скачать книгу бесплатно
– Я вот, что думаю, к Модесту мы потом заглянем, а сейчас сходи-ка ты в обувную мастерскую в «Дом быта», по этой квитанции получи боты, – он полез в карман. – Изотова просила. А я пока по делу одному срочному метнусь. Через полчаса встретимся у афиши на Красина. Потом ко мне, обмоем твое стажерство. Как тебе такое?
Они встретились через полчаса, как и договаривались у круглой будки с конусной крышей, обклеенной афишами и объявлениями. Егор получил из ремонта старые разношенные, подбитые женские сапоги на молнии с потрескавшейся кожей на сгибах и гарантийный талон, свернутый в трубочку, засунутый в голенище.
– Получил? Молодца. А сейчас айда ко мне, – Паршин поднял пластиковый пакет, предмет, напоминающий по выпуклым формам бутылку, заманчиво булькнул.
Обиталище старшего товарища встретило Егора хмурым взглядом черных низких окон одноэтажного деревянного барака с почерневшими от времени досками, с торчащими над шиферной крышей антеннами на длинных палках. Ступени крыльца стонали под ногами, перила сгнили и лежали в сырой траве. Паршин долго ковырял ключом в замочной скважине, прежде чем открыл дверь. Они вошли в подъезд, в нос пахнуло сыростью, гнилыми досками и карболкой.
– Не мавзолей конечно, зато места много и соседей нет, что немаловажно. Та квартира напротив пустая. Я перетер с кем надо, – Паршин подмигнул Егору, – там все еще живет мертвый железнодорожник. Проходи, – Паршин отпер дверь в квартиру. В узком коридоре было темно, едва угадывались очертания каких-то предметов наставленных вдоль стены. – Осторожно, не споткнись, – предупредил хозяин и щелкнул выключателем. Под потолком вспыхнула желтым сонным светом лампа без абажура.
– Не разувайся, – махнул рукой Паршин, – проходи так. Нет не сюда, в другую комнату.
Егор остановился перед порогом замурзанной кухни и обернулся, – куда?
– Прямо по коридору и направо, она одна обогревается. Та, что дальше холодная. Тут с лета трубы чинят, все никак не сделают. Котлован за домом разрыли и бросили, он уже водой наполнился. Думаю, навсегда.
Осторожно ступая, опасаясь, что с подошвы посыплется земля, Егор прошел по коридору. Крашеные в коричневую краску, обтертые множеством ног гладкие доски, стонали и прогибались. Казалось, к их скрипу примешивается какой-то натужный вздох.
Коридор заканчивался бело-серой захватанной дверью с потрескавшейся и отслоившейся местами краской. Выглядела дверь таинственно и коварно. За такими дверями, как правило, скрываются вещи, которые тебя не обрадуют, но в то же время они манят. Егор несколько секунд колебался, затем повернулся направо и вошел в отапливаемую комнату. В лицо ударила волна жара с застоялым запахом грязных носков и карболки. В комнате было душно, кругом царил беспорядок. Армейская кровать была застелена полосатым покрывалом, а сверху лежало скомканное красное ватное стеганое одеяло. Егор догадался, что Паршин спит в одежде. Под окном стояли два трамвайных обогревателя. На одном пересушенные черные ботинки с матовой сухой кожей и задранными носами, на другом две пары черных вытянутых носков.
– Давай распологайся, – в комнату зашел Паршин с табуреткой в одной руке и бутылкой водки в другой. – Открывай пока, я сейчас пожрать сварганю.
Пили быстро и много, почти не закусывая. Через полчаса, Паршин хлопнул себя по коленям, – ну, что Егорыч, – проговорил Паршин, когда две трети поллитровой бутылки было опорожнено. По нему совсем не было заметно, что он пил. Только дыхание перегаром и блеск глаз выдавали его состояние. – Делаем перерывчик?
У Егора кружилась голова, а в животе разлилась приятная теплота. – Курить можно? – спросил он и полез в карман за сигаретами. Он решил, что в комнате, напоминающей сарай, это в порядке вещей.
– Не, братуха, извиняй. Курить на крыльцо.
