувшина херес… Нахимович дремал… В подъезде пропадали лампочки… Вчера отключили отопление… Дети росли… Старший был вылитый Сидоров… Средний еще в младенчестве любил херес… У младшего тоже было очень знакомое лицо… Но никто так и не смог припомнить, где его видел…
Шло время… Шел снег… По телевизору шли «Семнадцать мгновений весны»… Наконец, Нахимович предложил:
– Мы с детства вместе… Плечом к плечу… Бок о бок… Спина к спине… Как три мушкетера… Как три богатыря… Как три поросенка… Как три пальца… Готовы мы пронести нашу дружбу через годы? Поклянемся на крови!!!
Все поддержали и поклялись на крови Золкина… Клялись прожить в любви и согласии и умереть в один день… Жена Нахимовича воздержалась… С нее и не требовали…
– Давайте рыть могилу! – продолжил Нахимович. – Которой не было еще на свете… Чтоб люди приходили любоваться… Чтоб не могила, а академический театр!!! Чтоб произведение высокого искусства!!! Единогласно…
Нахимович знал как… Полгода он посещал курсы… Нашел уютное местечко… Раздобыл лопаты…
Первое время работа спорилась… С шутками-прибаутками погрузились с головой… Золкин и Сидоров копали, Нахимович руководил… По городу слухи пошли, мол, на окраине кладбища три самородка копают… И как копают!!! На века… Смело… Не признавая школ и канонов… По-своему, живо, ново, свежо… Пошел народ… Критики шумели поначалу, потом насторожились… Народ-то не обманешь… Очередь через все кладбище… На оградах сидят… По ночам костры жгут… Со всей страны приезжают посмотреть… Звонят из Америки: «И нам выкопайте…» Из Японии… Золкин, Сидоров и Нахимович роют… Шум смерти не помеха…
Но прошло время… А все новое, как известно, хорошо, пока не состарится… Кругом тоже понарыли… Нахимович уехал копать за границу… По слухам, успешно… Ездил по городам, делился опытом, книжку выпустил… Сидоров некоторое время еще копал вглубь… Потом – в сторону… В сторону жены Нахимовича… А потом и вовсе передумал умирать… Завел жену, детей… Нахимовича… А Золкин, помня клятву, все копал… Да и не было в его жизни больше ничего… Все отдал он этой работе… Руки только и могли, что лопату держать… И Золкин копал… А когда завыл на дне от одиночества, никто не протянул черенок и не вытянул на поверхность… Оставалось только копать… Все глубже и глубже… В сторону Бога…
Проба пера…
Если бы Чуковский писал трагедии, он бы написал: У меня не звонил телефон…
Проба пера…
Можно ли устроить маленькую частную войну? Так, чтоб никто не пострадал. Никто. Может, только я. Допустим. Я бы совершил массу подвигов, стал героем. Может даже погиб… Может даже несколько раз… Потом бы вышел на пенсию и ходил бы по школам в день моей победы (может, где-то в сентябре) и рассказывал школьникам об этой войне… И грудь в орденах, и вся жопа. В шрамах…
Проба пера…
– Значит, считаете себя абсолютно здоровым? – спросил доктор, и я засомневался… От чего-то вдруг запершило в горле…
А когда я не сомневался? Никогда… Не было такого… Я давно уже самостоятельно установил диагноз: у меня устойчивое ощущение неустойчивости бытия… И валерьянка не помогает…
Я сунул справку в карман… Сомнения прилагались к справке… Все веселее, есть о чем подумать… Спустился в метро, встал у кассы…
– Вы последний?
– Не уверен.
– Пьяный?
– Вряд ли…
Купил карточку на шестьдесят поездок… И засомневался… А надо ли теперь так много? Перечитал справку…
Свет в конце туннеля быстро приближался… Я сделал шаг назад, наступив кому-то на ногу, и пропустил поезд… Вмял себя в вагон… Ехал… Правильный голос в динамике объявил следующую станцию… Женщина позади меня спросила: «Выходите?» Я молча пропустил ее, отдавив кому-то ногу… Двери открылись, и я вышел вслед за ней…
Надо было все-таки спросить врача: а как он считает? Ему же лучше знать… Может, вернуться?..
Говорят, у улиток сердце в голове… Так это, наверное, хорошо? Наверное… Живут только мало… Метра полтора…
От метро считал шаги…
Так в задумчивости не заметил турник… Очнулся в больнице…
Диагноз: сотрясение мозга…
Или сотрясение сердца…?
