скачать книгу бесплатно
Хотел бы я быть Бодрийяром. Быть выше всего этого. Но, от раздражения, я опрокидываю клетчатую доску.
14
Будучи мировым перекрестком (поляризующим, централизующим общество, точнее его эссенцию: общество машин и подвергшихся лобавтомобии существ), моя бензоколонка в то же время находится нигде. Зажатая между окружной трассой, гостиницей «Маяк» и подлежащей сносу панелькой, напротив склада «Горизонт», пустыря и старого заброшенного домишки, заправка – как космический корабль, упавший на чужую землю, чужую территорию, населенную чуждыми ему тварями.
15
Яркий представитель тварей – мой босс – подъезжает к заправке. В душе он бизнесмен: держит несколько заправок по объездной, а также пару прачечных. Я в его империи – расходный материал. Время от времени он заглядывает проверить счета, заявки, жалобы. Сегодня он, видно, не в духе. Может, цены на бензин упали. Или жена доконала.
Он подходит и вдруг выпрямляется, глядит на меня, мрачный как ночь. Обводит (неопределенным круговым жестом) стену с двадцатью шестью фотографиями американских бензоколонок, сделанных разными фотохудожниками и исследователями (информация о них – на цветных стикерах рядом), и спрашивает:
– Могу я узнать, что это?
Его рука останавливается на особенном снимке: это Ричард Лонгстрет, заправка на трассе 66, Маклин, Техас, где-то 1970-е, – на навесе красно-белая надпись:
BULL HORNS GAS 2 GIFT SHOP[6 - Магазин «Все – от бензина до сувениров».]
Я загораюсь:
– А, у вас глаз наметан, это лучший снимок, заправка на трассе 66 в Штатах. Здесь есть все: и мощь, и тщета, и поэзия, и вечность, и зов пустыни, и хрупкая красота желания…
Он орет:
– Вам тут не галерея Леруа Мерлен! Снимайте это сейчас же.
Я недоумеваю, при чем тут Леруа Мерлен. Мучаюсь загадкой этой связи. И скрепя сердце исполняю приказ.
16
Пока я снимаю фотографии, балансируя на шаткой табуретке, молодая азиатка паркует свой велосипед перед окном заправки. Вот она, минута благодати. Моя еженедельная дальневосточная эпифания. Эта девушка – мираж. Возможно, из другой галактики. Каждый вторник, всегда в один и тот же час, в шесть вечера, неизменно на каблуках, в колготках (черных или телесного цвета) и горошистой юбке (подчеркивающей ее красоту и невинность), она покупает пачку чипсов с луком и уходит. Я, не шевелясь, смотрю, как она входит в магазин. Задерживаю дыхание. Все сжимается, замирает. Время. Заправка. Пространство. Сердце.
Кто она? Какая она? Легкая или глубокая? Абстрактная или конкретная? Китаянка или кореянка? Видение или откровение? Хочет ли переспать со мной? Я хочу знать о ней все.
Я спускаюсь со своего пьедестала. Она платит и уезжает на велосипеде, не сказав ни слова. Я смотрю, как она крутит педали. Она едет в сторону Парижа и скрывается за старым заброшенным домом, рядом с развязкой и складом «Горизонт», чья неоновая вывеска озаряет все балтийской синью.
Я выхожу на минутку проветриться, вдохнуть ее флюиды, еще витающие в бензиновом воздухе.
17
Чтобы быть бензоколонщиком, нужно иметь права (80 % объявлений этого требуют) и любить запах бензина (100 % объявлений об этом забывают).
Я люблю его, этот невыводимый аромат, упрямый дурман, липкий, въедливый, кисло-сладко-горький запах, который проникает во все и повсюду.
А еще нужно любить рутину. Рутину и скуку, с которой я борюсь, поджидая посетителей, включая фильмы на настенном экране за стойкой; я ставлю их по кругу, когда не играю в шашки с Ньецлендом.
Также нужно любить ничейные пространства (искусственный свет и ничейные пространства) и девушек, которые любят запах бензина. Некоторые от него без ума, так и липнут в клубах, обнюхивают всего, стоит сказать, что ты бензоколонщик.
Вопреки расхожему мнению, девушки любят сильные запахи.
18
Порой я с тоской вспоминаю золотые высокооктановые времена.
19
Порой я с тоской вспоминаю те золотые времена и думаю, что бензин без свинца – это как секс с презервативом, фруктоза вместо сахара: полумера, символ современных кастрированных обществ, стерильного будущего.