– Лады, – Егор встал и нетвердым шагом направился к выходу. – Ты чего, не идешь?
– Потом. Иди один.
Холодный воздух обдал лоснившееся потом лицо. Раскрасневшийся, после выпитого и жаркой комнаты, Егор испытал удовольствие. Хмурый день уже не казался таким промозглым. Курил с наслаждение, взгляд блуждал по невзрачным низким домишкам провинциального городка, где половину жилого сектора составляли здания старой дореволюционной постройки с толстенными кирпичными стенами, низенькими оконцами с пыльными чердаками и жестяными крышами, над которыми возвышались полуразвалившиеся печные трубы. Многие еще топились углем и дровами. Не редкость было увидеть во дворах вдоль заборов и сараев поленницы.
Продавленный асфальт и выбоины на дороге заполнили мутные лужи. Опавший мокрый лист невзрачными кляксами залепил тротуар. Мокрая трава пожухла и льнула к раскисшей земле. Поздняя осень бесцеремонно, по-хозяйски брала бразды правления и уже не заигрывала красками.
По высокой дуге Егор запустил бычок в ржавый бодяг лохмами разросшийся перед бараком. Запер за собой дверь и вошел в коридор. Проходя мимо кухни, увидел в щель между приоткрытой дверью и косяком на светлом фоне окна покачивающуюся фигуру. Егор прильнул к проему. Паршин сидел к нему спиной на табуретке перед окном с опущенными плечами и раскачивался влево, вправо, словно маятник. «Может, он эпилептик», – Егору стало нехорошо. Паршин его пугал. Вся накопленная информация о новом приятеле спрессовалась и преобразилась. Создавалось впечатление, что Паршин психически не здоров. Его поведение не укладывалось в рамки понимания. И пугало. Осторожно ступая, растягивая скрипы половиц в плавные перекаты, Егор покрался прочь.
Остановился перед серо-белой загадочной дверью в конце коридора. Секунду колебался, быстро обернулся и, убедившись, что хозяин еще на кухне тихонько ткнул ее. Полотно беззвучно приоткрылось. В сером полумраке было трудно, что-то разглядеть. Егор распахнул дверь шире и вошел. Пахнуло пылью, сырым деревом и пряным ароматом яблок. Прямо у двери вдоль стены в три яруса стояли овощные ящики с яблоками. Некоторые плоды пропали, по коричневой морщинистой кожуре кругами пошла белая в точку плесень, некоторые почернели и раскисли. В углу примостился низкий шкаф, рядом – холодильник без двери, на полу два измочаленных в коричневых разводах матраца, прямо на них стоял дорогой велосипед в цветных наклейках со скоростями и аммортизаторами. На трехногом стуле лежал инструмент – головки, ключи, электродрель. Егор наклонил голову, чтобы прочитать название. «Хилти» было выведено черными буквами на оранжевом корпусе. У окна на круглом черном столе с гнутыми ножками стояли три пустые птичьи клетки. На крайней Егор задержал взгляд. Она отличалась от двух квадратных необычной формой, такие он видел только в кино. Изогнутые металлические прутья напоминали перевернутый колокольчик. С легким разочарованием Егор еще раз обвел взглядом захламленную комнату. Он сам не знал, что ожидал увидеть, но явно не то, что предстало взору. Утолив любопытство, он вышел, закрыл за собой дверь. Прошел в теплую комнату, сел на кровать и стал ждать Паршина. Приятная нега и благостное расположение растаяли, в носу все еще стоял аромат яблок, а перед глазами раскачивающийся Паршин с опущенными безвольными плечами. Егор никак не мог отделаться от ощущения, что находится в берлоге какого-то пока еще непонятного зверя. Вскоре по скрипу половиц он угадал в коридоре шаги Паршина.
– Опачки, а чего мы заскучали? – размытый взгляд Паршина облизал Егора. – Чего не пьем, – нетвердым шагом он подошел к кровати и с размаху опустился, так что запищали пружины. – Сегодня уже никуда не идем? – спросил Егор.