Проба пера…
Она спала с другим. Она. А чувствую себя, как будто я с ним спал.
Проба пера…
Она была такая короткометражная… А он такой документальный, что не успел еще начаться, как Она уже закончилась… А он запутался где-то в прологе… Он даже не дошел до названия… Даже не обозначил жанр… А Она уже вышла на коду… Но на сеанс он все же попал… Правда, успел лишь на титры… И все боялся, что вот и они скоро закончатся… И все ерзал в кресле… И все смотрел, как облетают строчки… Он был такой документальный… Долгий… Длинный такой… Очень познавательный… Очень… Но долгий… Но познавательный… Такой серьезный… Такой не для всех… Интересный… Но не для всех… И не очень увлекательный… Даже очень не очень… Нудный такой… Долгий… И нудный… Документальный…
В него совсем никто смотреть не хотел…
А Она…
Она была такая…
Короткометражная…
Проба пера…
Сегодня весь вечер проторчал в окне… Ловил окурки… Попадались довольно крупные… Там, наверху, что-то праздновали… Мужчины выходили курить на кухню и, на мое счастье, ленились пользоваться пепельницей…
Один большой окурок пролетал от меня метрах в двух… Я пожадничал, потянулся и… Перевалился через подоконник… Сначала испугался… По инерции… Но уже на одиннадцатом подумал, что, может, это и к лучшему… Подлетая к десятому, я совсем успокоился и принял удобную позу… Путь неблизкий… На девятом нагнал роковой окурок… Спички задувало… Прикурил на восьмом у Алешки… Соседский пацан… Курит в форточку, когда родители уснут… На седьмом пришли сомнения… Но, видимо, они жили только на седьмом… Шестой проскочил с удивительным смирением… Только вспомнил, как на днях выбросил в окно булавку… На нее бы не приземлиться… Пятый встретил убежденным фаталистом… На четвертом – фикус… А на третьем… Дерзкое величие жизни… На третьем вдруг увидел ЕЕ… Она вытирала пыль…
Но я как раз куда-то спешил… Мы успели перекинуться парой фраз… Я сказал что-то вроде: «Я сейчас… Только слетаю до подъезда и обратно…» Она поставила чайник…
Три…
Два…
Один…
Ай!
Проба пера…
Только что сидели, говорили, смеялись, смотрели в глаза друг другу… Только что он сидел на окне, закинув одну ногу на подоконник… Только что облако влетело ему в левое ухо… Только что чайка вспорхнула с его темени… Только что…
Между ними прошел мужчина в клетчатой рубашке… Вот только что… Только на мгновение он заслонил его от ее внимательного взгляда…
На подоконнике уже никого не было… Она испугалась, подскочила к окну и перегнулась через карниз… Внизу, прямо под окном, воробьи растаскивали буханку хлеба… Прыгали, толпились вокруг серого мякиша, отрывали небольшие кусочки и взлетали высоко, садились на крышу, взлетали выше крыши, унося в животах теплый хлеб…
– Фу! Фу! – крикнула она воробьям. – Плюнь! Пошли! Пошли! Да что же это! Куда же ты опять!.. Когда ты в очередной раз вернешься – меня не будет… Слышишь?.. Ну как?.. Как теперь тебя собрать? Да что же это?.. Да на кой мне?!!! Сумасшедший!
И поправилась: – Сумасшедшая…
Проба пера…
Вечером я поселился у нее в ямочке над верхней губой, прямо под самым носом… Держался за тонкий светлый волосок обеими руками… Трясся в маршрутке, боролся с ветром и дождем, раз она чихнула, но я удержался… Прямо под самым ее носом. Я, хоть убей, хотел там остаться…
Она пришла домой, стала смывать косметику и смыла меня… Прямо из-под своего носика…
Проба пера…
В детстве мне все говорили: Не глотай жевательную резинку… А я глотал… Потому что она была вкусная… И потом мне хотелось довести процесс до логического конца… И в двенадцать лет мне вырезали аппендицит… Я пролежал в больнице два дня, а потом мне еще долго запрещали бегать, лазать по деревьям, прыгать по гаражам… Долго…
Потом мне все говорили: Всегда убирай за собой… И я убирал… Всегда… Мыл посуду, вытирал насухо… Комната моя блестела… Я разувался на пороге и приносил ботинки в руках… Мыл велосипед «Школьник» часами, с шампунем и порошком… Но вскоре снова попал в больницу… Сломал руку, упав с велосипеда… Пролежал весь июль, весь август проходил в гипсе, в сентябре пошел в школу… «Школьник» заржавел… Где же справедливость???
