скачать книгу бесплатно
В плену времени – 2. Повести
Тамара Ла
Сборник из пяти повестей, объединенных под названием «В плену Времени – 2».Словно мотыльки и мошки, в клейкой паутине Времени запутались красавицы и цари, мыслители и авантюристы, люди мифического прошлого и настоящего. Каждый из них стремится вырваться из обстоятельств жизни на желанную свободу. События происходят в Древней Греции, во времена Императора Наполеона, в современной Франции, в фантастическом будущем.
В плену времени – 2
Повести
Тамара Ла
Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет. Пожалуйста, обратитесь к врачу для получения помощи и борьбы с зависимостью.
© Тамара Ла, 2022
ISBN 978-5-0056-3492-4 (т. 2)
ISBN 978-5-0056-3493-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Медея (миф о мифе)
Слезы падших – соленые волны морей.
Рай – блаженный покой после страстных усилий.
Небо – пояс загубленной жизни моей.
Адский пламень – лишь отблеск угасших страстей.
Омар Хайям.
– Что осталось тебе от всех несчастий?
– Я! «Я», говорю тебе, и этого достаточно!
«Медея» Расин.
1
С края обрыва далеко вокруг она видела расстилавшуюся морскую гладь, внимала мелодичному, неумолчному шуму пенно-прозрачных волн, а позади нее – лесистая стена горы. Могучая триада – Солнце, Земля и Вода окружали ее, и сама она под стать им. Малиновая одежда шла к ее темно-каштановым волосам и золотистому огню смелых глаз.
В разгар летнего дня душно от ароматов множества кустов и трав. В небе в свободно-широком парении кружилась большая птица – коршун, и Медея, перевернувшись на спину, не слушая больше шум волн, смотрела на высоко-парящую птицу – она летала, будто кружилась песня на высоких нотах.
Медея будто сама вместе с птицей неслась в воздухе – такая порывистая смелость выражалась на ее решительном, твердом лице, – и в то же время она любила землю, которую всем телом ощущала под собой.
Она знала о священной простоте мира, над которым владычествует Великая Богиня-Мать. Хранительница преданий рода Анхи часто рассказывала Медее о прошлых временах, когда люди чтили Богиню, и потому среди них царили мир и порядок. Но с течением времени люди начали забывать веления и заветы Матери и, отвернувшись от нее, начали поклоняться ее детям – мужским божествам, и жизнь их стала враждебной себе и друг другу, бессмысленно-короткой. Особенно люди юга и запада издавна начали жить так… Бабушка Анхи хрипловатым голосом говорила древние предания, огонь очага озарял ее иссохшее до костей лицо, и Медея с любовью всматривалась в нее, внимая. Она чувствовала родственную приязнь ко всем созданиям, приближенным к Богине.
Медея пока не думала, плохо ли сейчас живется на земле. Колдовская кровь Великой Матери текла в ее жилах, как завет общения с божественной силой; мерцала в глазах солнечным огнем. Неистово-зовущие порывы гнали ее на берега моря и в священные рощи на запретные мужчинам женские обряды. В ночи полнолуний – когда весь мир подчинен воле Богини – женщины, послушные томительным желаниям, уходили в потаенные горные пещеры и лесные поляны, и там рьяно служили своему Великому божеству.
Власть Матери, объединяющей в себе Прошлое, Настоящее и Будущее, Медея чувствовала над каждым биением своего сердца, над каждым вздохом и выдохом, в каждом движении. Ощущала: через нее Богиня властвует над миром людей и богов. Главная жрица рода давно выбрала Медею в свои преемницы.
– Великая Мать зовет тебя, ее воля руководит тобой. Следуй лишь ее желаниям, – говорила она.
Медея настолько ощущала в себе присутствие Богини, что ей порой тесно дышать, тяжело ходить – Богиня смотрела на мир через ее глаза, ее пальцами касалась мира. Медея ощущала это, когда шла по лесной тропинке, срывала травы, вместе с другими служительницами маленького храмика готовила лекарственные напитки. Незаметно проходил день и, вдруг подняв голову, она смотрела в открытую дверь на заходящее за море светило, чей отблеск горел в ее собственных глазах, – смотрела с бьющимся, как бубен, сердцем в предчувствии удивительного, неведомого и прекрасного будущего!