– Не, баста. Что-то меня развезло. Да и плохо спал сегодня. – Паршин постепенно завалился набок, глаза его закрывались. – Ты наливай…если что так…
Егор подождал несколько минут, пока Паршин не засопел, осторожно встал и с облегчением покинул теплую комнату. Стараясь, как можно меньше беспокоить скрипучий пол, на выходе заглянул в кухню. Рассеянным взглядом обвел узкую, вытянутую комнатку, где места свободного от мебели до стены оставалось метра полтора. На напольном шкафу среди немытой посуды лежал изломанный кластер с пустыми ячейками, а из-за белой хлебницы что-то торчало, очень знакомое. Егор собрался зайти и рассмотреть, но тут вдруг понял, что это. Из-за хлебницы выглядывал поршень шприца. Больше он не задерживался. Покинул барак быстро с тяжелым чувством.
На следующий день Паршин встретил его в коридоре соцзащиты.
– Опачки, Егорыч, салют. Никак меня ждешь? – тонкие губы растянулись в вялой улыбке.
Егор топтался уже минут пятнадцать возле бухгалтерии, ждал его. Оставалось еще несколько подопечных, с которыми предстояло познакомиться. Тамара Сергеевна – секретарь – грузная женщина в тонких изящных очках, с пучком крашеных волос отпечатала ему паспорт на разрешение посещения пенсионеров. Выдала инструкции и выписки из законодательства, с которыми он должен ознакомиться.
– Выкинь всю эту макулатуру. Паспорт только оставь. Подожди я сейчас, – он скрылся за дверью в кабинет Червякова. Появился вновь минут через пять.
– Все, каторжник, почапали. Ждут нас «одувашки». – И тихо косясь по сторонам прошептал:
– Дешевые патаскушки, – противно хихикнул, пряча голову в плечи. Затем продолжил уже обычным голосом.
– Сейчас к Жанне, от нее зайдем в «Караганду» кое-что прикупим, далее к Академику, к Сивому. Таксист под вопросом. И еще к двум ангелочкам. Это в последний самый момент. Если успеем. Они на Фрунзе, туда за Пойму.
На выходе они едва не сбили с ног женщину. Высокая с каменным лицом, с выступающей большой грудью под драповым пальто она подалась назад.
– Ой, – словно икнул Паршин и расплылся в извиняющейся улыбке, – простите нас, Лидия Марковна, ради Бога.
– Поосторожне, – Лидия Марковна смерила их неприятным холодным взглядом, – не надо так спешить. Мало того, что посторонних травмируете, самим можно голову сломать. Ее вытесанное лицо ничего не выражало. Не было понятно, сердится она, либо снисходительствует.
– Извините, – пробубнил Егор и поспешил проскользнуть мимо.
– Вы куда сегодня, Константин Сергеевич? – спросила она, пригвождая ледяным взглядом замешкавшегося Паршина. Он собрался последовать за Егором, но под пристальным взглядом дернулся и остановился, словно в его шестеренки, которые отвечают за ходьбу, просунули штырь и заклинили.
– Мы сначала в универмаг за продуктами, а потом по адресам.
Женщина пристально смотрела на него и молчала, словно просвечивала насквозь, разбиралась в хитросплетениях его мыслей.
– Да, – Паршин закивал, – так и сделаем.
– Кто у вас сегодня? – не отпуская его взглядом, спросила Лидия Марковна.
– Сивков, э-э-э, – под прицелом ее глаз он пытался вспомнить имя, а желательно и отчество подопечного. Лидия Марковна была строгой женщиной и требовала, чтобы подчиненные знали имена, фамилии и отчества своих подопечных. Это она считала неукоснительным правилом и первым шагом прививания уважения к пожилым людям и к своей работе. Казалось, она наслаждалась заминкой Паршина, – Юрий Андреевич.
– Анатольевич, – холодно поправила Лидия Марковна. – Дальше.
– Да, Юрий Анатольевич, потом к Жанне Евгеньевне, – Лидия Марковна согласно кивала, – к таксисту Богдану, – Паршин запнулся и сделал вымученное лицо.