Теперь я уже взрослый… Кое-что понял, кое-чего лучше бы не понимал, над чем-то уже посмеялся… Вокруг все еще говорят… Мне твердят: Курить бы надо бросить – сердце… Или шепчут: Ну еще по одной, сегодня не грех… Или: Тебе нельзя нервничать… Или: Да пошли ты их всех к такой-то матери!!!…
А я уже не слушаю…
Все равно попаду в больницу…
Проба пера…
Она относилась бережно ко всему: к вещам, деньгам, к нему… Меньше всего – к себе… Ценила каждую мелочь…
Она сидела в кресле и распутывала гнездо свалявшихся ниток – котенок играл и набедокурил – придерживала тонкими пальцами, следила за переплетениями – куда ведет конец, что за петля – терпеливо, внимательно… Бережно наматывала уже освобожденную нить на катушку…
Он бы оторвал и выбросил – ерунда какая, подумаешь…
А она могла распутать… Ведь целое гнездо… Можно столько дыр зашить, столько поставить заплат…
Ведь целое гнездо…
Проба пера…
Но вернемся к ссоре… Она собрала свои вещи и уложила в большие клетчатые сумки, которые заняли почти всю комнату… И я впервые увидел заднюю стенку шкафа… Он оказался глубоким… Отчего я об этом думал?.. Она собрала вещи… В большие такие клетчатые сумки… Такие глубокие и клетчатые… И была ночь, и был день, и еще несколько суток… Мы спали обнявшись, а утром ходили по тропинкам, между сумок, на работу… И вечером непременно возвращались… Все…
Но вернемся к ссоре…
Проба пера…
Ушел в душ…
Играть в дождь…
Проба пера…
В детстве, помню, нечего было есть… Дома ни крошки… Все шкафы, все полки проверены… Все… Ну сидишь… Ну пойдешь, покуришь… Окурки в пепельнице ничтожно маленькие, и те кончаются… Выберешь… Даже среди самых маленьких есть те, что побольше… Берешь сразу по три в ладошку… Прикуриваешь и сразу обжигаешь губы… Опять сидишь… Пятнадцать минут… Двадцать… Щелк! Рождается надежда… Разум перед ней – ничто… Идешь, и все по новой: все ящики, все полки… И вроде дело… А ничего нету… Возвращаешься, садишься, смотришь в телевизор… Звук слушаешь из радиоприемника, настроенного на ту же частоту… И вновь вынашиваешь надежду… Двадцать минут… Щелк! И все по новой… И еще, и еще…
Теперь так и живешь… Нет ничего, знаешь… Щелк! Надежда… И вроде даже какая-то сумрачная цель… Не от ума, конечно… А нету ничего… И даже слова такого «нету» нету… А надежда есть… Вот и носишься ты с этой надеждой… А все равно ничего нету… И даже слова… А надежда есть… Так она еще, сука, говорят, умирает последней. Значит, и меня переживет?
Щелк!!!
Проба пера…
А спать так хочется, как вам всем и не снилось…
Проба пера…
В горшке с лимоном поселился миллион маленьких мошек, которые всячески отрицают факт моего существования и упорно меня не замечают… Наверное, потому что их миллион, а я всего лишь один…
Если бы меня было хотя бы два… А так… Пусть живут… Пока я в меньшинстве…
Проба пера…
Живешь так, живешь… Все у тебя хорошо, все вроде бы складывается… Вот уж и весна скоро… Еще бы чуть-чуть, и можно было сказать, что все просто замечательно… Ну, просто хорошо все… Все… То есть вообще… Хорошо… Такое бывает… И вдруг кто-то пишет: «Не грусти»… А ты и не грустил…
Раньше…
Теперь только…
Загрустил…
Проба пера…
Он танцевал четвертые сутки без остановки. В общежитии возмущались. Музыка не гремела, сам он не шумел. Но это было непривычно. Хотя бы потому что танцевал он в коридоре, и люди, которые плелись и шаркали, пугались его резких, широких движений. Его отгородили от окружающих старыми шнурками, связанными в одну пеструю ленту. После этого его как будто перестали замечать. Словно это были не шнурки, а толстая кирпичная стена. Вечерами собирались возле. Приносили стулья, приносили чай. Смотрели, сплетничали.