Два дня назад приплыл корабль с западного моря. Торговые люди приплыли сюда из Синопы. Капитан – юноша высокий и худощавый, с голубыми глазами, с очень белой, светлой кожей. Он – родственник царя на своей родине – в Тессалии. Медея почувствовала влечение к Ясону, правда, не больше чем к другим красивым юношам. В праздники Богини она испытывала и более сильные чувственные порывы и привыкла относиться к ним спокойно. Сейчас, больше чем юноша, ее влекла незнакомая западная земля, отплытие в всегда призывно волнующееся море.
Она слушала рассказы Ясона о его многолюдной стране с большими городами и просторными пастбищами. Мореходы-тессалийцы готовились отплыть туда после Летнего Праздника, чтобы уже через полмесяца быть дома.
Медея села на склоне горы и долго смотрела на простор вечереющего неба и моря. Переливающиеся волны отражали яркий теплый закат. Слева, над самой линией горизонта, солнце рассылало острые стрелы своих золотых лучей – красным багрянцем они зажигали облака и отражались в темнеющих волнах, с глухим шумом набегающих на берег.
С высокого берега вспорхнула небольшая серая птица. Медея проводила птицу взглядом, и ее глаза блеснули золотым пламенем. Одним прыжком она вскочила на ноги и легко понеслась по склону горы вниз – там, среди деревьев виднелось небольшое селение. С разбега влетела в хижину, воскликнула:
– Завтра чужеземцы отплывают! Я уплыву вместе с ними!
– С кем? С высоким, долговязым? – ворчливо спросила Анхи, помешивая варево на огне.
– Да!
Бабушка, через руки которой прошли десятки своих и чужих детей, не стала удивляться. Она сама в молодости последовала за своей любовью в соседнее южное племя, жила там, а после смерти мужа даже побывала в Хаттусе, столице хеттского царства. Потом вернулась домой – давным-давно это было. Она лишь проворчала:
– Что уж так? Мало мужчин у нас, чтобы плыть за ними в дальние края?
– Я хочу увидеть дальние земли! Я спросила Богиню, и она одобрила меня!
– Уплыть легко – море и на край света затянет – как потом вернешься…
Встав на цыпочки, выгнув грудь, Медея с силой потянулась. Несмотря на юность, ее на редкость мощная женская стать и сильное лицо с ясными золотистыми глазами всем бросались в глаза, словно огонь в ночи. Вдруг Медея порывисто опустилась на овечью шкуру и, обхватив колени руками, стала глядеть в огонь очага; в его горячем свете лицо у нее – задорное и задумчивое. Бабушка продолжала ворчать:
– Лучше бы этот чужеземец остался у нас. Скажи ему: пусть остается.
– Я не спрашивала его об этом, – думая о другом, отвечала Медея.
Старая женщина неодобрительно покачала головой в такт своим мыслям.
– Эти пришельцы из-за моря не уважают женщин, у них свои боги – мужские боги Разрушения. В роду у них верховодят мужчины, и жить среди них тяжело. Ты совсем забудешь нас, затеряешься на чужбине.
Медея только улыбнулась и покачала головой, не отрывая глаз от огня, и Анхи, поглядев, как уверенно и спокойно сидит внучка, видела ее решимость сделать по своему желанию. Она спросила:
– Ты пробовала его? Водила в священную рощу?
– Нет.
– Почему?
– Не знаю. Не было времени остаться вдвоем.
Это еще больше не понравилось Анхи. Разве не знают заморские мужи, что женская благосклонность недолга, что они изо всех сил должны добиваться ее!
Медея раскинулась на овечьих шкурах, пальцы рук зарыла, словно ласкаясь, в густой длинный мех, лицо повернула к левому плечу – к огню и к бабушке. Пламенные глаза ее сомкнулись. Она крепко уснула, а Анхи из тайника достала и поставила перед догорающим огнем статуэтку Богини из потемневшего от времени дерева и, как напутствие на счастливую дорогу, затянула долгую песню-заклинание с малопонятными ей самой словами, чей смысл почти утрачен за многие сотни лет повторений.