– Сергеевичу, – с каждым напоминанием голос Лидии Марковны становился все строже, она все тяжелее нависала над бедным Паршиным.
– Да, Сергеевичу, затем к Марии Афанасьевне и Леониду Павловичу. – Он не стал называть «Академика», так как напрочь позабыл его имя, отчество, и даже фамилию.
– Константин Сергеевич, – неспешно нравоучительно начала Лидия Марковна, – в ваши обязанности входит знать своих подопечных, при общении называть их по имени и отчеству. Вы всем им в сыновья годитесь, надо проявлять к старым, немощным людям уважение и терпение. – Она покосилась на Егора, относя сказанное и к нему тоже. – Кстати, Егор Владимирович, Альберт Яковлевич провел с вами инструктаж?
Егор кивнул, хотя никакого инструктажа от Червякова он не получал. Единственным путеводителем в мире старости и немощи был Паршин со своими собственными измышлениями. Егор хотел побыстрее убраться и не общаться с этой грозной на вид дамой. Он впервые встретился с ней и знал только то, что она начальница всей их богодельни. Ни имени, ни отчества, ни фамилии не запомнил.
– Стерва крашеная, – процедил Паршин, когда унизительная экзекуция закончилась, и они свернули за угол дома, – только и знает имя, отчество, буд-то это показатель нашей работы. Такое ощущение, что это ей надо, чтобы остальные не забыли случайно, как ее зовут. Гадина, – зло прошипел Паршин, – ты, братуха, на нее особо внимания не обращай, всем рулит Червяк. Она высоко в облаках. На семинары ездит в Москву, на какие-то сборы в Читу, статейки в газеты стрикочет, а все грязное подтираем мы. Знаешь, кем она раньше работала? Директором детской школы художества. Ага. Теперь нам кровь портит. Паршин сплюнул.
– Ты, главное ее имя отчество выучи и хватит на первое время.
Из-за серых облаков боязливо выглянуло блеклое солнце. Контраст между темным и светлым вызывал ощущение конфликта, чего-то неправильного. Словно, солнце не вовремя встряло и хмурая осень сердится, еще больше сгущая краски. Ветер утих, и над городом повисла напряженная тишина. Лужи расправили морщины и отбрасывали тусклый ровный свет.
– Сначала зайдем к вдове, затем к академику, к таксисту, а там посмотрим.
– Костя, – заговорил Егор, – ладно я ссыльный, а ты-то чего здесь забыл? Платят копейки, начальница унижает, целыми днями топай, стой в магазинах в очередях, разноси продукты, мотайся по почтам, аптекам в дождь в мороз. Чего ты здесь забыл? И не говори, что ты проникся к обездоленным и сирым. Насколько я понял, стариков ты терпеть не можешь.
– Ты прав, Егорыч, – Паршин внимательно посмотрел на Егора.
– Все так, только надо уметь в любом, даже самом неприглядном дерьме найти изюминку. Есть кое-какие плюсики, как говорится с миру по нитке. Он широко улыбнулся.
– Но тебе это не надо. Ты все равно скоро сваливаешь. Продержись без залетов месяц – другой, под ногами не путайся и все будет пучком. Вернешься в свою пожарку и забудешь, кто такой Костик.
Паршин печально улыбнулся.
– Там вон, за тем домом налево поворачиваем.
Он вскинул руку и поднес к глазам часы.
– Жанночка строгая дамочка, любит пунктуальность. Принимает с девяти до десяти, если запоздаешь, тут-же строчит Марковне. Они подруги, еще с тех времен.
Паршин неопределенно мотнул головой. Но Егор догадался, что с давних.
– Их мужики, что-то вместе мутили. Жанночкин благоверный на «Ильиче» директорствовал, проворовался, его в тюрягу упекли, где он благополучно и скончался, кажись, от инфаркта. Она чем-то даже похожа на Марковну только поядовитее. Обе покусать мастачки. Вот, смотри.
Они завернули за угол.
– Это ее хоромы, весь первый этаж, а при живом муже все два занимала.
– Ого, – воскликнул Егор, – вот это домишка.