20
О чем еще забывают объявления, так это о том, что бензоколонщик должен вдобавок переносить новояз.
Тот же запах дизеля, он же мерзкая вонь газойля: я должен сносить все витки новояза, а это настоящая пытка, открытая операция на мозге без наркоза.
Сегодня меня учат, как обращаться с новым агрегатом, который выдает и поджаривает сэндвичи массового производства, – мой начальник решил установить его рядом с кофемашиной. Мой учитель, жизнерадостный мужчина с затхлой душонкой, показывает функции сенсорного экрана и говорит с важностью Архимеда:
– С этим мы перевернем мир массовых сэндвичей!
21
Когда я устраивался сюда по объявлению, оно говорило об осознанности и начиналось как мечта:
«Ища работу, молодой француз идет не столько за зарплатой и перспективами роста, сколько за чувством осмысленности и полезности своего ремесла».
22
Да, я чувствую свою полезность, это правда. Я теперь собаку съел в деле сэндвичной революции.
23
Я смотрю спагетти-вестерн, «За пригоршню динамита», как вдруг мне звонит Рей Кубмон, друг, живущий на Мальте, и заявляет, что его бросила жена, что она кретинка, но он все еще ее любит. И рассказывает мне о своих бедах. Это монолог. Страдания брошенного самца.
В фильме изможденный Миранда просит Шона «не говорить ему больше о революции!»
Я слушаю Рея вполуха, но понимаю, что его жена – бывшая – устала от его вспышек и ушла к какому-то физруку.
И пока Рей говорит мне, что это доказывает ее фашистские наклонности – спать с учителем физкультуры – и дурной вкус – спать с учителем, – главный герой Шон швыряет в грязь книгу с заглавием: «Патриотизм».
Рей кладет трубку. Я тоже.
24
Такси паркуется у самых дверей, поперек разметки, как миллионер. Выходит шофер в прикиде футболиста: длинные шорты, шлепки с носками до колен. Цветастая футболка с надписью KISS THE EARTH[7 - Поцелуй землю.]. Он заходит, идет в туалет, через пять минут возвращается со старой «Нокией» под ухом, о чем-то горячо и оживленно споря. Останавливается возле стойки с чупа-чупсами и орет в трубку:
– Это баба, черт возьми, а не набор «Сделай сам».
25
Такси улетело. Я погрузился в биографию Ф. Скотта Фицджеральда – историю его разнузданной жизни, – которую нашел с утра на выброшенном диване прямо в сердце столицы.
Кино (еще раз), чтение и созерцание – мои любимые убийцы времени в часы работы. Если не считать спортивную хронику.
Я прерываюсь, чтобы поразмышлять над ключевой (по мнению автора биографии) цитатой. Аллегория его творчества: «Show me a hero, and I’ll write you a tragedy»[8 - Дайте мне героя – и я напишу вам трагедию.].
Мушиное жужжание. Поднимаю взгляд. Сквозь стекло я вижу, как молодые ребята на мопедах и великах носятся между колонками, будто стая акул или чаек, выслеживающих рыбу. Как только подъезжает машина, банда рассыпается.
26
Из «Крайслера» высаживается женщина с маленькой дочкой. Входит, чтобы заплатить за бензин и купить леденец. Пока банковский терминал икает и цыкает, девочка что-то шепчет на ухо матери. Та улыбается, подбадривает ее: «Ну давай, спроси дядю. Он не укусит» (в этом я не уверен). Тишина. Девочка мнется (она тоже не уверена). Мама настаивает: «Ну же, давай». Малышка решается: «Мсье, а вы не знаете, какая энергия заменит бензин, когда он кончится?»
Я размышляю пару секунд, задумчиво киваю и, приняв важный вид эксперта по промышленным катастрофам, говорю:
– Человек.
26 БЭ
Покажи мне антигероя, и я напишу тебе комедию.
27
Женщина поднимает брови, вращает серыми ренуаровскими глазами, разворачивается на каблуках. Девочка семенит следом, спрашивая: «Мама, что, правда? Правда, что дядя сказал? Бензин заменит человек?» Мать, раздраженно: «Да нет, глупости, это возобновляемое топливо». Девочка, с растущим беспокойством: «Человек – это возобновляемое топливо?» Я улыбаюсь. Они скрываются в своем «Крайслере» и уносятся на другую планету.
Этот каламбур вдруг напоминает мне один фильм, отголосок моего пророчества, где в далеком будущем человек стал не топливом, но пищей, – «Зеленый сойлент». Я решаю скачать его и пересмотреть.