Утром этот амулет на шнурке она надела на шею внучки.
– Спасет и сохранит тебя Мать! Чти ее!
Медея улыбнулась уверенной улыбкой счастья.
Корабль медленно отплыл от берега. Темно-красные от отвара красящего дуба паруса расправились, подставляясь напору восточного ветра. Вокруг корабля зашумели голубые и синие волны, сверкающая даль моря простерлась во все стороны. Уже к полудню Медее стали не видны родные берега.
Путешественники днем плыли, а на ночь вытаскивали корабль на берег и, выставив стражу, ложились спать. С рассветом снова пускались в плавание.
Медея смотрела на волны, слушала их шум и пение вольно веющих на просторе ветров, вглядывалась в голубые дали. Моряки пошучивали над любовью молодого капитана и чужеземки, а Медея училась говорить на их наречии. Работая веслами, они просили ее спеть им, и она пела все песни, какие знала, и даже некоторые из посвященных Богине гимнов – с напряженным ритмом и резкими грозными выкриками. Порой Медея чувствовала, что эти гимны нельзя здесь петь, но морякам так нравилось слушать и смотреть на нее, что она невольно подчинялась их желанию. В минуты волнения золотой огонь сиял в ее светло-карих глазах.
На пятнадцатый день плавания перед ними в глубине большого залива завиднелся город Иолк. Ясон в зеленом наряде и Медея в малиновой тунике – единственное ее одеяние! – рука в руке стояли возле борта, глядя на приближающиеся пристань и улицы.
С причала Ясон повел любимую в свое жилище возле царского дома. К вечеру к царю Пелию собрались тессалийцы на пир, чтобы шумно отпраздновать возвращение корабля и свадьбу Ясона и Медеи.
От Иолка на север до сияющих снегом вершин Олимпа, между лесистых гор Пинда и морем, простиралась большая плодородная равнина Тессалии, кормящая множество людей, стад и табунов. Медея сразу увидела – эта земля родственна ее родине: здесь такие же мирты, лавры, дубы, все деревья и травы. Медее радостно узнавать их, будто друзей, переселившихся сюда вместе с ней. В Тессалии очень многое такое же, как на ее родной земле, и поэтому она чувствовала себя здесь, как дома, но люди вокруг, наоборот, смотрели на Медею, дивясь: слишком она выделялась мощной женственностью и уверенным превосходством, будто посвященная в тайны неведомые всем другим.
Мать Ясона давно поселилась в горах Пинда – мужчины и женщины живут там в хижинах и пасут стада овец и коров. Она – синеглазая и черноволосая пеласгийка. Раньше жила в Иолке. Царь Эсон влюбился в нее, прожил с ней несколько месяцев, но за независимое поведение быстро возненавидел свою возлюбленную, во время их ссоры только случай спас ее от смерти. Она ушла в горы к своим родственникам, и родила там сына, а когда Ясону исполнилось четыре года, отослала его к Эсону. Царь других детей не имел и был вынужден принять Ясона, как своего сына, и со временем он полюбил его, но к пеласгийке-колдунье продолжал относиться очень враждебно. Даже ее имени слышать не мог.
– Она напугала твоего отца, – рассказывали Ясону городские сплетники, а к этому добавляли, что его мать наложила заклятье на царский род Иолка.
Царь умер, когда Ясону было девять лет. Царем стал его дядя – Пелий. Мальчику было одиноко в царском доме и до своего возмужания он подолгу жил у матери в горах, и очень привязался к ней. Она – глава своего рода, много людей подчиняется ей, как мудрой женщине.
Поэтому вскоре после свадьбы Ясон отправился в горы, чтобы показать Медею своим родственникам-пеласгийцам. Он думал, что мать и Медея понравятся друг другу, ведь обе знают целебные и тайные свойства трав, обе выделяются своей внешностью и силой, но женщины почти ничего не сказали друг другу, кроме первых необходимых слов.
Через несколько дней Ясон и Медея вернулись домой в город. На его вопрос, что она думает о его матери, Медея промолчала, и ее молчание – словно несокрушимое молчание скал, о чье подножие тщетно бьются волны.