– Домишка, не домишка, а метров триста жилой площади будет. И главное хватает пенсии коммуналку оплачивать. Паршин многозначительно посмотрел на Егора. Затем распахнул кованную калитку в чугунной литой ограде и зашел на аккуратную, подметенную площадку перед домом с клумбами черной перекопанной земли с пучками пожухлых цветов, с щеткой подстриженных кустов вдоль изгороди и сиренью под окнами.
Они встали под медным, окислившимся и почерневшим козырьком, который удерживался узорчатыми подпорками. Паршин нажал на кнопку домофона. Скоро динамик зашелестел и из него послышался строгий голос.
– Кто? – прозвучало, как сломанная ветка, резко и громко.
– Здравствуйте, Жанна Евгеньевна. Паршин растянул губы в сладкой улыбке и наклонился к глазку камеры встроенной в домофон.
– Кто с тобой?
– Это, Жанна Евгеньевна, наш новый сотрудник. По распоряжению Лидии Марковны, теперь будет вас навещать. Покажи бумаги.
Паршин повернулся к Егору. Егор достал из кармана куртки документ и подал Паршину. Тот развернул его и продемонстрировал камере. Через минуту клацнул замок.
– Пошли, нас приглашают, – прошептал Паршин и мотнул головой в сторону железной двери с антивандальным покрытием. Они поднялись на три ступени и оказались на лестничной площадке перед дверью из дубового массива. Сзади с металлическим щелчком закрылась входная дверь. Паршин постучал в дубовую дверь. Деревянный, глухой звук раскатился по подъезду. Светлая точка глазка на несколько секунд затемнилась, затем послышались щелчки отпираемых замков.
Эта процедура длилось долго. Егору показалось, что вся дверь была утыкана замками и запорами. Наконец, дверь приоткрылась. В щель, ограниченной цепочкой, показался блестящий глаз. Он быстро цепко обшарил визитеров, затем пространство за их спинами. Звякнула цепочка и дверь распахнулась. В темно-сером приталенном платье, с тугим пучком черных волос на затылке, опираясь на костыль с поддержкой – канадку, стояла строгая безгрудая моложавая дама. Поджав тонкие бледные губы, приподняв подбородок, как бы с пьедестала взирала на соцработников. Она была холодная и какая-то острая, словно скальпель, готовая разделаться с любым, кто сунет нос в ее дела. Казалось, общение с соцработниками ей дается через силу. Настолько это неприятно, что ей не в силах это скрыть. Высокомерный расчленяющий взгляд вдовы Егору не понравился. Он понимал; это они делают ей услугу, стараются сгладить тяготы старческой жизни. Это ему предстоит в дальнейшем несколько недель покупать и приносить ей хлеб, молоко, прочие продукты, газеты, в том числе и туалетную бумагу.
– Еще раз здравствуйте, Жанна Евгеньевна, – залепетал Паршин. – Лидия Марковна шлет вам привет и спрашивает, чем может быть полезной?
Хозяйка едва заметно кивнула головой, развернулась прямой спиной, как циркуль, и сильно припадая на короткую ногу, опираясь на костыль, похромала по коридору.
– Снимай башмаки, – шепнул Паршин Егору и, придерживаясь рукой за стену, спешно стал стягивать ботинки. – Тапки там.
Егор почувствовал неприятный запах источаемый носками Паршина. В себе он был уверен, так как утром надел свежие. Его не оставляло гадкое, неуютное чувство просителя. Они, словно пришли бить челом у барыни. Не сказав ни слова, одним взглядом и проступающей породой она принизила их до батраков.
Они прошли по блестящему паркету, в светлый просторный холл, где выпрямив спину, словно проглотила кол, на самом краешке изящной кушетки, жеманно сложив руки на коленях, их ждала Жанна Евгеньевна. Откуда-то из соседних комнат доносилась песнь канарейки. Приземистый с толстыми кирпичными стенами дом, с характерными чертами времен еще дореволюционной купеческой моды, хранил ауру незримого присутствия старых владельцев. Внутри он выглядел куда современнее. Роскошь не топила, не вязла в зубах, не пестрила, а лишь намекала мелкими точными деталями на изысканный вкус хозяйки. Центральное место в холле занимал большой встроенный камин, облицованный изразцами.