28
Как бы я хотел быть Бодрийяром. Бегать голышом по полям.
28 БЭ
Говорить: «Все просят полного. Но никто никогда не просил пустоты».
29
Опершись локтями на стойку, попивая бочковое пиво и поджидая Жана Поля, моего сменщика, я смотрю «Зеленый сойлент», полностью поглощенный ретрофутуристическим Нью-Йорком 2022 года и расследованием Торна (главного героя). Посетитель пытается привлечь мое внимание. Я останавливаю его:
– Две минуты.
«People were always lousy, but there was a world, once», – бросает Рот, слепой старик, живущий с Торном.
29 БЭ
«Люди всегда были отребьем, но зато раньше был хоть какой-то мир».
29 ЦЭ
Да, может, оно и правда.
30
Посетитель с собакой на поводке – кажется, это шпиц – покупает пачку жвачки «Голливуд» клубника-лимон. Лицо как будто знакомое. Похож то ли на Уэльбека, то ли на Бодлера. Не знаю, я не так силен в лицах. Думаю, не спросить ли автограф. Мужчина протягивает жвачку собаке: «Держи, Лайка, только осторожно». Счастливое животное вертится от восторга кругами, подпрыгивает и глотает всю пачку, с оберткой.
31
Позже, пока я прочесываю сеть в поисках информации о «Зеленом сойленте» и парадоксальной фильмографии его режиссера Ричарда Флайшера (55 фильмов: 54 тупых, один гениальный), три девушки из пригорода, которые время от времени здесь бывают, сидят на табуретах за стойкой, пьют холодный чай и грызутся. «Моя жизнь, мой зад и мой парень – это не твое дело, я в проповедях не нуждаюсь, особенно от тебя». Я заинтригован: гляжу на авторку пассажа. «У самой-то мамаша – та еще недотрога». Я машинально отворачиваюсь. Снаружи на парковке парни, которые часто тут околачиваются, ожидают дам и курят косяки. Мечтаю присоединиться. Двое сидят на скамейке, третий – на мотоцикле, периодически поревывая мотором. Слушают американский рэп – кажется, узнаю Снуп Дог-га. Девчонки шепчутся, показывая на одного из них. Потом одна вскрикивает: «Да знаю я, что он гей! Я с ним спала».
32
Я думаю: «Мужчина – это ошибка женщины».
33
Еще один оттенок вечера. Уже полночь. Странно, но ночь тиха. Исчез вечный свист автомобильного потока. Может, окружную перекрыли из-за работ.
Я курю на обочине рядом с баннерами FOR A BETTER ENERGY[9 - Мы за современную энергетику.], СПИНОЙ К ПАНЕЛЬНОЙ МНОГОЭТАЖКЕ, и разглядываю заброшенный, нежилой домишко с забором и закрытыми ставнями сбоку от склада. Черные обветшалые стены, башенка – все в граффити и плюще. Сад зарос сорняком. Ни одна машина еще ни разу не подъезжала к дому. За ним – пустырь.
Вдруг что-то трещит. Икает. Это неоновая вывеска «Горизонта».
Ее медленная агония.
34
Я продолжаю читать биографию Фицджеральда, усеянную сносками.
35
Я всегда любил сноски[10 - Эти бонусы – привесок к странице (прим. автора).].
36
На следующий день, презрев указания босса, я готовлю новую подпольную выставку: клею скотчем на стену фотографии танкеров («Полярис Вояджер», «Олимпия Спирит», «Глобтик», «АбКайк»), которые распечатал на А3. За стойкой мой завсегдатай (он курьер) ест горячий тост сыр-ветчина, запивая пол-литром пива. Спрашивает меня:
– Вам не стыдно показывать это дерьмо?
– Что?
Он повторяет:
– То дерьмо по телику.
На экране – «2012», фильм-катастрофа. Я всегда питал слабость к апокалипсисам, антиутопиям, да и к кино.
37
Впрочем, ключевые слова моей реальности, ее запугивающий язык, ее апокалиптическое поле ассоциаций («совокупность энергоисточников», «падение добычи», «снижение цены маркерной нефти», «энергетический поворот», «дефицит нефти», «переизбыток нефти», «энергетический кризис», «нефтяной пик», «закат традиционного топлива», «черный прилив», «нефтяная платформа», «спад производства»…) давно баюкают планету, делая меня предвестником:
ВЕСТНИКОМ АПОКАЛИПСИСА, ГРЯДУЩЕГО ПОТОПА
38