Затем они из Иолка поплыли на торговом корабле в Трою и провели там месяц. На следующий год весной вновь отправились на корабле в города на хеттском побережье.
Осенью вернулись в Тессалию, чтобы до следующей весны жить в Иолке.
Медея часто уходила из города, шла в леса, бродила по берегам рек и ручьев, сидела на скалах перед вечно изменчивым ликом моря; смотрела на дальние облака, ночью взирала на колдовскую красоту звезд, и постепенно каждое растение и тропинка, каждая волна и изгиб берега в заливе раскрывали ей только им присущие знания о себе и о мире.
На земле всё – живое. Каждая линия скалы, узор песчинок на камне, кроны деревьев, шумящие в горячем летнем ветре, полны значения. Они – узоры на лике Богини, и беспрерывно рассказывают миру о ней.
Принимая Медею в свой круг, женщины Иолка привели ее к самой старой и почитаемой среди них. Пророчица Дита-Змея жила в пещере на берегу моря. На Медее – лучшее из ее одеяний: красная туника с оранжевой вышивкой, подарок Ясона.
На полу светлой, прогретой солнцем пещеры ползали многочисленные змеи. Медея не боялась змей, а боялась, что наступит на них, и, подобрав подол туники, ступала осторожно.
Возле треножника окруженного пеплом жертвоприношений и курений, сидела на камне женщина: совершенно белые пряди волос, невидящие глаза. Лицо – странно-чуткое и в то же время погруженное в себя, отрешенное, будто заходящий за горы месяц. Женщины почтительно остановились перед ней. Среди них – Адрастея, год назад выбранная главной жрицей Иолка, жена двоюродного брата Ясона, – она сказала пророчице:
– Мы привели тебе новую служительницу – поклонницу нашей Богини.
– Подведите ее, – иссохшими губами шевельнула провидица, произнося слова.
Медея подошла к ней. Женщины затаили дыхание. Сладкозвучный шум волн наполнял тишину пещеры. Слепая чутко ощупала лицо и руки Медеи.
Близко смотреть на провидицу было все равно, что смотреть в лицо старой мудрой змеи; она напоминала Медее бабушку Анхи, и охваченная доверием и приязнью, она без боязни ощущала на себе касания чужих пальцев. Пророчица приложила ладони к ее щекам, задержала пальцы на подбородке и на плечах; потом опустила руки на колени и, еще некоторое время сидела молча, будто всматривалась невидящими глазами в Медею. Наконец, произнесла громким шепотом, словно дивясь:
– Велика твоя сила, дочь Великой Матери! Воистину, ты идешь по земле, как острый плуг…
Отныне слепая Дита стала наставницей Медеи, как и других молодых женщин Иолка. Все местные жители уверяли, что еще на памяти их родителей, Дита жила здесь и уже тогда была столь же старой. Они верили, что, Рожденная Змеей, она вновь станет ею после своей смерти.
Несмотря на суровое зимнее время Дита нередко выходила из пещеры и бродила по берегам залива и окрестным холмам. Она наощупь и по запаху знала все растения, все их свойства, предсказывала людям погоду и успехи тех или иных дел.
В ночь новолуния Медея прошла простой и суровый обряд Посвящения, и женщины Иолка приняли ее в свой тайный круг. Теперь она принимала участие во всех их служениях Богине. Днем на лесной поляне, или ночами вокруг пылающих костров – собирались они на радостные праздники служения Богине. В длящихся часами танцах демонстрировали свою силу и красоту. Танцуя, женщины раскидывали руки, раскачивали бедрами, и в ритме раскачивания возгласы тоски и радости рвались с их губ, как песни!..
Весной царь снова отправил племянника в западные города Хеттии – продать товары и купить новые. Снова Ясон и Медея были вместе на корабле. В середине лета они вернулись, и Пелий послал племянника с посланием к царю Ливии – на северном побережье Африки, рядом с Египтом, расположено это царство. Медея на последнем месяце беременности осталась в Иолке.