Хозяйка повелительным жестом указала на два стула у двери. Егора не покидало ощущение, что он участник какого-то спектакля, и все эти нелепые движения срежессированы. Жанне Евгеньевне не семьдесят два года, а куда больше. Она словно переместилась во времени вместе с домом из эпохи расцвета русской буржуазии.
– Со всем вниманием, – она слегка наклонила голову и приготовилась слушать Паршина. На Егора она даже не смотрела.
– Вот, Жанна Евгеньевна, – как-то по холопски смущаясь, – заговорил Паршин. – Хотим вас познакомить с новым работником, вернее сотрудником Нагибиным Егором Вячеславовичем.
Егор покосился на напарника. Его фамилия была Владимирович. Но поправлять не стал.
– Теперь мы вдвоем попеременно будем вас навещать и выполнять ваши задания.
– Приятно познакомиться, – Жанна Евгеньева царственно взглянула на Егора, словно дала милостыню.
– Взаимно, – просипел Егор, в горле запершило, он откашлялся.
– Я надеюсь, – хозяйка сделала паузу и снова перевела взгляд на Паршина, – проинструктировали своего коллегу о времени посещения и заведенном порядке?
– Разумеется, – с придыханием проговорил Паршин. Егору послышалось, что тот проговорил это слово со свистящей «с» на конце – разумеется-с. В памяти возник сюжет старого фильма, где Гоголевские благовоспитанные подхалимы пресмыкаясь перед самозванцем говорили именно так.
– Возьмите, – изящным движением Жанна Евгеньевна выудила из рукава сложенный лист бумаги и протянула Паршину. Тот соскочил с места и, раболепно пригибаясь, быстро, едва не переходя на рысь приблизился. Когда брал листок, Егору показалось, что он поцелует ей руку. Женщине, по-видимому, тоже так показалось, она отдернула тонкую кисть, сморщилась и брезгливо изогнула губы. – Первым делом отправьте заказную телеграмму в Ржев, – продолжала она тоном, не терпящим возражение.
– Если Рыбинский хлеб не свежий, возьмите наш и грузди, что принесли в прошлый раз, слишком соленые и, извините, сопливые. Найдите старушку, что продавала вам раньше. Козье молоко уже было с кислинкой. Спрашивайте, свежее ли. Пока все. Да, и передайте Лидии Марковне, пожертвования фонду перечислила. Пусть не беспокоится. Больше, господа, не задерживаю.
Она не искала общения и сочувствия. Она не тяготилась одиночеством. От соцработников ей было нужно лишь исполнение ее поручений. Где-то неугомонно щебетала канарейка.
Паршин едва сел, как тут же вскочил и заторопился в коридор как-то полубоком, словно чувствовал себя неловко из-за того, что повернулся к Божьей помазаннице спиной.
Когда обувались под строгим взглядом хозяйки, которая стояла поодаль, Паршин на мгновение задержался и посмотрел на замки.
– Сегодня, судя по щелчкам, вы заперлись только на четыре. Обычно на пять, не маловато будет, Жанна Евгеньевна?
– Самый раз.
Паршин кивнул, выдавил задом дверь и выкатился на лестничную площадку, увлекая за собой Егора.
– Что-то старая карга прячет. Понавешала замков… – Паршин задумался, затем продолжил. – От нее уходишь, словно от прокурора, вроде ничего пока еще не сделал и в то же время чувствуешь себя виноватым. Видел, как она разговаривает, словно слова дарит… Терпеть не могу.
– Так откажись, пусть Варвару или ту другую тетку с маленькой головой приставят.
– Нет, Варвару нельзя, слишком она это… Ну в общем она сама не пойдет к этой стерве, а матершинницу Светку уже пробовали. От ее рабоче-крестьянской простоты у вдовы едва акалептический удар не случился.
– Что?
– Ха, – довольно хмыкнул Паршин. – Это я так у академика нахватался. То есть копыта едва не отбросила.
– Апоплексический, – поправил Егор.