Перед отплытием Ясон поднялся в горы повидать мать. Она вышла из хижины, вытирая руки: делала сыр. В потрепанном хитоне из некрашеной шерсти, в грязной овечьей шкуре накинутой на плечи, грудь и спину. Черные волосы, длинные и прямые, как конский хвост, небрежно связаны выцветшей, рваной лентой. Но в этом наряде она выступала, будто с царским венцом на голове. Ни одна знатная горожанка не сравнялась бы с ней! Синие глаза смотрели прямо и пристально. В волосах появились редкие белые пряди, но лицо сияет неувядающей гордой красотой. Обняла и расцеловала Ясона.
– Будь здоров, мой сын!
Он сказал, что пришел проститься: завтра уплывает в Ливию. Она внимательно всматривалась в сына. Глаза их похожи, но взгляд матери – тверже. Словно для невольной защиты она положила руку ему на плечо.
– Плыви, Ясон. Да будет удачным твое плавание!
Они сели возле хижины на траву. Ясон стал рассказывать о делах в городе. Неподалеку от хижин два раба пасли стадо овец и коз. Вокруг – горная свежесть и чистота воздуха, синие и зеленые горы подпирают небо своими вершинами. Ясон чувствовал, как ему хорошо и привольно здесь. Даже дышалось глубже.
Прощаясь с ним, мать сказала:
– Пусть Медея приходит, поживет у меня, я и Харета поможем ей в родах.
В Иолке Ясон передал Медее приглашение матери и добавил:
– Если хочешь, вызови мою мать сюда в город. Она во всем опытная и поможет тебе. Или прими помощь от наших городских родственниц.
На последнее предложение Медея улыбнулась уголком своих темно-красных губ – она терпеть не могла родственников Ясона по отцу; откинув со лба на спину каштановые волосы, забралась к Ясону на колени и, обвив руками его стройную шею, пообещала:
– Когда я стану большой колдуньей, я превращу всех здешних горожанок в лягушек – пусть квакают для моего удовольствия в болоте за городом!
– О да! Ты не выносишь их!
На следующее утро Ясон уплыл выполнять царское поручение.
Через два месяца наступило время родов. Выгнав всех из дома и оставшись одна, Медея разделась и распустила волосы, во тьме комнаты улеглась на травяную постель на полу. Изо всех сил стискивала в руках старую деревянную статуэтку, привезенную с родины. Стертые временем на ней едва различимы женские формы.
Страдая в родах, корчась и извиваясь, вспоминала женщин, беснующихся весенней ночью на праздниках любви, и думала: «К чему рожать, если через несколько десятилетий выросшее дитя все равно умрет?..»
…Она погрузила новорожденного сына в чан с водой и вином, и обмыла его. Со счастьем освобождения и с радостью вглядывалась в полутьме в народившегося из нее человечка; с бьющимся сердцем прижала к своей горячей щеке мягкую, свежую щечку кривящегося в плаче личика…
После рождения сына Медея продолжала часто плавать на корабле с Ясоном – ему большая поддержка от ее уверенности и силы, – а дома активно участвовала в женских обрядах.
Летние празднества соединения с Богиней и Богом. И еще более неистовые ночные таинства – они дают силу и смысл жизни, безвозвратно изменяют душу и тело. Идущие из дебрей тысячелетий древние, сжигающие и возрождающие душу экстазы освобождения. Ни один человек из непосвященных – мужчина или женщина – случайно или непреднамеренно не мог появиться возле диких ночных сборищ; немедленная мучительная смерть ждала его – женщины-менады в бешенстве набрасывались на попадавшихся на их пути людей и животных и раздирали их в клочья. В женщинах бушевала разрушающая и зачинающая сила жизни, они становились ее олицетворением.
В сиянии луны они бегали с факелами по полянам и горам, вдыхали дым положенных на угли семян дурмана, жевали листья вороньего глаза и плюща. Впадая в неистовство, женщины срывали с себя одежды, бросались в дикие танцы; их хриплые и звенящие крики метались, словно языки огня; сильные тела гнулись, будто натянутые луки; они извивались всем телом, как в мучительной смертельной агонии. В экстазе священного безумия их силы – неистощимы, неиссякаемы. Освобождение и неистовое слияние со всем окружающим миром.
